Штрафники успели преодолеть около двух сотен метров, когда вдруг впереди раздалось отрывистое гулкое «та-та-та». Это вступил в дело пулемет Баклина.

Вскоре и остальные, нагнав пулеметчика, наткнулись на остатки группы Затонского. Бойцы, израсходовавшие последние патроны и гранаты, уже готовились к последней, смертельной схватке. Кто-то, залегший ближе к каналу, теперь отползал по изрешеченной вражескими пулями и взрывами гранат земле, под защиту спасительных очередей Баклина.

– Братушки!.. Вернулись!.. А мы уж не надеялись!.. – с благодарным восторгом выкрикивал кто-то.

– Надежда… умирает… последней… – хрипло, но громко говорил себе под нос Липатов, стреляя одиночными и выделяя каждое слово клацаньем передергиваемого затвора трофейной немецкой винтовки.

После оклика Аникина он тут же покинул свою позицию неподалеку от Баклина. По команде Андрея Липатыч и Затонский равномерно распределили людей вдоль линии обороны. Солдаты залегли редкой продольной цепью, вытянувшись насколько возможно в сторону канала.

Каданцеву Аникин не приказывал, но тот добровольно вызвался оповестить подкрепление о распределении трофейных боеприпасов и гранат среди оборонявшихся.

Немцы, обозленные появившимся вдруг у противника пулеметом, принялись отвечать огнем с удесятеренной силой. Всю полосу обороны, отсекавшую подступы от канала к границам фольварка, накрыл звуковой вал оглушительного треска и шума нескончаемой стрельбы.

Предрассветный воздух исчеркали светящиеся пунктиры трассеров. Немцы были настолько уверены, что враг израсходовал свои боеприпасы, что даже не боялись обнаружения своих огневых точек и сколько-нибудь серьезного отпора.

На это и сделал основной расчет Аникин. По его приказу патроны должны были расходоваться со строжайшей экономией, только наверняка, по «засветившемуся» использованием трассирующих пуль врагу. Отдельное распоряжение Андрей дал по гранатам. Предвидя ухудшение событий, он запретил использовать имевшиеся в наличии гранаты и «фаустпатроны» без отдельного приказа.

Приказ, касавшийся экономии патронов, был адресован в первую очередь Баклину, «дегтярь» которого оставался самой мощной огневой единицей взвода. Танкист-пулеметчик тут же взял аникинский приказ на вооружение. Он оказался на редкость юрким и подвижным и в такой же степени сообразительным. Все время переползая, Баклин во время своих перемещений засекал будущую цель. На миг застыв на месте, он выпускал по цели короткое «та-та» и тут же снова менял позицию.

Такая тактика тут же дала свои результаты. Накал вражеского огня, поначалу слишком плотной стеной встававший со стороны канала, не давая поднять голову, стал реже, сник и утих, хотя и не потерял своей интенсивности. На точность стрельбы повлияла и заря, все настойчивее делавшая прорехи в непроглядно-черном пологе ночи.