До последнего никто в подразделении всерьез не верил, что русские пойдут на штурм Зеелова. Высоты действительно были сверхцелью, воротами, которые открывали путь на Берлин. Но атаковать эти ворота в лоб, здесь, в пойме Одера, было бы самоубийством.

На эти темы любил порассуждать Люстиг в короткие минуты отдыха, когда они хлебали из котелков горячий суп-концентрат, заедая его черным солдатским хлебом, или после отбоя. Он начинал изображать из себя стратега из генштаба, цепляя в разговор баварца Фромма или унтерфельдфебеля, если Хорст оказывался поблизости.

Люстиг начинал развивать тему о том, что на самом деле их подразделению чертовски повезло, как и всему батальону и всем, кто окапывался в полосе вокруг Зеелова. Русские просто не посмеют сунуться на отвесные, неприступные склоны высот. Они нанесут решающий удар или южнее, или севернее. Для Люстига все это было такой же истиной, как дважды два четыре.

Хорст на доводы гефрайтера бурчал, что единственное, что он усвоил на Восточном фронте, это тот факт, что, если у немца умножение два на два дает «четыре», то у русского те же действия в итоге дают «пять». По мнению Хорста, русские однозначно полезут штурмовать Зееловские высоты как раз по той простой причине, что эти высоты считаются неприступными. «К лобовым атакам им не привыкать… Их генералы будут гнать своих подчиненных напролом…» – сокрушался унтерфельдфебель своим хриплым прокуренным голосом.

Покачав головой, он добавлял:

– Русские научились воевать, но пить они меньше не стали, а значит, штрафников у них не убавилось.

Херминг слова о штрафниках не понял и попросил унтера разъяснить, что тот имел в виду. Хорст только хмыкал в ответ и прекращал разговор с выражением лица, ясно говорившем: что, мол, сосунку объяснять, в бою сам поймет…

До разъяснений туманных слов унтера неопытным солдатам уже позже снисходил все тот же Люстиг, который принимался растолковывать Хермингу, что, по данным разведки, «иваны» стянули на передовую неимоверное количество штрафных подразделений и что именно их русские бросят в атаку в первую очередь.

Люстиг, обнаружив благодарных слушателей, входил в раж. Видя, как округляются глаза у Херминга и Венгера, он нагонял страху еще больше, надрывным голосом повествуя о том, что нет никого ужаснее русских штрафников, когда они идут в атаку, и как они кусают и рвут врага зубами на части в рукопашной, потому что им не выдают оружия перед атакой и они вынуждены добывать себе оружие в бою.