Под шквальным огнем противника через полуоткрытый люк на башне Аникин умудрился провести короткое совещание с лейтенантом Иверзевым, командиром «тридцатьчетверки». Лейтенант поначалу попросту не поверил, что их сползание по круче Зееловского склона заклинила неразорвавшаяся авиабомба.

– Иди ты… Как киты, говоришь… – с совершенно стоическим спокойствием, как бы рассуждая, проговорил танкист. – Похоже на БрАБ… И как это мы ее не заметили? Глубоко в землю вошла… Видать, с хорошей высоты летуны-бомбардировщики ее спихнули…

Лейтенант характерным движением пальца сбил пушинку с воротника своего комбинезона.

Предложенную экипажу идею покинуть «тридцатьчетверку» вследствие серьезной опасности взрыва хвостатого чудища лейтенант поднял на смех.

– Ты это… старлей… командуй там, на земле, своими архаровцами… – довольно бесцеремонно, но с добродушной усмешкой ответил танкист Иверзев. – А мы тут с железяками разными сами разберемся…

С этими словами лейтенант прикрыл люк, едва не задев замком Аникина по лицу. Тот, сплюнув, махнул рукой и спрыгнул обратно на землю.

– Ну что? – с любопытством спросил взводного Кокошилов, прижимаясь к танковой броне, провонявшей гарью и копотью дизельного выхлопа.

Андрей снова отмахнулся и в сердцах произнес:

– Что с ними говорить?.. Задраились в своей посудине и плевать они хотели, что у них под задницей сто кэ-гэ чистого тротила…

– Я давно заметил, товарищ командир… – согласно закивал Кокошилов. – Тесная конура собственного танка для них – самое райское место на всем белом свете. Гореть в нем будет, а все равно его оттуда не вытянешь… И как они там могут так долго находиться, в тесноте такой… Я бы в жизни не смог в тесноте такой и в грохоте высидеть. Доводилось, знаете ли, в карцере сиживать. Или на пересылке, набьют народу в тесную камеру – что селедки в бочку… На пять шконок – по тридцать человек. В четыре смены спали… Ну, это те, которые из мужиков, а которые… Но туда ж не добровольно отправляют. Это еще заслужить нужно. А тут по своей воле… Да уж, эти, которые в башне – они совсем безбашенные…

– Ладно, оставь их в покое… Сравнил свой карцер с боевой машиной… – зло проговорил Аникин. – О своей башне беспокойся и думай, как вину свою искупить…

– Так я и беспокоюсь… – с непоказной тревогой проговорил Кокошилов. – Они же сейчас если тронутся, поедут, и бомба эта чертова если рванет, так нам всем кранты придут. Тут, я думаю, тротила этого на полвысоты хватит… Вот и придет тогда моему искуплению последний конец…

– Да, Кокошилов… – покачал головой Аникин. – Танкистом быть – это явно не для тебя…

– Вот и я о том же говорю, товарищ командир… – обрадованно подхватил мысль командира Кокошилов. – Не для меня это. Мне простор нужен, чтоб небо над головой, чтоб земля вокруг, чтоб воздух…

– Ага… – вздохнул Аникин, оглядываясь по сторонам, а потом – в сторону высоты. – Вон для тебя земли сколько – целая высота. Бери не хочу… А только хочешь – не хочешь, а брать придется…