Прямой эффект ночной атаки штрафников второго и третьего взводов тут же почувствовали на себе аникинцы. Напор наступления фашистов со стороны площади моментально стих.

– Слышите, товарищ старший лейтенант? – полушепотом проговорил Липатов, на секунду застыв возле угла обугленного подоконника, развороченного «фаустпатроном» до кирпичного мяса.

В резко поредевшей плотности винтовочных выстрелов с той стороны площади раздавались истошные, хлесткие, словно щелканье кнутов, выкрики.

– Похоже на команды командиров… – вслух предположил Аникин.

Неясные силуэты, подстегиваемые кнутами команд, стали пятиться, отползая и отходя в дальний полумрак, в котором белесым пятном выделялась тумба, обклеенная афишами и листовками.

Аникин оказался прав. Вражеские командиры стали отводить своих солдат с площади и перемещать свои подразделения с этого участка в квартал, располагавшийся по соседству, именно туда, где полыхал объятый пламенем дом и бойцы Настасенко и Мартынова успешно оттесняли врага от набережной в глубь района. Уже не в первый раз Андрей убеждался, что действовали фашисты очень согласованно, даже в условиях ночного боя в черте плотных застроек городских жилых кварталов. Как правило, достигалось это благодаря тотальному обеспечению радиостанциями даже небольших подразделений и групп. В этом пункте штрафники, особенно во время форсирования канала и в первую ночь обороны плацдарма, всерьез проигрывали врагу. Положение изменилось лишь наутро, когда через укрепленный саперами мост вместе с несколькими артиллерийскими расчетами ЗИСов на южный берег переправились радисты стрелкового полка и артдивизиона. Они должны были войти в состав штурмовых групп, которые создавались на основе трех взводов штрафной роты, с приданными им бойцами противотанкового взвода стрелкового батальона и артиллерийскими расчетами 45– и 76-миллиметровых орудий.