Мощнейший огневой налет крушил позиции немецких минометчиков, фашистских стрелков на южных подступах к мосту Мольтке и в примыкающих к «дому Гиммлера» зданиях. Само здание МВД огонь работавших с закрытых позиций орудий и минометов обходил. Боялись накрыть своих. По данным радистов, бойцы штурмового отряда по-прежнему удерживали нижние этажи «дома Гиммлера».

Артиллерийские расчеты, рассчитывая огневые цели, в точности следовали информации, полученной в течение ночи по радиосвязи, которая была установлена с штурмовыми группами советских войск, ведущими упорные бои на южном берегу.

Немцы, собравшие в кулак контратаки значительные силы, ударив сразу с нескольких направлений – из «Тиргартена», развивая наступление по Кениг-плац и вдоль набережной Шпрее, а также по улице Мольтке Младшего со стороны швейцарского посольства, – едва не опрокинули советских солдат в Шпрее.

Особенно досаждали мощные зенитные орудия, рассредоточенные фашистами на позициях вдоль Рейхстага и совсем близко от Шпрее, возле Кроль-оперы. Огонь 88-миллиметровых зениток сеял вокруг сотни осколков, вздымая целые тучи пламени и дыма.

Одну за другой фашисты предпринимали нескончаемые попытки выдавить наши подразделения обратно на мост, а затем – на северный берег. Но штурмовые группы забаррикадировались на нижних, отбитых у врага этажах здания МВД и держали круговую оборону, со всех сторон отбиваясь от гитлеровцев, наседавших не только с улицы, но и от эсэсовцев, засевших на верхних этажах «дома Гиммлера». Вдохновленные контратакой немецких войск, они отчаянно пытались атаковать с верхних этажей.

Одновременно, словно по сигналу, застучали на южном берегу пулеметы. К ним стремительно, пригоршнями шумных звуков добавлялась трескотня все новых и новых единиц стрелкового оружия.

Единица к единице, как стальная крупа, в молоко утреннего тумана ссыпалась грохочущая какофоническая сумма десятков и сотен винтовок, автоматов и пулеметов. На южном берегу Шпрее снова вовсю разгорелся бой, и, значит, с минуты на минуту можно было ожидать сигнала «В атаку!».

Предутренняя сырость все не проходила. Верхние расслаивающиеся своды туманного молока, разбавленные буро-серыми и черными султанами дыма и гари, стали едва светлеть, обозначая начало нового дня. Плотная пелена не становилась прозрачней и реже, что наполняло Андрея нескрываемой радостью.

– Слышь, Андреич, может, прибережет нас боженька, не разгонит туман-то?.. – с надеждой проговорил неотступно следовавший за командиром Липатов.

– Вот и я о том же… – потирая свою только что гладко выбритую щеку, задумчиво ответил Аникин.

Из состояния задумчивости и всегда глупого, но неизбывного состояния ожидания и тревоги его вывел немного растерянный возглас:

– Ракеты!!!

Ракеты!.. Букет кроваво-красных огней, мутно вспыхнувших в грязном молоке, с трудом двигался, продираясь сквозь густую пелену тумана. Как они опадали, уже никто не видел.

Взвод сосредоточенно бежал к набережной. Молча, стараясь не нарушать тишину наступления, по двое, по трое тащили к кромке гранитного берега свои зыбкие сооружения, которые были призваны перенести их тела и их жизни через кипящую Шпрее на тот берег.