— Через неделю Лагодинский дает мне краткосрочный отпуск, чтобы съездить в Грозный и навестить родных. Советует взять с собой Владимира с Асланбеком и парашютистов, выделяет нам машину. Мы не опасаемся, что пленные убегут — это глупо. Они очень хотят побывать в городе, но просят выдать всем нормальную одежду: немыслимо ехать в фашистской форме — горожане их разорвут.

— «Нормальная» — это какая? — уточняю я. — Четыре гражданских костюма, да еще подходящих размеров, взять неоткуда. Но зато у нашего каптенармуса есть новенькие комплекты хэбэ.

Притаскиваю со склада четыре комплекта красноармейской формы, естественно, без знаков различия.

Ростоцкий надевает русскую форму с удовольствием, даже вертится перед зеркалом. Димпер-Шаламов одевается привычно, он ведь начинал службу в нашей армии.

Даже Пауль уже особых фокусов не выкидывает. Только скроил гнусную рожу перед зеркалом и показал тельмановское приветствие «Рот Фронт». Гюнтер хотел дать ему по шее, но шутник увернулся и спрятался за мою спину.

Ну, вот все готовы. Переоделись, такое впечатление, будто «сбросили лягушачью шкурку», как в сказке, и стали людьми. Сжечь бы эту самую шкурку, но даже в сказке волевые методы до добра не довели.

Час езды по разбитой горной дороге, еще полчаса по равнине, и наша полуторка подъезжает к окраине города. Всюду видны следы ужасного пожара.

Вспоминаю свои впечатления о первом массированном налете немецкой авиации на Грозный.

Около пяти вечера заревел сигнал воздушной тревоги, затем мы услышали натужный гул моторов. С юга-запада, под углом к Старопромысловскому шоссе, подходили несколько десятков бомбардировщиков «Юнкерсов» и «Мессершмиттов» — истребителей прикрытия. Захлопали выстрелы наших зениток, но все же большей части вражеских самолетов удалось прорваться к окраине города. На подходе к цели они разделились. Первая пара сначала круто взмыла вверх, а затем начала пикировать на заводские корпуса, следом за ней маневр повторили остальные. От их брюха отделились черные точки авиабомб.

Нефтяные промыслы превратились в море огня. Горело все: огромные открытые хранилища с сырой нефтью, цеха, мастерские, склады и даже сама земля, годами впитывавшая нефтепродукты. С адским грохотом взрывались многотонные резервуары с бензином и керосином. Это случилось около пяти часов вечера, то есть во время пересменки. Я думаю, время было выбрано не случайно, ведь именно в этот час на заводе сосредоточивается максимальное число рабочих, поэтому число жертв бомбардировки резко возросло.

С севера появились наши истребители, их было меньше, чем немцев, но сталинские соколы отважно вступили в бой. Несколько вражеских самолетов были подбиты и врезались в землю. Нервы у их оставшихся в живых коллег не выдержали, они спешно сбросили оставшиеся бомбы куда придется и ретировались восвояси. Благодаря отваге наших летчиков и зенитчиков часть германских стервятников не вернулась на свой аэродром.

Огонь тушили все: и городские пожарные команды, и воинские части. Но унять разбушевавшуюся стихию было невозможно. Густой черный дым окутал город, закрыв солнце, его шлейф достиг даже Гудермеса, находившегося в 40 км от Грозного. Огонь погас только через несколько дней.

Наша машина ехала по свежему пожарищу, выглядевшему как картины Дантова ада. Вокруг громоздились взорванные нефтебаки, исковерканные, выгнутые невообразимой силой в жарком пламени металлоконструкции, в воздухе витал неистребимый запах гари, даже почва была покрыта остекленевшей от высокой температуры коркой. Пустыми глазницами окон глядели почерневшие от копоти полуразрушенные корпуса зданий. Черными обгоревшими скелетами стояли вдоль дороги деревья.

Ребята были потрясены масштабами разрушений. Всем троим Грозный почти родной. Пауль и Алеша провели здесь детство, а Крис юность. Все трое помнят красивейший южный город, утопающий в зелени садов. А что с ним стало после налетов фашистской авиации! Пусть ощутят свою вину, возможно, их донесения тоже наводили самолеты на цели.

— Не ваши ли донесения наводили самолеты на цель? — обвиняющим тоном говорит Чермоев.

— Никаких донесений не нужно было. Цели назначали по воздушным фотографиям даже для ночных бомбардировок. Грозный бомбили днем, — пытается оправдаться Гюнтер.