— «Юнкерс» взлетел, и у меня словно камень с души упал: все-таки это была очень рискованная операция, малейшая случайность могла все погубить. Но полковник, с санкции самого Берии, пошел ва-банк и не ошибся: все прошло без сучка без задоринки! Самым слабым звеном, конечно, было участие во встрече самолета пленных вражеских десантников, но они были подвергнуты настолько мощному физическому и психическому прессингу, что ни у кого из них даже мысли не возникло о сопротивлении.

Впрочем, даже в случае перестрелки с немецким экипажем НКВД не остался бы в проигрыше — нами был бы захвачен вражеский самолет, полный оружия и взрывчатки, а также один из офицеров абвера. У хитроумного Лагодинского даже для этого случая была отговорка для абвера заготовлена: ведь если самолет не вернулся, то свидетелей все равно нет, и можно попытаться радировать о трагической случайности при посадке (например, шасси в яму попало или на пенек какой наткнулись). Конечно, немцы наверняка бы выслали для проверки самолет-разведчик, хотя и эту проблему мы постарались как-нибудь решить.

Но, слава богу, все прошло по наилучшему варианту — экипаж уверен, что груз доставлен по назначению, майор абвера и капитан люфтваффе своими глазами видели повстанцев, их главаря и десантников, которых они лично знают в лицо. Переговоры были проведены, нужные договоренности достигну ты: теперь германское командование уверено, что в тылу Красной Армии немецкие агенты успешно формируют пятую колонну, готовую в нужный момент ударить в спину Советам.

Под наблюдением Петрова Гроне закидывает на дерево антенну и разворачивает рацию, в абвер летит доклад о благополучном прибытии груза и успешном взлете самолета. Радостный Петров чуть ли не обнимает радиста и грубовато-ласково треплет его по волосам. Я тоже в приподнято-счастливом настроении, пытаюсь разговорить Пауля, но он отвечает неохотно и невпопад, и я оставляю свои попытки.

Тем временем из-под деревьев выкатывают спрятанные полуторки, красноармейцы быстро закидывают в кузов ящики, но пускаться в обратный путь ночью опасно, дороги в темноте не видно, а ехать предстоит по извилистому горному серпантину. Поэтому решено дождаться рассвета, а пока майор Петров разрешает всем отдохнуть.

Красноармейцы устраиваются спать в копнах заготовленного колхозниками сена, я тоже облюбовал одну из копешек. Перед сном по приказу Чермоева вновь связываю пленному руки и ноги, Гроне глядит на меня жалобными глазами и просит не затягивать слишком туго. Ложимся рядом, поглубже зарываясь в мягкое сено: ночи в горах холодные, вон Пауль весь дрожит от холода. Накрываю его полой своей плащ-палатки, он прижимается ко мне поближе, и вскоре, пригревшись, засыпает. Под его мерное сопение сон одолевает и меня.