— После боя опьяневшие от пролитой крови абреки жестоко добивали раненых красноармейцев. Ну вы же знаете, ЧТО они сделали в Шатили! Нервы Кристиана не выдержали ужаса, творящегося на наших глазах, а тут еще оберштурмфюрер приказал нам «помочь» бандитам.

— Ах, вот как? И…

— У рядового Димпера случилась истерика. Шмеккер успокаивал его.

— Как успокаивал?

— А так. Дал пару раз по морде и сказал: «Du bist ein deutscher Soldat, du bist kein kleines Mädchen! (Ты немецкий солдат, а не сопливая девчонка!)

— Ценный педагогический прием!

Гюнтер схватил его за руку и заявил: «Вы не смеете бить Криса именно потому, что он немецкий солдат. И не смеете отдавать нам подобные преступные приказы. Мы посланы сюда не заниматься разбоем, а честно воевать. И вы никогда больше не поднимете руку ни на одного из моих друзей!»

— Да я просто расстреляю всю вашу четверку за коммунистическую пропаганду! — завелся эсэсман.

— Валяйте, расстреливайте! А мосты ваши неграмотные абреки сами взрывать будут?! За рацию Абдулла сядет?! Как вы с ними вообще без переводчиков разговаривать будете?!

— Однако! Бунт на корабле, — покачал головой полковник. — Вас спасло только то, что вы пока необходимы оберштурмфюреру. Но я думаю, он мстительный человек и выполнит свою угрозу, как только вы вернетесь в центр. Трибунал вам обеспечен. Если я правильно понял, эсэсовцев осталось всего двое, вас четверо. Почему вы позволяете им издеваться над собой?!

— Да мы с эсэсманами тогда чуть не перестреляли друг друга! Если бы можно было, мы оторвались бы от банды и до конца войны укрывались бы в горах, никого не трогая. Тем более что Алекс и Крис практически местные, а Гюнтер в горах как дома. Но это считается дезертирством, за это гестапо обрушит репрессии на наши семьи в Германии.

— А чем бы питались? Грабили местное население? — усмехается Лев Давидович.

— Зря вы так о нас думаете. Мы солдаты, а не разбойники. Охотились бы, рыбу ловили, в горах грибов-орехов-ягод полно.