Через несколько дней прибыли первые строители, начались работы по обмерам в разметке, а старший мастер закрылся со мной в главной мастерской, которую наскоро сколотили прямо на месте.

Искусный строитель и механик Треморин, обучавший меня когда-то в Бретани тайнам своего ремесла, уже несколько лет как умер. Главным механиком у Артура был теперь Дервен, с которым мы познакомились еще при Амброзии, во время перестройки Каэрлеона. Был он рыжебород и краснолиц, однако нрав имел совсем не в масть: он был молчалив до угрюмости и, если на него чересчур нажимать, мог выказать упрямство чисто ослиное. Но я знал его как многоопытного и умелого строителя, отличавшегося притом еще талантом управлять людьми: под его началом все работали споро и охотно. К тому же он и сам владел всеми строительными ремеслами и не гнушался при случае закатать рукава и выполнить, если требовалось срочно, любую тяжелую работу. Меня он признавал над собой, не ропща. Он относился к моему искусству с самым лестным для меня почтением. И заслужил я его почтение не на строительстве Каэрлеона или Сегонтиума – эти крепости были отстроены по римскому плану, для чего не требовалось от строителей особого таланта; но Дервен служил подмастерьем в Ирландии, когда я переправлял через море огромный король-камень, что стоял на горе Киллар, а потом работал в Эймсбери, где был восстановлен Хоровод Великанов. Так что мы с ним вполне ладили и ценили мастерство друг друга.

Опасение Артура о неладах на севере сбылось, и в начале марта он уже отправился туда. Но перед тем, зимой, мы втроем с ним и с Дервеном немало часов провели над планами будущей крепости. Уступив моим убеждениям и пылу Артура, Дервен в конце концов принял мой план перестройки Каэр Кэмела. Скорость и надежность – вот то, чего я добивался. Я хотел, чтобы крепость была готова к тому времени, когда завершится Артуров поход на север, но хотел я и того, чтобы она осталась стоять на века. Ее размеры и мощь укреплений должны были соответствовать его величию.

Размеры, впрочем, были заданы, так как плоская вершка холма была огромна, не менее восьми акров площадью. Но вот что до мощи... Я распорядился переписать все строительные материалы, имеющиеся на месте, и постарался проследить под руинами прежнюю планировку укреплений, римскую кладку, повторяющую рисунок более ранних кельтских сооружений: валов и рвов. Но, готовя планы новых работ, я держал в уме и крепости, которые доводилось мне видеть в путешествиях по чужим краям, цитадели, возведенные в таких же диких местах на таких же трудных участках. Строить здесь по римскому плану – это была бы задача исключительно трудная, а пожалуй что и невозможная: даже если бы Дервеновы каменщики владели римскими секретами, при таких колоссальных размерах применить их было немыслимо. Но каменщики все отлично умели класть стены на здешний лад – сухой кладкой, и на месте было много тесаного камня, да и каменоломня под рукой. Поблизости имелась дубравы, и лесопильные дворы между Каэр Кэмелом и озером всю зиму простояли забитые заготовленной древесиной. Все это определило мой окончательный план.

Что он был выполнен на славу, теперь всякий может убедиться. Крутые, перерезанные рвами склоны холма, который зовется теперь Камелот, стоят, увенчанные массивными стенами из камня и бревен. За зубцами стен и над воротами ходят дозорные. К северный воротам меж высоких откосов, петляя, подходит торговый большак, а к воротам в юго-восточном углу, за которыми закрепилось название Королевских, подымается в лоб военная дорога, по ней скатываются без заминки быстрые боевые колесницы и мчатся галопом целые шеренги всадников.

За этими стенами, по-прежнему исправными в нынешнне мирные времена, как и в бурные годы, для которых я их предназначал, вырос целый город, блестя на солнце позолотой и пестрея флажками среди свежей зелени садов и рощ. По каменным террасам прогуливаются дамы в богатых нарядах, среди деревьев резвятся ребятишки. Улицы полны простым народом, звенят смехом и разговорами, на рыночной площади идет шумный торг, проносятся, дробно стуча копытами, быстроногие, гладкие Артуровы кони, слышатся звонкие молодые голоса и благовест церковных колоколов. Город Камелот разбогател на мирной торговле и расцвел, украшенный мирными искусствами. И дивный вид его знаком ныне путешественникам со всех четырех сторон света.

Но тогда, на голой вершине холма, среди остатков давно разрушенных зданий, он был не более чем мечта, рожденная жестокой военной необходимостью. Начинать, понятно, надо было с наружных стен, и для них я намеревался использовать валяющиеся кругом обломки: черепки римских отопительных труб, плиты мостовых и даже щебень, которым римляне засыпали фундаменты своих построек и подстилали проложенные в крепости дороги. Из всего этого мы сделали насыпь, которая подпирает наружные стены, а по ней за крепостными зубцами проходит широкая галерея. С внешней стороны стены крепости отвесно поднимаются над обрывистыми склонами холма, будто корона на голове у короля. Деревья на склонах мы все срубили и проложили рвы, так что получились крутые скальные ступени, увенчанные сверху неприступной стеной. Класть стены решено было из туфовых плит, которых было много на месте бывшей крепости, не считая тех, что заготовляли наново каменотесы Мельваса и наши. А сверху во всю длину стен я решил сделать массивные бревенчатые навершья, укрепленные на вбитых во внутреннюю насыпь столбах. К воротам подойдут дороги, заглубленные между каменными откосами, а сами ворота будут устроены как туннели в стене, и над ними, не прерываясь, протянется верхняя галерея. Эти туннели должны быть достаточно высоки и широки, чтобы пропустить любую повозку или колесницу, или трех всадников в ряд, а тяжелые створки ворот будут отводиться назад и прилегать вплотную к дубовым бокам туннелей. Но чтобы получить необходимую высоту, придется еще более заглубить колеи.

Все это и еще многое другое я должен был втолковать Дервену. Он слушал поначалу недоверчиво и только из уважения ко мне, я чувствовал, не уперся сразу, как мул, и не отказался бесповоротно выполнять мои предначертания, и прежде всего касательно устройства ворот: ничего подобного он в жизни не слыхивал, а строители и механики, вполне естественно, предпочитают действовать в согласии с проверенными образцами, особенно в делах войны и обороны. Сначала он никак не мог взять в толк, чем плохи ворота старого образца – две башенки и будки для стражи. Но со временем, просидев много часов над моими планами и перечнями имеющихся на месте строительных материалов, он постепенно стал склоняться на сторону задуманного мною сочетания камня с деревом и даже, можно сказать, загорелся. Он слишком любил свое дело, чтобы оставаться равнодушным к новшествам, тем более что в случае неудачи спрос будет не с него, а с меня.

Впрочем, какой уж тут спрос. Артур принимал самое горячее участие в обсуждениях, хотя он однажды заметил, когда по какому-то специальному вопросу мы обратились к его мнению, что он лично знает свое дело, а мы, как он надеется, знаем свое, замысел нам ясен, вот и надо приступать к работе. Пусть мы только возведем эту крепость (заключил он с потрясающей, хотя и неосознанной, самоуверенностью), а уж он сумеет ее отстоять.

С приходом ранней весны установилась ясная погода, и Дервен горячо и скоро взялся за работу уже на месте – и в первый же день к закату, когда старый пастух сзывал своих коров на вечернюю дойку, были забиты колышки, начали рыть канавы, и быки, напрягаясь, уже волокли снизу первый тяжело груженный воз.

Каэр Кэмел возрождался к новой жизни. Ждали короля.

Он приехал теплым солнечным днем. Прискакал снизу от деревни на серой кобыле Амрей вместе с Бедуиром и своим названым братом Кеем в сопровождении дюжины конных командиров. Их теперь называли eguites, – или рыцари, Артур же называл их своими товарищами. Скакали все без доспехов, как на окоте. Артур спрыгнул с кобылы, бросил поводья Бедуиру и, пока остальные спешивались и пускали коней пастись, один взошел, обдуваемый ветром, по травянистому склону.

Увидев меня, он поднял приветственно руку, но шагу не прибавил. Остановился и перекинулся словом с каменщиками, занятыми на кладке наружной стены, прошел по доске через канаву, – землекопы, распрямляя спины, отвечали на его вопросы. Я видел, как один из них вытянутой рукой указал ему на что-то; он оглянулся, посмотрел, потом обвел глазами все вокруг и наконец зашагал дальше к срединному гребню, где были вырыты канавы под основание королевского дома. Отсюда вся крепость окажется перед ним как на ладони и откроет ему свои будущие очертания под сетью канав и фундаментов, под паутиной канатов и дощатых мостков.

Он медленно повернулся на месте, охватив взглядом весь широкий круг. Потом быстрыми шагами подошел туда, где стоял я с чертежами в руке.

– Да. – Вот все, что он сказал, но в голосе его звучало удовлетворение. А затем еще: – Когда?

– К зиме тут для тебя уже кое-что будет.

И снова его глаза обежали все кругом с выражением гордости и провидения, как будто это он, а не я королевской прорицатель. Я знал, что он сейчас видит вместе со мной готовые стены, гордые башни, весь этот летний золотой простор, замкнутый кольцом камня, дерева и железа, – свое первое создание. Но это был еще и взгляд воина, который получает в руки мощное оружие. Затем его глаза, сияющее высоким и пламенным довольством, обратились ко мне.

– Я велел тебе сотворить чудо, и я вижу, ты это исполнил. Я именно о таком чуде и говорил. Хотя ты, наверно, как мастер своего дела не считаешь чудом, что начертанное тобою по глине или даже просто задуманное в мыслях находит воплощение и начинает жить, ныне и на века?

– По-моему, всякий творец дивятся чуду творения. Дивлюсь и я.

– А как скоро продвинулись работы! Ты колдовал музыкой, как тогда, когда переносят Хоровод Великанов.

– Да, здесь то же чудо, что было и там. Ты можешь увидеть его своими глазами. Это – люди.

Быстрый взгляд на меня, и сразу же Артур посмотрел через изрытое широкое доле туда, где один подле другого, как в старой ремесленной слободе, работали под своими навесами плотники, кузнецы и каменщики и стоял дружный звон, стук и гомон. Артур устремил взгляд вдаль и одновременно словно бы себе в душу. И сказал тихим голосом:

– Я запомню. Видит бог, это должен помнить каждый полководец. Ведь и мы прибегаем к тому же чуду.

А потом, будто вернувшись ко мне:

– Ну а когда настудит зима?

– Когда наступит зима, будут готовы военные постройки внутри крепости и возведены все стены и башни, чтобы встретить неприятеля. Место для крепости здесь очень удачное. Позже, когда отойдут войны, останется время и пространство для других построек, для удобства, изящества к великолепия, достойных тебя и твоих побед. Мы построим тебе настоящее орлиное гнездо на высокой вершине – оплот для боевых действий во время войны и дом, чтобы растить детей, когда настанет мир.

В эту минуту он отвернулся от меня, чтобы помахать Бедуиру с товарищами – они уже снова сидели на конях, и Бедуир, по знаку Артура, повел к нему в поводу серую кобылу. Услышав мои последние слова, он резко обернулся ко мне, вздернув брови.

– Так ты знаешь? Как это я вообразил, что можно будет сохранить от тебя тайну?

– Тайну? Но я ничего не знаю. Какую тайну ты думал от меня сохранить?

– Да никакой. Разве это возможно? Я сказал бы тебе сразу, но вот это все было важнее... Хотя ей, конечно, неприятно было бы слышать, что я так говорю. – Я, верно, разинул рот от изумления. Он смотрел на меня смеющимися глазами. – Да-да, я, право, сожалею, Мерлин. Я собирался сказать тебе. Я женюсь. Ну не сердись, прошу тебя. В этом деле мне не было нужды в твоем руководстве.

– Я не сержусь. У меня нет на то права. Уж тут-то ты должен был решать сам. И я вижу, что ты решил. Я рад. Сговор уже состоялся?

– Нет, что ты. Я должен был сначала поговорить с тобой. Покуда я еще только обменялся письмами с королевой Игрейной. Предложение исходило от нее. Но прежде, как я понимаю, нужно будет провести разные переговоры. Только имей в виду, – во взоре его блеснула сталь, – решение мое окончательное. – Тут подъехал Бедуир, спешился и передал Артуру поводья серой кобылы. На мой вопросительный взгляд Артур ответил, кивнув: – Да, Бедуир знает.

– Тогда, может быть, ты скажешь мне, кто она?

– Ее отцом был Марч, вассал герцога Кадора Корнуэльского, убитый в сражении на Ирландском берегу. А мать умерла родами, и со смерти отца она росла под покровительством королевы Игрейны. Ты должен был ее видеть, только, наверно, не обратил внимания. Она была в свите королевы в Эймсбери и на коронации в Каэрлеоне тоже.

– Я ее помню. А имя ее мне называли? Запамятовал.

– Гвиневера.

В вышине пролетела, трепеща на солнце крылышками, болотная ржанка, и тень ее пробежала по траве между нами. Что-то тронуло струны моей памяти, что-то из прошлой жизни, когда меня еще не покинула моя сила и посещали грозные, ясные видения. По воспоминание ускользнуло. И тихое удовлетворение наполнило душу покоем, безмятежное, как гладкие воды озера.

– Ты что, Мерлин?

Голос его прозвучал робко, как голос мальчика, страшащегося упреков. Я поднял голову. Бедуир из-за плеча Артура тоже смотрел на меня с опаской.

– Ничего. Она прекрасна собой и носит красивое имя. Не сомневаюсь, что боги благословят этот брак, когда подойдет время.

Молодые лица просветлели. Бедуир сказал что-то веселое и насмешливое, потом выразил восхищение строительством, и вот уже они увлеклись разговором, забыв и думать о предстоящей женитьбе. Я увидел вдалеке у ворот Дервена, и мы двинулись туда, чтобы потолковать с ним. А потом Артур и Бедуир простились, вскочили в седла, и остальные всадники повернули и пустили коней вдогонку за королем напрямик по крутому склону.

Но далеко ускакать им не пришлось. Едва только маленькая кавалькада вынеслась на дорогу, как столкнулась нос к носу с Черничкой, Росинкой и их сестрами, медленно тащившимися в гору. Старый пастух, упрямый, как липучий подмаренник, по-прежнему цеплялся за свое право выпаса на вершине Каэр Кэмела и каждый божий день пригонял свое малочисленное стадо на ту часть холма, где еще не начались земляные работы.

Мне было видно, как серая кобыла осела на круп и приготовилась к прыжку. Коровы, лениво жуя, топали мимо, мотая выменем. Из-за их раздутых боков внезапно, как дымок из-под земли, явился старый пастух с посохом. Серая кобыла вскинула в воздух передние копыта. Артур повернул ее, она опустила копыта чуть не на спину вороному жеребчику Бедуира, тот рванулся и едва не налетел на Росинку. Бедуир расхохотался, но Кей в сердцах заорал:

– Эй, дай дорогу, старый дурень! Не видишь, что ли, что едет король ? Убирайся прочь со своими коровами. Им здесь больше нечего делать.

– У них тут дело, может, и поважнее твоего, молодой господин, – язвительно ответил старик. – Они питаются щедротами земли, которую вы и ваши дружки умеете только разорять! Так что это вы убирайтесь прочь со своими лошадьми и охотьтесь на угодьях Летней страны, а честных людей не замайте!

Кей никогда не умел обуздывать свой гнев, он даже промолчать, когда надо, был не способен. Он оттер Артурову кобылу и наклонил побагровевшее лицо к лицу старика.

– Ты что, олух, старый болван, или из ума выжил? Это не охота! Мы королевские боевые командиры, а это – сам король!

Артур возразил было со смехом:

– Да ладно тебе, Кей!

Но в это время старый оборотень очутился у него под локтем и заглянул ему в лицо подслеповатыми, тусклыми глазами.

– Король? Ну уж нет, вам меня не заморочить, лорды. Ведь он совсем юнец. А король – мужчина в летах. Да и время его еще не приспело. Он появится в летнее полнолуние. Видел я и его, и свиту его конных воинов. – Он взмахнул посохом, так что лошади снова вскинули в испуге головы. – Это вот они – боевые командиры? Юнцы – вот они кто! Королевские конники все в латах, с пиками высотой с тополь, и на шлемах хвосты развеваются, ну будто лошадиные. Я их всех видел, когда был тут один летней ночью. Так что короля я уж как-нибудь да узнаю.

Кей открыл было рот, но Артур остановил его, подняв руку. И спросил, словно был со стариком один на один в чистом поле:

– Отец, ты говоришь, король проезжает здесь летней ночью? Кто он? И что с ним за люди?

Такое обхождение, видно, тронуло старика. Он смягчился. Но, заметив меня, ткнул посохом в мою сторону:

– Вот ему я рассказывал. Все как есть. Человеком короля он назвался и говорил со мной ласково. Сказал, что придет король и позаботится о моих коровах и пастбища для них определит. – Он огляделся, только теперь заметив гладких коней и богатую упряжь, и пестрые одежды, и смеющиеся гордые лица молодых всадников. Тут голос его пресекся. Он снова зашамкал что-то неразборчивое. Артур вопросительно взглянул на меня.

– Ты понимаешь, о чем он?

– Это старая легенда, призрачный король с призрачной свитой, выезжающие летней ночью из могилы под холмом. Можно предположить, что она основана на предании о кельтских вождях или о римлянах, а может, и о тех, и о других. Тут нет причин тебе беспокоиться.

– Нет причин беспокоиться? – переспросил с сомнением один из всадников, помнится, это был Ламорак, храбрый, но нервный рыцарь, у которого в голове вечно были всякие предзнаменования, а сбруя его коня вся звенела талисманами и амулетами. – Призраки, а ты говоришь, не о чем беспокоиться.

– И он видел их своими глазами на этом самом месте, – заметил еще кто-то. Другие голоса подхватили:

– Пики и на шлемах конские хвосты? Да ведь это похоже на саксов!

А Ламорак, теребя кусок коралла на груди, воскликнул:

– Призраки мертвецов, убитых на этом месте и погребенных под этим самим холмом, на котором ты собрался возвести крепость и город! Артур, ты знал об этом?

На свете нет людей суевернее, чем солдаты. Ведь они всю жизнь живут бок о бок со смертью. Смех смолк, как канул, ясный день подернуло легкой оторопью, словно туча скрыла от нас приветливое солнце. Артур нахмурил брови. Он тоже был солдат, но он был еще и король и, подобно своему отцу королю Утеру, ограничивался делами этого мира. Он ответил с подчеркнутой бодростью:

– Ну и что с того? Покажи мне хоть одну старую крепость, которая не стояла бы на костях своих храбрых защитников. Разве мы дети, чтобы страшиться теней тех, кто пролил здесь кровь в прежние времена, обороняя от врагов эту землю! Если они до сих пор являются людям, то будут на вашей стороне, я уверен! – А потом вновь наклонился к пастуху: – Поведай же нам всю историю, отец. Кто был тот король?

Старик немного смутился, замялся. Потом вдруг спросил:

– Слыхал ты про волшебника Мерлина?

– Про Мерлина? – переспросил Бедуир. – Как, разве ты не знаешь...

Тут он встретился со мной взглядом и осекся. Остальные молчали. И среди молчания Артур, даже не покосившись в мою сторону, проговорил:

– Ну и что же Мерлин?

Старческие замутненные глаза обвели лица всадников, словно различали каждое с полной отчетливостью. Кони и те стояли смирно. Старый пастух расхрабрился среди общего внимания. И заговорил громко и внятно:

– Жил однажды король, и задумал он построить крепость. И как повелось в старину у королей, могучих и беспощадных властителей, стал он искать героя, чтобы убить его и зарыть под стенами, дабы высились твердо и неприступно. Схватили и привели к нему Мерлина, величайшего из мужей во всей Британии, и собрался он его убить; но Мерлин свистнул к себе своих драконов и унесся на них на край небес, а в Британию призвал нового короля, и тот испепелил старого в башне и с ним – его королеву. Ты слышал эту историю, господин?

– Да.

– А это правда, что ты – король и это – твои командиры?

– Да.

– Тогда спроси самого Мерлина. Говорят, он и поныне жив. Спроси его, должен ли король страшиться, если у него под порогом – могила героя? Ты знаешь, что сделал Мерлин? Он самого короля Дракона закопал под Нависшими Камнями, вот он что сделал. И возвел крепчайший замок во всей Британии. Так, во всяком случае, люди говорят, только, может, врут.

– Нет, не врут, – сказал Артур. Он обвел взглядом лица своих товарищей и увидел, что к ним возвращается спокойствие. – Ну а могучий король, который спит со своими всадниками под этим холмом? – обратился он к старому пастуху.

Но больше он ничего не добился – пастух что-то снова забормотал, уклончиво и невнятно, по временам можно было разобрать какое-нибудь слово или два: оперенные шлемы, круглые щиты, низкорослые кони, и опять длинные пики «как тополя», и плащи, развевающиеся за спинами, «когда нет и ветерка».

Я холодно произнес, желая пресечь эту цепь призрачных видений:

– Об этом тоже тебе лучше спросить Мерлина, государь. И мне кажется, я знаю, что он ответит.

Артур улыбнулся.

– Что же?

Я обратился к старцу:

– Ты рассказывал мне, что этого короля и его людей уничтожила Великая Богиня и что здесь, под холмом, их могила. И ты мне сказал, что новый молодой король должен поладить с Богиней, иначе она его отвергнет. Взгляни же на ее дела. Молодой король не знал этой истории, но он явился сюда, ибо это она его сюда привела. И он задумал возвести свою крепость на том самом месте, где Богиня умертвила отряд могучих бойцов и их вожака и похоронила, чтобы они легли под его порогом. Она же подарила ему меч и корону. Так и скажи своим людям, старик, передай им, что молодой король явился сюда с благословения Богини и строит здесь крепость, чтобы оборонять вас и ваших детей и чтобы ваш скот мог мирно пастись.

Ламорак судорожно вздохнул и воскликнул:

– Клянусь Богиней, ты прав, Мерлин!

– Мерлин? – повторил старик, будто только сейчас услышал это имя. – Да, он так бы и сказал. И еще мне говорили, что он добыл для короля меч из водных глубин. – Тут, окруженный смеющимися всадниками, он снова перешел на бормотание. Но постепенно до него дошел смысл неосторожно сказанных мною последних слов, и он, встрепенувшись, опять стал громогласно рассуждать о своих коровах и о злодеях королях, мешающих им пастись. Артур, бросив мне один быстрый взгляд, внимательно слушал, а товарищи его изо всех сил старались сдержать смех, и последняя тень тревоги покинула их лица. Наконец король учтиво и ласково обещал старику, что ему будет позволено пасти коров на вершине Каэр Кэмела, покуда там растет трава, когда же травы больше не окажется, ему отведут для выпаса другое место.

– Даю тебе слово Верховного короля, – заключил Артур.

Не знаю, поверил ли ему наконец старый пастух, но сказал он так:

– Король ты или не король, но для юных своих лет говоришь дело. Ты слушай совета тех, которые знают, а не таких, – сердитый взгляд на Кея, – что только шумят и пыжатся. Ишь вояки какие нашлись. Кто понимает толк в ратном деле, скажет тебе, что на пустой желудок не воюют. Ты дай пастбища моим коровам, а мы дадим пищу вашим желудкам.

– Я же сказал, что пастбища вам будут.

– А когда твой строитель, – кивок в мою сторону, – разорит вершину холма, какую землю ты мне отведешь?

Артур, может быть, и не ожидал, что его так сразу поймают на слове, но замялся лишь на миг.

– Я видел пышные зеленые луга вдоль берега реки, вон там, за деревней. Если можно, я...

– Эти луга для коров негожи. Для козы еще куда ни шло, для гуся, а крупной скотине там трава не годится. Кислая она, и куриной слепоты в ней много. Для молока это отрава.

– Вот как? Я не знал. Какая же земля будет тебе впору?

– Вон та. За барсучьим холмом. Во-он там. – Он указал посохом. – Куриная слепота, хе-хе? Король или не король, молодой господин, но, сколько человек ни знает, всегда найдется еще кто-нибудь, кто знает больше.

Артур серьезно ответил:

– Это я тоже постараюсь запомнить. Что ж, прекрасно. Если мы отвоюем барсучий холм, он будет твой.

Он натянул поводья, пропустил старика с его коровами и, махнув мне рукой, поскакал под гору, сопровождаемый своими рыцарями. У котлована под юго-западную башню меня дожидался Дервен. Я зашагал в ту сторону. И снова резвая ржанка, быть может та же, что и давеча, заметалась, закувыркалась на ветру, издавая свой тонкий крик. И ко мне пришло воспоминание, заставившее меня остановиться...

...Зеленая часовня в горах над Галавой. И те же два юных лица: Артура и Бедуира, жадно слушающих мои рассказы о давних сражениях и дальних странах. И проплывшая птичья тень, отброшенная светильником, тогда это была белая сова, обитавшая под кровлей, гвенхвивар, белая тень, и при этом слове меня взяла оторопь и посетило мимолетное тревожное предчувствие, которого сейчас я даже и припомнить не мог, помнил только, что в имени Гвиневера содержалась для Артура какая-то угроза.

Сегодня такого предостережения мне дано не было. Но его и не могло быть. Я знал, как мало осталось от моей прежней силы, от моей былой способности предостерегать и ограждать. Сегодня я был всего лишь, как назвал меня старый пастух, строитель – и только.

«И только»? Я вспомнил, с какой гордостью и преклонением рассматривал король разметку на земле – план моего «чуда». Теперь я работал для него. Я взглянул на чертежи, которые держал в руках, и ощутил знакомое, чисто человеческое упоение творца. Тень уплыла, растаяла в лучах солнца, и я поспешил к Дервену. По крайней мере у меня еще были силы построить моему мальчику надежную крепость.