Глава семнадцатая

Они прикопали тело Кличени под орешиной. Иванок притоптал дерн и сказал, глядя под ноги:

— Жаль, что ты не на меня вышел, Кличеня.

Никто не поддержал разговора. И Иванок, словно уязвленный молчанием Воронцова и Радовского, усмехнулся:

— Похоронили. Как человека. А по мне пускай бы его дикие собаки растащили да вороны.

Воронцов подал ему винтовку и сказал:

— Хватит. Много говоришь.

Они взвалили на плечи мешки Кличени и вскоре отыскали тропу, которая должна была привести их в лагерь Юнкерна.

Пройдя километра три, сошли с тропы в сторону и остановились на короткий привал. Иванок тут же развязал лямку вещмешка и достал кусок сала, завернутый в кусок парашютного шелка.

— Давайте-ка немного подрубаем, — предложил он.

Воронцов вытащил десантный нож и протянул Иванку.

В том же вещмешке нашелся и хлеб.

— Кто-то в Андреенках у них свой.

— Это уже не наше дело. Андреенками пускай Смерши занимаются.

— И все-таки узнать бы не мешало.

Воронцов сразу вспомнил седобородого, но Иванку ничего не стал говорить. За сестру тот и так готов был расстрелять каждого третьего в Андреенках.

— Хороший трофей, — как бы между прочим сказал Радовский, когда Воронцов убрал нож в полевую сумку.

— Память об Извери.

— О ком?

— Речушка такая есть. Здесь, неподалеку. Варшавское шоссе пересекает. Многие мои однокурсники там остались. Ну что, пора?

Они взвалили мешки на плечи и снова вышли на тропу.

Вскоре показалась знакомая полянка. Они залегли в кустах смородины. Долго лежали, слушали лес. Наконец в зарослях ольховника услышали приглушенные голоса. Разговаривали двое. Переговаривались тихо. Курили. Сигареты курили немецкие. Ветер доносил запах табачного дыма. Несколько раз произнесли имя Кличени.

— Ждут своего снабженца, — шепнул Радовский Воронцову.

В ольхах снова наступила тишина. Погодя на полянку вышел коренастый крепыш в камуфляже «древесной лягушки».

— Его зовут Глыба, — узнал коренастого Воронцов.

— Нож, — коротко шепнул Радовский и протянул руку.

Через несколько минут Радовский вышел из ольховых зарослей и подал знак рукой. Когда Воронцов с Иванком подошли к нему, он сгребал листву и наваливал ее на опрокинутое в смородиновый куст тело часового. Воронцов успел увидеть рану: сзади, на шее, рядом с первым позвонком едва заметная косая полоска. Точно так же была вырезана разведка Шестой курсантской роты два года назад на Извери. Но вряд ли там был Георгий Алексеевич. В то время он еще служил переводчиком в одном из штабов группы армий «Центр». Но, вне всякого сомнения, курсы он окончил те же.

— Иванок, следуй за нами. Дистанция — десять шагов. Твоя задача — прикрывать нас.

Они приготовили гранаты. Тропа под ногами была хорошо утоптана и позволяла двигаться совершенно бесшумно. Они прошли шагов пятьдесят. Впереди показалась не то копань, не то карьер, не то просто овраг с песчаным оползнем. Тропа расходилась. Радовский пошел в сторону песчаного обрыва, а Воронцов свернул вправо. Иванок залег за камнем и приготовил винтовку.

Гранатные взрывы разбросали лесную тишину почти одновременно. Тяжело, будто гаубичный снаряд, ухнула противотанковая, а затем три взрыва послабее.

Тела убитых «древесных лягушек» они стащили в землянку. Быстро засыпали вход. Выдернули трубу и заложили дерном печное отверстие. Ни Юнкерна, ни радиста среди убитых не оказалось.

— Вот что, Александр Григорьич, — сказал Радовский, вытирая со лба грязный пот, — вы с Иванком возвращайтесь на хутор. Сутки пробудьте там. Затаитесь и ждите. А я подожду Юнкерна здесь.

— Послушайте, Георгий Алексеевич, дело сделано. Юнкерн здесь больше не появится. Да и вблизи аэродрома ему оставаться опасно. Теперь он уйдет. Пусть…

— Тот, кто уходит живым, имеет скверную привычку. Знаешь, какую, Курсант? Возвращаться. А тот, кто возвращается, всегда застает тебя врасплох. Потому что его уже не ждешь. Я не дам ему ни первой возможности, ни второй. — Радовский посмотрел на часы. — Контрольное время — семнадцать ноль-ноль завтрашнего дня. Если я не появлюсь в назначенное время, возвращайтесь в Прудки.

— Что передать Анне Витальевне?

— Передайте Аннушке, что я вернусь. — Радовский закинул за спину МР-40. — И еще… Передайте, что я ее очень люблю и чтобы она берегла сына. А моя просьба к тебе, Курсант, остается прежней. Ты не забыл?

— Не забыл, Георгий Алексеевич.

Радовский обнял за плечи Иванка, подал руку Воронцову.

— Значит, все же уходите, господин майор? — не удержался Воронцов.

Но тот ничего не ответил. Огляделся, понюхал, как зверь, воздух и толкнул Воронцова в плечо:

— Пора. Я провожу вас немного.

Иванок шел впереди. Через полкилометра Радовский остановился и сказал:

— С Иванком я уже попрощался. А тебе, Курсант, скажу вот что: кем я здесь могу остаться? — Он посмотрел Воронцову в глаза. Взгляд был пристальным. Остатки лихорадочного блеска уже заволакивало легким туманцем тоски. Сложные чувства он переживал сейчас. — Вот поэтому и ухожу. Мне теперь одна дорога — туда. Но Анне Витальевне этого не говори.