«Война – войной, а обед – по расписанию», – вспомнил я старую шутку.

Конечно, я перебил аппетит, съев мороженое. Но за первую половину дня мне удалось узнать достаточно много интересного, чтобы не верить официальной версии и с чистой совестью прерваться на обед.

К тому же, мне еще нужно было подумать и о ночлеге.

Светиться в гостинице у меня не было особого желания. В крайнем случае, если ничего не удастся найти, я смогу переночевать эту ночь на вокзале или в аэропорту. Моя красная «ксива» могла быстро отбить охоту у ментов беспокоить меня.

Но это был, так сказать, запасной вариант.

Основательно «заправившись» во встреченном кафе, я вспомнил, что раньше сразу же за центральным рынком было заведение типа «дома колхозника». Вот туда я и решил нанести визит. Было уже около четырех часов дня, а поэтому многие точки постепенно сворачивали свою торговлю. Я прошел между двумя рядами лотков, миновал центральный вход в рынок и уже собирался сворачивать направо, но неожиданно мое внимание привлекла женщина, стоявшая на углу у дома. На вид ей было лет тридцать пять-сорок. Стройная, с девичьей фигуркой, в цветастом, уже изрядно полинявшем платье и такой же косынкой на голове.

Перед ней стояло изрядно поцарапанное ведро. Она порывалась уйти, но тут же ей преграждали путь два «отморозка», которые что-то говорили. На вид парням было лет семнадцать-восемнадцать.

Когда я подошел ближе, то услышал, что парни с сальными ухмылками говорили на далеко не литературном языке и предлагали женщине, скорее всего, годившейся им в матери, то, что не всегда предлагают проституткам. Она, смущаясь, только тихо повторяла:

– Ну не надо… Пустите… Пустите…

Я остановился шагах в двух от них и негромко, но властным тоном сказал:

– Эй! Валите отсюда!

От неожиданности парни замолчали, переглянулись и уставились на меня.

– Ты что, папаша, офигел? – спросил щуплый чернявый парень с крысиной мордочкой и приблатненной челкой.

– Или давно не ходил с палкой?

Не знаю, что на них произвело большее впечатление: мой твердый взгляд, уверенный, негромкий голос или мои шрамы. Если, как говорится, шрамы украшают мужчину, то у меня этих украшений было в избытке.

– Валите отсюда, – все тем же уволенным тоном повторил я им, а потом добавил, как бы обращаясь к женщине с легким жестом руки: – А ты, марш домой. Сколько раз повторять, чтобы не таскалась с этим ведерком.

– А, семейная сцена, – расплылись в улыбке парни. – Пошли. Пусть сами разбираются.

Парни медленно пошли вверх к трамвайной остановке, вероятно, надеясь найти еще приключение.

– Спасибо вам, конечно, – проговорила, смущаясь, женщина. – Но не стоило так рисковать. Они бы попаясничали и ушли. А вас они могли и ножом. Это же «отморозки», – со вздохом закончила она.

– Это их счастье, что не достали ножи, – кивнул я. – Я таких уродов в своей жизни видел немало. Терпеть не могу, когда демонстрируют свою силу перед беззащитными женщинами.

– Спасибо, – повторила она, – вот, возьмите жердёлы. Последние. Берите так.

Только сейчас я заметил, что она торговала жердёлами, которых осталось меньше половины ведра.

– Спасибо за угощенье, – с улыбкой сказал я. – Но я не знаю, куда мне с ними идти.

– Как это?!

– Да вот получилось так, что подтвердилась старая истина: «незваный гость – хуже татарина». Я приехал, не предупредив, в гости к другу, а они сами отдыхают. Соседи сказали, что вернутся только дня через 2–3. Вещи я оставил в камере хранения на вокзале, а сам вот иду на набережную, чтобы облюбовать себе скамеечку на ночь.

– Да что вы! – всплеснула она руками. – Там вас ограбить и убить могут. У нас стало не очень спокойно. Не то поколение.

– Я бы уехал домой уже вечером. Здесь недалеко, всего восемь часов поездом. Но не хочется мотаться туда-сюда.

– Вам надолго?

– Дня на три-четыре. Я заплачу. Мне бы только переночевать. Может быть, у вас кто-то из соседей пускает на ночлег, мне сойдет место даже в сарае.

– Знаете, у меня сейчас пустует комната. Вход отдельный, из коридора, но она маленькая.

– Беру не глядя, – улыбнулся я. – Мне бы хоть на полу – лишь бы никто не трогал меня шесть часов. Сколько платить, хозяйка?

– Я даже не знаю, – пожала она плечами. – Пятьдесят рублей за сутки – это не много?

– Это мало. Я буду платить по сто рублей, причем за каждый день вперед, но могу вернуться и поздно. Работа… Но я не пьющий, – поспешил я тут же успокоить хозяйку.

– Понимаю, – кивнула она. – Но у меня с удобствами проблема… Туалет во дворе.

– Это не страшно. Веди, хозяйка.

– Меня зовут Нина, – она на мгновение запнулась и закончила:

– Просто Нина.

Немного подумав, я с улыбкой сказал:

– А я просто Степан. Это я просто седой, но не совсем старый.

– Хорошо, Степан, – кивнула она, поднимая ведерко.

– Только сначала зайдем в магазин. Я куплю что-нибудь поесть, а то перекусил в кафе, а кажется, что ничего не ел.

– Я что-нибудь дома найду, – неуверенно сказала она.

– Нет, твое дело, если, конечно, захочешь, только приготовить и накрыть на стол.

Мы зашли в магазин. Я купил пару банок рыбных консервов, колбасы, сливочного масла, сыр, пачку хорошего чая и сахар, а заодно и булку хлеба.

Не доходя трех кварталов до Дона, мы свернули в сторону Соборного, который я больше знал, как переулок Подбельского.

Где-то на середине квартала мы остановились у слегка покосившегося, когда-то покрашенного зеленой, а теперь облупившейся краской забора, который, как говорится, дышал на ладан, но пока не падал. Как я понял, домик находился в глубине двора.

Нина открыла скрипнувшую при этом калитку, а навстречу ей бросилась большая лохматая чистопородная дворняжка, виляя хвостом.

– Это Шарик. Не бойся его, Степан, он лает, но не кусает. Проходи.

Я остановился, пока пес, виляя хвостом, обнюхивал меня, а потом вошел во двор, закрыв за собою калитку.

Слева, в глубине небольшого дворика стоял небольшой, немного покосившийся сарай, а сам домик, обшитый досками, тоже выглядел не лучшим образом. Он был покрашен скорее всего, одновременно с забором. Но зато двор был ухожен. В нем росло несколько фруктовых деревьев, а свободные от дорожек места занимали грядки.

Нина отперла дверь, которая также жалобно скрипнула при открывании. Мы оказались в маленьком коридорчике, куда выходили две двери. Нина открыла левую и пропустила меня вперед:

– Вот эти хоромы я могу сдать, – с улыбкой сказала она.

Действительно, комнатка была крохотной. Из мебели в ней были кровать с железной сеткой, небольшой шкаф, столик размером немногим больше, тумбочка и пара табуреток. Но нужно отдать должное: кругом была чистота.

– Прекрасно, то, что мне надо, – кивнул я. – Только за вещами на вокзал я съезжу завтра утром. Я взглянул на часы. Мне через пару часов нужно идти на одну деловую встречу. Если тебе не трудно, то завари, пожалуйста, чай, да покрепче, и сделай бутерброды. Мы посидим с тобой, немного повечерим.

– Но я не голодна, – неуверенно возразила она.

– Ничего, с едой приходит аппетит. Да еще за компанию, – улыбнулся я и спросил – А где здесь удобства?

– Кран с раковиной на кухне, а туалет во дворе, рядом с сараем. Сюда провели газ и канализацию. В твоей комнате я надеялась сделать туалет и поставить ванну, но… – Нина с усмешкой развела руки. – То времени не хватает, то денег. А теперь вообще руки не доходят.

Нина протянула мне белое «вафельное» полотенце, которое в наше время сохранилось далеко не во всех семьях, а я, раздевшись до пояса, с удовольствием обмылся над краном, стараясь не налить на пол.

Немного отдохнув в своей комнате, я сидел с Ниной за столом, на который она кроме бутербродов поставила огурцы, помидоры и зеленый лук.

Через несколько минут беседы за чашкой чая, я узнал о Нине много. Она работала воспитательницей, а теперь еще и нянечкой в детском саду, чтобы как-то приблизиться к прожиточному минимуму с нищенской зарплатой. У нее есть дочь Наташа, которая год назад вышла замуж за лейтенанта и уехала с мужем, оставив ее одну. Муж оставил ее с дочкой лет семь назад, испугавшись трудностей. Он нашел себе деловую тетку с деньгами. Живет он хорошо. Правда, он помогал дочери деньгами пока она училась в школе. Хотя они официально разведены, муж года два назад пришел и предложил ей стать его любовницей, которой будет материально помогать. Скорее всего, он привык, что сейчас все можно купить. Но Нина послала его далеко-далеко. Все же жить на зарплату довольно трудно, а поэтому она собрала во дворе жердёлы и пошла продавать.

О себе я рассказал коротко, что был, как ее зять, военным, воевал в Афганистане, а потом был комиссован по ранению, но немного подрабатываю, как многие, «купи-продай». Также сказал, что дети уже взрослые, а год назад овдовел. Я не стал уточнять, что это был второй брак, а дети были не мои, а жены от предыдущего брака. Это никому не нужно.

– Я тебя понимаю, Степан, и сочувствую, – грустно сказала Нина. – Очень тяжело терять близкого человека, с которым прожили долгие годы. Но поверь, пережить предательство не легче.

– В чем-то ты права, – согласился я, вспомнив об измене Алены.

Действительно, даже сейчас я не смог бы точно сказать, что тяжелее пережил: предательство Алены или смерть Галины.

– Ну мне пора, хозяюшка. Спасибо за угощенье, – сказал я, поднимаясь из-за стола.

– Так это же было все твое. Я только накрыла на стол.

– Это тоже работа. Извини, Нина, чуть не забыл.

Я вынул из кармана 500 рублей и положил на стол.

– Это тебе плата за три дня, а на остальные, если тебя не затруднит, приготовь домашний обед на двоих.

– Это нетрудно, – улыбнулась она, – мне будет приятно, если ты оценишь мои кулинарные способности.