Глава 6
Старшая сестра
Рими всегда была послушной девочкой и редко шалила. Дело было даже не в том, что она боялась сказок о живущей в горах страшной старухе, которой отдают капризных детей. Просто когда живот сводит от голода, не очень-то хочется бегать и играть.
В деревне голодали уже давно. Несколько лет назад на и без того не слишком плодородных полях деревни произошла стычка между шиноби, применившими в бою мощные дзюцу элемента земли. Плодородный слой был перемешан с мертвой породой и камнями, срытие навороченных холмов потребовало от крестьян огромных усилий.
Поля были уничтожены.
Много людей умерло от голода после того события. Шиноби пришли и ушли, унесли свои распри с собой, но селение крестьян так и не смогло залечить полученные раны. Глубокая нищета поселилась в этих землях. Даже сборщики налогов не могли выбить подати из отощавших, еле живых людей, которые больше не реагировали ни на угрозы, ни на избиения, ни на казни.
Рими родилась уже после дня катастрофы и не видела прежней, относительного благополучной жизни деревни. Она видела лишь суровую борьбу крестьян, пытающихся оживить мертвую землю, их тяжелый труд и серые от усталости лица.
Отец, как и многие другие, пытался переселиться в город. Взял сбережения семьи и отправился обустраиваться, но через месяц вернулся, ограбленный и избитый. Отлежался и, не рассказывая ничего, угрюмо поплелся работать в поле.
Жизнь становилась все хуже. Урожай этого года был невысок, и снова угроза голода нависла над мрачным, серым селением. Придет весна, а с нею новая надежда, но пока люди как могли берегли каждую горсть зерна и с наслаждением ели жидкую кашу из вареной дробленки. Каждый всей душой почувствовал истинную ценность куска хлеба.
Ночью Рими долго не могла уснуть и слышала, как мама о чем-то тихо шептались с папой. Кажется, они опять говорили о том, что еды осталось совсем мало. Девочка едва не заплакала, когда подумала о том, что утром ей могут не дать каши.
— Если у соседей зерна займем, до первых овощей в огороде дотянем, — говорил отец. — Меня только Рими очень беспокоит. Совсем она ослабела. Скоро ходить не сможет.
Родители зашептались, еще больше, понизив голоса, и голоса их становились все более сердитыми. Девочка, лежащая в углу комнаты на постели из сена, не могла больше расслышать слов, но съежилась, чувствуя негативные эмоции. А вдруг она чем-то провинилась? Плохо помогала маме собирать хворост, и теперь папа злится на них обеих.
Убаюканная шепотом родителей в абсолютной тишине, уставшая от волнений и ослабевшая, девочка незаметно для самой себя погрузилась в дремоту. В ту ночь ей приснился вкусный сон про большую плошку каши. Такую большую, что еды хватило не только Рими, но и всем жителям деревни, которых девочка созвала на волшебный пир.
Плошка каши, которую перед Рими поставила утром мама, была гораздо меньше, чем во вкусном сне, зато сегодня она была наполнена до краев, а не чуть выше половины, как обычно. Девочка, глотая слюну, подвинула плошку к себе и попробовала слабосоленую вареную муку. Горячая очень! Жжется даже.
Рими хотела подождать немного, пока каша остынет, но увидела тонкую дымку пара, поднимающуюся над плошкой, и начала, обжигаясь, торопливо есть. Если не поспешишь ведь, много каши улетит! Туман потом не поймаешь и не съешь. Пусть теперь эта хитрая каша попробует из животика сбежать!
Чтобы съесть все, без остатка, много времени не потребовалось.
— Не вылизывай тарелку! — сердито ругнулась на дочь мама. — Налей воды, размешай и выпей.
— Но так вкуснее…
— Не веди себя как животное! Просто сделай так, как тебе говорят!
Рими сжалась от окрика и подчинилась. Вчера на нее тоже ругались, но не так сердито, как сегодня. Неужели это так плохо, плошки вылизывать? Ведь если размешать остатки в воде, то совсем вкуса не остается. Хочется ведь еды, а не воды!
Закончив с завтраком, девочка спряталась обратно в свой угол и задремала. Не хотелось ни играть ни что-либо делать. Хотелось спать. И есть. Скорее бы обед. Может быть, к обеду папа и мама ее простят?
Обед был, как и завтрак, необычно сытным.
— Ешь, — сказала мама, подвигая полную каши плошку к дочери. — Сегодня нам нужно пойти на работу. Дров совсем мало осталось. Ты поможешь мне собирать хворост.
Дело привычное. Интересно только, куда они с мамой сегодня пойдут? На заросшие склоны? Или к старым домам? Если за хворостом, то, наверное, на склоны, где кустарников много. А жаль. В старых домах, которые на дрова разбирают, что-нибудь интересное можно найти. Игрушку какую-нибудь поломанную. Или страничку от книжки с картинками.
Белые крупные хлопья падали с небес и устилали склоны, пряча любые следы. Горы, словно в тумане, утонули в белой пелене размеренно и плавно кружащихся снежинок.
Рими устало плелась за мамой. У нее не осталось сил даже ныть и жаловаться. Еще немного, и она просто упадет в снег.
«На заросших склонах весь хворост уже собрали, — сказала дочери мать, когда они собирались выходить из дома. — Мы пойдем в другой лес, подальше, где много дров».
Ох и далеко же этот другой лес! Как после такого трудного пути еще и работать?
Не осталось сил даже думать. Девочка просто плелась за матерью, как и любой ребенок, во всем доверяясь взрослому человеку.
Пока их путь пролегал по продуваемому ветрами и почти лишенному снежного покрова склону горы, идти было относительно легко, но потом началась пересеченная глубокими трещинами низина, и, по пояс увязая в мокром, тяжелом снегу, Рими не выдержала. Лишившись последних сил, она упала и заплакала бы, но ее обняли и подняли руки матери.
Разом забыв про усталость и мучения, девочка прижалась к маме и только тихо всхлипнула. Хорошо, когда рядом есть кто-то, кто заботиться о тебе. Хорошо на руках у мамы. Так хорошо…
Женщина шла сквозь снегопад еще часа полтора. Начинали сгущаться сумерки, и в бесконечной снежной пелене даже взрослый рисковал безнадежно заблудиться. Достаточно.
Высмотрев небольшую пещерку в склоне горы, даже не пещерку, а занесенный снегом каменный навес, крестьянка посадила дочку на камень у стены и села на корточки рядом с ней. Женщина хотела заговорить, убеждая девочку подождать ее здесь, но беспокойство и волнения оказались излишни. Безмерно уставшая и измученная долгой голодовкой, пятилетняя малышка укачалась на руках матери и мирно спала, посапывая маленьким носиком.
Так даже лучше.
Женщина поднялась и отступила от каменного навеса. Последний раз взглянув на дочку пустым, мутным от усталости и безысходности взглядом, она отвернулась и хотела скрыться в снежной пелене, но девочка вдруг, очнувшись от сна, потянулась за ней.
— Мама…
И тогда нервы крестьянки не выдержали. Резко сорвавшись с места, она бросилась в ночь и побежала прочь от крошечной пещерки.
— Мам! Мама! — Рими поднялась, удивленно и испуганно захлопала глазами. — Мам, ты куда? Мама! Мама, подожди!
Мать не возвращалась, и девочка побежала за ней, громко крича и плача.
— Мама, не бросай меня!
Крики ребенка растворялись в бесконечной белой мути. Ноги малышки увязли в снегу, она упала и, пытаясь подняться, принялась барахтаться.
Что случилось? Почему мама убежала? Почему оставила ее здесь?
— Мама!!!
Снег кружил, заметая следы. Ночь, грозящая холодом и темнотой, захватывала горы в свои объятия.
Маленькая девочка, дрожащая, перепуганная и растерянная, подавилась криком, притихла и прислушалась.
Ни одного, даже самого тихого звука. Ни неба, ни земли. Только сумерки и снег.
Рими заплакала снова, принялась звать маму и попыталась идти. Мыслей не было никаких. Только страх и растерянность. Обычные чувства для ребенка, что впервые в жизни остался совершенно один.
Прошло несколько часов. Девочка, измученная и начинающая замерзать, сидела в снегу, плакала и время от времени пыталась звать маму, но та не появлялась, а вместо нее… в ночи возникла бесплотная тень, привлеченная сюда голосом человека.
Рими обмерла от страха, заметив осторожное движение в снежной пелене. Кто-то подошел ближе, но отступил и начал кружить, то снова приближаясь к девочке, то отдаляясь. Снег похрустывал с каждым шагом осторожного существа. Кажется, прозвучало даже тихое сердитое ворчание. Кто это? Не мама, конечно же. Мама бы сразу подошла. Но и не зверь. Человек? Почему же он не выходит? Значит…
Мысли Рими не были столь ровно построены, она просто вдруг поняла, что рядом с ней ходит чудовище. Страшная горная старуха, Ямамба, которая ворует и ест людей. Мама и соседи рассказывали очень страшные истории о горной старухе. О той, которой отдают капризных детей, или она сама забирает тех, кто отходит слишком далеко от дома. Мама отдала Рими Ямамбе?
Девочка притихла, сжалась в трепещущий комочек. Может быть, Ямамба не увидит ее? Поищет и уйдет?
— Мам… — прошептала Рими, дрожа и роняя слезы.
Мамы не было, а из снежной пелены, медленно и осторожно, вышел… человек?
Нет, это не Ямамба. Мама говорила, что горная старуха такая страшная, что умереть можно от одного взгляда на нее, а эта девушка молодая и… и невероятно красивая. Она точно не человек, люди такими красивыми быть не могут. Богиня… или хотя бы не самый злой йокай? Не юки-онна (снежная женщина) и не свирепый оками (волк-оборотень), который утащил цепную собаку со двора дома Рими прошлой зимой. Может быть, она даже добрая и не станет есть Рими?
Будь девочка немного старше, она, наверное, смогла бы заметить, что «йокай» перед ней откровенно трусит и боязливо озирается по сторонам, но Рими была еще слишком маленькой, чтобы подозревать взрослого человека в слабости, и слишком напугана, чтобы замечать даже очевидные вещи.
Почти минуту она и таинственная незнакомка таращили глаза друг на друга полные удивления глаза и молчали.
— Привет… — первой нарушила долгую тишину девушка-йокай. — Ты что, одна здесь?
Рими, начавшая понемногу успокаиваться, снова вспыхнула страхом.
— Уф… — незнакомка шумно перевела дух. — А я-то испугалась! Думала, охотники тебя специально посадили, чтобы меня заманить. Кажется, нет никого, — девушка подошла к Рими и села в снег перед ней. — Не бойся, я не злая. Как тебя зовут? И что ты здесь делаешь?
* * *
После ухода из Агемацу Кицунэ долго брела по заснеженным склонам, не задумываясь особо, куда идет. Глубоко раненная, потерявшая силы и волю к борьбе, она потерялась в бесконечных горных лабиринтах. Смехотворно было то утверждение, которое сочинили шиноби скрытого селения Скалы и агенты из столицы, искавшие неуловимую лису на востоке от Агемацу: «Со свойственной лисам хитростью она просчитала наши действия и избегала районов, в которых мы вели поиски».
Кицунэ попросту заблудилась, потеряла направление и долгое время шла на юго-запад вместо востока. Она даже не подозревала, что в восточных регионах несколько сотен разномастных ее врагов шарят по пещерам и расщелинам, выискивая следы пропавшей златохвостой богини.
Юная оборотница избегала обжитых людьми мест, но на исходе второго дня пути ей стало совсем плохо от голода, и она была вынуждена выйти к большому селению на торговом тракте.
Кицунэ боялась того, что ей начнут задавать вопросы и вызовут самураев, но владелец продуктовой лавки, взглянув на ее дорогое и красивое пальто, вымазанное сажей и запятнанное кровью, осведомился лишь о наличии денег. Оборванцев разных он много повидал. Прошедших через бои и бегство, отчаянно пытающихся сберечь оставшееся у них имущество. Ограбленных богачей, униженных благородных леди… мало ли какую семью, бегущую из разваливающейся страны, охраняет эта девчонка?
Маловажно и откуда у нее деньги. Отняла у бандитов, ограбила кого-нибудь, выпросила у хозяев или пустила в ход личные сбережения, кому какое дело? Готова платить удесятеренную цену за рис и мясо, остальное не важно.
Две горсти золота из ящика сокровищ Хизако давно уже слишком сильно оттягивали карманы пальто Кицунэ. Бандитское богатство. Что его беречь?
Торговец был жаден и, поглядывая на девчонку, задумывался о возможности грабежа, но почувствовал четкий контроль Ци и побоялся сделать своим наемникам тайный знак к атаке. Телохранители благородных семей на многое способны, убить пару не слишком сильных головорезов для многих труда не составит. Лучше не рисковать.
Сделка была совершена без каких-либо осложнений, Кицунэ забрала большую сумку с продовольствием и поспешила покинуть людское поселение. В окружении каменных и бревенчатых строений она чувствовала себя мышью, попавшей в кишащую змеями яму. Напрасно торговец надеялся, что его тайные намерения покупательница не поняла. Бежать прочь, и как можно скорее!
Снова спрятавшись в горах, маленькая оборотница отдышалась и запустила руки в сумку, первым делом вытащив большой кусок вяленого мяса и жадно вцепившись в него зубами. Как ни велика была опасность, теперь у нее есть еда, которой хватит надолго. Не нужно будет больше ни к кому подходить. Теперь только бежать и бежать, пока горы не сменят холмы, украшенные множеством больших и маленьких водопадов. Там ждут друзья и родные. Скорее бы вернуться домой! Как хочется забраться маме на колени, прижаться к ней, поплакать и рассказать обо всем, что здесь произошло! Про горного великана, про добрую женщину в страшном городе. Про злых бандитов и Черную Тень. Мама выслушает, поплачет и сделает то, что нужно сейчас ее дочке больше всего на свете. Она крепко обнимет измученного лисенка, поцелует и погладит по голове. Только мама сможет полностью понять, как плохо и тяжело было Кицунэ. Только мама может сделать так, чтобы продолжать жить стало хоть немножко легче.
Почти всю ночь и весь следующий день подкрепившая свои силы Кицунэ бежала без передышки и выбирала самые безлюдные места, но люди были вездесущи, и она в удивлении остановилась, услышав детский крик, прозвучавший где-то далеко в белом безмолвии.
Что это еще такое? Откуда здесь взяться детям? Может быть, это галлюцинация от усталости и недостатка сна?
Но крик повторился, и Кицунэ побежала вниз по склону, движимая удивлением и предчувствием беды. Ребенок звал на помощь, понять это было легко даже на большом расстоянии.
Кицунэ подбежала поближе и затаилась, почувствовав запах человека. Надо быть осторожнее. Она ведь сейчас на территории врага. А что если это злобные и хитрые шиноби, знающие, что Кицунэ мимо зовущего на помощь пройти не сможет, украли этого ребенка в соседнем селе, посадили как приманку, спрятались и ждут?
В любое время легко попадающаяся на простейшие уловки злодеев и на полном серьезе заподозрившая ловушку сейчас, Кицунэ принялась кружить вокруг плачущей девочки крестьян, ища силовые печати и затаившихся врагов. Все бы ничего, но снег хрустел при ее каждом шаге, ужасно демаскируя осторожную лисицу. Кицунэ то багровела, то бледнела и даже пару раз сердито заворчала на снег. Без всякого, конечно же, толку.
Ладно, кажется, опасности действительно нет, иначе враги бы точно уже напали.
Набравшись храбрости, Кицунэ вышла к притихшему ребенку и остановилась шагах в трех от сидящей в снегу, напуганной не меньше оборотницы, маленькой девочки в нищенских лохмотьях.
— Привет… — сказала Кицунэ, когда обе они немного присмотрелись друг к другу. — Ты что, одна здесь?
