Город необыкновенного мужества

В годы Крымской войны 1853–1856 годов имя Севастополя стало известно всему миру как синоним стойкости, самопожертвования и необыкновенного мужества. Именно Севастополь в течение целого года сдерживал удар всей тогдашней Европы, истребив под своими стенами лучшие армии мира – французскую, английскую, итальянскую и турецкую. Весь мир был поражен невиданной стойкостью Севастополя, будучи не в силах понять ее истоки. Именно здесь в полной мере проявилась «загадочная русская душа», которую невозможно сломить никакой силой.

Вождями этой невиданной дотоле обороны стали адмиралы Корнилов, Нахимов и Истомин. Именно они вдохнули веру в защитников брошенного на произвол судьбы города, именно они сумели задать столь высокий дух патриотизма и мужества, что его с лихвой хватило до конца обороны. Сошедшие по их приказу на берег моряки привнесли на бастионы то особое отношение к выполнению своего долга, каким во все времена славился наш флот. Сухопутный бастион воспринимался моряками не иначе, как корабль, ведь командовали там их же командиры кораблей, а служба правилась согласно морскому уставу по боцманским свисткам. А потому дрались моряки за бастионы, как за свои корабли, на которых ни при каких обстоятельствах нельзя спускать Андреевский стяг. Впоследствии с каждым днем обороны количество матросов на бастионах из-за больших потерь уменьшалось, но их боевой дух и морские традиции оставались неизменными.

Подойдя к городу, союзники начали окапываться и устанавливать осадные батареи. И вот грянуло 5 октября – день первой генеральной бомбардировки Севастополя и день героической смерти вице-адмирала Корнилова.

Роковую весть о смерти друга Нахимов узнал, когда неприятельский огонь уже начал слабеть. Из рассказов капитан-лейтенанта Асланбекова: «Нахимов, узнав о гибели Корнилова, поехал проститься с ним и, войдя в зал, где лежало его тело, стал целовать мертвого Корнилова и горько плакать».

По распоряжению Нахимова останки Корнилова погребли во Владимирском соборе подле могилы Лазарева. Глядя, как опускают гроб, Нахимов сказал:

– Здесь хватит места еще на одного. Этим третьим буду я!

Как отмечают современники, вице-адмирал не желал пережить оборону Севастополя, твердо решив погибнуть здесь, но не отступить…

Затем погиб контр-адмирал В.И. Истомин. В письме к его брату Нахимов писал:

«Общий наш друг Владимир Истомин убит неприятельским ядром; Вы знали наши дружеские с ним отношения, и потому я не стану говорить о своих чувствах, о своей глубокой скорби при вести о его смерти. Спешу Вам только передать об общем участии, которое возбудила во всех потеря товарища и начальника, всеми любимого. Оборона Севастополя потеряла в нем одного из своих главных деятелей, воодушевленного постоянно благородною энергиею и геройской решимостью… Даже враги наши удивляются грозным корниловским бастионам. Посылаю Вам кусок георгиевской ленты, бывшей на шее у покойного в день его смерти, сам же крест разбит вдребезги. По единодушному желанию всех нас, бывших его сослуживцев, мы погребли тело его в почетной и священной могиле для черноморских моряков, в том склепе, где лежит прах незабвенного адмирала Михаила Петровича и первая, вместе высокая жертва защиты Севастополя – покойный Владимир Алексеевич. Я берег это место для себя, но решил уступить ему…»

А героическая оборона Севастополя продолжалась.

Двадцать седьмого марта 1855 года Нахимов был произведен в полные адмиралы. В своем приказе по Севастопольскому порту он пишет:

«Матросы! Мне ли говорить вам о ваших подвигах на защиту родного нам Севастополя и флота? Я с юных лет был постоянным свидетелем ваших трудов и готовности умереть по первому приказанию. Мы сдружились давно, я горжусь вами с детства…»

Из рассказов капитана Асланбекова:

«Как сейчас вижу Нахимова, его незабвенный тип, верхом на казацкой лошади, в адмиральских эполетах, в фуражке, надетой на затылок, в панталонах, сбившихся от верховой езды чуть ли не до колен, так, что было видно даже исподнее белье. “Здравия желаю, Павел Степанович!” – “Не надобно нам поклонов, нагайку лучше подайте, милостивый государь, у нас здесь порядок должен быть иного рода!” – “Вы ранены?” – “Неправда-с, – отвечал Нахимов, но, заметив на своем лице кровь, прибавил: – Чепуха, слишком мало-с”. “Поцелуй и поклон Вам от императора”, – выкрикнул тогда флигель-адъютант. “Благодарю Вас покорно, но я и от первого поклона был целый день болен-с”. Затем он сделал себе папироску и стал ее курить буквально под пулями, чтобы придать своим матросам куражу и доказать им, что противник плохо стреляет. А потом и вовсе вышел из завала и прошел мимо всех неприятельских траншей с левого на правый фланг».

Из воспоминаний пехотного офицера: «На пятом бастионе мы нашли Павла Степановича Нахимова, который распоряжался на батареях, как на корабле, и ядра свистели около, обдавая нас землей и кровью убитых».

Утром 28 июня 1855 года Нахимов с адъютантами верхом отправился осматривать бастионы. Давая указания, он доехал до Малахова кургана. Поговорив с матросами, взял подзорную трубу и поднялся на банкет. Его высокая фигура в адмиральских эполетах была прекрасной мишенью для стрелков неприятеля. Бывшие рядом офицеры попросили его поберечься. Нахимов им не ответил, молча рассматривая в трубу позиции неприятеля. Рядом с ним просвистела пуля.

– Они сегодня довольно метко стреляют! – заметил Нахимов.

В этот момент грянул новый выстрел, и адмирал без единого стона упал на землю.

Из воспоминаний казачьего офицера:

«28 июня 1855 года, на Малаховом кургане, Нахимов отдал приказания начальнику батареи и пошел прямо на вершину бастиона. Его догнали офицеры и стали всячески удерживать, зная, как он в последнее время ведет себя под огнем. Но Нахимов отстранил их и взял подзорную трубу. Его высокая сутулая фигура в золотых эполетах была бросающейся в глаза мишенью прямо перед французской батареей. Офицеры и адъютант сделали еще последнюю попытку предупредить несчастье и стали убеждать Нахимова хотя бы пониже нагнуться или зайти за мешки, чтобы смотреть оттуда. Нахимов не отвечал и все смотрел в трубу в сторону французов. Просвистела пуля, уже явно прицельная, и ударилась около самого локтя Нахимова в мешок с землей. “Они сегодня довольно метко стреляют”, – сказал Нахимов. И в этот момент грянул новый выстрел. Адмирал упал на землю как подкошенный и без единого стона. Штуцерная пуля ударила прямо в голову, пробила череп и вышла у затылка».

В сознание Нахимов уже не приходил. Его перенесли на квартиру. Прошел день, ночь, снова наступил день. Нахимов лишь изредка открывал глаза, смотрел неподвижно и молчал. Утром 30 июня его не стало. Вокруг дома в молчании стояла толпа моряков и горожан. Вдали грохотали пушки.

А затем были похороны. Адмирала погребли там, где он и желал, в ногах у своих боевых товарищей: Лазарева, Корнилова и Истомина. Гроб с его телом был покрыт прострелянным и изорванным флагом «Императрицы Марии», под которым он вел эскадру в день победного для него Синопского сражения…

Верил ли Нахимов, что можно отстоять Севастополь? До сегодняшнего дня это остается тайной. Те, кто близко знал адмирала в те дни, говорят однозначно: нет, не верил. В узком кругу с Корниловым Нахимов не раз и не два говорил, что удержать город невозможно, но невозможно и отдать его. Есть ли еще выход? Оказывается, есть – это смерть. Сомнения в возможности защиты ни на минуту не оставляют Нахимова. Но вот гибнет самый близкий из соратников Корнилов, и Нахимов преображается. Теперь больше никто никогда не услышит от него и намека о невозможности защиты Севастополя. Вдохновляя и одобряя, адмирал уже сделал свой страшный выбор. Теперь он стал спокоен душой. Теперь он знал, что непременно, рано или поздно, ляжет подле своих товарищей. Теперь ему оставалось лишь до конца исполнить свой долг перед живыми и павшими.

Смерть Нахимова потрясла всю Россию. «Нахимов получил тяжелую рану! Нахимов скончался! Боже мой, какое несчастье!» – эти роковые слова не сходили с уст в Петербурге и Москве, Смоленске и Оренбурге…

Лишенный своего вождя Севастополь будет держаться еще несколько месяцев, а затем его защитники перейдут на северную сторону бухты, куда союзники сунуться уже не решатся. Поразительно, но после года боев за Севастополь объединенные армии Европы смогли захватить лишь половину Священного города. Дальше драться у них уже не было ни сил, ни возможности. Севастопольские бастионы перемололи англо-французские войска, и те в бессилии остановились. Так завершится многомесячная героическая оборона города русской славы. Лев Толстой, одним из первых понявший все величие битвы за Севастополь, напишет: «Надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, героем которой был русский народ».

До сих пор историки всего мира пытаются найти ответы на вопрос, в чем именно крылись истоки небывалой стойкости защитников города. Увы, не зная истории и тайн священной севастопольской земли, им никогда не найти на это ответа…