– Учитель, кубэтэ, корзинка яиц, чугунок соте… Я могу рассчитывать хотя бы на тройку?

– Послушай, ты так плохо знаешь предмет, что я съем на один кусок кубэтэ и на одно вареное яйцо меньше и откажусь от соте, но поставлю тебе двойку. Голодный…

– Но учитель…

– Или я вообще не буду брать еду от твоих родителей, если ты меня будешь шантажировать…

– Учитель, только не это, только не это…

– Так кто решит нам задачку? – обратился учитель ко всему классу единственной крымчакской школы Карасубазара. – Из города А в город Б вышел человек…

– Если он ходит пешком между городами, то что это за человек, учитель? Что, нельзя на лошади, наконец, на бричке, учитель?

– Ну, хорошо. Из города А в город Б вышла лошадь со скоростью десять км в час… Ну, кто продолжит? Так, Дормидор, ты…

– Лошадь вышла, вышла… – начал потупленно Дормидор…

– Я знаю, учитель, ей тяжело, но она дойдет, я точно знаю…

– Ага, – выкрикнул отличник Бебе, – до кладбища дойдет… Она у тебя что, доходяга? Настоящая лошадь скачет…

– А у меня ходит, если учитель сказал «вышла», значит ходит и дойдет до города В…

– Так, не мешать Бебе! И за сколько она, как ты думаешь, Дормидор, дойдет?

– Ну, рублей так за пять или шесть… Ее же кормить надо: овес, ну там ночлег… Класс начал смеяться.

– Да, еще воды. И всадника кормить надо…

– Так-так, дети. Ну, кто продолжит? Это же урок математики, а не литературы.

– Я, – сказал отличник Бебе.

– Ты-то ответишь, а вот остальные…

– Давайте произведем опыт, – встал Гурджи, невысокий крымчак с горловым голосом и начал: – Выйдем вместе из города А, из нашего Карасубазара, в город Б, ну, допустим, до Судака. Когда придем в город В – искупаемся, потом еще раз искупаемся, засечем время и лошадь одну возьмем с собой… Вот и будет ответ…

– Э, – сказал учитель, – это вам не урок литературы и гимнастики, подумайте, главное здесь не искупаемся, а что-то другое… А у тебя чуть что – сразу искупаемся.

Следующей была география. Учитель в перерыве зашел в свою каморку и начал завтракать. Хороший кубэтэ у этих Хондо, тесто хорошо раскатывают, особенно вот этот кусочек боковой, кинари… Он посматривал в окно, где на школьном дворе носились дети и играли в жоску, набивая до сотен раз маленький кусочек козьей шкуры с привязанным кусочком свинца. Надо разогнать, подумал учитель, а то набьют себе грыжу… Но было жарко, стоял май месяц, стрижи и ласточки летали прямо перед открытым окном, издавая скрипучие тон кие звуки, и взмывали над крытой красной черепицей крышей школы… День растворялся в воздухе от четкого голубого неба и зеленых холмов его родного города, и учитель подумал: зачем гонять, сам был недавно таким, надо в класс всех, там будет попрохладнее от белых известковых стен, чисто вымытого пола…

– Так, агланчик Леви, покажи нам самую большую реку Крыма.

– Карасу, учитель.

– Неправильно, подумай хорошенько.

– Правда, учитель, я в ней чуть не утонул, меня спас Кебе.

– И как он тебя спас?

– Сказал: встань, Леви, с корточек. Я встал и вышел из воды… А так захлебывался, такая она большая, наша Карасу.

– Нет, Леви, неправильно. Кто скажет, ты, Кебе?

– Салгир.

– А почему?

– Потому что о ней написал какой-то русский поэт, Пушкин, что ли…

– Да не поэтому, а потому что она берет свое начало в горах Чатырдага и пересекает всю Крымскую степную долину и впадает куда, а?

– Прямо в Одессу, – закричал Дормидор. – Или, нет… В Карасу, потому что Карасу самая большая…

– Да нет же, деточки, Салгир впадает в Черное море, и длина его аж 120 км… Повтори, Бебе. Бебе встал, насупился и начал:

– Карасу… Нет, Салгир течет через… Одессу, задевает на повороте Карасубазар, Ак-Мечеть, Сарабуз, а уже оттуда исчезает в Черном море. Поэтому Леви чуть не утонул не в Карасу, а в Одессе…

– А Одесса, что это по-твоему? – спросил, улыбаясь, учитель.

– Это самая большая река, впадающая в Черное море… Я учил… Вода в Одессе глубокая, течет медленно, и поэтому море такое… Ну, волнистое. И наша Карасу несет свои воды в Одессу. Вот наш Леви, если не выплыл, сейчас жил бы… А, учитель, я забыл, Одесса это же город такой, где-то на севере…

Учитель стоял и улыбался всем этим милым бредням и вспоминал свое время, проведенное в этой же школе.

Он окончил четыре класса крымчакской школы, потом русскую целиком и поступил в Петербургский университет, затем поучился еще в Московском, но так ничего не окончил до конца. Вернулся домой в Карасубазар, осел, женился.

И вот крымчакская община пригласила его преподавать в крымчакской школе в четырех начальных классах. Дети говорили на крымчакском, татарском, русском, армянском, и вот, чтобы закрепить знания родного языка и подготовиться для следующей ступени обучения, они учились здесь вместе. Крымчакский язык преподавался устно и письменно. Это был урок устного, и учитель называл слова и толковал их значения, переводил на русский, татарский и обратно. Часто дети повторяли за ним хором. Крымчакский язык в детском произношении становился более четким, правильным, звучащим, интонационным, ребятишки слету начинали понимать друг друга.

Учителю полагалось небольшое жалование от общины, и поскольку времена были трудными, а они почти всегда были таковыми, то каждая семья по очереди еще кормила учителя ежедневно обедом. Это было принято и не вызывало удивления.

«Да, так пропутешествовал я почти по всей округе и ни чего не достиг», – думал учитель.

Но когда он смотрел на своих трех детей дома и еще на своих учеников, то на душе становилось легче – родной город, покой, жена, которую он обожал. И он думал, что не так уж его жизнь не удалась… Было ему чуть больше тридцати, он был бородат, зимой носил каракулевую высокую папаху, за что дети его дразнили Папахан…

Наконец зазвенел звонок, и он вышел к классу… А в классе никого не было.

– Что случилось, Яко? – спросил он единственного оставшегося ученика.

– Учитель, через центр города, мимо развалин крепости Ташхан, на Исткут и на Феодосию тянут на бревнах большой недостроенный корабль, все наши там, в центре…

– Ну, беги тоже.

– Не, я не хочу… Там страшно, там солдатов бьют плетьми.

«Да, – подумал учитель, – это наверняка из Ахтиар (так крымчаки зовут Севастополь), опять готовятся к войне. А тут язык крымчакский. И что они будут делать со своим маленьким языком в этом большом и враждующем мире? Корабль для сообщения с мирами, а не для разрушения. Да еще бьют!»

– Ну что, успокоились? – спросил учитель, когда класс собрался и затих. – Начнем с повторения. С самого главного в жизни слова «СУВЕРЛЫК – ЛЮБОВЬ». Хором повторите: «суверлык».

И дети повторили…

– Как будет «НАДЕЖДА» по-нашему? Итак, надежда – «ИШАНЧ». И класс повторил: «ЙАБАН» – чужбина. И класс повторил…

Язык был довольно трудным, особенно в фонетическом плане. Труден он был еще и близостью с татарским и караимским. Но все же были основательные различия за счет произношения гласных, таких, как «ы», «о» с точками. «Коз – глаз». Или «у» с точками, или «омпек – целовать». Произношение остальных восьми гласных было таким, как и в русском языке…

– Так, а теперь, дети, кто ответит, как возник наш язык? Ну, ты, Дамжи. И как его еще называют?

Дамжи встал из-за коричневой низкой парты и, получив от сидящего сзади Эчки подзатыльник, начал:

– Наш язык… Наш, его еще называют Чагатай, это по-древнему, вообще возник, как возникают все языки – надо раз говаривать, торговать, ребенку говорить, чтоб он ел и пил… А вообще, как все наши животные воют, так и мы сначала мычали, мекали, бекали, лаяли, а потом заговорили… Нужно было, вот и заговорили…

Учитель рассмеялся.

– В целом, наверное, правильно. Хотя вообще ученые считают – чтобы облегчить процесс приобщения нашего народа к пониманию библейских текстов для нас с вами, крымчаков.

– Да, уж облегчить! А то сломаешь язык от всех этих «эуы йоыу».

– Так, а скажи-ка ты, Дамжи, как образуется множественное число в нашем языке. Ну, допустим, «деве» – один верблюд, а множественное?

– Дэвелер, – протянул Дамжи, – но я не понимаю, учитель, как это так! Я добавил только «лер», а уже в моей голове стало много верблюдов. А уберешь «лер» – всего один. Не понимаю! Что-то в древности наши намудрили… Я понимаю настоящее размножение… Класс захохотал, но учитель все же сказал:

– Тебе, Дамжи, четверка. У тебя хорошо с чувством юмора…

Школа находилась в районе Хаджема, где в основном жили крымчаки. Правда, до центра, где происходили все основные события, было рукой подать. Нужно было пройти две-три крутых извилистых улицы с крымчакскими домами, обращенными окнами внутрь двора, перейти мост через Карасу – и вот ты уже возле каала, молитвенного дома крымчаков. Рядом развалины древней татарской крепости Ташхан (по-русски «каменный хан»). Тут же рядом был фонтан с холодной водой, к его воде припадали в жаркие пыльные дни не только горожане, но и путники. Вокруг него располагались верблюжьи караваны, брички, повозки и кареты, прежде чем обустроиться на постоялом дворе. У школьников книг было мало, в основном тетрадки и ручки с чернилами, которые они носили за кушаком, поэтому их котомки были небольшими, в которых были обязательно свертки с едой. На переменках только и слышалось «дай шмат», «дай шмат». Это те, кто был победнее или просто забыл взять что-то из дома, просили поделиться куском еды. И ученики делились. Жадных не любили, особенно у крымчаков. У Ташхана вечно что-то происходило: то недостроенный корабль тащили от моря к морю, то раскидывал шатры на лето цирк шапито, то какой-то заезжий музыкант играл на скрипке, и ему бросали монеты.

Чуть поодаль пацаны постарше играли в абдрашик, в кости бараньего хвоста. Они скучивались, затем склонялись, трясли кости в зажатых ладонях, затем выбрасывали и подсчитывали выигрыши или проигрыши. Игра была бы безобидной, если бы время от времени кто-то из пацанов не выходил из игры, раздетый до трусов, не убегал с ревом домой. Пацаны исчезали, а на пустое место прибегали родители вместе с городовым, но было поздно. Школьники не лезли в эти хулиганские игры и, изображая ученость, похаживали по тенистой площади, осматривая все. Затем неслись на речку, где у запруды купались в летние дни почти дотемна.

В один прекрасный день у ворот школы остановилась повозка, и из нее вышла крымчакская семья. Она была из отдаленного района, но считала, что их сын, уже переросший школу, все равно должен учиться и закончить четыре класса. На лице матери и отца были страх, недоумение и желание как можно быстрее поговорить с учителем. Они тащили за собой огромный мешок с продуктами, которых хватило бы на месяц.

– Учитель, – сказали они громко на всю школу. И учитель вышел навстречу.

– Надо поговорить! – и начали говорить тут же и наперебой. – Что-то с нашим агланом Дейнаром случилось, стыд но даже сказать, – начал первым отец. – Вчера я сидел в саду и слышал, как мой Дейнар что-то громко причитал… Потом я разобрал… И это касалось меня, моего ребенка! И с ребенком что-то случилось… Неужели он так рано… Это у нас не принято, как вы знаете, учитель…

– Так-так, все по порядку, – успокаивал их учитель…

– Так вот, – продолжал отец, – я услышал, как из-за кустов донесся голос моего Дейнар:

«Баламамыз (наш ребенок), баламызнынъ (нашего ребенка), баламызгъа (нашему ребенку), баламызнэн (с нашим ребенком)!»

– Ой, что-то случилось с нашим ребеночком! – завопила мать Дейнара. «Баламыздан (у нашего ребенка)!»

– Ой, что-то произошло у нашего ребеночка! – повторила вопль мать Дейнара. – Баламыздан! Ой, что с нашим ребенком! Где Дейнар, мой агланчик… Ты стал отцом… Говори!

На этом отец закончил. Почти весь класс, высыпавший во двор, хохотал до упаду, а учитель плакал от радости, потому что он, как и ученики, знал, что ничего не случилось.

– Послушайте, – обратился он к маме и папе Дейнара. – Это он готовился к уроку крымчакского языка и повторял склонение имен существительных! Вот и все… Успокойтесь…

На лицах родителей появилась улыбка, и они посмотрели на своего Дейнара. Он тоже улыбался.

– Ладно, придешь домой, все равно поговорим, – сказал отец, и они пошли к коляске. Класс же вернулся в здание школы, и урок продолжился.

– Так вот, дети, – продолжил учитель, – к происхождению слова «крымчак». Одна из идей происхождения – это легенда о том, что был когда-то на нашей земле писарь, и звали его Крым Исак. Отсюда, возможно, и произошло слово «крымчак». Посмотрите, как это могло произойти: звук «ис» перешел со временем пользования в звук «ч», вот и получилось – «крымчак».

Когда Дейнар, герой школьного дня, пришел домой, то его отец сидел и читал молитвенник так, что было слышно. Но сын заметил, что держал он молитвенник вверх ногами. Видимо, читал наизусть.

– Папа, как ты держишь молитвенник! Вверх ногами…

– Э, сынок, откуда я знаю, как надо… – важно ответил ему отец.