47
Получив информацию по рации, с докладом подошел легат Тит.
— Слушаю…
— Примарх, там не то перебежчика привезли, не то лазутчика…
— Зачем мне об этом докладывать? Уточните статус и поступите с ним соответственно его рангу… Перебежчика в лагерь, лазутчика — расстрелять.
— Мы бы так и сделали, но он говорит, что у него для вас срочная информация, и требует личной встречи.
— Вот как?..
Неожиданно откуда ни возьмись перед ним появилась Нэнси.
— В чем дело, Нэн? — удивился Рон. — Что-то с детьми?
— Нет… — ответила она, давясь от нехватки кислорода из-за быстрого бега. — Там этот, его привезли!
— Кого?
— Этого ублюдка Максвелла! — с ненавистью выдавила из себя Нэнси.
Финист подобной информации немало удивился. Получалось, что не то перебежчик, не то лазутчик и Максвелл одно лицо.
— Ладно, — кивнул Титу Рон. — Хочется ему увидеть меня лично, увидит. Как бы только не пожалел о встрече…
Рону пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать Нэнси от самосуда. Она была готова растерзать Бронкса голыми руками.
— Падаль! — кричала она. — Ты за все заплатишь! Ты ответишь за свои гнусные преступления перед рамирцами, недомерок!
Бронкс Максвелл вздрагивал при каждом произнесенном обвинении, как от удара.
— Из-за тебя, ублюдок, погибло столько людей, что ты будешь вечно гореть в аду!
Рону, наконец, удалось оттащить Нэнси в коридор, где она немного успокоилась.
— Я хочу… я хочу, чтобы его повесили…
— Может, сначала послушаем, зачем он пришел? — мягко спросил Финист, заглядывая Нэнси в глаза.
— А потом повесить, — твердила Нэнси.
Такой настрой Финисту не нравился и он чуть жестче ответил:
— Это уже не в моей компетенции. Его будет судить гражданский суд.
Нэнси, сверкнув глазами, ушла прочь, а Рон вернулся в комнату.
— Вы меня не убьете? — спросил Бронкс, сжавшись на стуле в углу.
— Ну не я — это точно, — пожал плечами Рон. — Зачем ты пришел, Максвелл? Тебя прислал твой хозяин, Лысый?
— Н-нет… Он как раз думает, что я мертв…
— Ты пришел искать убежища?
— Нет… то есть не совсем… У меня важная информация, но за нее я хочу получить некоторые гарантии.
— Что еще за гарантии?
— Относительно меня и моей семьи…
— Что ж, нужно позвать гражданские власти. У меня нет полномочий давать какие-либо гарантии.
— Зовите…
Президент, вице-президент и министр обороны появились сразу, как только их позвали, и сели напротив Бронкса. Шон Роддем плохо себя контролировал и тоже хотел придушить предателя, но сдерживался. Слово взял Алан Линк:
— Что вам нужно, мистер Максвелл? Что за гарантии и что за информация?
— Мне нужны гарантии, что ни со мной, ни с моей семьей ничего не сделают…
— Мы и так ничего не можем сделать… с твоей семьей.
— В случае вашей победы.
— Вот как? Что ж, я думаю, мы можем рассмотреть этот вопрос, но только если информация действительно стоит того.
— Она того стоит, — заверил Бронкс. — И за нее я требую амнистию.
— Хорошо… Что тебя привело к нам?
— Скоро Лысый получит оружие… много настоящего оружия.
— Откуда?!! — в три голоса воскликнули президент, вице-президент и министр обороны.
— Его предоставит Земля!
— Ты-то откуда знаешь? — удивился Георгий Финист. — Можно подумать, он с тобой делится самым сокровенным?
— Случайно проболтался, когда я… когда я…
— Что-то хотел ему предложить? — спросил Рон.
— Да. Тогда он, презрительно отозвавшись о моих новинках, сказал, что у него скоро будет настоящее оружие.
— Когда?
— Через полгода… Точнее не знаю… он так сказал.
— Проклятье… — ударил кулаком по столу Шон Роддем.
Алан Линк, Георгий Финист и Рон отлично поняли президента, все же произнесшего мысли остальных вслух:
— Мы только-только к этому времени произведем достаточное количество стволов… Но против настоящих автоматов у нас нет ни единого шанса.
Допрашивающие надолго замолчали и, чувствуя, что пауза затягивается, Бронкс несмело протянул:
— А как насчет меня?..
— Что?!
— Амнистия… — напомнил Максвелл.
— Да получишь ты свою амнистию, — отмахнулся Шон Роддем. — Амнистию Закона. А вот как люди к вам отнесутся…
Максвелл понуро кивнул. Да, с людьми придется жить, а они могут и наплевать на Закон, устроив самосуд.
«Что ж, как-нибудь да проживем, — подумал Бронкс. — Не одни мы такие, в конце концов. А люди… люди имеют свойство прощать и забывать… И это забудут».
