8

Чарльз С. Дуглас внимательно слушал, подавшись вперед и уперев подбородок в сплетенные пальцы рук. Взгляд его время от времени перемещался с одного рассказчика на другого, и какие уж он там делал умозаключения, ни Мартин, ни Эш сказать бы не взялись.

– …беседовали с ними в самолете, – закончил астрофизик. – На обратном пути в Вашингтон. Ручаюсь, что они абсолютно нормальные люди. А Вивьен так и вообще – очень миленькая женщина. И вдобавок ко всему, большая умница.

Эш согласно кивнул.

– То есть вы считаете, – Президент наконец прервал свое затянувшееся молчание, – что Хоуп ошибся, и ни о каком воздействии говорить не приходится.

– Чарли, – Мартин, казалось, сейчас подпрыгнет от возмущения, – ну, посмотри ты на нас. Ты знаешь меня и Говарда без малого тридцать лет. И что? Находишь ты в нас какие-либо изменения? А ведь мы были у Сферы чуть ли не дольше всех остальных. Мы даже палили по ней ракетами. Пустая трата времени. Я считаю, что Сфера – это явление, которое надо долго, кропотливо изучать и только потом плавно переходить к практическим действиям.

– Говард?

Эш поправил очки и пожал плечами:

– Я всего лишь аналитик. Я могу строить свои модели лишь на основании точной и проверенной информации. В данном случае такой информации я не вижу.

– Что ж, – Президент откинулся на спинку кресла, – подождем. Генерал уже должен быть здесь. Интересно, что дали его исследования?

– С его стороны было очень невежливо лишать нас общества Вивьен, – буркнул Мартин.

– Ну-ну, – Дуглас усмехнулся. – Ты еще в колледже отличался пылким отношением к женскому полу. Даже выполняя правительственное поручение, не можешь удержаться.

– Бог свидетель, – Мартин обиженно фыркнул, – никаких романов! Даже легкого флирта…

Дверь открылась, и вошел генерал Хоуп. Лицо его выражало озабоченность.

– Мистер Президент! Господа! – генерал коротко склонил голову.

– Фредерик!

– Разрешите, сэр? – Хоуп, дождавшись кивка Дугласа, отодвинул стул, сел и положил на стол папку.

– Какие новости? – Президент искоса посмотрел на подобравшихся Мартина и Эша.

– Строго говоря, новостей нет, сэр, – тон генерала был нейтрален. – Вивьен Тараоки и Джек Клеменс прошли тестирование. Отклонений от нормы не обнаружено.

Астрофизик и аналитик облегченно вздохнули. Одновременно.

– Стало быть, – Дуглас сосредоточил внимание на папке Хоупа, – ваши подозрения оказались беспочвенны?

– Они пока не подтвердились, – глава Комитета сделал ударение на слове «пока». – Не считая одного маленького инцидента. Во время возвращения шаттла пропала подопытная кошка, захваченная нами с Базы.

– И что?

– Это одно из животных, участвовавших в ранних испытательных полетах, сэр. Еще до того, как была обнаружена Сфера. Напрашивается довольно серьезный вопрос, как она могла исчезнуть из герметично закрытого челнока без какой-либо посторонней помощи? Поэтому я вынужден просить у вас разрешение на проведение углубленного исследования, сэр.

Мартин с Эшем недоуменно переглянулись. Дуглас вновь покосился на них.

– Поясните, – сказал он.

– Мы получили от русских новое высокотехнологичное оборудование. Основа его – два ви-генератора, способных, кроме всего прочего, раскручивать поля 2-го порядка, то есть полностью стирать всякую информацию. Оборудование установлено в нашем исследовательском центре…

– Где это? – Президент по-прежнему не сводил взгляда с папки Хоупа.

– В отрогах Скалистых гор, сэр. На вполне безопасном расстоянии от любого населенного пункта.

– Есть причины?

– Есть сомнения, сэр. Наши русские коллеги провели серию опытов по микростиранию информации у подопытных животных. С большой долей вероятности можно сказать, что опыты увенчались успехом.

– В чем суть ваших инициатив, Фредерик? – нетерпеливо обронил Дуглас.

– Мы хотим провести серию с участием Клеменса и Тараоки.

– Это может быть опасно для их здоровья?

– Результат непредсказуем, сэр. Но всю ответственность мы готовы взять на себя.

– Вивисекторы! – Мартин возмущенно заерзал. – Мало вам фиаско на орбите и угробленной кошки, так вы еще и тут решили руку приложить. Этот ваш Редфорд…

– Редфорд, – сухо перебил его генерал, – выполнял задание Комитета и действовал, по моему мнению, безукоризненно. Если же говорить об опытах, то не вы ли в этом самом кабинете не так давно утверждали, что изучать новое надо постепенно и без ажиотажа.

– Но не такими же варварскими методами!

– Микроимпульс генератора может стереть какой-то фрагмент памяти. Всего лишь. Это не опасно для жизни.

– Почему же тогда ваш Центр расположен далеко от городов?

– Мы вынуждены соблюдать режим секретности. Кроме того, я не могу предугадать последствия всех действий своих сотрудников, тем более в сфере науки.

– Я бы военных к науке и близко не подпускал, – попытался оставить за собой последнее слово Мартин.

– А я отвечаю за безопасность нации, – парировал Хоуп.

– Хватит! – Президент сурово сдвинул брови. – Делайте каждый свое дело. И делайте его хорошо, – он поморщился. – Во всяком случае, хоть один положительный момент у нас есть. Мы договорились с русскими о полномасштабном производстве ПП и сделали первый шаг в освоении Солнечной системы.

Джерри лениво свесил ноги с верхнего яруса и зевнул. Ничего не хотелось. Ни слезать с койки, ни, тем более, куда-то идти. Чем дальше, тем очевиднее становилось, что миссия вконец забуксовала. А если честно, то она стопроцентно провалилась. Испытатели на контакт не шли. Отшучивались и подтрунивали. Шеф Базы дал понять, что в их делах он не профи и помогать явно не собирался. Скорее всего, не хотел. Слоун мог его понять: каждое их новое поползновение – лишняя головная боль для него. Ни к чему это. И без того некоторые работы на Базе свернуты, как следствие карантина, введенного не без их помощи. Персонал ропщет, слоняется без дела. Да директор с милой душой выставил бы их с Базы в считанные секунды! Была б его воля. Но приходилось терпеть.

Джерри все-таки спрыгнул с койки и так же лениво потащился в санузел. Открыл кран, сполоснул лицо холодной водой, достал с полки зубную щетку и посмотрел на себя в зеркало. Хорош, ничего не скажешь. Изнывающий от беспомощности лучший психоаналитик Комитета. А что еще он в состоянии предпринять? Ну, можно навестить докторов. Бородина и Терехова. Переброситься парой слов с ними. Попытаться прощупать. Ерунда! Ничего они ему не скажут. Отмахнутся, как от назойливой мухи. Можно подкатиться к Патрисии. Слоун оживился. Да! Почему бы и нет. У нее, наверняка, должны быть медкарты сотрудников. Провести еще раз сравнительный анализ. Вдруг что-нибудь обнаружится. И жизнь опять станет осмысленной.

Вот Хоскинс шляется же где-то целыми днями. Что-то вынюхивает, к чему-то присматривается, о чем-то разговаривает. Собирает информацию. По крупицам. И потихоньку набивает ею свою базу данных. Работает человек. Терпеливо и целенаправленно. А он чем хуже? Надо стряхнуть апатию и разочарование и попытаться не смотря ни на что сделать свою работу. Вперед! На лысом верблюде! Джерри не помнил, где он подцепил это выражение, но оно ему нравилось.

От приступа хандры не осталось и следа. Слоун подмигнул сам себе, вытерся полотенцем, тщательно прикрыл дверь санузла и стал одеваться. Внимательно проследив за тем, чтобы воротник рубашки выбивался из-под куртки с подчеркнутой легкой небрежностью, он вышел из каюты и направился на третью палубу, где располагался медицинский отсек. Это место он запомнил очень хорошо. В частности еще и потому, что мадмуазель Леконт оставила в его душе неизгладимый след.

Добравшись до владений очаровательной последовательницы Гиппократа, он с трепетом нажал на клавишу звукового сигнала и, получив разрешение, шагнул через порог.

– Здравствуйте, Патрисия! – Джерри постарался обнажить в улыбке все свои тридцать два белоснежных зуба. Он знал, что улыбка эта безотказно действует на женщин, потому что резко контрастирует с его темно-матовой кожей.

– Добрый день, Джерри! – улыбка Леконт была не менее ослепительна, и смышленый психоаналитик сразу понял, что его демонстрация не достигла результата. – С чем пожаловали?

– Единственно с мыслью увидеть вас, – галантно поклонился Слоун.

– Так уж? – на лице Патрисии отразилось сомнение.

– И с ма-а-аленькой просьбой, – поспешил исправиться Джерри.

– Вот это более похоже на инспектора из Берна, – смягчилась Леконт. – Слушаю.

– Мне хотелось бы взглянуть на медицинские карты испытателей.

– Вы хотите увидеть что-либо новое? – удивилась Патрисия.

– Нет, но вдруг замечу нечто необычное, – психоаналитик приблизился к столу. – К тому же новое – это забытое старое.

– Хорошо забытое, – поправила его богиня от медицины. – У вас не было столько времени.

– Да, конечно, – Слоун почти смутился. – И тем не менее… Хочу проанализировать по нескольким параметрам состояние испытателей до полетов и после.

– Тогда вы не там ищете, – мадмуазель Леконт пожала плечами. – Кондиции пилотов отслеживали биологи из группы доктора Терехова. Впрочем, я могу скопировать вам свою информацию, только, боюсь, она мало, чем поможет.

– Окажите любезность, – Джерри теперь воплощал саму вежливость. – А я уж потом разберусь, что мне подходит, а что – нет.

Через пару минут он уже покинул медицинский отсек, унося в кармане куртки мини-диск с картами испытателей, и пошел прямиком к своей следующей цели – территории русского естествоиспытателя.

Слоун не успел даже прикоснуться к звонку, а дверь уже скользнула в сторону. «Туда ли я попал?» – заколебался психоаналитик, но тут же увидел в открывшемся проеме худощавого человека в белом халате, стоящего спиной к нему у стеллажа с книгами. Человек, не оборачиваясь, посмотрел его. Не окинул взглядом, потому что голова его была повернута в другую сторону, а именно посмотрел. Слоун еще пока доверял своим ощущениям, и они его не обманывали. Казалось, незнакомец увиделвсё. Начиная от момента зарождения Джерри в утробе матери и заканчивая его последними шагами. Все его мысли, поступки, тайные желания и движущие мотивы. Работу сердца, легких, печени, желудка, мышц и суставов, цепочки ДНК и глубинные связи, незримо властвующие в организме. Прошлое, настоящее и даже будущее существа, зовущегося Джерри Слоуном. Всю его суть и, вероятно, душу.

– Туда, – ответил он, обращая лицо к психоаналитику. – Входите, Джерри.

– Доктор Терехов?

– К вашим услугам.

– Простите, я хотел…

– …получить сведения об испытателях, – закончил за него биолог. – Зачем они вам? Вы, как и большинство людей, пытаетесь разобраться в следствиях, а не в причине. Все ваши поиски страхов, обид, вожделений и других истоков, могущих служить поводом для потери стабильности психики – лишь самая верхушка айсберга, поверхность океана, глубины которого вам неведомы.

– Где же истина? – тихо спросил Слоун.

– Истина заключается в том, что самый страшный враг человека – он сам. Бороться нужно только с самим собой, так как мы имеем дело с тривиальным раздвоением сознания. Изначально враг был только внутри разума, воплощенный страхом перед неведомым, а потом человек вынес его вовне и постарался персонифицировать. Менялись времена, менялись враги. Сейчас, например, мы придумываем злобных инопланетян, и сами же ужасаемся тому, что может произойти. Порабощение Земли! А ведь порабощение – термин чисто человеческий. Мы распространяем свой оголтелый и ущербный выдуманный мир на всю остальную Вселенную.

Да нет в ней агрессоров. Нет! Кроме нас самих. Как дети, сочиняем себе врага, которого надо побеждать. Выдуманное добро борется с выдуманным злом! Собственно, мы и есть дети, еще не доросшие до нормального взрослого симбиоза с Мирозданием.

Так что, коллега, побеждать надо только самого себя. И проявлять агрессию, если это можно так назвать, только по отношению к самому себе. И учиться у победителя, то есть у самого себя науке побеждать, если хватит сообразительности. И совершенствовать ее.

Вообще, внешнего врага придумал изощренный разум того, кто первым захотел использовать остальных, чей внутренний мир еще не дорос до абстрактных понятий, для удовлетворения каких-то своих потребностей. В пище. В удовольствии. Во власти…

В нынешнюю эпоху развитых СМИ воздействие на сознание в этом смысле стало еще более агрессивным и негативным. Подменяются понятия. Честь – на умение устроить свою жизнь, любовь – на секс, чувственные утехи плоти, добро – на зло. Выстраиваются целые системы умозаключений, объясняющие, что существование добра без зла просто невозможно. Что для одного – зло, для другого – добро. Чушь собачья! Но глубоко проникающая в незащищенный разум. Вам ли этого не знать!

И отягощается все это генным механизмом, сохраняющим информацию предыдущих поколений с уже отравленным, искаженным мировоззрением… Цепная реакция, которая рано или поздно приведет к взрыву.

А чтобы этого не случилось, на отдельных представителей рода человеческого с еще незамутненным сознанием иногда сходит Благодать в виде всеобъемлющей информации о том, как все есть на самом деле. И появляются Учителя и Пророки. И говорят пламенные слова, пытаясь выразить то, что дано им в ощущениях. Но и эти слова истолковываются учениками и последователями превратно. В меру своего собственного понимания и амбиций. И круг замыкается. Но приходит время и…

Джерри лениво свесил ноги с верхнего яруса и зевнул. Странные сны посещают его в последнее время. Он все-таки соскочил с койки и лениво потащился в санузел, по пути машинально запуская пальцы в карман висевшей на стуле куртки. Диск был на месте.

И тут Джерри будто морозной волной окатило.

– Привет честной компании! – Кобыш проявился в центре собственной каюты в аккурат между Дориным и Седых, скорее всего, только что сюда вошедшими.

– О! – расплылся в улыбке Тернер. – С подбытием. Как раз к ужину.

– Как там, на Земле? – Хромов с любопытством уставился на командира. – Что новенького?

– Ну, прежде всего, обрадую, – сказал Кобыш, стягивая куртку. – Я нашел нам убежище.

– Замечательно, – Седых забрал у него куртку и зашвырнул ее на верхнюю койку, – но предполагает что-то еще.

– Да, – подтвердил полковник, – и огорчу. Нас похоронили.

– Шутишь? – Дорин всерьез изумился. На лицах остальных тоже возникло глубоко озадаченное выражение. – Каким образом?

– Челнок взорвался. Мы стали жертвой несчастного случая при возвращении домой.

– Все? – уточнил Хромов.

– Вся команда, – Кобыш кивнул. – Естественно, кроме Клеменса и Тараоки.

– Нельзя ли поподробнее? – осторожно спросил Тернер.

– Можно, – полковник присел на стул и стал рассказывать. Он постарался не упустить ничего из своего более чем пятичасового пребывания на Земле. Когда он закончил, в каюте царила мертвая тишина.

– Однако! – Седых зашевелился первым. – Похоже, нас таки достали? Кто?

– Если б знать, – Дмитрий развел руками. – Челнок наш, и, стало быть, кто-то из наших постарался. Короче, парни, я думаю, придется обращаться за консультацией.

– К группе Ли? – Дорин не спрашивал, а, скорее, уточнял.

– Мысли читаешь?

– Стараюсь, – израильтянин с деланной скромностью потупился. – Иногда даже получается…

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Кобыш. – Чем это вы тут занимались, пока меня не было? Не томите. Теперь ваш черед.

Выяснилось, что у каждого из пилотов есть, чем похвастаться. Правда, способности эти проявлялись спонтанно, только в момент экстремума, совсем как у полковника при его встрече с алчущими поживы наркоманами. Так, у Тернера, сверзившегося с верхней койки, случайно ногой зацепился, непонятно за что, с кем не бывает, прорезалась вдруг способность к левитации. Он воспарил над полом, не долетев до него каких-нибудь сантиметров двадцать. Все последующие попытки повторить сие уникальное достижение к успеху не привели. Так что синяки и шишки есть.

Хромов в минуту раздражения, ну, пристал, как банный лист, блин, ходит за мной и ходит, отправил Хоскинса в путешествие по большому кругу. Теперь тот регулярно осматривает вторую и третью палубы, после чего направляется в аппаратный отсек и сидит, пялясь в окно с центром управления, Женя проверял, минут сорок. После чего все происходит по новой. И так уже, Хромов взглянул на циферблат, почти шесть часов. Считай, смену отработал.

Седых же, в перерывах между сеансами показа информационных картинок, умудрился выудить из пустоты, без всякой помощи со стороны Дорина, чашку с куриным бульоном. Сил нет, как захотелось горяченького, а тащиться в «Харчевню» было некогда, потому что народ жаждал лицезреть происходящее в мире. Это вызвало некий, и довольно приличный, дискомфорт, тут она и появилась. Правда, была она принадлежностью все той же «Харчевни», Седых помнит эти чашки, они ему давно понравились, удобные такие, темного стекла, рисунок сбоку – два цыпленка. Не материализация, конечно, как у Дорина, но все же, случись что – с голодухи не опухнешь.

– Изрядно! – Кобыш призадумался. – Не было ни гроша, да вдруг алтын! Не кажется ли вам, дорогие соратники, что нас кто-то подталкивает к новым открытиям? В преддверии грядущих событий. Или у меня уже бзик? Но, согласитесь, как-то странно. С каждым случилась ситуация, послужившая толчком не для реализации, а, скорее, для обнаружения новых способностей. Так сказать, вывешен знак: внимание – проявите инициативу! Глядишь, кое-что и нарисуется. Надо только поискать. И все это – за последние пять часов! Не настораживает, а?

– Не изобретай лишних сущностей, Дима, – Раф переступил с ноги на ногу, – хватит того, что уже есть. Процесс может быть просто растянут во времени, и сейчас наступила следующая фаза.

– В самый что ни на есть канун Рождества, – ввернул Седых. – Для поднятия сникшего боевого духа.

– А что? – сказал Тернер и пригладил ежик. – Как вариант годится.

– Да ну вас! – Дорин махнул рукой. – Вместо того, чтобы…

– Стоп! – прервал его Кобыш. – Женя, а смотреть Ли, Бородина или Терехова вы не пробовали?

– Как же, – Седых кисло скривился, – попытки-то были. Только ничем не кончились. Я не могу их увидеть. По причинам от меня не зависящим.

– Так, – полковник резко повернулся к Тернеру. – А ты, Брюс?

– Избавь меня от этого, – американец как-то неубедительно перекрестился. – После того, как я пометил их радужные оболочки, у меня запала всякая охота даже глядеть в их сторону. Не придумай, что боюсь. Просто есть вещи, недоступные для нас. Ну, примерно, как высшие иерархические программы компьютера недоступны обычному юзеру.

– Вот как? – Кобыш прищурился. – Интересно. И интригующе. А нас ты видишь…

– Мы – команда, – поспешно буркнул Тернер, будто ждал этого вопроса. – Единомышленники. Каждый открыт для другого. Тут проблем не возникает и не может возникнуть. Да и уровень отношений с закружающей действительностью, – испытатель развел руками, – у нас подниже. Во всяком случае, мне так кажется.

– Что ж, – Дмитрий кивнул, скорее для себя, чем для остальных, как бы утверждаясь в собственном мнении, – похоже, ты все понял правильно. Стало быть, контакт с ними не просто необходим, а является насущной потребностью. И не будем его откладывать в долгий ящик. Надеюсь, они выступят в роли дедов Морозов, тем более что Новый год на носу.

Клюев стоял, прижавшись лбом к стеклу, и смотрел на заснеженный парк. Окна институтского профилактория, где их разместили на время проведения обследований, выходили во внутренний двор здания, громадным полукольцом окружавшего свою территорию. Парк же, несмотря на то, что он не являлся частью института, был отсюда прекрасно виден. Наступал третий день пребывания испытателей на положении объектов изучения. Однообразные процедуры, тесты, проверки и изыскания хоть и являлись для них чем-то новым и настораживающим, но уже успели порядком надоесть. А сами для себя они давно сделали соответствующие выводы. Двое суток назад.

– Как ты думаешь, – спросил Максим у Варчука,лежавшего на кровати, давнозастеленной и приведенной в божеский вид, закинув руки за голову, – скоро они угомонятся?

– Не дождешься, – ответил Олег. – И я не думаю, а точно знаю. Они еще тольково вкусначинают входить.Сегодня ждут какого-то Медведева из окружения президента. Видимо, большая шишка.

– Зачем?

– Я не собираюсь быть сексотом.

Клюев, глядя в окно, улыбнулся. Олег ощутил теплую и вместе с тем возбуждающую волну, окатившую его изнутри и принесшую образ малоприметного, но заметно сильного человека, старающегося примирить то, что он мгновение назад увидел, с тем, как он хотел бы распорядиться вновь открывшимися перспективами.

– Пожалуй, я его несколько озадачу,– сказал Максим. – Но после этого они возьмутся за нас всерьез, а мне не хотелось бы завязнуть здесь надолго. А тебе?

– Кто это? – Олег насторожился, хотя уже догадывался, кого ему показал Клюев.

– Видишь ли, Макс, — нахмурился Варчук, – наше будущее неопределенно и заботит меня не меньше твоего. Я уже даже кое-что предпринял: послал Вознесенскому на компьютер сообщение, не по почте, а напрямую, в котором обрисовал ситуацию. Но этого, видимо, мало. Просто так нас никто отсюда не выпустит. Мы должны будем уйти сами.

– Есть идеи?

– Шутишь… Как карты лягут, так и сообразим. Бой покажет.

В дверь негромко постучали. Клюев повернул голову и сказал:

– Войдите.

В приоткрывшийся проем проскользнул розовощекий Коля и с порога, дружелюбно улыбаясь, брякнул:

– Здрасссьте всем!

– И тебе привет, служитель психофизики! – Варчук стремительно переместился из горизонтального положения в вертикальное. – Какую участь ты уготовил нам сегодня?

– Да что вы, ребята! – Коля излучал само радушие. – К чему такое мрачное настроение? Веселее! Могу только порадовать – нынче вы работаете в паре.

– Они уже давно работают в паре, – пробормотал Костромин, прильнувший к монитору в своем кабинете. – С первого же дня, – он покосился на Трубникова, внимательно рассматривающего дисплеи следящей аппаратуры со змеящимися на них зелеными, желтыми и красными кривыми. – Впечатляет?

– Несомненно, – произнес Доктор. – Такой активности я еще не наблюдал.

Он оторвался от созерцания экранов и пояснил сидевшему поодаль Медведеву, с любопытством взиравшему на их деятельность:

– Это только кажется, что они там сами по себе: один в окно смотрит, а второй на койке валяется. Они догадываются, что комната нашпигована датчиками, и потому общаются телепатически. И весьма плотно. Им невдомек, что в помещении установлены еще и ви-сканеры.

– И что? – с интересом спросил Солдат. – Мы можем узнать, о чем они говорят?

– К сожалению, нет, – Доктор развел руками. – Мы только фиксируем факт обоюдной передачи информации.

– Недоработка, – проворчал бывший контрразведчик. – И за что вам только деньги платят?

– За умение видеть то, чего не видят другие, – с достоинством ответил Трубников и переключился на профессора. – Иван Палыч, нам не пора?

– Да, – сказал Костромин. – Минут через десять летчик уже будет в седьмой лаборатории, а его напарник на стенде у Коли. Но сегодня зеркала станут не катализатором, а помехой. Подопытные об этом не знают. Посмотрим, смогут ли они пробиться друг к другу. Задание выглядит достаточно жестким: Варчук должен передать приказ на проведение сеанса телекинеза, а Клюев его, естественно, осуществить…

– Скажите, профессор, – перебил его Солдат, – а способность к телекинезу проявилась только у летчика, или его приятель тоже?..

– Нет, Олег не выказывал ничего подобного. Да и у Клюева новый талант прорезался только к вечеру второго дня. А почему вы спрашиваете?

– А потому, драгоценные мои труженики науки, – Медведев оглядел ученых с ног до головы, – что сегодня, перед вылетом сюда, мне позвонил из Берна крайне рассерженный академик Вознесенский и в резких выражениях поинтересовался, какого черта мы держим испытателей во вверенном моему попечению Институте психофизики, и почему, собственно, никто не удосужился его уведомить об этом. И учитывая то, что он заинтересован лицезреть своего сотрудника Варчука как можно скорее, так как от его, Варчука, впечатлений и наблюдений напрямую зависит работа всей международной группы, мне было предложено немедленно освободить названного сотрудника из-под стражи. Он так и сказал: «из-под стражи»… – еще один взгляд исподлобья. – Вот я и хочу выяснить, не проклюнулось ли у нашего ви-физика еще каких-нибудь неожиданных дарований. Вернее, вопрос стоит так: можете ли вы не знать об этом?

– Вообще-то такое возможно, – Костромин ссутулился, засунув руки в карманы, – хотя мы и стараемся отслеживать все полевые изменения в непосредственной близости от объектов эксперимента.

– Я не спрашиваю, имел ли Варчук доступ к компьютеру, – продолжил Солдат. – Мои люди проверили все серверы института, а также отследили все телефонные звонки. Никакой информации отсюда Вознесенскому не уходило. Я спрашиваю, как он мог это сделать?

– Ну-у… если у академика есть свои телепаты, – вслух начал прикидывать Трубников.

– Нет у него телепатов, ни своих, ни чужих, – прервал его Медведев. – Еще идеи?

– Информация… – продолжал бормотать Доктор, озвучивая свои мысли, – он мог передать пакет информации… Предположим, прямо на компьютер в Берн… Он у нас большой специалист по ви-технологиям, кому, как не ему, знать, как можно ей оперировать… «Ай да Трубников, – Олег разразился воображаемыми аплодисментами. – Догадался все-таки…» Почему бы и нет? Если Сфера активировала…

– Ты считаешь, это реально? – Солдат резко, вместе с крутящимся креслом, повернулся к ученому. – И такое нельзя отследить?

– Ну, узнал же как-то Вознесенский, что его питомец здесь, – теперь уже энциклопедист окинул Медведева рассеянным взглядом. – Твоей службе хорошо бы проверить, какие сообщения есть в почте у академика. Если, конечно, он их сразу не стирает. Хотя зачем ему… – он сделал паузу. – Что же касается отслеживания, то он мог выкинуть этот фокус в зеркалах, на фоне общей работы, и тогда мы не в силах что-либо зафиксировать, кроме пиков активности. Да и вообще не в силах, и ты, Иваныч, знаешь это не хуже меня. Может, в будущем…

– Ты, Тимур, не мудри, – Солдат поморщился, – а лучше скажи прямо: да или нет?

– Да, – нехотя ответил Трубников. – Но поймать пакет можно только в том месте, куда он отправлен. Либо в исходном пункте. Причем заранее зная, чего мы ждем от объекта эксперимента.

– А наши мысли они в состоянии прочитать? – бывший контрразведчик совсем посуровел. – Здесь и сейчас?

– Нельзя исключать и такую вероятность, не смотря на то, что кабинет надежно защищен. Опять же с нашей точки зрения.

– Худо, – подытожил Медведев. – Что ж, пойдем смотреть на наших соколов. Воочию, – он поднялся и, кивнув, направился к двери. Ученые молча последовали за ним.

По пути в седьмую лабораторию они заглянули «к Коле», как выразился Костромин, где советники президента любезно пообщались с Варчуком, которому Солдат не преминул задать несколько каверзных вопросов в надежде поймать физика на слове. Ответы он получил весьма двусмысленные, рассердился было, но сдержался, памятуя о том, что экстрасенсы – люди не от сего материального мира, и раздражаться на них – себе дороже. Уточнив программу эксперимента и проверив готовность сотрудников, они покинули «колину обитель» и добрались, наконец, до «семерки».

Каневский и Засулович встретили их сдержанно, не зная как реагировать на присутствие высоких гостей, а Максим, тщательно скрывая насмешливые искорки в глазах, отвесил низкий поклон.

Медведев же неторопливо обошел лабораторию, внимательно рассматривая блоки аппаратуры, хотя Доктор готов был дать голову на отсечение, что он в них ничего не понимает, приблизился к подковообразному пульту, с интересом его изучил и лишь затем обратил свой взор на Клюева.

– Знакомы ли вы с Аристархом Васильевичем Батюшкиным? – задал он неожиданный вопрос.

– Не припоминаю, – Максим удивленно вскинул брови. – А что? Должен?

– Как вы попали в испытатели?

– Меня откомандировали с завода в Капустин Яр, на полигон. Там я обкатывал «Приму» на стендах. А потом, после доводки, стал летать на ней. Если, конечно, это можно назвать полетом.

– Вот так, сразу, с производства – и на экспериментальную модель?

– Ну-у… нет, конечно. Вообще-то я подавал заявку на участие в программе ПП…

– Ага! – Солдат вперил в Клюева испытующий взгляд. – Значит, хоть и косвенно, но вы должны были пересечься.

– Да в чем дело-то? – не выдержал Максим. – Это имеет какое-то значение?

– Может, да, а может, и нет, – Медведев заложил руки за спину и качнулся с пяток на носки. Потом обратился к ожидавшей в молчании группе ученых:

– Ну что ж, начнем, пожалуй… – пауза. – Посмотрим, на что годятся птенцы гнезда аристархова, а?

Костромин тут же занял место за пультом, а Засулович с Каневским разместились по обе его стороны, в боковых операторских креслах. Трубников же остался у двери, видимо, чтобы сохранить лучший сектор обзора. Оттуда ему хорошо были видны и мониторы на пульте, и кресло между двух зеркальных полуцилиндров.

Клюев прошел в центр помещения, сел, откинулся на спинку, сделал несколько движений, устраиваясь поудобнее, и расслабился, прикрыв глаза. Солдат, внимательно осмотрев диспозицию, передвинулся к окну и замер в ожидании.

– Внимание! – произнес Костромин в интерком. – Начинаем.

И все застыло. В первые секунды, тягучие и тяжелые, казалось, что ничего не происходит. Потом Медведев, тоже, вероятно, полностью вписавшийся в эту неподвижную картину и напряженно наблюдавший за Максимом, почувствовал в нагрудном кармане своего пиджака некое шевеление. Он с удивлением глянул вниз и обнаружил, что его любимый золотой «Паркер» покинул свое убежище и завис буквально в паре сантиметров от его лица, затем дрогнул и медленно поплыл к распластанному в кресле испытателю. А тот в последний момент поднял правую руку и, не открывая глаз, принял его на ладонь. Лишь после этого действа летчик приподнял веки и спокойно спросил:

– Ну, как?

– Впечатляет, – в тон ему ответил Солдат, сохраняя на лице невозмутимое выражение. И, не обращая внимания на зашумевших у пульта сотрудников института, добавил. – А что-нибудь посущественнее можете?

– Как скажете, – Максим сделал легкий отстраняющий жест, и ручка вернулась на свое законное место, причем на этот раз советник президента не уловил никакого движения в воздухе. – Посмотрите за окно.

– Смотрю, – Медведев сосредоточился на пейзаже.

– Скамейку видите?

– Которую?

– Ту, что поближе к нам, у фонарного столба.

– Да, – Солдат с интересом пригляделся. Скамейка была старой, еще прошлого века, но ухоженной. На массивном чугунном основании покоились тщательно покрашенные в голубоватый цвет перекладины, плавным изгибом переходящие с сиденья на спинку. На боковинах лежали шапки снега, но середина оказалась расчищенной. Видно, кто-то пристраивался ненадолго. Массивные ножки, напоминающие львиные лапы, намертво вмерзли в ледяную утоптанную тропинку и виднелись только наполовину. В общем, неприглядный зимний антураж.

– Показываю, – тихо сказал Клюев и опять прикрыл глаза.

За спиной контрразведчика тут же вырос Доктор и тоже сосредоточенно уставился в окно.

Скамейка резво прыгнула вверх, выдирая и разбрасывая причудливые куски слежавшегося до непробиваемой плотности снега и льда, ее по спирали понесло выше, как будто невидимый смерч закружил ее в своих объятиях, но вдруг передумал, потому что она круто остановилась, словно в оцепенении, медленно развернулась торцом к зданию института и снова замерла. Неожиданно она рванулась вперед, как снаряд, выпущенный из гигантского призрачного орудия, и, со свистом рассекая воздух, понеслась к окну седьмой лаборатории. Она летела быстрее, чем расширялись зрачки Солдата, который даже не успел среагировать на изменившиеся обстоятельства. Трубников за его спиной тоже впал в ступор. «Все! – мелькнула шальная мысль. – Доигрались!»

Скамья, впрочем, не врезалась в стекло. Она недобрала до него каких-нибудь пять сантиметров, неподвижно повиснув перед потерявшими сцепление с реальностью зрителями. И пока Доктор сглатывал тугой комок, застрявший в горле, она исчезла.

И объявилась там, где и пребывала прежде. Как ни в чем не бывало.

Солдат начал медленно оборачиваться.

Максим открыл глаза и невидящим взором посмотрел в пространство.

Звонок Ильина был неожиданным для Медведева. Он с досадой подумал, что настырный Вознесенский, видимо, добрался и до президента. Поэтому сейчас, расположившись на заднем сиденье джипа, стремительно мчавшегося из аэропорта в сторону столицы, распугивая попутные машины звуками сирены и лихорадочным миганием маячков, он пытался выстроить хоть какую-то систему в сложившейся к этому моменту ситуации, а заодно немного пригасить неприятные ощущения от, прямо скажем, неудачного визита в Институт психофизики.

Мальчишки, думал он с тягостью и, одновременно, каким-то едва уловимым уважением, талантливые мальчишки. Хлебнем мы еще с ними. В рамки их ставить надо. Пытаться ставить, поправил он себя. Объяснять, растолковывать, вдалбливать, наконец. Как же, усмехнулся его альтер-эго, ты уже пробовал, они тебе сами лучше, чем кто-либо другой, объяснят, тем более, что видят тебя насквозь. Ну, правильно, наорал, вернее, нашипел, ярость требовала выхода (больше – страх, уточнил альтер-эго; да, да, конечно, и страх тоже), пар надо было выпустить, вот и сорвался. А кто бы не сорвался после такого! Ни хрена себе, двухсоткилограммовая скамеечка, как пушинка, содрана с места и брошена в него. Ее и отковырять-то из ледяных наростов без лома, какой-то матери и, по крайней мере, получаса времени невозможно. И это невзирая на противодействующее поле, созданное зеркалами. Вот и потерял контроль, понесло. «Сопляк! Идиот! Ты мог убить нас!» Как он ответил-то? «Убивать и приказывать убивать – ваша прерогатива, а мы как раз стараемся этого не делать. Нам это не нравится. К тому же, если меня просят показать что-либо посущественнее, я показываю, причем так, чтобы это произвело впечатление, но гарантировало полную безопасность. За свои поступки я отвечаю». Уел, короче. В общем, их перепалка в узком семейном кругу, под озадаченными взглядами остальных присутствовавших, но не вмешивавшихся в ход словесной баталии, закончилась тем, что открылась дверь, и заглянувший в нее Варчук сказал: «Макс, не трать слов попусту. Нам пора».

И когда он, Олег Медведев, в растерянности рявкнул: «Куда? Кто разрешил?», его оглядели спокойно, без раздражения и высокомерия, и объяснили, что им разрешение не требуется, и отныне они намерены поступать так, как сочтут нужным, потому что, во-первых, им надоело быть подопытными кроликами, а во-вторых, ничего хорошего и конструктивного от пребывания именно в этом заведении они не ждут. «Настоящую свободу начинаешь ощущать только тогда, когда понимаешь, что тоже кое на что способен и не хочешь зависеть от прихотей и целей других людей, если, конечно, они не совпадают с твоими собственными. Вы слишком привыкли командовать. Вам надо пересмотреть свое отношение к действительности. В самое ближайшее время, вероятно, вам это пригодится».

И они ушли. Сдержанно, со спокойной совестью, особенно не торопясь. Добрались до своей комнаты в профилактории (весь их путь, естественно, отслеживался), оделись и направились к выходу. Несмотря на истерический приказ задержать их любой ценой, охрана застывала при их приближении, чуть ли не отдавала честь. Дико это выглядело. Дико! Но, тем не менее, выглядело именно так. Невозмутимо покинув здание, они погрузились во взявшееся невесть откуда такси, и только их и видели.

Он не стал гнать волну и пытаться применить другие радикальные средства. Понял, что бесполезно. С такими ребятами необходимы иные навыки. Какие? А вот об этом стоило подумать. И впрямь, придется пересмотреть свое отношение к действительности…

Да еще вернувшийся с орбиты Докучаев добавил забот. Из его устного пока рапорта выходило, что никак тамошние обитатели во время их визита себя не проявили. Значит, умнее оказались? Ну, естественно. Они постарше этих пацанов будут, а, следовательно, и жизненного опыта у них побольше. Хорошо хоть американцы со своими потугами по преодолению препятствий обломались. Правда, под занавес прихватили с собой своих же астронавтов, Клеменса и Тараоки. Теперь, скорее всего, потрошат их в аналогичных научных центрах. Получат что-нибудь или нет? Видимо, получат. Мы же смогли. Пусть и с потерей контроля. Стало быть, они будут все время наступать нам на пятки. А надо их опередить. То есть переломить ход событий. И сделать это можно только одним способом. Коренным. Значит, так и доложим Тимофеичу.

Джип миновал Боровицкие ворота и медленно поехал по территории Кремля. Солдат глянул на часы. В самый раз поспели, и схему он все-таки выстроил. Так что есть с чем являться пред очи.

Медведев вошел в президентский кабинет бодрой походкой, с видом, долженствующим означать полную уверенность в себе. Ильин глянул на него прозрачным взглядом, усмехнулся и предложил присесть поближе.

– Ну, докладывай, Олег, – сказал он, – каких дров вы еще наломали.

– Вознесенский наябедничал? – Солдат поджал губы и утвердительно качнул головой.

– Откуда этот дошкольный жаргон, генерал? – снова усмехнулся Ильин. – Не наябедничал, а уведомил, что ему мешает работать твое ведомство. Сообщил, что обращался к тебе, но вместо помощи встретил непонятное сопротивление. Зачем тебе его сотрудник?

– Варчук ходил на «Приме» вместе с Клюевым. Поскольку ты мне предоставил полную свободу действий, я решил проверить в ИПФ и его тоже. В конце концов, один работник погоды не делает, подождал бы академик. Но тут выяснились некоторые обстоятельства…

– …и ты немедленно приложил руку, – прервал его президент. – И все пошло прахом.

– Ага. И Доктор туда же.

– Да. Трубников звонил. Почему, ответь мне, вместо того чтобы слаженно работать в команде, вы мешаете друг другу? Какого лешего тебя понесло в институт? Они бы и без тебя справились. Ты ведь уже знал, что побывавшие у Сферы умеют читать мысли, когда появился в лаборатории. О чем, интересно, ты подумал в момент проведения эксперимента?

– Ну-у… о том, что такие возможности обязательно надо использовать. Ничего лишнего.

– Ты должен был просто забыть на время такое понятие, как «использовать». Для них же это как красная тряпка для быка, – Ильин смерил Солдата осуждающим взглядом. – Засиделись вы, ребята, в начальственных креслах. Оперативное чутье потеряли. Ты же был лучшим из лучших. А нынче так вляпался! Испытателей вообще нельзя было изымать из естественной среды, вести их втихую наружкой, наблюдать и делать выводы. У тебя, что, профессионалов мало?

– Ты, Тимофеич, тоже не перебарщивай со своими советами! – огрызнулся Медведев. – Как их вести, если они телепаты? Научи.

– Сразу после полета, – сурово сказал Ильин, – никто об этом еще не знал. Можно было бы подкинуть им для компании третьего. Физика. Из твоего же ИПФ. Ненавязчиво. И пусть бы изучал их в нормальных для них условиях.

– Они бы его вычислили к концу второго дня.

– И прекрасно. Был бы повод для разговора и, вероятно, дальнейшего сотрудничества. На паритетных началах. А ты их мордой об стол! Использовать! Теперь ищи их… – глава государства махнул рукой, потом сверкнул на Солдата глазами. – Кстати, ищи! И найди! И приставь к ним наружку. Но только так, чтобы комар носа не подточил.

– Как?! Как их вести, если они уже пуганые?

– А вот это уже – твоя забота. Сообрази, – президент начал остывать. – Используй весь новый состав нашей бывшей группы. Они же теперь тебе подчиняются. В общем, думай сам. Я за тебя не буду… А теперь рассказывай, что было и что будет. По глазам вижу, что-то уже придумал.

Медведев облегченно вздохнул и пустился в повествование. Он постарался дать четкий анализ всех событий, произошедших после приземления «Примы». Вероятно, у него это неплохо получилось, потому что Ильин окончательно отмяк и теперь сидел, откинувшись на спинку кресла и задумчиво глядя в потолок.

– Кстати, – спросил он, – а почему вы с Доктором решили, что информацию Вознесенскому скинул именно Варчук, а не, скажем, тот же… как его… Елютин?

– Первым делом я проверил всех заинтересованных лиц, имеющих какое-либо отношение к академику. Никто из них сообщений не посылал. Думаю, что Елютин тут же забыл, куда и зачем отправились Доктор с испытателями, потому что он откомандирован на полигон совсем для других целей. У него голова забита своими проблемами, которых у него – выше крыши. Он готовит для отправки недельный отчет, а его срок еще не наступил. Да и сам Вознесенский вряд ли хватился бы в ближайшее время одного из десятков сотрудников, если бы ему не напомнили. Оставался только Варчук.

– Что ж, определенная логика прослеживается. Тут ты не ударил в грязь лицом. Тут все по технологии. Да. Ну, давай теперь о том, что будет.

– Хорошо, – Солдат перевел дух. – Но должен тебя предупредить, что решение этой проблемы находится за рамками этики.

– Подробнее.

– Мы должны вывести из оборота тех испытателей, которые находятся на Базе. Желательно всех. Исключение – Клеменс и Тараоки, и то потому, что их уже забрали наши коллеги.

– Довольно неожиданно, – Ильин подобрался. – И чревато. Зачем?

– Во избежание экспромтов, которые нам преподнесли Клюев с Варчуком. Мы должны сохранять контроль над ситуацией.

– Возможно, ты прав, – Ильин все еще сомневался. – Как собираешься это сделать?

– Вам лучше не знать, Александр Тимофеевич, – Медведев назвал президента по имени-отчеству, что случалось в их беседах тет-а-тет крайне редко. Такое происходило лишь тогда, когда уровень принимаемых решений был чрезвычайно высок и требовал от исполнителя нетривиальных действий, граничащих с риском, не столько для жизни, сколько для положения. – В рамках стратегии Конторы. Несчастный случай. Когда вы столкнетесь с прессой, а рано или поздно это произойдет, вы действительно не будете ничего знать. А уж если, не приведи Господь, вам повезет встретиться с телепатами, то и тут вы будете чисты, аки ангел. Весь груз ляжет на мою совесть.

– Может, не стоит так… э-э-э… необратимо? Ты оценивал возможности плотного сотрудничества с ними?

– В составе инспекционной группы был наш Докучаев. Он старался откровенно поговорить с пилотами, но они не раскрыли своего потенциала. Значит, вариант с плодотворной работой отпадает. Другого выхода, гарантирующего стабильность, нет.

– Что ж… в конце концов, интересы государства для нас приоритетны. Остановимся на предложенном варианте. Что потом?

– А потом мы отберем неоднократно испытанных людей, поставим задачу, все им заранее объясним о проверках, тестах и личной преданности, отправим на «Приме» к Сфере и получим стопроцентный послушный материал для своих нужд.

– Откуда такая уверенность?

– Скорее надежда. Я буду отбирать рекрутов сам.

Брови Ильина поползли вверх.

– В чем дело, Олег? – спросил он. – Ты перестал доверять Аристарху?

– Я бы сформулировал это иначе, – Солдат насупился. – Я не совсем понимаю методы отбора, которыми оперирует он. Пока мы имеем сугубо отрицательный результат в плане контактов с теми, кто прошел через его сито. Я хочу попробовать сам. А после сравнить итоги. Кроме того, я бы просил сохранить спланированную акцию, как первую, так и вторую ее части, в тайне от всех. Даже от остальных советников. И особенно от Монаха. Чем меньше людей будет о ней знать, тем более гарантирован успех.

– Это азбука, Олег.

– Стало быть, можно считать, что санкцию я получил? – Медведев исподлобья посмотрел на президента. Тот молча качнул головой. – Спасибо, Тимофеич, – он снова перешел на «ты», – я знал, что ты поймешь и оценишь по справедливости.

– Ты сделал выбор сам, – Ильин пожал плечами. – И взял ответственность на себя. Дерзай! Ни пуха тебе, ни пера.

– К черту! – напряжение полностью покинуло лицо Солдата. – Маленькая просьба.

– Да.

– Можно сейчас вызвать сюда Монаха?

– Цель?

– Я все-таки хочу, чтобы он рассказал нам о принципах своего отбора.

– А ты хитрец! – президент погрозил советнику пальцем, хмыкнул и нажал на клавишу селектора.

– Мисс Тараоки, – сказал полковник Редфорд, усадив женщину напротив себя, – я постараюсь быть с вами предельно откровенным.

– Можно просто Вивьен, – предложила она, перекинув ногу на ногу и сплетя их самым замысловатым образом. Строгий шерстяной костюм – и приталенный жакет, и брюки, плотно облегающие бедра, выгодно подчеркивали изящество точеной фигуры – очень шел ей, но она, вероятно, этого не замечала, не смотря на откровенную заинтересованность мужской половины Центра. Взгляд ее казался устремленным внутрь себя, и, скорее всего, ей не было никакого дела до окружавших ее людей и интерьеров. Изредка он оживал, но лишь в те моменты, когда кто-нибудь или задавал ей вопрос, или просто обращался с какими-либо словами.

– Если вам так удобнее, – согласился Редфорд, – пусть будет Вивьен. С вашего позволения, я продолжу. Задача сегодняшнего эксперимента состоит в том, чтобы стереть часть лишней информации, как мы полагаем, содержащейся в вашем мозгу. Очень незначительную часть. Вы можете и не догадываться об этом, но полностью исключать подобную вероятность нельзя.

– Почему вы решили, что такая информация существует? – вяло поинтересовалась женщина.

– Видите ли, Вивьен, многолетние наблюдения за неопознанными летающими объектами, а также появление Сферы на границах Солнечной системы заставляют нас сделать определенные выводы, а именно, прийти к заключению, что, с большой долей вероятности, на вас и ваших партнеров было оказано воздействие. И хотя все проверки, которым вы подверглись, не выявили никаких аномалий, мы все же рискнули попросить вас принять участие в работе с новейшим ви-оборудованием. К тому же, как мне кажется, кошка на «Уокере» исчезла из закрытого контейнера для перевозки животных не без вашего участия. Может быть, неосознанного.

– Вы заблуждаетесь, – Тараоки, наконец, посмотрела на полковника. Глаза ее напоминали два бездонных темных колодца, в глубине которых таилось нечто такое, отчего Редфорду сразу же стало не по себе, – когда имеете в виду инопланетную агрессию. Но, насколько я понимаю, мне не рекомендуется отказываться от участия в затеянных вами играх.

– Нам не хотелось бы столкнуться с вашим сопротивлением. Данный эксперимент предполагает добрую волю и полное доверие.

– Хочу вас предостеречь, – ровным голосом сказала женщина, – как специалист. Любое, даже очень незначительное, вмешательство в психику человека может иметь катастрофические последствия.

– Для кого? – насторожился полковник.

– И для самого человека, и для его окружения.

– Мы постараемся избежать подобных эксцессов. Всего лишь микроимпульс точечного действия.

– Вынуждена поверить.

– Вот и славно, – Редфорд, опершись на подлокотники, поднялся. – Тогда не будем терять времени.

Тараоки уже стояла. Полковник поразился сему обстоятельству, ведь он выпустил женщину из поля зрения всего лишь на долю секунды. Воздержавшись от реплики, он сделал зарубку на память, и зарубка эта плотно улеглась среди косвенных нюансов, только подтверждавших его уверенность в том, что воздействие все-таки было.

Когда они уже шли по коридору, высверленному внутри базальтовой породы, к месту проведения эксперимента, Вивьен спросила:

– А куда вы дели Клеменса?

– О, не беспокойтесь, с ним все в порядке, – заверил ее Редфорд. – Он с большим комфортом ждет своей очереди.

Губы Тараоки скривились в подобии саркастической улыбки. Она мельком взглянула и увидела металлический стул, привинченный к полу, Джека, опутанного тонкими проводами, заканчивающимися в белых нашлепках датчиков, громадный пульт с десятком дисплеев, мужчину, колдующего над переключателями, и двух верзил в форме, занявших позицию у двери. «Еще одна маленькая ложь, – подумала она, – которую, как считает полковник, я не могу проверить».

Вскоре они очутились перед титанической дверью. Редфорд приложил большой палец к считывателю сканера, и мощная преграда отъехала в сторону. За ней оказался большой круглый зал с полусферическим потолком и полом, отблескивающим голубоватыми искрами. На дальнем радиусе стены вплотную к плавному переходу в потолок виднелось панорамное окно, за стеклом которого маячили фигуры в матовых комбинезонах. В центре помещения был обозначен белый крест.

Редфорд посторонился, протянул руку, приглашая ее войти, и извиняющимся тоном сказал:

– Мне, к сожалению, придется вас покинуть. Мое место – в наблюдательном пункте. А вы проходите к центру и вставайте точно на крест. И не волнуйтесь, никаких побочных и болезненных ощущений не будет.

– А вы, полковник, – произнесла Вивьен, перешагивая через порог, – постарайтесь никогда не забывать того, о чем я вам сказала. Любые попытки воздействия на психику чреваты непредсказуемостью. Особенно если вы слабо представляете себе результат.

Редфорд кисло улыбнулся ей в спину, и дверь стала закрываться.

Минут через пять верный помощник генерала Хоупа был уже наверху, в месте сосредоточения управляющей аппаратуры. Сами генераторы, их периферийные излучатели, сканеры и приборы располагались вдоль внешних стен круглого зала, так, чтобы фокус пикового воздействия активного сферического поля приходился в аккурат на белый крест, где пребывала сейчас Тараоки. Отсюда, с высоты наблюдательного поста, ее фигурка казалась крошечной среди просторов экспериментального стенда. Она стояла, повернувшись к окну спиной.

– Так, – полковник удовлетворенно потер руки и подошел к пульту. – Что у вас, парни?

– Готовы, – сказал один из трех молодых ученых, одетых в матовые комбинезоны. – Можем начинать, сэр. Микроимпульс будет послан сюда, – он ткнул пальцем в желтый участок коры головного мозга, объемное изображение которого медленно вращалось вокруг своей оси на экране центрального монитора, – в точку наиболее вероятной концентрации информации, отвечающей за агрессию.

– Отставить, – в голосе Редфорда прозвучал металл. – Будем воздействовать сразу на весь участок, и не микроимпульсом, а половинной энергией генераторов. Я должен быть уверен, что мы полностью снимем результат воздействия, если таковое состоялось. Кроме того, мне нужно видеть, как поведет себя человек, и не просто человек, а предполагаемый захватчик, если в его мозгу будет уничтожена информация, дающая целеуказания.

– Так нельзя, – ошарашенно запротестовал парень. – Мы можем нарушить целостность общих нейронных связей, и человек превратится либо в послушный автомат, либо станет идиотом. Так нельзя, сэр, – повторил он.

– Можно, – с нажимом произнес полковник. – Идиот предпочтительнее врага. Хочу также напомнить, что командую здесь я, а вы всего лишь исполняете мои приказы, которые обсуждению не подлежат. Меняйте режим!

И пока обескураженные ученые вводили в компьютер новые параметры, Редфорд, посматривая на стоящую внизу женщину, включил диктофон и заговорил:

– Третий научный центр Комитета, база «Скалистые горы». Время – два часа пополудни. Начинаем эксперимент по стиранию информации, заложенной потенциальным противником. Общее руководство осуществляет начальник аналитического подразделения Комитета, полковник Кевин Редфорд, – он сделал паузу и посмотрел на матовокомбинезонных парней. Тот, что восседал в центре, мрачно кивнул. – Начинаю отсчет. Пять… четыре… три… два… один… Пуск.

В глазах Вивьен, стоявшей спиной к панорамному окну прямо в центре белого креста посреди огромного абсолютно герметичного зала, но, тем не менее, слышавшей и видевшей все, что происходило в центре управления, мелькнула легкая тень сожаления.

«Вы сделали выбор», – отрешенно подумала она.

Неведомая и страшная сила мягко толкнула полковника Редфорда в лицо. Он покачнулся, но не удержался на ослабевших ногах и, скребя пальцами по гладкой вертикальной поверхности пульта, попытался удержаться. Не тут-то было. Необоримый ужас навалился на него с еще большим остервенением и бросил на сидевшего сбоку парня. Впрочем, тот уже не сидел, а вскакивал, слепо глядя перед собой расширяющимися зрачками. Остальные двое, опрокидывая кресла и мешая друг другу, почему-то лезли прямо через мигающие мониторы, клавиатуры и переключатели. Редфорд, оттолкнув вцепившегося в него ученого, устремился к выходу. Инфернальная жуть гнала его вперед, как можно дальше от того места, где он сейчас находился. Дыша в затылок, за ним рвались подручные горе-экспериментаторы. Так, почти свившись в клубок из четырех, ранее бывших отдельными, особей, они вывалились в коридор и попали в еще большее столпотворение. Из открытых проемов, срывая двери с петель, выдавливались, как паста из тюбиков, бесформенные массы людей, уже переставших ими казаться. Белые лица, разинутые рты, ошалевшие глаза, руки, молящие о помощи, ноги, цепляющиеся друг за друга, истошный женский визг. И плотный поток тел, несущийся прочь по радиальному коридору. И неистовый рев, исторгающийся из глоток. И топот, топот, топот…

Все они уже не видели, да и, по правде сказать, не могли видеть того, что творилось в стендовом зале. Зато все это в полной мере реализовывалось в ощущениях Вивьен, пронизывало ее, накрывало удушливым куполом, изменялось, деформировалось и разлеталось хрустальными брызгами, встречая сопротивление и запредельную мощь той, что находилась в самом эпицентре неистовой феерии.

Когда генераторы были запущены, Тараоки сразу заметила сферическое поле, отсекшее ее от внешнего мира. На зыбких границах рожденного человеческими амбициями энергетического шара стали возникать левозакрученные вихревые спирали и по радиусам устремляться к ней. И тогда она поставила защиту. Сказать, что она сделала это мгновенно, значит, ничего не сказать. Поле-заслон появилось одновременно с пуском генераторов, как реакция на нешуточную угрозу. Весьма отдаленной аналогией может служить действие рефлексов, вызывающих резкое сокращение мышц глаз в ответ на внезапное появление слепящего света.

Разобравшись с характером опасности, инстинкты Вивьен активировали новую волну могучей энергии, по силе далеко превосходившей ту, что была разбужена приборами. Волна эта свирепо ударила по полевым структурам, созданным наружными источниками, вгрызаясь в них, сминая и корежа. Казалось, что само пространство корчится, разрывается и проваливается внутрь себя, издавая при этом немыслимый какофонический звукоряд.

Предназначенные для стирания информации импульсы были взорваны изнутри, а оставшиеся клочья, осколки и фрагменты уничтожены и превращены в абсолютное ничто вместе с первопричинами, их породившими – материнским сферическим полем и недолго прослужившими ви-генераторами.

Именно разрушение стирающих вихрей и послужило толчком тому, что сейчас творилось вокруг зоны эксперимента – дикому исходу обезумевших от панического ужаса людей.

Придя в себя, Редфорд обнаружил, что стоит, вцепившись в поручни трапа, ведущего в командный пункт базы «Скалистые горы». Рядом кто-то тихо поскуливал. Он с трудом заставил себя перевести взгляд вниз и через некоторое время все же увидел под металлическими ступеньками одного из своих ученых помощников. Облик тот имел совершенно расхристанный – матовый комбинезон висел рваными клочьями, лицо покрывали ссадины и царапины, а левая нога, торчавшая из-под трапа, была вывернута под неестественным углом. Несколько мгновений полковник тупо смотрел на этот трагический слепок с человека, всегда, насколько он помнил, имевшего безукоризненную внешность, потом, стремясь избегать резких движений, каждый раз отдававшихся мучительной головной болью, попытался обследовать себя. Начал он с ботинок. Один был полуразодран, второй вообще отсутствовал. Грязный носок кое-как прикрывали лохмотья штанины. Китель, растерзанный в нескольких местах, лишился пуговиц, орденских планок и части нашивок. «Где ж меня так?» – скользнула вялая мысль, но память ничего не подсказала. Осторожно пошевелив руками и ногами и убедившись, что телесных повреждений нет, Редфорд решил все же подняться в командный пункт. Когда он осилил трап и ступил на площадку перед дверью, из-за нее послышался телефонный звонок.

Пока полковник лихорадочно припоминал сегодняшний код, телефон продолжал надрываться. Память и на этот раз спасовала. Никак он не мог вытащить из нее нужные цифры. «Да что они там, заснули?! Трубку некому снять?» И тут Редфорд обнаружил еще одну несуразность. Массивная стальная дверь была приоткрыта. Сквозь щель просачивался бледный, немощный свет. Еще раз ругнувшись, любимец Хоупа навалился на холодный металл, несколько расширил проход и протиснулся внутрь.

Глазам его предстала печальная картина. Командный пункт был безнадежно пуст. Но этого казалось мало. Часть оборудования и настенных светильников поблескивали разбитым стеклом, изломанными поверхностями и искореженной арматурой. Стулья валялись на полу, экраны мониторов шли серой рябью, а из форсунок противопожарной системы мерно капала вода. Телефон не умолкал.

Полковник доковылял до стола, снял трубку, поднес ее к уху и просипел: «Алло». В ответ он услышал несколько смачных выражений и раздраженный вопрос о том, что у них там, собственно, происходит. Говорившим оказался генерал Боллард, начальник аварийной службы Комитета. Выяснилось, что связь с базой «Скалистые горы» – и ви-пакетная, и сетевая, и радио – пропала двадцать пять минут назад. База молчала во всех диапазонах. А когда со спутника поступил сигнал о мощном выбросе энергии, с ближайшей площадки снялось звено вертолетов и устремилось к месту предполагаемого ЧП. Сейчас они находились в пяти минутах лета от третьего научного центра. «Понял», – скрипнул Редфорд и осторожно положил трубку на рычаг.

Прибывшая вскоре оперативная группа произвела тщательный осмотр и в незамедлительно последовавшем рапорте отметила, что:

– практически весь персонал базы в плачевном виде обнаружен вне пределов рабочей зоны, на скальных выступах и площадках, окружающих выходы с территории;

– ущерб, нанесенный оборудованию, составляет примерно сорок процентов;

– в месте расположения стендового зала не осталось ничего, кроме гладко срезанной, с диаметром, примерно, в пятьсот метров, идеальной сферы, являющей собой абсолютно пустое пространство. Внутренняя поверхность сферы похожа на безупречно отполированный камень;

– директор базы в тяжелом состоянии отправлен вертолетом для оказания неотложной помощи;

– среди сотрудников базы погибших нет;

– эмиссар Комитета полковник Редфорд на задаваемые вопросы не отвечает;

– объекты последнего эксперимента – астронавты Вивьен Тараоки и Джек Клеменс – не обнаружены.

Да, пустота, заключенная в безукоризненном каменном пузыре, производила тягостное впечатление. Огрызок радиального коридора выходил точно в центре боковой полусферы, и отсюда, с самого края обрывавшейся в пропасть дорожки, не было видно практически ничего. Все терялось в темноте, свившей гнездо там, где раньше был яркий свет.

Во все еще звенящей после пережитого голове крохотного, по сравнению с титаном, сотворившим фантастическую пустоту в чреве Скалистых гор, человечка по имени Кевин Редфорд, стоящего на пороге бездны, кружились только одни слова: «Любые воздействия на психику чреваты непредсказуемостью. Особенно, если вы слабо представляете себе результат… Она все знала… С самого начала…»