Глава 34
Затея с марш-броском в бункер, напичканный всевозможной электроникой и имеющий внутреннюю службу безопасности, за дурацкую можно было не считать. Действия нашей четверки были глупы, необдуманны и попросту наивны.
Операции такого толка планировались не на гора, а в течение многих недель, скрупулезно рассчитывая свои силы, возможные неприятности, пусть даже они и гипотетические, и все необходимые пути отступления. Мы же, под давлением обстоятельств и в горячке боя, посчитали, что сможем прорваться и так, и естественно, были мгновенно наказаны. Пока я, да и все мои друзья лежали в отключке, броненосцы убивали на поверхности моих друзей. Человек за человеком, мутант за мутаном, они падали на землю, выпуская из ослабевших рук оружие, а черные бронежилеты шли и шли, смыкая ряды и завывая автоматными очередями. Как погибли они, я не знаю, но уверен, что достойно, и теперь мне предстояло сделать все, чтобы их смерть не была напрасной. Что вот только сделать? Освободить пленных? Вынести информацию? Поднять логово на воздух? Это мне-то? Для начала надо выжить.
Газ, с помощью которого, все мы так благополучно отключились, рухнув без сознания на пол кабины, очевидно был братом-близнецом того самого, что послужил падением убежища. Без запаха, бесцветный, он незаметно проник в шахту лифта, потом в кабину и наконец, в наши легкие. Быстро и без крови, как просто, господи, и в тоже время так отвратно. Почему нас просто не перестреляла служба безопасности? Почему, в конце концов, было не обесточить шахту и забросать нас грантами? Неужели мы действительно, сыграв на опережение и получив тот самый единственный и желанный фактор неожиданности, почти смогли обыграть своего противника? Кто знает?
Пробуждение было серым и безрадостным, но, о чудо, я не испытывал ни капли дискомфорта после газовой атаки. Голова немного кружилась, в глазах шли красные круги, но и все, в остальном хоть сейчас на пробежку, нет, сначала в душ, чтобы окончательно в себя прийти. Вот только незадача, пошевелиться я не мог. Вообще. Абсолютно.
Открыв глаза, я сморщился от яркого света ламп освещавших операционную, а что это была именно она, сомнений у меня не было. В той, старой жизни, отсмотрев по зомбиящику массу фильмов на околомедицинскую тематику, я отлично представлял, как должна выглядеть современная операционная. Вон там стойки с капельницами, там аппарат для стерилизации инструментов, над моим лицом бестеневая галогеновая операционная лампа, а вот этот большой ящик на колесах, с двумя плашками наверху, похож на дефибриллятор. Ну, точно, операционная, самая взаправдашняя, стерильная и белая до ломоты в зубах. То, на чем я лежу, видимо операционный стол, а причина, по которой не могу пошевелить ни рукой не ногой, четыре толстых кожаных ремня, плотно придавливающих меня к поверхности. Предосторожности на этом не заканчиваются. Кисти рук пристегнуты к хромированным поручням посредством пластиковых жгутов, очевидно тоже же самое и с лодыжками. Чувствую себя упакованным в плотный целлофан, как подарок на Новый год. Может, если посмотреть со стороны, то у меня и бант где-то имеется с поздравительной праздничной открыткой?
Лежать в одиночестве в окружении белого безмолвия пришлось прилично, и это мне позволило как следует оценить обстановку, выматерить себя за очевидные ляпы и конфузии, которые сам себе устроил, и задуматься о будущем, рисовалось которое отнюдь не в радужных красках. Согласитесь, человека пристегивают к операционному столу вовсе не для того, чтобы вручить Нобелевскую премию мира, тут похуже что-то, позабористее. Отчитав себя за идиотизм в кабине лифта и рассудив, что по другому мы бы просто не выжили, я, наконец, пришел к выводу, что все действия внешней охраны бункера были нацелены именно на то, чтобы затащить нас внутрь. Невнятный бой в самом начале экспедиции, странное поведение операторов автоматических пушек, чьи возможности явно превышали все то, что умел хитроумный агрегат. Глухая оборона броненосцев, в которую они тут же ушли, едва завидев нападавших, и под конец массированная атака черных бронежилетов с тыла, завершающая всю картину. Нас загнали в ловушку, словно безмозглых кроликов, сначала подманив сочной морковкой, а потом выпустив собак. Вот только зачем? Чем наша четверка хуже или лучше других, чтобы ради нас так стараться? Мы самые обычные беженцы, «выживанцы», корявый, но верный термин, применимый к любому не зараженному или не мутировавшему. На сотрудничество с бункером ни кто из нас не пойдет, да и предложить мы им в принципе ничего не можем, кроме ненависти, да откровенной неприязни. По возможности, конечно еще и свинцовое отравление, каждому персонально, от простого разнорабочего, до самых верхов, но тут уж как карта ляжет, а пока, по собственным наблюдениям, не идет она эта карта, ни козырей, ни пар, ничего кроме мелочи. Маликов, судя по всему, так же погиб или был захвачен в плен. В кабине лифта, вместе с нами его не было.
Дверной замок, наконец, щелкнул и на пороге появился ни кто иной, как Марик, вездесущий веснушчатый админ, гений информационных технологий, почти неплохой стрелок и единица, считай уже похороненная в моем сознании.
— Марик, — прохрипел я срывающимся от волнения голосом, — как ты выбрался? Быстрее, развязывай меня, в здании наши, скорее.
Старый приятель повел себя, по меньшей мере, странно. Вместо того, чтобы кинутся снимать с меня путы, он картинно козырнул и, не спеша подойдя к столу, с пристрастием проверил ремни, не ослабли ли.
— Привет, командир, — наконец произнес он. — Признаюсь, приятно видеть.
— Что ты несешь? — взорвался я, уже не боясь, что меня услышит кто-то из посторонних. — Развязывай быстрее и бежим. Женя в беде, Горин, Марк, Мария, что с Николаем, так вообще боюсь представить. Все гражданские из убежища…
— … этапированны по новому месту дислокации штаб-квартиры «Нового Мира», — закончил за меня мой собеседник. — Командир, не кипешитесь, все путем. Сейчас придет профессор и все вам растолкует. Человек он умный, интеллектуал, так что поймете друг друга легко.
Наконец, как будто прозрев, я обратил внимания на то, как одет админ. Привычный уже, синий комбез сменился на строгую черную форму с портупеей, на которой, сбоку была пристегнута кобура с Тульским Токаревым. Белая нашивка на груди была исполнена тканым образом, вышитая, по-простому, и содержала в себе стилизованный земной шар и надпись из двух слов по английский.
— Новый мир, — прочитал я буквы на нашивке и с недоумением посмотрел на своего боевого товарища. — Марик, ты что, переметнулся?
— Командир, — с упреком покачал головой псевдоадминистратор, — вы глупеете прямо на глазах. Дадим вам поблажку из-за действий усыпляющего газа, и позволим выдвинуть еще одну версию.
— Тварь, — я попытался плюнуть Марику в лицо, единственное, что может себе позволить взбешенный и спутанный по рукам и ногам человек, но в пересохшем рту не оказалось и грамма слюны. — Кто ты вообще такой?
— Ну, зачем вы так, командир? — продолжал ломать комедию человек в черной форме. — Без моего сайта вы давно бы отправились к праотцам, попав на обед к шатунам, или попав под бандитскую пулю, или нет, померли бы от голода. Теперь же вы здесь, в тепле, полной безопасности и смогли, наконец, достичь своей конечной цели. Ведь это здорово, командир, решать поставленные задачи? Ведь так?
— Так, — кивнул я, немного успокоившись. Плевать в эту наглую рябую рожу уже не хотелось, а вот вцепиться зубами, как это делают попавшие под вирус мертвецы, требовалось до пятен в глазах. — Цели я своей достиг, в бункер попал, но теперь передо мной другие задачи, более животрепещущие, с моей точки зрения.
— И какие же, командир?
— Перегрызть тебе горло.
— Боюсь, — Марик вскочил со стула, на который было присел в момент разговора, и картинно замахал руками. — Не убивайте меня, командир, я хороший. Я вам еще пригожусь!
— Пригодишься, — быстро согласился я. — В консервированном виде, банками по двести грамм. Жруны такой корм оценят, и знаешь почему? Очень уж они любят на обед предателей.
— Мутанты мертвы, — отмахнулся админ, — по крайней мере, большинство из них. Дождавшись пока вы войдете в здание, верхняя охрана перебила их как младенцев. Несчастные, они видимо считали себя непобедимыми, предвестниками апокалипсиса, а на деле же оказались простыми уборщиками, чья планида убирать и подчищать за теми, кто выше их. Сильны, правда, были, пришлось отрядом зеков пожертвовать, чтобы их бдительность усыпить, но больше подобной ошибки допущено не будет. Мы сдаем город мертвецам и сворачиваем мощности. Зальем город горючкой и запалим, а лучше напалмом с самолетов. Вроде был и такой в наличии, надо поискать.
Снова открылась дверь, и на пороге операционной появился полный лысоватый мужчина, от силы метр шестьдесят ростом, в круглых очках и с толстой кожаной папкой под мышкой. Венцом всему был топорщащийся и затертый на локтях и животе белый халат, позволяющий угадать в нем либо медицинского работника, либо человека близкого к науке. Ну не аптекарь же он или стоматолог, в конце концов, в прочем чего гадать, после появления Марика в черной вражеской форме, я не удивлюсь, даже если толстяк окажется зубным техником.
— Константин, если не ошибаюсь? — Расплылся в улыбке вновь прибывший. Приятно, приятно, наконец, с вами познакомится. Наслышан о вас много хорошего, особенно в последние несколько недель, и действительно рад нашей с вами встрече. Если бы не обстоятельства, в виду которых вы находитесь в столь некомфортном для себя положении, я предложил бы вам коньяка или кофе, а так прошу меня простить великодушно, не судьба. Позвольте представиться, профессор Синицын, руководитель местной лаборатории и испытательного центра.
— Не соблаговолите ли, профессор, если не затруднит, принести воды, а то сам не могу, а во рту будто пустыня, — попросил я, вопросительно взглянув на толстяка. — Газ этот, знаете ли, да и вообще.
— Ну конечно, — вскинул руки толстяк, — принеси, — уже Марику, сухо и властно, будто к ветоши.
Мой бывший соратник мгновенно исчез, и вскоре появился со стаканом, наполненным спасительной жидкостью.
— Давайте я вам помогу, — с готовностью предложил Синицын, и присев на край стола поднял мне голову и прислонил к губам стакан с холодной водой. Я глотнул раз, другой, третий, стало легче. — Пошел вон, — это снова Марику, — стой у двери и никого не впускай. Будут искать, скажи, у меня дела первостепенной важности, пусть ожидают, пока освобожусь.
Сухо кивнув, человек в черной форме исчез за дверью, а профессор, дождавшись пока я опустошу стакан, по молодецки соскочил со стола и отошел к лабораторному шкафу. Загремело что-то стеклянное, потом стальное, послышалось бормотание в полголоса. Видимо толстяк что-то искал.
— Профессор, — решился я, — раз уж мы начали наш разговор на столь короткой ноге, не окажите ли мне услугу? Совсем пустяк, мелочь, но буду вам весьма признателен.
— Развязать не могу, — почти по правде огорчился Синицын, — сбежите же, да еще, не ровен час, мне по шее достанется, а я, как бы вам это точнее передать, очень не люблю физическое воздействие. Ну, вот же он, помню, оставлял.
Профессор вернулся к столу и защелкнул на моей шее толстый стальной обруч, в пару пальцев толщиной.
— Это для безопасности, — пояснил он. — Не люблю сюрпризов. Вы, главное не беспокойтесь, ничего опасного лично для вас, пока глупости не начнете делать.
— А когда начну? — Поинтересовался я, пытаясь скосить глаза так, чтобы оглядеть свое новое «украшение».
— В кармане у меня датчик, — с удовольствием пустился в объяснения ученый. По сути, брелок с кнопкой. По сигналу с брелка в ошейнике активируются пневмошипы, небольшие, но вполне достаточные, чтобы пробить вам шею и повредить артерии. Одно нажатие кнопки, и все, вы покойник. Ненадолго правда, вирус быстро сделает свое дело, и вы пополните бесчисленные ряды живых мертвецов. Хотя я бы лично вам этого не рекомендовал.
— Я не заражен, профессор, — я отрицательно замотал головой. — Я же жив, жив до сих пор.
— Пустое, любезный, — улыбнулся Синицын. — Заражены все. И вы. И я. Все без исключения. Пятнадцать процентов имеющих иммунитет это не те, кто выжил, а те, кто может себе позволить существовать на этой земле и не подвергнуться мутации. Понимаете? Ваш организм попросту закрыл вредоносный материал, запечатал его до поры до времени, и как только организм даст сбой, а именно умрет, вирус высвободится на свободу и, задействовав оставшиеся ресурсы, поднимет вас из небытия. Страшная судьба, на самом деле. Вы даже будете понимать, что происходит, у вас будет память, отрывочная, лоскутная и не больше чем у аквариумной золотой рыбки.
Затем начался рутинный медосмотр. Синицын заставил меня высунуть язык, оттянул веко, пощупал пульс и измерил давление, и в конце долго и нудно расспрашивал о моих недомогания. Под конец он удовлетворенно потер ладони.
— Противопоказаний нет, как в вашей медкарте, что мы изъяли из поликлиники, где вы стояли на учете, так и вашем нынешнем состоянии.
— Противопоказаний для чего? — удивился я. Внешне я был абсолютно спокоен, но сам бог свидетель, чего это мне стоило. Внутри черепной коробки бушевал шторм из мыслей и эмоцией. Что со мной будут делать, зачем это все? Неужели моя судьба будет такой же, как у несчастного Басурмана, и через несколько дней я превращусь в монстра с метаболизмом, сжигающим организм изнутри? Что же, своими опрометчивыми поступками я это вполне заслужил. Подвел друзей, любимую девушку, подставив под удар свою группу, попался в явную ловушку, проглядел шпиона. Не получится из меня лидера, а мутант, наверняка выйдет неплохой. Обычный, правда, мутант.
— Ах, вы об этом? — улыбнулся толстяк. — Противопоказания для введения препарата. Это своего рода активатор мозговой деятельности. Нет, что вы, я вижу в ваших глазах страх? Обоснованно, но не о том думаете. Судьба у вас другая.
— Ладно, Синицын, — устало вздохнул я и прикрыл глаза, не желая наблюдать, как чертов жирдяй втыкает в мою вену иглу от капельницы. — Бросьте эти недомолвки. Если уж я попал к вам на стол, то имею право знать, что происходит.
— Вам как, — хитро прищурился Синицын, присоединяя к игле трубку. — В общем или конкретно.
— Конкретно, в общем. — Выдавил я из себя. Странная, беловатая жидкость начала опускаться из прозрачного пластикового мешочка. — Вижу, вы явно более осведомлены обо всех случившихся событиях, так что правды хочется перед смертью.
— Вольному воля, — улыбнулся профессор, отмечая что-то в бланках и подключая мне на лоб и грудь присоски какого-то прибора. — Только долгий рассказ выйдет.
— Ничего, — кивнул я. — Валяйте. Времени у меня предостаточно.
Профессор с сомнением посмотрел на часы.
— Хорошо. Слушайте. То, что вы называете катастрофой, намеренная, годами планировавшаяся акция, с использованием последних новейших образчиков биологического оружия. Штаб-квартира компании «Новый мир», находящаяся в Москве, ныне более не представляющей столицу, в течение многих лет частным образом разрабатывала различные биологические препараты, мутагены и газы, исходя, естественно из заказов Министерства Обороны и ряда высокопоставленных чиновников в руководстве страны. В мире назревал кризис. Кризис продовольственный, кризис демографический, кризис веры и кризис самого человека, медленно, но уверенно опускающегося на уровень жвачного животного, потребителя и сутяги. Многие, способные мыслить, в том числе и ваш покорный слуга видели это. Мы видели загрязненные реки, искалеченные леса, войны уничтожающие, бог с ней с живой силой, великолепные произведения искусства, машины своим выхлопом разрушающие озоновый слой, крышу нашего общего дома, и приходили в ужас от того, что сделает человеческий сброд с планетой в следующие десять-пятнадцать лет. Благо мы были не одни, инициатива пришла сверху. Задачей стояло полное уничтожение всех недостойных, сжатые сроки и стопроцентное попадание. Была впрочем, еще одна задача, в процессе выполнения которой мы наделали массу ошибок, но об это после.
— Вы решились заняться массовым геноцидом? — Полюбопытствовал я. Странное дело, жидкость в мой организм поступала, и пакет уже наполовину опустел, но особых изменений в самочувствии не ощущалось. Скорее бодрость, повышение тонуса. Может это временный эффект?
— Называйте, как хотите, — пожал плечами толстяк, — но если вы называете геноцидом истребление полевок, уничтожающих урожай, или выведение клопов из матраца, то и наши действия можете отнести к таковым. Вам еще интересно, мой друг?
— А то, — кивнул я. — Я же все терзался, откуда уши растут, а тут вы мне такой подробный и точный подарок. Продолжайте, милейший профессор. — В этот момент в мозгу оформилась идея выдавить Синицыну глаза, но руки, на беду, все еще были связанны.
— Слушайте дальше, — профессор поудобнее устроился на стуле, положив руки с толстыми пальцами-сардельками на колени. — «Новый Мир» не был ни жаден, ни глуп. Переговоры были проведены со всеми главами государств, хоть как-то заслуживающих внимания, и я вам доложу, никто не воспротивился этой идее. Поступали предложения, что наши методы не гуманны, но затягивать было нельзя.
Первая попытка выброса нашего вируса была предпринята первого июня тысяче девятьсот восемьдесят первого года, в Соединенных Штатах Америки. Очень уж их правителям не терпелось, даже территорию свою для испытаний предоставили. Буквально через пять дней мы уже имели результат, но он нас разочаровал. Эффект, показанный в лабораториях, на деле получился существенно хуже, чем ожидалось.
— СПИД? — Ахнул я. — Ваша работа.
— Если точнее, то синдром приобретенного иммунного дефицита, — довольно кивнул Синицын. — Работа не моя, но часть теоретических исследований в моей компетенции. Позднее, впрочем, мы возблагодарили бога за осечку, так как оказалось, что сам вирус, попав в организм, выбирал один из двух видов пути. Первый, мы все отлично знаем. Но вот второй, он просто шокировал. Вы знаете, на сколько процентов задействован мозг человека?
— Нет, — покачал я головой.
— От шестнадцати до сорока пяти процентов, в зависимости от рода деятельности и среды. Понимаете? Даже самые умные из нас могут, похвастается только сорока шестью процентами, оставляя остальные пятьдесят четыре в режиме сна, остальные же пользуются скудными шестнадцатью и неплохо себя при этом чувствуют.
— Каков был второй эффект вируса? — Решил я ускорить рассказ.
— Потрясающий, — всплеснул ученый. — Активность мозга у испытуемого, не сразу, но постепенно, возросла с шестнадцати до пятидесяти двух. Мы стояли перед рубежом, перед открытием, которое должно было оправдать все затраты и жертвы. Знаете, что в оставшихся пятидесяти процентах? Эволюция. Именно тогда стартовал второй проект, подготавливающий следующий шаг для человечества.
— «Хомо-супериор»? — Попытался предположить я.
— А вы не так просты, как кажетесь, — расхохотался толстяк, ударив руками по жирным ногам. — Ну-ка поделитесь, что вы знаете о проекте?
— Только то, что он есть, — скривился я, — и одной из его ветвей являются «Уборщики». Зачем вам раса думающих мутантов, профессор? Так ли вы представляли себе будущее человека? Ну, пусть его мозг работает на все сто процентов. Пусть он быстр и хитер, но по сути своей человеком он уже не является.
— Вы правы и не правы одновременно. — Кивнул Синицын. — Правы в том, что мутанты являются ветвью исследований, и не правы в том, что они Супериоры. Не так это, поверьте.
— Так кто же они? — Поинтересовался я.
— Очередная удачная ошибка. — Профессор расплылся в улыбке. — Должен заметить что лабораторий, занимающихся проектом «Четыре всадника», а также его антиподом «Хомо-Супериор», было несколько и научных подходов, теорий и исследований, а также способов достижения результата тоже не один. Уборщики, это осечка, тупиковая ветвь. Воздействия на организм человека с помощью мутагенов может привести только к такому результату, в чем мы давно уже убедились, но умные головы не свернули ветку, а даже увеличили финансирование, заставив изобретать все новые и новые способы мутирования, увеличивать скорость, реакцию, метаболизм. Вторая волна, на ступень выше всего что существует, универсальный и беспощадный хищник.
— Вы просчитались, — покачал я головой. — Искалеченные вами люди так и остались людьми. Иначе не было бы боя наверху, и я бы не разговаривал с вами, лежа под этой капельницей. Кстати что это? Мутаген? Какие у него свойства?
— Катализатор, «жидкость старта» или «жидкость разгона». — Пояснил Синицын. — Кому как удобнее, но об этом потом. Мне продолжать?
— Продолжайте, — кивнул я. — Желание выдавить изуверу глаза у меня уже прошло, появилось другое, отрезать ему уши.
— Как вы понимаете, сам процесс увеличения мозговой активности происходил у считанных единиц, имеющих особую предрасположенность. Десять, пятнадцать процентов от общего населения земли, зачастую привязанные по географическому и половому признаку. В Германии, к примеру, положительные изменения происходили только у мужчин, а в Греции таковых вообще не нашлось. Вы понимаете всю соль? Целые народы, целые расы были бесполезны для нового мира! Я отвлекся, от нашей основной идеи. Зомби вокруг. Плод кропотливого труда десятков и десятков гениальных ученых. Денег море, нервных клеток не сосчитать, но результат гениален.
В какой-то момент мы поняли, что готовы и оставалось несколько организационных моментов, которыми должны были заняться другие. Хаос, разброд, диверсии в поставках, в общем, все, чтобы не допустить помощи со стороны незаинтересованных, или тех, кто не в курсе дела, что с успехом и произошло. Конец света состоялся.
«Четвертый всадник», в своем названии отражает поэтапное вычищение нашей планеты от скверны. Первый всадник — это вирус, который подхватят самые слабые, незащищенные и убогие, недостойные, в общем. Просто распылить его в воздухе или, скажем, слить в реку недопустимо, нестабилен и быстро теряет свойства, а вот продавать зараженные гамбургеры, это то, что надо. К тому же владелец одной из крупнейших сетей фастфуда по всему земному шару, по странному стечению обстоятельства является одним из акционеров «Нового Мира». Правда, удобно?
— Человечество погибло от бутерброда, — вздохнул я. — Какая неожиданная сюжетная линия.
— Это еще полдела. — Заверил меня Синицын. — Я еще не перешел к самому главному. Впрочем, если у вас есть вопросы, задавайте. Информации я выдал более чем достаточно.
— Как функционируют зомби? — Поинтересовался я. — Они же мертвы! Сердце остановлено, как следствие отсутствие кровяного давления, трупное разложение на лицо, но они существуют! Ходят, едят, возможно, мыслят.
— Второй всадник, мой друг. — Улыбнулся профессор. — Те, кто не превратился в мертвецов, получат свою порцию от них же. В первую очередь бактерия призвана уничтожить, не наша разработка, кстати, позаимствованная у военных разработчиков, а потом, поддерживать жизнедеятельность на минимально возможном уровне, для распространения заразы на территории противника в тех масштабах, в которых они сами себе могут её позволить. Просто и гениально. Забрасываешь баллончик со спреем в толпу, или распыляешь реактивы на замороженное мясо, и готов апокалипсис. Они сами нам помогут.
— Точнее, — хмыкнул я. Голова шла кругом от воздействия неизвестного, и ничего хорошего не сулящего препарата.
— Для того чтобы понять всю тонкую организацию мертвых солдат, а именно такими они и являются, — добродушно улыбнулся Синицын, — надо понимать принцип работы головного мозга.
Вообще, профессор проделывал все эти операции надо мной с таким лицом, будто проводил самый обычный медицинский осмотр. Так и хотелось сорвать с его лица эту слащавую, липкую улыбку и затолкать в глотку, поглубже, посерьезнее, чтобы не то, что сказать, дышать не мог.
— Человеческий мозг сродни телефонной станции, — не замечая моего настроя, с воодушивленим продолжил толстяк, то и дело, сверяясь с показаниями приборов. — Он получает сигналы от глаз, ушей, кожи и языка, а также отдает команды мышцам и железам внутренней секреции. Вот именно тот участок головного мозга, который и отдает команды, мгновенно обрабатывая информацию, и остается функциональным на все сто процентов. Сам же организм, или то, что от него осталось, нуждается в пище, а кроме себе подобных пищи у мертвоходящих нет. Понимаете? Это гениально? Чем больше трупов, тем больше степень охвата, чем больше степень охвата, тем больше трупов.
— Не вдавайтесь в подробности, — кивнул я, чувствуя, что во рту снова наступает засуха, — если вкратце, то все дело в мозге. Так?
— Именно! — Воскликнул толстяк.
— Хорошо, — прохрипел я. Новые ощущения начали наполнять мой мозг. Сначала навалила усталость, полусонное состояние, заставившее расфокусировать внимание, и говорить заплетающимся языком, потом пришла боль. Болело все, каждый сустав, каждый нерв, каждая пора на коже. Создавалось впечатление, что даже волосы на голове и руках буквально изнывали он монотонной, пульсирующей боли. И вдруг все прошло, будто солнце, внезапно вышедшее из-за туч, разогнав тьму, осветило землю своими лучами, сильно, с напором, как будто от этого зависело его существование. Мысли побежали в голове быстрее, сердце застучало как будто и не сердце вовсе, а автомобильный мотор, наращивающий обороты от нажима педали. Еще секунду, еще миг и сердечная мышца треснет, порвется, не выдержав мгновенно поднявшейся нагрузке. — Объясните, наконец, что со мной происходит?
— Вижу процесс пошел. — Потер руки Синицын. — Пошел! — Вскочив со стула, он как ребенок запрыгал по комнате. — Я не сомневался! Я говорил, что у этих бездарей от науки руки растут не из того места, и мысли набекрень. Мой подход, да, только мой подход единственный правильный.
Пот, обычное потоотделение, происходящее с каждым из ныне живущих на этой планете. Запах пота толстяка буквально оглушил меня, заставив зажмуриться. Сам запах стал настолько интенсивный, что переносить его, не потеряв при этом сознание, было весьма сложной задачей. Это было первое впечатление, отринув мерзкий запах, на удивление я без труда смог это сделать, я прислушался к своим ощущениям. Мир вокруг поменялся, все было так и в тоже время совсем по-другому. Нет, это не мир изменился, это изменилось мое восприятие этого рухнувшего в бездну мира. Краски стали ярче, звуки громче, запахи отчетливее.
— Было два чертовых подхода в эволюционном скачке. Российское отделение практиковало старый, верный подход, в то время как западные исследования были основаны на изменении физического строения организма, результатом которого в данный момент могут, является, к примеру, мутанты, активно рыщущие по городу. Ошибка, не уведшая в тупик, а давшая нам еще один инструмент для достижения собственных планов, планов корпорации «Новый мир», оценившей мои идеи и способности.
Идея генетических мутаций была по своему верна, но не испытана до конца и предполагала под собой идею дать новому члену общества, ту оболочку, которую он заслуживает. Увеличенная реакция, мышечная масса, мозговая активность, управление своими железами и рецепторами, из-за чего новая единица общества должна была быть самой быстрой, самой умной, самой выносливой и не чувствительной к болевым ощущениям. Не учли одного, а именно отторжения организмом человека всего чуждого ему, и на деле получили просто разумных уродов, с чудовищным метаболизмом. Идея натравливать их на мертвецов пришла значительно позже и сейчас, в виду последних событий проект закрыт полностью.
— Разумные уроды восстали, — улыбнулся я. — Восстали сейчас, восстанут позже. Так будет всегда, профессор. То, что вы творите с живыми людьми, в этом есть что-то дьявольское, аморальное и порочное. Военное преступление, это самый простой термин, который можно отнести к вашему виду деятельности.
— Оставьте, оставьте, Константин! — Взвился профессор. Жирные губы толстяка затряслись, руки заходили в хаотичном порядке. Казалось бы еще секунда и он взорвется от переполняющего его негодования. — Кто перед нами? Паразиты! Потребленцы, изо дня в день ведущие существование овоща. Сидят перед телевизором, слушают обещания политиков, ну и раз в год ездят в страну третьего мира, чтобы почувствовать себя богатыми, а заодно получить свою дозу витамина «дэ». Они как гусеницы на яблоке. Стоит добраться, и начинают жрать, жрать, жрать, не заботясь о том, что это яблоко вскоре погибнет и, рухнув на землю, задавит своего обидчика. Да они сейчас в своем первоначальном, вечно ищущем пищи состоянии. Оно им идеально подходит. Если бы не сложность исполнения, и сроки, то от первоначального плана заражения вообще можно было бы отказаться, если бы не одна оказия. Мутанты получились, на удивление устойчивы к любому виду вирусов ныне существующих на нашей планете. Их иммунная система универсальна, а желудок устроен так, что может переваривать фактически любую органическую субстанцию. Ускоренный метаболизм в них развит намеренно, уже после прохождения всех основных испытаний. Он стимул для мутантов в уничтожении мертвецов, и он же — подстраховка для людей.
Мутанты — это инструмент, подручное средство. Инструмент, как, к примеру, даже самый умный компьютер, может общаться, анализировать информацию и сам поддерживать собственное существование, но от этого он человеком не становится. Люди мыслят! Человек — разумное существо, не будет гадить там, где живет. Все остальное это брак, никчемные отбросы, не заслуживающие упоминания.
Отдышавшись, Синицын налил себе воды из графина и одним залпом опустошил стакан.
— Теперь что касательно вас, мой друг.
— Что? — Прищурился я. Все болезненные ощущения, не то чтобы совсем исчезли, а несколько притупились, позволив вновь мыслить здраво.
— Вы, Константин, как еще с полсотни людей на этой планете, человек особой марки. Вы, головной проект, ради которого и задумывалась вся эта вакханалия. Вот смотрите, — толстяк достал из папки толстую кипу листов. — Объект двадцать пять, родился в одна тысяча девятьсот восемьдесят втором году, апрель, десятое. Имя, при рождении — Константин. Опекуны объекта Елена и Андрей Мерзляевы.
Я стиснул зубы, услышав из уст этой твари, такие родные и до боли знакомые имена.
— Бред, — прошипел я. — Ты бредишь, мерзавец.
— Да ну, — мерзкая усмешка вновь исказила лицо Синицына. — Пошли дальше. — Толстые пальцы-сардельки вновь принялись перелистывать пожелтевшие от времени страницы. — Детство нам не интересно, отрочество тоже без особых происшествий, за исключением одного случая. Помнишь болото, Костик? Помнишь?
Когда мне было двенадцать лет, мы с отцом отправились за грибами. Большую часть дня и вечер отходили безрезультатно, не преуспев в тихой охоте, и уже собрались домой, но по дороге назад я отстал и заблудился. Как это произошло, родители гадали до сих пор, но дальше пошло хуже. Отделившись от родителя, я прошел лес почти насквозь, пробрался через болото и вышел вверх по шоссе километров на тридцать выше станции, где меня и подобрал наряд милиции. Шел я, как вы понимаете, ночью.
— Ребенок в двенадцать лет прошел по лесу, по болоту, ночью и не умер от переохлаждения или не вывернул или сломал себе ногу. Нонсенс, слепая удача? Нет. Подготовленная акция. Год за годом над твоим негласным обучением работали десятки лучших специалистов, наполняя твой неокрепший мозг нужной, ну или не нужной, информацией. Школьные занятия, походы в кино с друзьями, прививки, тесты у врачей, всем этим занимались мы, преподнося нужные тебе сведения порционально, тщательно готовя почву для следующего шага. Неосознанно, твой мозг усваивал и поглощал получаемые знания, словно сухая губка, опущенная в воду, но не переполнялся, а лишь откладывал информацию, готовый в критический момент дать её своему хозяину.
— То, что я тогда выжил, — покачал я головой, — скорее чудо. — Действительно, в подобных обстоятельствах шансы на успех сводились к нулю, но более чем слепым везением это не назовешь. — Дайте фактов, профессор.
— Хорошо, мой неверующий друг, — улыбнулся тот. — Факты, так факты. Далеко ходить не будем, просто пролистаем информацию нашего полевого агента, которого вы знаете под именем Марик. Кто смог выбраться из высотного здания, почти под завязку забитого зомби? Ты. Кто смог правильно оценить ситуацию и выбрать наиболее простой способ бегства из зачумленных районов, путем вычленения наиболее доступного автомобиля? Тоже ты. Кто смог эвакуировать целую группу людей, из города заваленного смердящими трупами под самое горлышко? Найти убежище? Организовать оборону? Распределить обязанности, тонко уловив способности и настроение. У тебя же в команде не было не споров, не конфликтов, ничего такого что легко возникает в группе мало знакомых друг другу людей, даже в саамы острые моменты? Твой мозг, искусственно смоделированный и по сути своей уникальный, кусочками подбрасывал тебе нужные идеи, заставляя анализировать и просчитывать обстановку все точнее и точнее. Ты один из немногих, кто выжил. Уже этим ты доказываешь свою уникальность.
— Я обычный, — улыбнулся я. — Самый обычный офисный клерк. Жив, потому что имею голову на плечах и чувство самосохранения. Люди, попавшиеся мне на пути в эту черную минуту, оказались удивительно правильными, за исключением разве что Марика, чью голову я прибью на стенке сортира, как только подвернется первая возможность. Вы снова бредите, профессор.
Синицын устало опустил свое грузное тело на стул.
— Что я с вами разговариваю, — кивнул он. — Чистота эксперимента вышла за всякие рамки разумного. Оставлять вас нужно было в лаборатории, и смотреть что из этого получится, вместо того чтобы отпускать на вольный выпас. Сейчас бы у нас был свой собственный Хомо-Супериор, всеми фибрами души радеющий за идею очищения земли от скверны, а на выходе получился упрямый козел, не верящий в свои способности. Полностью у вас, конечно, их нет, это было не возможно до последнего момента. Запустить мозг человека на все сто процентов, это вам не фунт изюма съесть. В твоем теле сейчас происходит особая химическая реакция, уникальная и опасная одновременно. Правильно подобранные ингредиенты заставят тебя, в не зависимости от твоего желания стать либо первым из лучших в этом мире, либо превратиться в овощ. Изменения в собственном самочувствии ты уже почувствовал, цветочки это, дальше будет еще более забавно, а что не веришь мне, так если бы была возможность, сравнили бы образцы ДНК. Спираль нынче расшифровывать могут, так что взяли бы образец крови, да сравнили с тем, что в архивах, в пробирках находится. Температура контейнеров помещенных в холодильники прекрасно их сохранила.
— Ну а тело, — почти сдался я. — Что с телом делать? Уровень физической подготовки…
— … целиком и полностью зависит от уровня развития человека. Тупо накачать мышцы может любой слабоумный, ярким примером тому являются уборщики, где тело поставили выше разума, а получили только отражение существующей реальности, точное, до невозможности и отражающее всю ущербность и порочность нашего строя. Тело — это лишь инструмент, в умелых руках оно может творить чудеса, не обладая какими либо уникальными свойствами, а дурак загробит лезвие или сломает бур. Умелые руки, — это твой мозг, а инструмент, соответственно, тело. К чему я это тебе толкую, — Синицын на секунду замолк, пристально взглянув на меня, распластанного на операционном столе. — Да к тому, что без осознания собственной уникальности ты не сможешь стать лучшим. Если раньше ты смог выжить, пользуясь только своими вымышленными способностями, мозг усиленно трудился подпольно, то теперь они должны открыться явно.
— Открыться? — Сморщился я. — Я стану Cупергероем? Смогу летать и видеть сквозь стены? — Вся моя прошедшая жизнь стремительно рушилась, падая осколками удивительной по красоте мозаики на камни и разбиваясь в мелкую крошку. Кто я был на самом деле? Кто были мои родители, или опекуны? Неужели все, что окружало меня до этого, было ложью от начала и до конца, и я лишь эксперимент, лакмусовая бумажка, на радость своих хозяев удачно меняющая цвет? Кто я, черт возьми, кто?
— Решимость заглянуть в ту часть мозга, которая была заблокирована многие сотни и тысячи лет, и несла скорее дублирующую, чем функциональную составляющую, вызов высшим силам. — Торжественно произнес профессор. — Почему она была отключена? Какие неведомые силы ограничили хомо-сапиенса? Неужели он сам решил отгородиться от внешнего мира, лишиться чего-то волшебного и уникального, на живую отрезав половину своего мозга, своего имени, своей сущности? Задумайся сам. Продолжительность жизни человека, в современных условиях крупного мегаполиса составляет максимум семьдесят лет. Отринем все это, возьмем чистый горный воздух, здоровую пищу и правильный образ жизни. Отыгрываем еще пятьдесят. Максимум сто пятьдесят лет отпущено человеку на существование. Почему, почему тогда, ответь ты мне, упрямец, внутренние органы человека могут функционировать дольше, чем их владелец? К примеру, возьмем самую важную составляющую, в поддержании жизнедеятельности живого существа, а именно сердце. Само по себе оно уникально не только тем, что является не только насосом, постоянно перекачивающим кровь по организму, но и своим ресурсом. В идеале триста лет, почти на сто процентов больше чем способен прожить даже самый правильный долгожитель! Я не знаю, что произойдет дальше. Может ты, — профессор хохотнул, — сможешь летать. Может быть, видеть сквозь стены, или откроешь в себе какие-то другие невероятные способности, но если все пройдет успешно, мы получим супер-человека в капельнице. Уникально! Грандиозно! Двести миллилитров разгонной жидкости и ты — сверхчеловек, на пороге своего персонального мира. Сильные мира всего, все спрятавшиеся в убежищах, под толстыми стенами из стали и камня, все они вознесут меня на пьедестал еще при жизни, и ноги будут целовать, лишь бы я позволил им сделать инъекцию своего чудодейственного химического раствора. Ты же особо не тешь себя надеждой на спасение, даже со всеми своими новыми способностями, о которых ты до сих пор лишь смутно можешь догадываться. Считай себя лабораторной мышью, не более. Да и потом, помни об ошейнике. Даже самого умного человека на земле легко погубить, путем избыточной кровопотери. Организм возможно и попытается задействовать способность регенерации живых клеток, которая у нормального человека тоже заблокирована, но попросту не успеет. На сегодня довольно, спи.
В руку мне воткнулась тонкая игла шприца.