Глава 5

Гарион не мог потом точно вспомнить, когда именно мозг его воспротивился мягкому принуждению тети Пол, направлявшей его все глубже и глубже в спасительную бессознательность, но, по-видимому, почти сразу. Неуверенно, словно поднимаясь из глубины, он выплыл из сна и понял, что идет вместе с остальными к лошадям, неуклюже переступая одеревеневшими ногами. Он взглянул на спутников и увидел, что лица у них пустые, отрешенные. Он вроде бы слышал шепот тети Пол — «спите, спите, спите», но шепот этот не имел над ним власти.

Вместе с тем он сознавал, что все не совсем так, как обычно. Хотя мозг его бодрствовал, тело спало. Он смотрел на все в спокойной, просветленной отрешенности, не замутненной никакими чувствами, столь часто сеявшими неразбериху в его мыслях. Он знал, что наверняка обязан сказать тете Пол, что не спит, но по какой-то неясной причине не стал этого делать.

Спокойно он начал перебирать мотивы и соображения, заставившие его промолчать, стараясь выделить ту главную мысль, которая и определила решение. В этих поисках он и наткнулся на тихий уголок, где пребывало другое сознание. Гарион почти ощутил его желчное удовольствие.

— Ну? — молча спросил его Гарион.

— Я вижу, ты наконец проснулся, — сказало ему другое сознание.

— Нет, — довольно педантично поправил Гарион, — часть меня, я полагаю, спит.

— Это та часть, которая мешает. Теперь мы можем поговорить. Нам надо обсудить кое-что.

— Кто ты? — спросил Гарион, рассеянно повинуясь указанию тети Пол сесть на лошадь.

— У меня нет настоящего имени.

— Ты отделен от меня, так ведь? Я хочу сказать, ты не просто другая часть меня?

— Нет, — отвечал голос, — мы совершенно отдельны. Лошади шагом двинулись по лугу, следуя за тетей Пол и господином Волком.

— Чего ты хочешь? — спросил Гарион.

— Я должен направить события в то русло, каким им надлежит следовать Я занимаюсь этим уже очень давно.

Гарион попытался это осмыслить. Вой становился громче, стоны и вскрики отчетливее. Туманные, отрывочные видения возникали в воздухе и неслись над травой к лошадям.

— Я помешаюсь, не правда ли? — спросил Гарион с некоторым сожалением. — Я не сплю, как другие, и призраки сведут меня с ума, так ведь?

— Сомневаюсь, — отвечал голос. — Ты увидишь кое-что, чего бы тебе лучше не видеть, но не думаю, чтобы это помутило твой рассудок. Ты даже можешь узнать о себе что-то такое, что тебе впоследствии пригодится.

— Ты очень стар, да? — спросил Гарион, как только эта мысль пришла ему в голову.

— Это слово по отношению ко мне не имеет никакого смысла.

— Старше моего деда? — настаивал Гарион.

— Я знал его ребенком. Быть может, тебе приятно будет узнать, что он был еще упрямее тебя. Мне потребовалось много времени, чтобы направить его в нужную сторону.

— Ты делал это, находясь в его мозгу?

— Естественно.

Гарион заметил, что его лошадь идет прямо через одно из туманных видений, возникшее перед ней.

— Значит, он знает тебя — то есть то, что ты был в его мозгу?

— Он не знает, что я там был.

— Я всегда знал, что ты здесь.

— Ты — иное дело. Об этом нам и надо поговорить.

Вдруг в воздухе прямо перед лицом Гариона возникла женская голова. Глаза её были вытаращены, рот перекошен беззвучным криком. Обрубок шеи кровоточил, капли крови исчезали в никуда.

— Поцелуй меня, — прохрипела голова. Гарион закрыл глаза, лицо его прошло сквозь голову.

— Видишь, — заметил голос как бы между прочим, — это не так страшно, как ты воображал.

— Почему я — иное дело? — осведомился Гарион.

— Кое-что предстоит сделать, и сделать тебе. Все остальные были только подготовкой.

— Что именно я должен сделать?

— Узнаешь, когда придет время. Если узнаешь слишком рано, то можешь испугаться. — Голос сделался сухим и строгим. — Тебе и без того придется непросто.

— Почему мы говорим об этом сейчас?

— Тебе надо знать, зачем ты должен это сделать. Это может помочь тебе, когда придет время.

— Хорошо, — согласился Гарион.

— Очень-очень давно случилось нечто, чему не следовало случаться, — начал голос внутри его мозга. — Вселенная возникла по определенной причине и постепенно двигалась к намеченной цели. Все шло, как и должно было идти, как вдруг произошло нечто неправильное. Это был пустяк, но произошел он в должное время и в должном месте — вернее будет сказать, в недолжное время и в недолжном месте. В любом случае он изменил ход событий. Тебе понятно?

— Кажется, да, — отвечал Гарион, морщась от напряжения. — Это как если ты бросаешь камень во что-то, а он отскакивает от чего-то другого и летит куда ты вовсе не хотел — как когда-то Дорун швырнул камнем в ворону, а камень отскочил от ветки и разбил Фолдору окно?

— Именно так, — поздравил его голос. — До этого момента существовала только одна возможность — первоначальная. И вдруг их стало две. Давай сделаем еще один шаг. Если б Дорун — или ты — очень быстро кинул другой камень и попал бы в первый прежде, чем тот долетел до Фолдорова окна, возможно, первый камень попал бы таки в ворону.

— Возможно, — с сомнением отвечал Гарион. — Только Дорун вовсе не так хорошо кидался камнями.

— Я умею это гораздо лучше Доруна, — сказал голос. — Собственно, ради этого я и возник. В некотором роде ты — камень, который я кинул. Если ты попадешь в тот, другой камень, ты развернешь его и направишь туда, куда ему было изначально назначено лететь.

— А если нет?

— Фолдорово окно разобьется.

Нагая женщина с отрубленными руками и торчащим из груди мечом вдруг возникла прямо перед Гарионом. Она визжала и стонала, обрубки рук брызгали кровью ему в лицо. Гарион протянул руку стереть кровь, но лицо его было сухим. Не видя призрака, лошадь прошла сквозь него.

— Мы должны вернуть события в правильное русло, — продолжал голос. — Некое действие, которое ты должен будешь совершить, — ключ ко всему. Долгое время то, что должно было случиться, и то, что случалось на самом деле, шло в разных направлениях. Теперь они снова начинают сходиться. Точка, где они сойдутся, это та точка, в которой тебе придется действовать. Если это тебе удастся, все выправится; если нет — все по-прежнему будет идти не так, и цель, ради которой возникла Вселенная, достигнута не будет.

— Как давно это началось?

— Еще до сотворения мира. Даже до богов.

— Удастся ли это мне? — спросил Гарион.

— Не знаю, — отвечал голос. — Я знаю, чему надлежит быть, а не то, что будет. Тебе надо понять кое-что еще. Когда произошла ошибка, она породила две разные линии возможного, и каждая из этих линий имеет свою конечную цель. Иметь цель — значит её осознавать Говоря попросту, я — сознание первоначальной цели Вселенной.

— Только теперь есть другое? — предположил Гарион. — Другое сознание, я хотел сказать — связанное с другой линией возможного?

— Ты даже сообразительней, чем я думал.

— А не захочет ли оно, чтобы все по-прежнему шло неправильно?

— Боюсь, что захочет. Тут мы подходим к важному месту. Точка во времени, когда все решится, очень близка, и ты должен быть готов.

— Почему я? — спросил Гарион, отбрасывая отрубленную руку, пытавшуюся схватить его за горло. — Не может кто-нибудь другой это сделать?

— Нет, — сказал ему голос. — Это происходит не так. Вселенная ждала тебя миллионы лет — больше, чем ты можешь даже вообразить. Ты несся к этому событию с начала времен — ты один. Только ты можешь сделать то, что надлежит сделать, и это самое важное из того, что когда-либо произойдет, — не только в нашем мире, но и во всех мирах во Вселенной. Есть народы, населяющие миры столь отдаленные, что свет их солнц не достигает этого мира, и они исчезнут, если ты не выполнишь свое предназначение. Они никогда не узнают и не поблагодарят тебя, но от тебя зависит все их существование. Другая линия возможного ведет к полному хаосу и разрушению, но мы с тобой ведем к иному.

— К чему?

— Если тебе удастся совершить что надо, ты доживешь до этого времени и увидишь сам.

— Хорошо, — сказал Гарион. — Что мне надо делать — я хочу сказать, сейчас?

— Ты обладаешь огромной силой. Она дана тебе для того, чтобы ты смог совершить намеченное, но ты должен научиться ею владеть. Белгарат и Полгара стараются тебе в этом помочь, так что перестань им противиться. Ты должен быть готов, когда придет время, а оно гораздо ближе, чем ты думаешь.

Обезглавленная фигура стояла на дороге, держа в правой руке отрубленную голову. При приближении Гариона она приподняла свою ужасную ношу, и перекошенный рот разразился ругательствами.

Проехав сквозь призрак, Гарион вновь попытался заговорить с тем, кто находился внутри его сознания, но не нашел его там.

Дорога миновала развалившееся каменное строение. На поваленных камнях теснились призраки, словами и жестами завлекая путников.

— Чересчур много женщин, — спокойно заметила тетя Пол.

— Это было их национальной особенностью, — отвечал ей Волк. — На одного мальчика у них рождалось восемь девочек. Из за этого им пришлось внести некоторые необходимые поправки в отношения между полами.

— Полагаю, ты находил это занятным, — сухо заметила она.

— Мараги смотрели на многое не совсем так, как другие народы. Брак никогда не пользовался у них большим уважением. В некоторых отношениях они были весьма свободны.

— Это так называется?

— Постарайся не быть такой узколобой, Пол. Общество существовало; только это и важно.

— Не только это, отец, — сказала она. — Как насчет их каннибализма?

— Это была ошибка. Кто-то неправильно понял отрывок из их священных текстов, и все. Они делали это из чувства религиозного долга, не по влечению. В целом мараги мне нравились. Они были благородны, дружелюбны и честны друг с другом. Они любили жизнь. Если б не золото, они бы, вероятно, преодолели это в себе.

Гарион совсем забыл про золото. Когда они переезжали ручей, он посмотрел на сверкающую воду и увидел маслянисто-желтые искорки, вспыхивающие меж гальки на дне.

Призрак нагой женщины вдруг появился прямо перед ним.

— Не правда ли, я прекрасна? — лукаво спросила она, потом взялась руками за края резаной раны на животе, потянула и вывалила кишки на берег ручья.

Гарион подавился и стиснул зубы.

— Не думай о золоте! — резко сказал голос в его мозгу. — Призраки завладевают тобой через твою алчность. Если ты будешь думать о золоте, то сойдешь с ума.

Они ехали дальше. Гарион старался выкинуть из головы мысли о золоте.

Господин Волк тем не менее как раз говорил о нем.

— В золоте-то и была главная беда. Оно привлекало самых дурных людей — в данном случае толнедрийцев.

— Они пытались искоренить людоедство, отец, — отвечала тетя Пол. — Этот обычай большинство людей находит отвратительным.

— Я сомневаюсь, так ли ревностно они отнеслись бы к нему, если бы золото не лежало на дне каждого ручья в Марагоре.

Тетя Пол отвернулась от призрака ребенка, надетого на толнедрийское копье.

— А теперь золото не досталось никому, — сказала она. — Мара позаботился об этом.

— Да, — согласился Волк, поднимая лицо, чтобы прислушаться к жуткому вою, доносившемуся, казалось, со всех сторон. Он сморщился, услышав особо пронзительную ноту. — Хотел бы я, чтобы он вопил не так громко.

Они проехали мимо развалин храма. Белые камни рассыпались, меж них росла трава. Раскидистое дерево, стоявшее неподалеку, было увешано телами, которые крутились и раскачивались на веревках.

— Снимите нас, — бормотали тела. — Снимите нас.

— Отец! — резко сказала тетя Пол, указывая на луг за разрушенным храмом. Эти люди настоящие!

По лугу медленной процессией двигались люди в длинных одеяниях с капюшонами, подпевая в лад заунывному звону колокола, который они несли на плечах на длинном шесте.

— Монахи Map Террина, — сказал Волк, — совесть Толнедры. Их можно не опасаться.

Один из монахов поднял голову и увидел их.

— Возвращайтесь! — закричал он и, отделившись от остальных, побежал к путникам, то и дело шарахаясь от чего-то, чего Гарион не видел. Возвращайтесь! — снова закричал он. — Спасайтесь! Вы приближаетесь к самому средоточию ужаса! За этим холмом лежит Map Амон. Сам Мара бушует над его улицами, сделавшимися обителью призраков!