ЧАСТЬ 4

Глава 19

Несколько дней они шли в темноте. Тусклый светильник, который нес Релг, не освещал дорогу, а только служил ориентиром, за которым приходилось следовать. Темнота давила на Гариона, он то и дело спотыкался на неровном полу и одну руку все время держал вытянутой, чтобы не налететь головой на невидимый камень. Дело было не только в пахнущей затхлостью темноте. Он чувствовал, что гора всем своим весом давит на него сверху и с боков. Юноше казалось, что он замкнут, замурован в сплошном камне. Он постоянно боролся с подступающей паникой и часто сжимал зубы, чтобы не закричать.

Казалось, та извилистая дорога, которой вел их Релг, представляет собой бессмысленное блуждание. У одной развилки он сворачивал налево, у другой направо, но всегда с уверенностью. Они шли по темным пещерам, хранившим воспоминания о былых звуках и бесконечным эхом вторившим прошлому. Единственное, что спасало Гариона от паники, это уверенность Релга.

Б одном месте ревнитель остановился.

— Что случилось? — резко спросил Силк. В голосе его звучала та самая нарастающая паника, которую ощущал в себе сам Гарион.

— Здесь я должен прикрыть себе лицо, — ответил Релг.

На нем были очень странная кольчуга, составленная из заходящих одна на другую металлических пластинок, подпоясанная на талии, и плотный капюшон, который оставлял открытым только лицо. На поясе у него висел тяжелый изогнутый нож, один вид которого леденил Гариону кровь Релг вытащил из-под кольчуги кусок материи и закрыл им лицо.

— Зачем это вы? — спросил Дерник.

— В следующей пещере выходит на поверхность кварцевая жила, — сказал ему Релг. — Она отражает солнечный свет, который проникает сверху. Блеск очень яркий.

— Как вы будете с завязанными глазами показывать путь? — заволновался Силк.

— Материя не очень плотная. Я отлично вижу сквозь неё. Идем.

Они обошли угол галереи, и Гарион увидел впереди свет. Он насилу сдержался, чтобы не броситься к нему бегом. Они шли вперед; лошади, которых вел за собой Хеттар, звонко стучали копытами по каменному полу. Пещера была очень большая, вся лучащаяся мерцающим хрустальным светом. Кварцевая жила, освещавшая пещеру, шла по потолку. Оттуда же свисали огромные каменные сосульки, другие поднимались с полу навстречу им. Посреди пещеры было небольшое озерцо, и по нему расходились круги от крошечного водопадика в дальнем конце. Вода журчала, как маленький серебряный колокольчик, и звук этот эхом отдавался от стен, сливаясь с эхом от еле слышного пения алгосов далеко позади. Многоцветие пещеры ослепило Гариона. Кристаллы горного хрусталя разлагали свет на радужные цвета, сиявшие по всей пещере. Гарион вдруг поймал себя на несуразной мысли, что хотел бы показать эту изумительную пещеру Се'Недре.

— Быстрее, — торопил их Релг, прикрывая ладонью и без того завязанные глаза.

— Почему бы нам не сделать здесь привал? — предложил Бэйрек. — Нам уже пора отдохнуть, а место замечательное.

— Худшее место в пещерах, — сказал Релг. — Поторопимся.

— Может, тебе и нравится темнота, — сказал Бэйрек, — но мы все её не любим. — Он оглядел пещеру.

— Закрой глаза, глупец, — приказал Релг.

— Мне не нравится твой тон, дружище.

— Иначе ты ослепнешь, как только мы отсюда выйдем. Твоим глазам понадобилось два дня, чтобы привыкнуть к темноте. Если ты останешься здесь надолго, то потеряешь зрение.

Бэйрек секунду пристально глядел на алгоса, потом фыркнул и кивнул.

— Извини, — сказал он, — я не понял. — Он протянул руку, чтобы примирительно хлопнуть Релга по плечу.

— Не трогай меня! — отпрянул Релг.

— В чем дело?

— Не трогай меня — никогда. — Релг торопливо прошел вперед.

— Что это с ним? — спросил Бэйрек.

— Он не хочет, чтобы ты его осквернял, — объяснил Белгарат.

— Осквернял его? Осквернял?

— Он очень печется о своей чистоте. Ему кажется, что любое прикосновение его пачкает.

— Пачкает? Да он грязен, как свинья.

— Это другая грязь. Идем.

Бэйрек поплелся в конце, бормоча и брызгая слюной от обиды.

Они вошли в еще одну темную галерею, и Гарион с тоской обернулся на светящуюся пещеру позади. Они зашли за угол — свет погас.

В этой бормочущей тьме невозможно было сохранять счет времени. Они шли и шли, спотыкаясь, иногда останавливались, чтобы поесть и поспать, однако сновидения Гариона посещали тревожные — ему снилось, что гора рушится на него. Он уже не надеялся снова увидеть небо, когда щеки его вдруг коснулось легкое дуновение ветерка. Насколько он мог судить, прошло шесть дней с тех пор, как они покинули тускло освещенные пещеры алгосов и вступили в царство вечной ночи. Сначала он подумал, что теплое дуновение ему померещилось, потом уловил запах листьев и цветов и понял, что где-то впереди выход.

Теплое дуновение ощущалось все явственнее, запах травы наполнил галерею. Они шли вверх, тьма понемногу рассеивалась. Казалось, они идут от вечной ночи к первому в истории мира утру. Лошади, которые понуро плелись в конце процессии, учуяли свежий воздух и оживились Релг, напротив, шел все медленнее и медленнее. Наконец он совсем остановился. Его кольчуга звенела: он дрожал, собирая силы перед тем, что ждало его впереди. Он снова замотал лицо тряпицей, лихорадочно, почти умоляюще бормоча что-то по-алгосски. Прикрыв лицо, он двинулся вперед, волоча ноги.

Вот наконец вспыхнул и долгожданный свет. Выход из пещеры был неровным, заросшим кустарником. Звонко застучав копытцами, жеребенок, несмотря на сдерживающий окрик Хеттара, выскочил вперед и вырвался наружу.

Белгарат почесал ус и прищурился вслед малышу.

— Когда мы разделимся, тебе лучше взять жеребенка и его мать с собой, сказал он Хеттару. — Он несколько несерьезен, а Ктол Мергос — очень серьезное место.

Хеттар кивнул.

— Я не могу, — вдруг объявил Релг, поворачиваясь спиной к свету и прижимаясь к стене. — Я не могу.

— Конечно, ты можешь, — сказала тетя Пол успокаивающе. — Мы выйдем медленно, так что ты будешь привыкать потихоньку.

— Не прикасайся ко мне, — сказал Релг, как в забытьи.

— Мы с ним еще наплачемся, — буркнул Бэйрек.

Гарион и все остальные, движимые стремлением к свету, торопливо вышли из пещеры. Раздвинув кусты, они заморгали и прикрыли руками глаза. Свет поначалу ослепил Гариона, но постепенно к нему вернулась способность видеть Пещера открывалась на каменистый склон. Позади них, белая на фоне голубого неба, сверкала в лучах утреннего солнца снежная вершина Алголанда, впереди, как море, расстилалась огромная равнина. Желтая осенняя трава колыхалась на ветру длинными, пологими волнами. Долина уходила к горизонту, и Гарион чувствовал себя так, словно очнулся от кошмарного сна.

Позади них, у самого устья пещеры, спиной к свету, стоял на коленях Релг, молился и бил себя в грудь кулаками.

— Теперь что он делает? — осведомился Бэйрек.

— Это какой-то очистительный ритуал, — объяснил Белгарат. — Он пытается оградить себя от скверны внешнего мира и впитать святость пещер. Он думает, это поможет ему продержаться снаружи.

— И долго он так будет?

— Полагаю, около часа. Это довольно сложный ритуал.

Релг ненадолго перестал молиться, чтобы намотать на лицо второй слой материи.

— Если он намотает на себя еще тряпок, то задохнется, — заметил Силк.

— Мне пора трогаться, — сказал Хеттар, подтягивая подпругу. — Что еще передать Чо-Хэгу?

— Скажи ему, пусть расскажет остальным о том, что уже произошло, — сказал Белгарат. — Дела принимают такой оборот, что всем надо быть начеку.

Хеттар кивнул.

— Ты знаешь, где мы? — спросил его Бэйрек.

— Конечно. — Высокий олгар окинул взором невыразительную на первый взгляд равнину.

— У нас, вероятно, уйдет не меньше месяца, чтобы добраться до Рэк Ктола и вернуться обратно, — продолжал Белгарат. — Если удастся, мы разожжем сигнальный огонь на вершине восточного обрыва, прежде чем начнем спускаться. Объясни Чо-Хэгу, как важно, чтобы он дождался нас внизу. Совершенно незачем, чтобы мерги забредали в Олгарию. Я еще не готов к войне.

— Мы будем там, — сказал Хеттар, прыгая в седло. — Будьте осторожны в Ктол Мергосе. — Он повернул лошадь и поскакал вниз к долине, кобыла и жеребенок за ним. Жеребенок раз остановился, взглянул на Гариона, тоскливо заржал, потом побежал за матерью.

Бэйрек печально потряс головой.

— Мне будет не хватать Хеттара, — пробормотал он.

— Ктол Мергос — не место для Хеттара, — заметил Силк. — Нам пришлось бы надеть на него узду.

— Знаю, — вздохнул Бэйрек. — И все равно мне будет его не хватать.

— В каком направлении мы двинемся? — спросил Мендореллен, щурясь на равнину.

Белгарат указал на юго-восток.

— Сюда. Мы поедем по равнине до обрыва, а оттуда через южный край Мишарак-ас-Талла. Таллы не так бдительно охраняют свои границы, как мерги.

— Таллы вообще ничего не делают без крайней необходимости, — заметил Силк. — Все их мысли заняты тем, как укрыться от гролимов.

— Когда мы тронемся? — спросил Дерник.

— Как только Релг закончит молиться, — ответил Белгарат.

— Тогда мы успеем позавтракать, — сказал Бэйрек сухо.

Весь день они ехали по южноолгарским лугам. Погода была ясная, небо по-осеннему синее. Релг, надевший поверх кольчуги Дерникову старую рубаху с капюшоном, неумело сидел в седле, растопырив ноги. Он не поднимал лица и не смотрел, куда едет.

Бэйрек наблюдал за ним с нескрываемым неодобрением.

— Не хочу лезть в твои дела, Белгарат, — сказал он через несколько часов, — но мы еще хлебнем с ним горя.

— Свет причиняет ему страдание, — сказала тетя Пол, — и он не умеет ездить верхом. Не торопись осуждать.

Бэйрек плотно сжал губы, но выражение лица у него осталось кислым.

— По крайней мере, мы можем не бояться, что он напьется, — сурово заметила тетя Пол, — чего я не могу сказать о некоторых членах нашего маленького отряда.

Бэйрек смущенно кашлянул.

На ночлег они остановились на открытом берегу вьющейся по долине реки. Когда село солнце, Релг немного приободрился, хотя на огонь старался не смотреть. Потом он поднял глаза и увидел на вечернем небе первые звездочки. Он смотрел на них в ужасе, лицо его, с которого он только что снял повязку, покрылось потом. Закрыв голову руками, он со сдавленным криком повалился на землю.

— Релг! — воскликнул Гарион. Он подбежал к упавшему ревнителю и, не подумавши, схватил его за плечи.

— Не трогай меня, — машинально выдохнул Релг.

— Не глупи. Что случилось? Тебе плохо?

— Небо, — в отчаянии прохрипел Релг. — Небо! Оно пугает меня.

— Небо? — опешил Гарион. — Что с небом? — Он поднял глаза к хорошо знакомым звездам.

— Ему нет конца, — простонал Релг, — оно уходит в бесконечность.

И вдруг Гарион понял. В пещерах боялся он, потому что оказался в замкнутом пространстве. Под открытым небом Релг испытывал тот же самый безотчетный страх. Гарион осознал, что Релг, скорее всего, ни разу в жизни не выходил из пещер Алголанда.

— Все в порядке, — попробовал он его успокоить. — Небо не причинит тебе вреда. Оно там, где оно есть. Не обращай внимания.

— Я не могу его вынести.

— Не смотри.

— Я все равно знаю, что оно там — эта пустота. Гарион беспомощно посмотрел на тетю Пол. Она жестом показала ему, чтобы он продолжал говорить.

— Это не пустота, — сказал он, подыскивая слова. — Там много всего… разного… облака, птицы, свет, звезды…

— Что? — Релг чуть приподнял лицо. — Что это?

— Облака? Все знают, что… — Гарион замолчал. Ясно, Релг не знает, что такое облака. Он ни разу в жизни не видел облака. Гарион постарался принять это в расчет. Не так-то легко это будет объяснить. Он вдохнул побольше воздуха — Хорошо. Начнем с облаков.

Говорил он долго, не зная, понимает его Релг или просто цепляется за слова, чтобы не думать о небе. После облаков с птицами пошло легче, хотя и трудно было объяснить, что такое перья.

— Ал говорил с тобой, — прервал Гариона Релг, когда тот описывал крылья. Он назвал тебя Белгарион. Это твое имя?

— Ну… — смущенно отвечал Гарион. — Не совсем. Вообще-то имя мое Гарион, но я думаю, что тем, другим именем я тоже буду зваться — потом, когда стану старше.

— Ал знает все, — объявил Релг. — Раз он назвал тебя Белгарион, значит, это твое настоящее имя. Я буду звать тебя Белгарион.

— Мне бы этого не хотелось.

— Мой бог упрекнул меня, — простонал Релг в порыве самообличения. — Я оказался недостоин его.

Гарион не вполне понимал. Где то в глубине души Релг, несмотря на охватившую его панику, переживал мучительную драму. Он сел спиной к огню и сгорбился в томительном отчаянии.

— Я недостоин. — Голос его срывался на рыдания. — Когда Ал говорил в тишине моего сердца, я чувствовал, что превознесен выше всех людей, но теперь я ниже грязи. — В отчаянии он заколотил себя руками по голове.

— Перестань! — резко сказал Гарион. — Ты себя изувечишь. Что такое?

— Ал сказал мне, что я должен явить алгосам дитя. Я уверился, что снискал в его очах особое расположение.

— О каком дите разговор?

— О дитяти. О новом Гориме. Так Ал ведет и защищает свой народ. Когда дело старого Горима закончено, Ал отмечает глаза младенца, который должен его сменить. Когда Ал сказал мне, что я избран явить алгосам дитя, я открыл это другим, и они стали почитать меня и просили говорить им слова Ала. Я видел вокруг себя разврат и грехи и стал обличать их, и люди меня слушали, но то были мои слова, не Ала. В гордыне моей я посмел говорить за Ала. Я закрывал глаза на свои грехи, чтобы обличать чужие. — Голос фанатика сделался хриплым. — Я — грязь, — объявил он, — и грешник. Алу следовало бы меня уничтожить.

— Это запрещено, — машинально сказал Гарион.

— У кого есть власть запрещать Алу?

— Не знаю. Знаю только, что рассоздавать запрещено даже богам. Это первое, чему мы учимся.

Релг посмотрел на него пристально, и Гарион понял, что совершил ошибку.

— Ты посвящен в тайны богов? — недоверчиво спросил фанатик.

— То, что они боги, не имеет в данном случае никакою значения, — ответил Гарион. — Правило относится ко всем.

Глаза Релга вспыхнули надеждой. Он встал на колени и ткнулся лицом в землю.

— Прости мне мои грехи, — взмолился он.

— Что?

— Я превозносился, будучи недостойным.

— Ты ошибался, и все. Просто не делай этого больше. Встань, Релг, пожалуйста.

— Я гадок и нечист.

— Ты?

— У меня были нечистые помыслы о женщинах. Гарион от смущения покраснел.

— Это с каждым из нас иногда бывает, — сказал он и нервно кашлянул.

— Мои помыслы были гнусны, — стонал несчастный Релг. — Они жгли меня.

— Я уверен, что Ал поймет. Встань, Релг, пожалуйста. Это совсем не обязательно.

— Я молился устами, когда рассудок мой и сердце были заняты другим.

— Релг…

— Я искал скрытые пещеры ради своего удовольствия, а не ради того, чтобы посвятить их Алу. Тем я осквернял данный мне богом дар.

— Пожалуйста, Релг.

Релг начал биться головой о землю.

— Однажды я нашел пещеру, сохранявшую эхо Алова голоса. Я никому про неё не сказал, но один наслаждался голосом Ала.

Гарион встревожился — сейчас Релг доведет себя до исступления.

— Покарай меня, Белгарион, — молил Релг. — Наложи на меня тяжкую кару за мои беззакония. Гарион твердо знал, что ему отвечать.

— Я не могу этого сделать, — сказал он твердо. — Я не могу ни покарать, ни простить тебя. Если ты поступал не как положено, это твое с Алом дело. Если ты считаешь, что достоин наказания, тебе придется наказывать себя самому. Я не могу и не буду.

Релг поднял от земли искаженное лицо и уставился на Гариона. Потом он вскочил и с воем умчался в темноту.

— Гарион! — В голосе тети Пол звучали знакомые нотки.

— Я ничего не сделал, — отвечал он почти машинально.

— Что ты ему сказал? — спросил Белгарат.

— Он винил себя во всех возможных грехах, — объяснил Гарион. — Он хотел, чтобы я покарал его и простил.

— И?..

— Я не могу сделать этого, дедушка.

— А в чем сложность? — Гарион уставился на него. — Все, что от тебя требовалось, это немного солгать. Неужели это так трудно?

— Солгать? В таком деле? — Гариона ужаснула сама мысль.

— Он нужен мне, Гарион, мы не сможем действовать, если он будет в постоянной истерике. Думай головой, мальчик.

— Я не могу этого сделать, дедушка, — сказал Гарион упрямо. — Для него это слишком важно. Я не могу его обмануть.

— Поискал бы ты его, отец, — сказала тетя Пол. Белгарат скривил губы.

— Мы с этим еще не покончили, мальчик. — Он погрозил пальцем. Потом, сердито бормоча про себя, отправился искать Релга.

Гарион вдруг с холодной уверенностью осознал, что дорога в Ктол Мергос будет долгой и неприятной.