Чёрное море. 27 июня 1941

Корабли шли без огней, соблюдая режим полного радиомолчания – «Андрей Первозванный», несущий на борту мало что говорящие непосвящённым буквы и цифры индекса, и два эскадренных миноносца последней серии, «Быстрый» и «Беспощадный», вставшие в строй незадолго до того, как Чердынцева назначили командиром отряда.

– Соберите лётчиков, – сказал Чердынцев старшему помощнику, опуская бинокль. – Пора.

Старпом молча козырнул и потянулся к тангенте переговорного устройства.

В «лётной» кают-компании было тесно – кроме пилотов, здесь находились свободные от вахты офицеры «Первозванного» и командиры экипажей. Чердынцев бросил взгляд на хронометр и снова позавидовал тому вниманию, которое умудрялся проявлять Гурьев ко всякого рода мелочам: такие же хронометры с надписью «Командирский», изготовленные по специальному заказу именитой швейцарской фирмой, получили все на его корабле вплоть до мичманов, в том числе и лётчики.

– Все вы слышали обращение председателя комитета обороны товарища Сталина, – тихо, без всякого предисловия, заговорил Чердынцев. – Положение на фронте тяжёлое, мы с вами это хорошо понимаем, и голову прятать в песок не имеем права. Такова страшная правда этой войны, товарищи: танков, самолётов, пушек и кораблей мы сумели наклепать столько, что на пять армий хватит, а пользоваться с умом – не можем. Но мы с вами, надеюсь, не зря работали эти семь с лишним месяцев, и кое-чему, думаю, всё-таки научились. Сейчас, – Чердынцев снова посмотрел на циферблат, – с сухопутных аэродромов поднимаются в воздух наши товарищи из подразделений бомбардировочной авиации флота. Без прикрытия истребителей, на тихоходных машинах, они отвлекут и примут на себя удар ПВО врага – для того, чтобы обеспечить нам фактор внезапности и чистое небо. Немногим из них суждено возвратиться. Поэтому – мы обязаны выполнить боевую задачу. Наша цель – нефтяные поля Плоешти. Каждую вышку, каждый резервуар вы знаете, как свои пять пальцев, отработав сотни раз по макетам, – точно так же, как знаете рельеф. Повторяю – у нас нет права на ошибку. В случае успеха боевая часть с новейшим зажигательным веществом, которым снаряжены наши бомбы и реактивные снаряды, позволит нам вывести из строя добывающие и перерабатывающие мощности цели на многие месяцы, если не навсегда. Это ещё не означает немедленного поражения гитлеровцев. Но, выпустив из жил врага нефть – кровь войны, мы докажем: враг уязвим, его можно и нужно бить. И мы сможем это делать, даже если сейчас пока не умеем: мы русские, а русские прусских всегда бивали. Готовность тридцать минут – и с Богом, товарищи. Сверим часы.

Залпы двенадцати орудий главного калибра «Андрея Первозванного» превратили порт Констанцы в море огня, обрушив на румынскую базу почти полтысячи тонн снарядов с зажигательной смесью «БЗ-М». Смесь проникала всюду и поджигала всё, заставляя трескаться камень и плавиться сталь. Так должен был бы выглядеть настоящий ад, если бы существовал. Этот день – вернее, ночь – поставила жирную точку в судьбе румынского военно-морского флота.

– Товарищ контр-адмирал, разрешите доложить, – и, ободрённый сдержанным кивком Чердынцева, старший помощник продолжил: – База военно-морского флота, порт и грузовой терминал Констанца как стратегическая единица уничтожен. Потерь среди личного состава подразделения нет!

– Птички наши вернутся – тогда и посчитаем, – буркнул Чердынцев, козыряя в ответ. – Словом, насчёт потерь ты, Василий Николаич, подожди рапортовать.

– Так точно, Михаил Аверьяныч, – старший помощник снова поднёс ладонь к фуражке. – Есть подождать.

Сбросив подвесные топливные баки, «Морские волки» зашли на цель со стороны Бухареста – оттуда их никто не ждал. Самолёты шли «двойками», эшелонированные по высоте – такой боевой порядок был принят едва ли не сразу же, как только «крыло» возглавил Савицкий.

Заказанный Сухому ещё в мае 1939 года палубный штурмовик под мощный, в две с половиной тысячи лошадиных сил, и безотказный двигатель «Бристоль Центаурус» получился на редкость удачным, показав в ходе испытаний отличные лётные и боевые качества. Потом за дело взялись «Морские волки» – машины необходимо было довести до полной боевой готовности. Дневавшие и ночевавшие на полигоне и на корабле конструкторы устранили практически все замечания лётчиков и моряков. Получившийся в результате – и в рекордные по всем меркам сроки – самолёт аналогов не имел, совмещая в себе качества истребителя и штурмовика, – хотя и не отличался особенно выдающимися характеристиками по дальности полёта.

Лётчиков Гурьев отбирал лично: самых молодых и самых отчаянных – из самых опытных. Многие из них успели отметиться в небе Испании. Ему нужны были именно самые-самые: другим невозможно было поручить такое дело – встать у истоков современной палубной авиации державы. Подавляющее большинство ребят предполагалось в скором времени направить инструкторами и преподавателями в лётные училища флота… Если бы не война.

Атака началась в самое «сонное» время – в начале четвёртого. На цель полетели десятки стокилограммовых контейнеров с зажигательной смесью, каждый из которых создавал, взрываясь, зону сплошного огня во многие сотни квадратных метров. Выжигая всё вокруг и запекая саму землю в стекло, смесь горела почти четверть часа, и потушить её было решительно невозможно – ничем. Срывающиеся с пилонов под крыльями ракетные снаряды врезались в башни нефтехранилищ, и потоки горящих нефти, бензина, керосина растекались во все стороны. Звено Амет-Хана Султана в мгновение ока превратило железнодорожный узел Плоешти в пылающую сковородку. «Морские волки» работали так, как привыкли – слаженно, хладнокровно и точно.

Всё произошло слишком быстро – никто на земле не успел ничего предпринять. А спустя полчаса предпринимать было уже некому: те, кто не погиб от испепеляющего жара в полторы тысячи градусов, умер от удушья, – бомбы и воспламенившиеся нефтепродукты выжгли весь кислород. Устремившийся в небо столб малинового пламени был виден за сотню километров, оставляя мечущиеся сполохи на остеклении кабин «сухих», налегке уходящих в сторону моря.

У самого берега им наперерез выскочили «худые» – Савицкий насчитал шестнадцать машин. Топлива у «Морских волков» оставалось на считанные минуты воздушного боя. Патронов для пушек и пулемётов – напротив, достаточно. Обладая практически одинаковой скоростью и у земли, и на высотах, «худые» почти в полтора раза превосходили советские машины в скороподъёмности. Правда, самолёты «Морских волков» освободились от бомб и реактивных снарядов, и это сделало их почти на три четверти тонны легче, повысив маневренность и ускорив набор высоты. Но превосходство немцев по этому фактору оставалось значительным, и это – теоретически – давало им, при прочих равных, солидные шансы выигрывать у «сухих» схватки на вертикалях. Однако для этого немцам следовало знать о своём превосходстве – а Савицкий был уверен, что «сухой» остаётся для врага «тёмной лошадкой». У «Морских волков» было ещё одно преимущество: радар «Первозванного» засёк истребители врага, и потому их появление не стало для пилотов сюрпризом, – радиостанция имелась у каждого. А эшелонирование машин позволяло если не свести на нет, то сильно ограничить возможности вражеских истребителей пользоваться выгодным для них вертикальным манёвром.

Сбитые с толку неизвестными силуэтами и незнакомым камуфляжем «Морских волков», немцы промешкали какие-то доли секунды. Вероятно, это и решило исход схватки.

«Я – „Дракон“, атакую!» – услышал Чердынцев позывной командира «крыла» и сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Все, находящиеся в боевой рубке «Первозванного», с замиранием сердца слушали какофонию боя, льющуюся из динамиков радиостанции, силясь различить хотя бы что-нибудь, способное прояснить обстановку. По всему кораблю коротко взрёвывали сирены тревоги – зенитчики занимали свои места согласно боевому расписанию.

«Морские волки» встретили немцев ураганным огнём – две мощные пушки и два крупнокалиберных пулемёта «сухого» превосходили вооружение вражеского истребителя и по скорострельности, и по мощности боеприпасов. Первого немца свалил командир «крыла» – от залпа Савицкого «мессер» буквально рассыпался в воздухе. Второй, беспорядочно кружась, врезался в серую воду у самого берега – Амет-Хан Султан пополнил свой боевой счёт. «Худые», запаниковав, рванулись вверх и в стороны, подставляя беззащитные «брюха», и ещё один из них превратился в огненно-дымный пузырь над морем.

«Морские волки» не могли себе позволить преследование – нужно было возвращаться на «Первозванный». «Худые» не имели бомбового вооружения, и большого вреда кораблям нанести не могли. Но Савицкий принял правильное решение – не дать немцам увязаться за ними. Зенитный огонь «Первозванного» мог оказаться смертельным не только для «мессеров» – посадку на палубу «Морским волкам» придётся выполнять в сложнейших условиях, практически с пустыми баками и с повреждениями, и воздушный бой в непосредственной близости от корабля был способен превратить эту процедуру в лотерею с непредсказуемым исходом.

Бросив машину в горизонтальный разворот, Савицкий снова пошёл на «худых». Не отставал и ведомый. Загорелся «сухой» Головина – снаряды немца разнесли двигатель его самолёта. Савицкий стиснул зубы, ощущая, как поднимается яростная адреналиновая волна: никто не обещал, что потерь не будет, но…

Потеряв ещё две машины, немцы, у которых радиус эффективного действия был ещё меньше, чем у «Морских волков», повернули назад. Приняв рапорты пилотов, Савицкий выругался про себя: кроме Головина, «крыло» потеряло ещё двух лётчиков – Скороходова и Медведева, шестеро сообщили о незначительных повреждениях машин. Савицкий прекрасно понимал – возможность использовать «сушки» в маневренном бою с истребителями никто в проект не закладывал. Но горечь утраты товарищей это нисколько не умаляло.

– «Скала», «Скала», я – «Дракон»! Как слышите?

– Слышим тебя, «Дракон», – голос Чердынцева звучал незнакомо и хрипло. – Ждём вас, ребята. Ждём!