Драккар-разведчик крейсера «Паллада» приземлялся уже в двадцать четвертый раз и ощущение новизны успело притупиться — все на этой примитивной планете было одинаково. Одинаковые средневековые города, разве что с легкими оттенками национальных колоритов, но все маленькие и неухоженные. Одинаковые люди — невысокие и, как правило, грязноватые. Одинаковая знать — спесивая и в то же время готовая преклоняться перед силой. Одинаковые забитые крестьяне. И полное, полное отсутствие информации.

Кошкин, перейдя к визуальному поиску, разбил континенты на квадраты, распределилих между экипажами драккаров и теперь драккары летали от города к городу. Их экипажам была поставлена вполне конкретная задача — расспросить местных, вдруг кто что видел. Шанс зыбкий, но все же лучше, чем ничего, тем более что сидеть без дела было еще хуже. И уйти то было некуда — крейсер связи пришел, наконец, забрал раненых и умчался с донесением. Теперь оставалось только ждать реакции начальства, ну и использовать по возможности выпавшее время и для поисков, и для отдыха — охота и рыбалка в диких мирах всегда були замечательными, да и женщин при желании вполне можно было найти.

Правда, не все и не всегда проходило гладко — на экипаж одного из драккаров, например, напали местные разбойники явно с целью ограбить. Им поотрывали (в буквальном смысле) руки и отпустили на все четыре стороны — смешно было даже предположить, что грязный дикарь в одежде из шкур, пусть и хорошо выделанных, и грубого сукна, вооруженный дубинкой, луком, ну пусть даже и мечом, сможет причинить вред космическому разведчику. В другой раз драккар приземлился в горящий торфяник и экипаж его не успел даже сказать «мама», как машина провалилась в огненную ловушку. Таков уж подлый характер подсохших торфяных болот — сверху чисто, даже вроде бы лес растет, а внутри, на глубине, тлеет себе потихоньку. Однако этот огонь не мог причинить вреда космической машине и драккар, запустив двигатель, легко воспарил над лесом. Урон был, скорее, моральный — так сказать, щелчок по носу зарвавшимся конкистодорам, не сумевшим определить опасность. Ну и на корабле их ждал жесточайший разнос от Кошкина — «Зажрались, разведчики, мать вашу, брюхи отрастили, летать разучились?». Ну и еще по мелочи было, один мичман трипер подхватил, лейтенант ногу сломал, неудашно поскользнувшись на камнях, еще у одного заклинило лучемет во время охоты на медведя и пришлось идти на мишку с ножом. Справился, конечно, только заикался потом сутки. Словом, мелочи, и притом без всякой пользы для дела.

Так что поиски продолжались, скорее, для проформы — из всех отцов-командиров в удачу верил, наверное, только Кошкин. Фанатично верил, надо сказать, но причины все понимали: во первых, каперанг ходил на «Орле» не один год, на нем оставались его друзья, а во вторых, от исходов поиска в немалой степени зависела его карьера. Так что Кошкин и сам рвал задницу, и подчиненным грозился ее на британский флаг порвать. Все к этому уже привыкли, поэтому на ходе поисков начальственное рыканье никак не отражалось.

Самое удивительное, что среди всех капитанов нашелся один, который Кошкина поддерживал безоговорочно. И был это все тот-же Айнштейн. Если импульсивный и нетерпеливый Гиреев вначале тихо психовал, а потом впал в меланхолию, а командир «Дианы» с классической фамилией Иванов просто с показным равнодушием и уставной четкостью выполнял приказы, то Айнштейн просто отказался эвакуироваться вместе с остальными ранеными и горячо поддерживал Кошкина. Впрочем, любое действие стоит расшифровывать до конца. Айнштейн не слишком верил в удачный исход экспедиции, но зато хорошо понимал, что образ героического капитана не повредит никогда. Остаться на своем поврежденном корабле, раненому не покинуть товарищей — серьезное дополнение к героизму в бою. Что интересно, большая часть команды «Витязя» осталась со своим командиром, а значит, образ уже создался. К тому же Айнштейн понимал, что, как ни мала вероятность найти «Орла», все таки она есть и, если крейсер удастся найти, то дивидендов будет еще больше, а не удастся — так он ничего не потеряет и останется при своих. Рай для карьериста, в общем.

И вот, в результате такой политики старшего комсостава, драккары теперь обшаривали планету. Спокойно, не торопясь, с ленцой, но обшаривали. И нынешняя посадка драккара была лишь одной из многих, отличаясь лишь тем, что на этот раз за штурвалом сидел сам командир корабля. Гирееву изрядно надоело сидеть на крейсере и мрачно смотреть в потолок, в то время как его подчиненные, как он считал, развлекаются, поэтому эту высадку он возглавил сам. Как он сказал, «чтобы размять ноги и восстановить рефлексы». Кошкин не возражал, так что, оставив корабль на попечение старпома, Гиреев теперь лично пилотировал драккар, а трое его подчиненных (особист и два мичмана-десантника) с суровыми выражениями на лицах сидели на пассажирских местах. В другое время они, конечно, тоже были бы не против размяться, но наличие за штурвалом командира весьма и весьма мешало расслабиться, поэтому с их точки зрения, эта высадка превратилась в муку — ни анекдот лишний раз не рассказать, ни, извиняюсь, пукнуть.

Впрочем, первые две высадки двадцать четвертого рейда прошли достаточно успешно — ничего не нашли, конечно, но и не напрягались особо. Местное население было достаточно дружелюбным и драккаров не боялось, в обоих городах прямо таки бросалась в глаза чистота, была, пусть примитивная, но канализация и даже водопровод. И вообще, уровень развития этого королевства был заметно выше, чем вцелом по планете, что не могло не насторожить особиста, однако выводы, как он считал, делать было пока рано, да и местные не очень жаждали разговаривать, поэтому особист лишь сделал себе пометку на будущее, рассчитывая задать вопросы непосредственно местному руководству, сиречь королю. Но король — это потом, а пока что они обследовали третий город (хотя какое там обследовали — осмотрели с высоты и задали пару вопросов местному градоначальнику, седовласому дворянину в рыцарских доспехах и с гордо посаженной головой) и, отлетев от города километров на десять, расположились на берегу реки на ночлег. Возвращаться ночевать на крейсер никому не хотелось, а бояться здесь было вроде как бы и некого, тем более что сигнализация должна была вполне успешно предупредить их о незванных гостях. Правда, вначале пришлось попотеть — в этих местах, как оказалось, водилось много всякой мелкой живности и, когда очередной еж нагло протопал по своим делам, заставив попутно взвыть сирену, Гиреев обругал особиста нехорошими словами и заставил перенастроить сигнализацию, чтобы она реагировала только на крупные объекты и не мешала спать. Особист, естественно, подчинился, здраво решив, что инструкции пишутся высоким начальством в штабах, а жить надо здесь и сейчас. Теперь сигнализация не реагировала на объекты весом меньше восьмидесяти килограммов, что всех присутствующих вполне устраивало.

Река, точнее речка, была невелика — всего метров двадцать в ширину, неглубокая, с медленным течением и на удивление чистой, теплой водой. Мысленно, но на удивление синхронно вздохнув, что дома таких речек уже, наверное, не найдешь, все четверо спасателей бросились купаться и долго плавали и ныряли, забыв на время о чинопочитании. А потом занялись обустройством лагеря, благо ни комаров, ни мошки в воздухе не наблюдалось, зато наблюдалось приближение ночи, а она в этих широтах имела обыкновение наступать внезапно и резко, так что тянуть не стоило. Неподалеку от драккара разложили костер, благо сушняка на берегу хватало. Питаться опостылевшими еще в космосе консервами никому не хотелось, поэтому один из десантников, прихватив спиннинг из аварийного комплекта драккара и пару самодельных блесен-колебалок («эх, не в первый раз он так развлекается вместо того, чтобы делом заниматься», лениво подумал Гиреев) отправился на рыбалку и буквально через пятнадцать минут вернулся, притащив трех некрупных щук — рыба здесь была непуганая и к современным снастям явно непривычная. Щук разделали чуть ниже по течению и, тщательно промыв, запекли в фольге — горячие угли костра лучше любой электропечи, любой понимающий человек вам это скажет. К вкусной рыбе, исходящей горячим паром, прилагался свежий хлеб, купленный в городе (серебро везде в ходу) и свежие овощи, купленные там же. Помявшись, особист извлек откуда-то из складок комбинезона плоскую флягу с самогонкой. Гиреев ехидно улыбнулся, но откуда дровишки уточнять не стал — про аппарат Айнштейна на эскадре знали уже, наверное, все, кроме Кошкина. Впрочем, возможно, Кошкин тоже знал, но не подавал виду, дабы не терять авторитет.

В общем, вечер удался. Еда была вкусная, самогонка качественная и было ее ровно столько, сколько требуется для того, чтобы поднять настроение, но не захмелеть. Гиреев, правда, посмеялся, процитировав своего деда: «Коран запрещает пить вино, но про водку в нем ничего не сказано». После этого потомок мусульман опрокинул стопочку и зажевал салом — сало здесь, кстати, солили на загляденье.

Палатку разбивать не стали, спать улеглись тут же, на берегу, благо было тепло и дождя не намечалось. Единственное, что Гиреев, несмотря на возмущенные взгляды товарищей, приказал сделать — это назначить караулы. Впрочем, их было четверо, так что и караулы был терпимые, всего по паре часов. В сочетании с сигнализацией этого, как считал капитан (и с чем согласился особист) было вполне достаточно.

Оказалось — нет, недостаточно. Капитан третьего ранга Гиреев убедился в этом на собственной шкуре. В четыре часа ночи, когда трое спали, а бодрствовал лишь один из десантников, темные фигуры скользнули к лагерю. Между драккаром и лесом было почти триста метров и эти триста метров неизвестные ползли больше двух часов, неслышно и неприметно выходя на дистанцию броска, маскируясь под кочки и замирая при каждом звуке, будь то порыв ветра в кронах деревьев или слишком громкое кваканье лягушки. Сигнализация, на которую так надеялись космонавты, не стала для них препятствием — система была рассчитана против местных хамов, а не против отлично обученных мастеров резки по чужой кости и кто мог предположить, что ведет нападающих как раз такой мастер? И результат схватки ночных теней с расслабившимися и потерявшими бдительность разведчиками оказался закономерным, хотя все прошло и не так гладко, как могло быть.

Гиреев проснулся, словно от толчка. Он не смог бы сказать, что случилось — вокруг была ночь, обычная летняя ночь, где-то рядом орали лягушки, ухала сова, но эти звуки так органично вписывались в обстановку, что, казалось, даже не нарушали тишину. И, тем не менее, что-то было не так. Гиреев не понял что, да и не собирался понимать — когда-то такие вот предчувствия не раз спасали его предков, диких горцев, привыкших насмерть резаться и с соседями, и с чужаками. Кто-то погибал, а кто-то, обладающий инстинктом, интуицией, удачей, шестым чувством… Как не называй, но именно они выживали и передавали это свойство потомкам. А потомок привык доверять наследству предков.

Все трое его товарищей никогда не были в деле. Да, они были опытными, тренированными бойцами, но и только — никто из них никогда не воевал, ни в космосе, ни на планете. Они были молоды и, когда приходили на флот, то крейсер «Паллада», на который они попали, был уже стар и большую часть времени проводил или отстаиваясь в доках, или ведя спокойную и муторную работу по охране конвоев. Ничего обидного, кто-то ведь должен этим заниматься, а прикрывать от пиратов и случайных рейдеров тихоходные транспорты старый крейсер может ничуть не хуже, чем новейший, скоростной и маневренный. Только вот новенький, с иголочки, крейсер может многое другое, а старик — нет, вот и занимается каждый тем, что может. Кому-то лихие рейды и свободный поиск, а кому-то неспешное чапанье из пункта «А» в пункт «Б». Единственное, что утешает — это то, что нынешние скоростные и маневренные тоже рано или поздно перейдут в разряд старого барахла. Правда, нынешние старики к тому времени, скорее всего, уже отправятся в металлолом.

Так или иначе, но Гиреев был постарше остальных и, хотя очень большим опытом похвастаться тоже не мог, но по молодости успел поучаствовать и в паре рейдов, и даже в одном абордаже. Этого хватило ему, чтобы понять и накрепко запомнить две вещи: тот, кто умирает — умирает навсегда и ничего красивого нет ни в героической, ни в трусливой смерти, а еще первым умирает тот, кто слишком долго думает. Поэтому он просто откатился в сторону и крикнул «Тревога!». Пускай лучше над ним потом смеются, чем… Додумать он уже не успел. На просыпающихся, еще только начавших приходить в себя товарищей со всех сторон полетело несколько тонких, но, видимо, очень прочных сетей, а вслед за ними бросились темные, расплывающиеся во мраке фигуры.

Гиреев бросил взгляд на часового — там уже кипела схватка. Похоже, нападающие хорошо знали, с кем они имеют дело — они даже не пытались драться с десантником, а старались примитивно задавить его числом, массой, не дать применить оружие. Хотя, надо сказать, работали грамотно, друг другу не мешали и шансы имели неплохие. Уже одно то, что с начала боя не прозвучало ни единого выстрела, говорило о многом. Хотя бы о том, что этот выстрел сделать не дали.

Гиреев равком выхватил из кобуры лучемет, но выстрелить не успел. Короткий, резкий свист, запястье пронзила боль и оружие, выбитое из руки капитана, улетело куда-то в темноту. Он резко обернулся — прямо перед ним, метрах в трех, стояла темная фигура и в руке у нее был кнут. Самый обычный кнут, неплохое оружие в умелых руках. Вот только когда-то, еще в Академии, Гиреева учили владеть и таким оружием, а умеющий владеть должен уметь и обороняться.

Кнут свистнул в воздухе, но теперь капитан был готов — рука, затянутая в десантный комбинезон, взлетела навстречу, наноброня поглотила энергию удара. Тонкий конец кнута со вшитыми тяжелыми, явно свинцовыми шайбами, обернулся вокруг руки в три оборота. Таким кнутом можно сломать хребет волку, да и человеку тоже, но ударивший явно не собирался не только убивать, но и сколь-нибудь заметно калечить — сбить с ног, максимум обездвижить. Не получилось — Гиреев перехватил кнут, рванул на себя. Его противник не ожидал этого, но кнута не выпустил, подлетел от рывка и врезался капитану в грудь. Правда, успел сгруппироваться и даже попытался нанести удар — но тщетно, Гиреев сбил его с ног одним несильным вроде бы ударом и, перешагнув через потерявшего сознание противника, грудь в грудь столкнулся еще с троими. Короткая яростная схватка, и Гиреев прорвался, хотя и получил несколько чувствительных ударов. Рывком уйдя в темноту, он оглянулся и моментально оценил увиденное: у костра лежал часовой, судя по всему, его спеленали, как мумию. Чуть в стороне группа человек в семь или восемь, в пляшущем свете костра было не понять, деловито заканчивала упаковывать второго десантника и особиста, так и не сумевших выпутаться из сетей. Без оружия помочь им не стоило и пытаться и вот тут Гиреев совершил ошибку. Вместо того, чтобы скрыться в темноте, он поступил невероятно предсказуемо — побежал к драккару. Непростительно для профессионала — там его уже ждали.

Первых двоих он просто снес, остальные шарахнулись в стороны и между ним и трапом остался лишь один противник — неожиданно высокий, очень спокойный, об этом можно было сказать, даже не видя его лица. Видимо, он был здесь за главного — повинуясь его жесту, остальные разошлись чуть в стороны, образуя правильный круг. Гиреев чуть слышно зарычал — похоже, что самонадеянный враг не понял еще, с кем имеет дело.

Однако на сей раз ему достался серьезный соперник. Преимущества в физической силе у капитана вдруг не оказалось — его противник был едва ли не сильнее, да и двигался даже быстрее, чем капитан. И, как с удивлением отметил Гиреев, дрался он не хуже. Чуть иначе, конечно, но не хуже. Больше всего это было похоже как раз на комплекс рукопашного боя, которому учили в Академии и которым пусть не в совершенстве, но очень недурно владел и сам Гиреев. Только в исполнении этого непонятного противника стиль был чуть другим, с небольшой поправкой на другого инструктора и, возможно, на местный колорит. Ну да последнее уже явно благоприобретенное. И еще чувствовалось, что в рукопашной у него куда больше опыта. Все это он понял очень быстро — схватка профессионалов долгой бывает редко. Вот и сейчас она продолжалась едва ли больше тридцати секунд.

— Ты… кто? — хрипло спросил Гиреев, когда, пропустив удар по ребрам и подсечку, упал на влажную от росы траву. Противник не ответил.

Гиреев поднялся. Его противник спокойно стоял и ждал. Народу вокруг явно прибавилось, у многих в руках были факелы. Теперь, в их неярком свете, Гиреев хорошо видел лицо своего противника — молодое, но уже в сеточке морщин, с небольшим свежим шрамом на щеке. И еще Гиреев видел, что тот одет в такой же как у него десантный комбинезон. Ну, не совсем такой, чуть другого покроя — старого образца, но такие носили многие, новые начали вводить чуть больше года назад и на всех пока не хватало, а свойства ничуть не менялись. На голове форменный берет, он чуть сбился и теперь наружу выбиваются кроткие светлые волосы, на плечах… На плечах лейтенантские погоны, а на поясе самый настоящий лучемет! И у других, собравшихся здесь, кроме мечей на поясах тоже лучеметы, у одних русские, у других — американские. Различить, кстати, очень просто — совершенно разная конструкция при схожих характеристиках. У американских одна большая батарея, у русских — обойма на несколько маленьких, число зависит от модели. У американцев батареи хватает на определенное число выстрелов, после чего ее нужно выбрасывать, у русских одна батарея — один выстрел, после чего батарея автоматически вылетает, как стреляная гильза. В каждой конструкции свои плюсы и свои минусы, и внешний вид получается разный.

Но разобраться до конца Гирееву не дали. Непонятный лейтенант двинулся на него, Гиреев попытался защититься, но на сей раз с ним никто не пытался драться — его просто огрели по затылку чем-то тяжелым и капитан потерял сознание.