В ту ночь они спали в доме Вордай, и Гариону опять спалось очень плохо – не давало покоя условие болотной ведьмы. Он знал, что вмешательство в дела природы может иметь далеко идущие последствия, и если выполнить просьбу Вордай – это навсегда уничтожит границу, отделяющую животных от людей. Последствия такого шага предсказать было нельзя. Существовали, кроме того, и другие проблемы. Вполне возможно, что Белгарат не способен сделать то, что требует от него Вордай. Гарион был почти уверен, что его дедушка не пытался использовать свою силу с тех пор, как несколько месяцев назад с ним случился обморок, и то, что хотела от него Вордай, могло отказаться непосильным для старика.

Что случится с Белгаратом, если он попытается и потерпит неудачу? Как это отразится на нем? Не одолеют ли чародея сомнения, которые навсегда лишат его способности восстановить свои силы? Гарион отчаянно пытался найти выход, как бы предупредить деда, не вызвав у него подозрений.

Вместе с тем было совершенно необходимо выбраться из этих болот. И хотя Гарион отнюдь не стремился к встрече с Тораком, он понимал, что это единственный выход. Встречу нельзя будет откладывать бесконечно. Если не успеть, то мир будет ввергнут в пучину войны, которую они все изо всех сил стараются предотвратить. Угроза Вордай продержать их здесь, на болотах, до тех пор, пока Белгарат не заплатит положенную цену, повисла не только над ними, но и над всем миром. Судьба всего человечества сейчас оказалась в руках этой женщины. Как ни старался Гарион, он так и не смог придумать способ, чтобы не подвергать страшному испытанию Белгарата. Обратись Вордай к нему, Гариону, с такой просьбой, он даже не знал бы, с чего начать. Если это дело и выполнимо, то только его дедушка способен на такое… если, конечно, болезнь не лишила его силы…

Над болотами, подернутыми туманом, рассвело. Белгарат поднялся и подошел к костру, задумчиво глядя на пляшущие языки пламени.

– Ну что? – спросила его Вордай. – Ты решил?

– Ты не права, Вордай, – ответил он. – Природа против этого.

– Я ближе к природе, чем ты, Белгарат. Колдуньи живут в тесной связи с ней, в отличие от чародеев. Я ощущаю смену времен года кровью, и земля живет под моими ногами. Я не слышу её плача. Природа любит все свои создания, и она скорбит, когда исчезают мои кикиморы, так же как и я… Но это так, к слову. Даже если горные кручи возопят против этого, я не уступлю.

Силк и Гарион обменялись быстрыми взглядами. Лицо маленького драснийца было таким же озабоченным, как у Белгарата.

– Можно ли назвать кикимор зверями? – продолжала Вордай, указывая туда, где спала Поппи, аккуратно сложив передние лапы, как маленькие руки. Тупик неслышно проскользнул в дом с охапкой мокрых от росы болотных цветов. Неслышно двигаясь по комнате, он положил их возле спящей Поппи, и один цветок осторожно вложил в её открытую руку. Затем со смешным выражением на морде сел на задние лапы и стал ждать, когда она проснется.

Поппи зашевелилась, потянулась и зевнула. Она поднесла цветок к черному носику и, понюхав, с любовью посмотрела на сидящего рядом Тупика. Потом, издав радостный писк, они вместе бросились в холодную воду наводить утренний туалет.

– Это свадебный ритуал, – пояснила Вордай. – Тупик хочет, чтобы Поппи стала его подругой, и принятие подарков означает, что она к нему хорошо относится. Так будет продолжаться довольно долго, затем они уплывут вместе в озеро на неделю, а когда вернутся, то уже будут неразлучны всю жизнь. Их поведение не очень-то отличается от того, как ведут себя молодые люди.

Слова Вордай сильно взволновали Белгарата, и он молчал, не находя подходящих слов.

– Посмотри сюда, – продолжала она, указывая через окно на группу молодых кикимор, резвящихся на лужайке. Они сделали из моха мяч и быстро передавали его друг другу по кругу, увлеченные игрой. – Разве не мог бы человеческий ребенок присоединиться к ним и чувствовать себя среди них своим? – настойчиво спросила она.

Неподалеку от малышей взрослая кикимора качала спящего детеныша, нежно прижимая к себе.

– Разве материнство не везде одинаково? – опять спросила Вордай. – Разве эти дети отличаются от детей человека? Правда, они ведут себя более прилично, честно и любят друг друга.

– Хорошо, Вордай, – вздохнул Белгарат, – ты убедила меня. Я допускаю, что кикиморы более приятные создания, чем люди. Я только не знаю, станут ли они лучше, обретя дар речи, но если ты утверждаешь…

– Ну что, ты решился?

– Я поступаю не правильно, но попытаюсь тебе помочь. Ведь на самом деле у меня небогатый выбор, да?

– Да, – ответила она, – не очень. Тебе ничего не нужно? У меня есть все необходимые принадлежности и зелья.

– Чародеям они ни к чему. Это ведьмам необходимо вызывать духов, а мы работаем иначе. Как-нибудь на досуге я объясню тебе разницу. – Он встал. – Свое решение ты, конечно, не изменишь?

– Нет, Белгарат!

– Понятно, – снова вздохнул он. – Я скоро вернусь. – Он медленно повернулся и скрылся в утреннем тумане.

В наступившей тишине Гарион внимательно следил за Вордай, надеясь отыскать на её лице признаки нерешительности. Ему подумалось, что, не будь она так безрассудно упряма, он мог бы объяснить ей ситуацию и убедить её уступить Но болотная ведьма нервно ходила по комнате, рассеянно беря вещи и снова ставя их на прежнее место, очевидно не в силах унять волнение.

– Ты знаешь, это может доконать его, – прервал молчание Гарион. Прямота может оказаться эффективной там, где другие средства убеждения не помогают.

– Ты о чем? – строго спросила она.

– Прошлой зимой он серьезно заболел, – ответил Гарион. – Они с Ктачиком схватились в смертельной схватке за право обладать Оком. Ктачик был уничтожен, но и Белгарат едва выжил. Вполне возможно, что его силу воли подорвала болезнь

– Почему ты нас не предупредил? – воскликнул Силк.

– Тетя Пол сказала, чтобы мы не смели делать этого, – продолжал Гарион. – Не дай бог об этом пронюхают энгараки. Сила Белгарата – вот что удерживало их все эти годы. Если он лишится её и они проведают об этом, ничто не остановит их вторжения на Запад

– А он догадывается? – быстро спросила Вордай.

– Не думаю. Никто из нас не говорил ему об этом. Он не должен догадываться о том, что у него может не получиться. Одно-единственное сомнение – и ничего не получится. На этом основано чародейство. Надо быть уверенным, что задуманное тобой произойдет, иначе с каждой неудачей будет все труднее.

– Что ты имел в виду, когда говорил, что это может его доконать? – На лице Вордай отразился испуг, и у Гариона мелькнула надежда.

– Его сила, или, вернее, часть силы, могла сохраниться, – объяснил он, – но её может не хватить для того, о чем ты просишь. Даже простые вещи требуют огромного расхода силы воли, а то, что ты требуешь, – очень и очень трудное дело. Он возьмется за него, но, взявшись, уже не остановится. Такое усилие может иссушить его волю и жизненную энергию настолько, что уйдут многие и многие годы на её восстановление, если, конечно, он доживет до этого.

– Но почему ты ничего мне не сказал? – с перекошенным от страха лицом прошептала Вордай.

– Я не мог… он мог услышать. Она бросилась к двери с криком:

– Белгарат! Подожди! – Потом повернулась к Гариону:

– Быстро! Останови его!!

Это только и нужно было Гариону. Он вскочил на ноги и, подбежав к двери, рывком распахнул её, и хотел было закричать, но страх сковал его сердце.

– Ну что?! – закричал за спиной Силк.

– Не могу, – простонал Гарион. – Он начал собирать свою волю и никого не слышит.

– Ты можешь помочь ему?

– Я даже не знаю, что он хочет сделать, Силк, – беспомощно ответил Гарион. – Если я присоединюсь к нему, будет только хуже.

Они в ужасе уставились на него.

Гарион услышал незнакомые раскаты далекого эхо. Как необычно! Его дедушка не пытался что-то переместить или изменить, нет, вместо этого он обращался куда-то в безбрежные просторы с помощью голоса своего разума. Слова были с трудом различимы, но одно Гарион расслышал довольно четко: «Повелитель». Белгарат обращался к самому Олдуру!

Гарион затаил дыхание.

Затем издалека прозвучал голос бога. Они принялись тихо беседовать, и все это время Гарион ощущал, как воля Белгарата под влиянием Олдура становится Крепче.

– Что происходит? – спросил перепуганный Силк.

– Он общается с Олдуром. Я не слышу, о чем они ведут разговор.

– Олдур поможет ему? – спросила Вордай.

– Не знаю, не знаю, сможет ли Олдур использовать свое могущество. Даже для него существуют ограничения… что-то такое, о чем он договорился с другими богами.

Когда странный разговор закончился, Гарион ощутил, что сила юли Белгарата выросла неизмеримо.

– Он приступает, – проговорил Гарион полушепотом.

– У него есть сила? – спросил Силк. Гарион кивнул.

– Такой же всесильный, как прежде?

– Не знаю. Это никому не дано знать.

Напряжение с каждой секундой росло и вскоре стало непереносимым. То, чем занимался Белгарат, было очень тонкой и очень напряженной работой. На сей раз Гарион не слышал ни накатывающегося шума, ни отдаленного эха, но незнакомый шепот в его сознании сливался с волей старика мучительно медленно. Этот голос как будто повторял одно и то же… что-то, чего не мог понять Гарион… что ускользало от него и терзало душу.

Во дворе юные кикиморы прекратили свои игры. Мяч остался лежать на земле, оставленный без внимания игроками, которые застыли как вкопанные. Поппи с Тупиком вышли из пруда и остановились, склонив набок головы, в то время как тихое бормотание Белгарата проникало в их мысли, передавая им все свои знания и жизненный опыт, наставляя и уча. Затем, словно от внезапного озарения, их глаза расширились.

Наконец, ступая тяжелой походкой, из ивовой рощи, укутанной туманом, вышел измученный Белгарат. Он медленно подошел к дому, остановившись на минуту, чтобы взглянуть на удивленные лица кикимор, собравшихся во дворе, и вошел внутрь. Плечи его поникли, лицо побелело и осунулось.

– Ты в порядке? – спросила Вордай. Теперь её голос уже не звучал безразлично.

Он кивнул, усаживаясь на стул, стоявший у стола.

– Дело сделано, – коротко произнес Белгарат. Вордай с подозрением взглянула на него.

– Я не шучу, Вордай, – продолжал он. – И я слишком стар, чтобы пытаться обмануть тебя. Я уплатил твою цену. Если не возражаешь, сразу после завтрака мы отправимся в путь. Нам еще идти и идти.

– Мне не нужны слова, Белгарат. Я мало тебе верю… как всем людям, по правде говоря. Мне нужны доказательства.

У порога послышалось невнятное бормотание. Поппи, с искаженным от усилий лицом, пыталась что-то произнести.

– М… м… м… – её рот перекосился, и она снова выдавила из себя:

– М… м… м… – Казалось, это было самое трудное испытание в её жизни. Но вот она набрала побольше воздуха и попыталась в третий раз:

– М… ма… ма…

Вскрикнув, Вордай бросилась к крохотному существу, упала на колени и обняла его.

– Мама, – на этот раз более четко произнесла Поппи.

Из углов комнаты раздался слабый писк, слившийся в один:

– Мама, мама, мама. – Возбужденные кикиморы отовсюду бежали к дому, не переставая повторять одно и то же слово.

Вордай тихо плакала.

– Тебе придется, конечно, обучать их, – устало произнес Белгарат. – Я дал им самое необходимое, и пока что они знают совсем мало слов.

Вордай подняла на него лицо, по которому текли слезы.

– Спасибо тебе, Белгарат, – сказала она дрожащим голосом.

Старик пожал плечами и ответил:

– Что-то за что-то. Разве это не была сделка?..

Из болот их вывел Тупик. Крохотное создание весело пыталось заговорить с ними, но путалось в словах, часто произнося их не правильно, но тем не менее это была осознанная речь.

Гарион долго раздумывал, все не решаясь обратиться к Белгарату. Но вот, оттолкнувшись еще раз шестом, он поборол сомнения и сказал:

– Дедушка?

– Да, Гарион, – отозвался старик, отдыхая на корме лодки.

– Ты знал заранее, правда?

– Знал что?

– Что можешь перестать быть чародеем? Белгарат удивленно посмотрел на него и спросил в свою очередь:

– С чего ты взял?

– Тетя Пол сказала, что после болезни, которая тебя свалила прошлой зимой, ты можешь не оправиться.

– Она так и сказала? ,

– Она говорила, что…

– Я расслышал. – Старик нахмурился. – Такой вариант не пришел мне в голову, – признался он. – Внезапно он заморгал, и его глаза стали круглыми. – А знаешь, может, она и права. Болезнь могла бы сыграть такую штуку со мной. Удивительно!

– Ты не чувствуешь никаких… признаков слабости?

– Что? Ну конечно нет. – Белгарат продолжал хмуриться, о чем-то напряженно размышляя. – Удивительно, – повторил он и внезапно рассмеялся.

– Я не вижу ничего смешного.

– Уж не об этом ли вы со своей теткой беспокоились все эти месяцы, ходя вокруг меня на цыпочках, словно я сделан из тонкого стекла?

– Мы боялись, как бы не проведали энгараки, поэтому ничего тебе не говорили, так как…

– …так как боялись, что я усомнюсь в себе? Гарион только молча кивнул головой.

– Наверно, в принципе вы все сделали правильно. Сегодня мне ни в коем случае нельзя было усомниться в себе.

– Было очень трудно?

– Пожалуй что да Мне не хотелось бы заниматься этим каждый день.

– Но ведь это было вовсе не обязательно?

– Что именно?

– Учить кикимор человеческому языку. Если ты сохранил свою силу, мы вдвоем могли бы отыскать проход в болотах… даже если Вордай с кикиморами попыталась бы остановить нас.

– Интересно, когда это пришло тебе в голову, – пробормотал старик.

Гарион недовольно посмотрел на него и настойчиво продолжал:

– Хорошо, почему ты пошел на это, хотя мог поступить по-другому?

– Вопрос довольно невежливый, Гарион, – упрекнул молодого человека Белгарат. – Считается дурным тоном спрашивать у чародея, почему он делает то-то и то-то.

– Ты уходишь от вопроса, – прямо сказал Гарион. – Допустим, что у меня плохие манеры, но все равно ты мог бы ответить.

– Не моя вина, что вы с теткой ударились в панику, – немного обиженно произнес он. – У вас не было никаких оснований для серьезного беспокойства. – Он замолчал и, немного подумав, спросил:

– Ты очень хочешь знать?

– Да, очень Почему ты пошел на это?

– Большую часть жизни Вордай провела в одиночестве, – вздохнув, ответил он, – и жизнь обошлась с ней круто. Иногда мне кажется, что она заслуживает лучшей доли. Может, теперь ей станет легче.

– А Олдур согласился с тобой? – не отставал Гарион. – Я слышал его голос, когда ты с ним говорил.

– Подслушивать – плохая привычка, Гарион.

– У меня много плохих привычек, дедушка.

– Никак не пойму, почему ты избрал такой тон со мной, мальчик, – недовольно сказал старик. – Ну ладно, если ты такой настырный… я был вынужден настоять на своем, и мой властелин согласился.

– Ты пошел на это из-за того, что пожалел её?

– Ты использовал не совсем правильное слово, Гарион. Давай скажем так – у меня свое понимание справедливости.

– Если ты знал, что уступишь ей, то какой резон был спорить?

– Я хотел убедиться, что она действительно хочет этого. Да и нельзя давать людям основания считать, будто ты делаешь для них все, о чем они ни попросят, хотя, может, так оно и есть Силк выпучил глаза от удавления и растерянно спросил:

– Ты страдаешь жалостью, Белгарат? Ты?! Если люда узнают, твоей репутации будет нанесен сокрушительный удар.

– Я думаю, ты не станешь об этом распространяться, Силк, – смущенно, как бы оправдываясь, произнес чародей. – Людям не обязательно все знать, как ты считаешь?

У Гариона словно глаза открылись. Силк, рассудил он, прав. Он никогда не задумывался над этим, но Белгарат слыл безжалостным человеком. Укоренилось мнение, что Вечноживущий отличается непримиримостью – стремлением пожертвовать чем угодно рада достижения цели, сколь туманной, столь и никому не ведомой. Но этот поступок открыл в старике новую черту характера – мягкость Белгарат, чародей и волшебник, все-таки не был лишен человеческих слабостей.

У края болот тянулась земляная насыпь, уходящая по обе стороны за туманный горизонт.

– Она, – сказал Силк, оборачиваясь к Гариону и указывая на насыпь, – входит в толнедрийскую систему дорог.

– Белгарат, – произнес Тупик, высовывая голову из воды рядом с лодкой, – спаси-бо те-бе.

– О, Тупик, пожалуй, вы и без меня научились бы говорить, – ответил старик. – Понимаешь, вы почти подошли к этому.

– Мо-жет, да, мо-жет, нет, – не согласилась кикимора. – Хо-теть го-во-рить и го-во-рить – раз-ные ве-щи. Не-одана-ко-вые.

– Скоро вы научитесь врать, – съязвил Силк, – и тогда ни в чем не уступите людям.

– Зачем учиться говорить, если врать? – спросил озадаченный Тупик.

– Со временем поймешь.

Тупик нахмурился, и его голова скрылась под водой, потом показалась еще раз, уже вдали от лодки.

– До свидания, – раздельно проговорил он. – Тупик благодарит вас… за маму. – Затем, не поднимая волн, он исчез.

– Что за странное существо, – улыбнулся Белгарат.

Испуганно вскрикнув, Силк судорожно сунул руку в карман. Что-то бледно зеленое выскочило из его руки и шлепнулось в воду.

– В чем дело? – спросил Гарион. Силк с отвращением ответил:

– Этот урод сунул лягушку мне в карман.

– А может, это был подарок? – предположил Белгарат.

– Лягушка?

– С другой стороны, может, и нет, – усмехнулся Белгарат. – Он, конечно, немного примитивен, но ведь у этих существ только начинает зарождаться чувство юмора…

Через несколько миль, пройдя по указанной Тупиком дороге, ведущей с севера на юг, поздно вечером они добрались до постоялого двора. Переночевав в нем и купив лошадей за такую цену, что Силк не мог не поморщиться, на следующее утро Гарион с верными друзьями поскакал в направлении Боктора.

Сцена, разыгравшаяся на болотах, дала Гариону обильную пищу для размышлений. Он пришел к убеждению, что сострадание – это вид любви, но только более широкий, чем то узкое понятие, о котором у него раньше сложилось мнение. Слово «любовь», если в него вдуматься, говорил себе Гарион, включает множество вещей, которые на первый взгляд вроде бы не имеют никакого к ней отношения. Размышляя таким образом, Гарион пришел к следующему выводу: его дедушка, человек, которого называли «Вечноживущим», вероятно, за семь тысяч лет выработал у себя способность к любви, о которой даже отдаленно не догадываются люди. Несмотря на кажущуюся грубоватость и раздражительность, вся жизнь Белгарата служила проявлением этой необыкновенной любви. Когда они ехали, Гарион частенько поглядывал на чудаковатого старика, и образ древнего и всемогущего чародея, возвышающегося над простыми смертными, постепенно начал стираться, уступая место обычному человеку… несомненно, сложному, но доброму.

Спустя два дня, когда установилась хорошая погода, они добрались до Боктора.