Король Белгарион сидел, скучая, на троне в зале райвенского короля и слушал нагоняющий тоску голос посла Толнедры Вальгона. Для Гариона наступили тяжелые времена: столько дел, к которым он не знал даже, как подступиться. Во-первых, он совершенно не мог отдавать приказания; во-вторых, он обнаружил, что для себя у него совершенно не остается времени, и в-третьих, он не имел ни малейшего представления, как отделаться от слуг, которые постоянно вертелись вокруг. Куда бы он ни направлялся, они преследовали его повсюду, и он уже оставил надежду поймать излишне старательного телохранителя, камердинера или посыльного, который последние два дня шествовал за ним по коридорам.

Друзья чувствовали себя неуютно в его присутствии, называя Гариона «ваше величество», хоть он бесчисленное количество раз просил их не делать этого. Он не чувствовал себя другим человеком и, глядя на себя в зеркало, не замечал, что хоть как-то переменился, но все поступали так, будто в нем произошли серьезные перемены. Выражение облегчения, мелькавшее на их лицах всякий раз, когда он оставлял их, больно ранило Гариона, и он, подобно улитке, замыкался в себе, находя утешение в молчаливом одиночестве.

Тетя Пол все время находилась рядом с ним, но и с ней было не так, как прежде. Раньше он всегда был при ней, теперь роли поменялись, и это казалось ему совершенно противоестественным.

– …Предложение, если ваше величество позволит мне сказать, представляется крайне заманчивым, – заметил Вальгон, заканчивая чтение последнего договора, предложенного Рэн Боруном. Толнедрийский посол отличался язвительностью, имел орлиный нос и аристократическую осанку. Это был Хонетит, он происходил из той семьи, которая основала империю и из которой вышли три императорские династии, и едва скрывал свое презрение ко всем олорнам. Для Гариона он являлся источником постоянного раздражения. Не проходило и дня, чтобы новый договор или торговое соглашение не поступали от императора. Гарион быстро понял, что толнедрийцы крайне негативно относятся к тому факту, что его подписи нет на том или ином пергаменте, и продолжают действовать по принципу: если человеку постоянно подсовывать документы, то в конце концов он что-нибудь да подпишет, лишь бы его оставили в покое.

Стратегия Гариона была очень проста: он отказывался вообще что-либо подписывать

– Точно такой же документ они предлагали на прошлой неделе, – мысленно услышал он голос тети Пол. – Все, что они сделали, это переставили местами пункты да ввели несколько новых слов. Скажи ему – нет.

Гарион посмотрел на хитрого посла почти с открытой неприязнью и решительно заявил:

– Совершенно исключено.

Вальгон начал протестовать, но Гарион оборвал его.

– Это предложение точь-в-точь соответствует представленному на прошлой неделе, Вальгон, и мы оба это прекрасно понимаем. В тот раз я сказал «нет», и сейчас мой ответ будет таким же. Я не предоставлю Толнедре предпочтительный статус в торговле с Райве; я не собираюсь просить разрешения Рэн Боруна подписывать какое-либо соглашение с какой либо нацией, и я, разумеется, не соглашусь с каким бы то ни было изменением условий Вомимбрских соглашений. Пожалуйста, передай Рэн Боруну, чтобы он мне больше не надоедал, если, конечно, ему не захочется говорить дело.

– Ваше величество! – воскликнул потрясенный Вальгон. – Не подобает так разговаривать с императором Толнедры.

– Я говорю так, как считаю нужным, – подчеркнул Гарион. – Я… мы разрешаем покинуть замок.

– Ваше величество…

– Вы свободны, Вальгон, – не дал ему договорить Гарион.

Посол резко выпрямился, холодно поклонился и с высоко поднятой головой удалился.

– Неплохо, – протянул король Энхег из укрытия, где он сидел вместе с другими королями. Незримое присутствие королевских особ постоянно нервировало Гариона. Он понимал, что они следят за каждым его шагом, присматриваются, приходят к определенным выводам, оценивают его решения, его манеру поведения, его слова Он также понимал, что имеет право на ошибку в эти первые месяцы правления, и ему очень хотелось, чтобы при этом никто не присутствовал, но как скажешь группе монархов, что он предпочел бы не быть центром их внимания?

– Немного прямолинейно, однако… вы так не считаете? – сказал король Фулрах.

– Со временем он научится вести себя более дипломатично, – предположил король Родар. – Я полагаю, что Рэн Борун найдет эту прямолинейность не лишенной свежести… после того, как оправится от апоплексического удара, получив ответ нашего Белгариона.

Собравшиеся короли и высокопоставленные особы рассмеялись шутке короля Родара, в то время как Гарион безуспешно пытался скрыть краску стыда.

– Они не могут обойтись без этого? – яростно прошептал он на ухо тете Пол. – Скоро и икнуть нельзя будет без комментариев.

– Не злись, дорогой, – успокаивала она. – В самом деле, это прозвучало не очень вежливо. Ты действительно уверен, что хочешь говорить таким тоном с будущим тестем?

Больше всего на свете Гариону не хотелось выслушивать упреки на этот счет. Принцесса Се'Недра до сих пор не могла простить ему неожиданное вознесение на вершину власти, и у Гариона появились серьезные опасения по поводу женитьбы вообще. Как бы сильно он ни любил её (а он в самом деле очень сильно любил её), он сделал горький для себя вывод: Се'Недра будет плохой женой. Она умна, испорчена и упряма как бык. Гарион не сомневался, что она постарается до предела осложнить ему жизнь и будет втайне радоваться, видя, как муж страдает. Сидя на троне и слушая шутливые комментарии олорнских королей, он порой говорил себе, что лучше бы он никогда не видел Ока.

В те мгновения, когда его думы возвращались к Оку, Гарион бросал взгляд на сверкавший эфес меча, висевшего за спиной. В его сверкании чувствовалось некое самодовольство всякий раз, когда Гарион садился на трон. Меч как бы поздравлял себя с тем, что он, Белгарион-Райве, сотворен им и только им. Гарион не понимал Ока. Камень как бы хотел что-то сообщить ему, но в последний момент менял решение. Гарион время от времени общался с богами, но уровень общения с Оком был ни на Что не похож. Камень служил средоточием каких-то неведомых сил, к которым было не подступиться. Более того, его привязанность к Гариону казалась совершенно необъяснимой, что не нравилось молодому королю. Когда Гарион приближался к трону, камень начинал пылать нестерпимо ярким светом и голова наполнялась пленительной песней, которую он впервые услыхал в башне Ктачика. Песнь завораживала и манила, и Гарион чувствовал, что, если он подхватит эту мелодию, вдвоем они сумеют преодолеть все преграды. Торак с помощью Ока сокрушил полмира. Гарион с его помощью в состоянии выправить положение. Тревожило, однако, то, что не успевал о чем-то подумать Гарион, как Око начинало советовать ему, что и как делать.

– Не отвлекайся, Гарион, – мысленно услышал он голос тети Пол.

Важные дела, намеченные на утро, были сделаны. Оставалось несколько петиций и поздравления, которые поступили рано утром из Найссы. Тон поздравления был дружелюбный, и подписал его евнух Сэйди. Гарион решил хорошенько подумать, прежде чем отвечать на нее. Воспоминания о том, что произошло в тронном зале Солмиссры, продолжали волновать душу, и он сомневался в том, что ему хочется (по крайней мере, сейчас) наладить отношения с людьми, поклоняющимися змее.

В связи с тем, что со всеми официальными делами было покончено, Гарион извинился и покинул зал. В горностаевой мантии он все время потел, а от долгого ношения тяжелой короны болела голова. Не терпелось поскорее вернуться в свои апартаменты и переодеться.

Охрана, стоящая у боковой двери зала, склонилась в почтительном поклоне, когда Гарион проходил мимо, и построилась в боевом порядке для дальнейшего его сопровождения, но он сказал сержанту:

– Сегодня я больше никуда не пойду. Я отправлюсь к себе, а дорогу я знаю. Почему бы вам и вашим людям не отправиться на обед?

– Ваше величество очень добры, – ответил сержант. – Мы вам не потребуемся позднее?

– Вряд ли. В случае чего я дам знать.

Сержант еще раз поклонился, а Гарион зашагал по тускло освещенному коридору. Он обнаружил этот проход спустя два дня после коронации. Пользовались им редко, и это был самый короткий путь из королевских апартаментов в тронный зал. Гарион любил ходить им и чувствовать себя при этом простым смертным, сумрак, царивший там, будил мысли и успокаивал.

Он шел, погруженный в глубокие раздумья. Так много неотложных проблем теснилось в голове, и в первую очередь – надвигающаяся война между Западом и энгаракскими королевствами. Он, как владыка Запада, возглавит Запад, а Кол-Торак, пробудившийся ото сна, двинет на него свою неисчислимую рать. Что противопоставить столь грозному врагу? От одного имени «Торак» стыла кровь, а в искусстве ведения войн он совершенный профан. Ошибки с его стороны неизбежны, и Торак одним ударом железного кулака раздавит все силы Запада.

И никакая магия тут не поможет. Он еще слишком слаб, чтобы вступать в схватку с самим Тораком. Тетя Пол, конечно, сделает все, чтобы выручить его, но без Белгарата у них практически нет шансов на успех, а Белгарат никак не оправится после случившегося, и, не допустите боги, он лишился своего могущественного дара раз и навсегда.

Гариону больше не хотелось думать на эту тему, но и во всем остальном он находил мало утешительного. Как преодолеть нежелание Се'Недры помириться? Если бы она стала вдруг благоразумной и поняла, что различие в занимаемом положении мало что значит. Ему очень нравилась Се'Недра. Он был даже уверен, что его чувства к ней гораздо значительней. Она могла (когда хотела) быть совершенно обворожительной. Вот если бы удалось преодолеть эти дурацкие предубеждения. Мрачное настроение Гариона мало-помалу развеялось. Рассуждая таким образом, он задумчиво брел по темному коридору.

Пройдя еще несколько шагов, он услышал за спиной чьи-то крадущиеся шаги и вздохнул, желая, чтобы неотвязчивый человек-невидимка подыскал себе какое-нибудь новое развлечение. Потом, пожав плечами и размышляя, как поступить с найсанцами, пошел дальше по коридору.

Предупреждение пришло в последний момент.

– Берегись! – отрывисто произнес голос в голове.

Гарион немедленно распластался на полу. Корона слетела с головы и, ударившись о каменный пол, рассыпала сноп искр. Брошенный кем-то кинжал ударился в стену, отскочил и зазвенел под ногами. Гарион выругался, перекатился на спину и вскочил на ноги, вытаскивая свой кинжал. Взбешенный внезапным нападением, он бросился назад, но тяжелая горностаевая мантия мешала бежать.

Он успел только заметить, что нападавший был в сером плаще. Убийца нырнул в боковой проход, и до Гариона донесся звук закрывающейся двери. Когда он подбежал к ней и рывком открыл, сжимая в руке кинжал, то обнаружил еще один длинный и темный коридор, в котором никого не было.

Руки тряслись, но скорее от ярости, чем от страха. Гарион хотел было окликнуть охрану, но тут же отбросил эту мысль. Продолжать преследование неразумно – ведь у него только кинжал, а у нападавшего может оказаться меч. Не исключено, что убийц несколько, а в этих тусклых и глухих коридорах его шансы практически равны нулю.

Стоя у двери, он заметил кусочек ткани, лежащий на пороге. Гарион наклонился, поднял его и подошел к подсвечнику, висевшему на стене. Клочок имел в ширину не больше двух пальцев и, видимо, оторвался от райвенского плаща. Второпях убийца нечаянно прищемил дверью капюшон и оставил улику. Глаза Гариона прищурились; он повернулся и заспешил к тому месту, где лежала корона и кинжал убийцы. Оглядевшись, он не заметил ничего угрожающего. Если таинственный убийца решит довершить начатое и вернется с двумя-тремя помощниками, ему несдобровать. Самое благоразумное – поскорее добраться до своих апартаментов. Поблизости никого не было, и, не роняя своего достоинства, Гарион, подобрав полы королевской мантии, бросился бежать со всех ног.

Подбежав к заветной двери, он рывком распахнул её, влетел в комнату и поспешно щелкнул замком. Потом приложил ухо к двери – не слышно ли преследователей.

– Что-нибудь не так, ваше величество?

У Гариона душа ушла в пятки. Он резко повернулся и увидел перед собой слугу, который в ужасе уставился на кинжалы в руке короля.

– Э… ничего… помоги мне снять эту штуку, – быстро произнес он, стараясь скрыть смущение.

Затем, небрежно бросив корону на стоявший рядом стул и спрятав свой кинжал в ножны, Гарион осторожно положил второй кинжал с обрывком материи на полированный стол.

Слуга помог снять мантию и бережно положил её на спинку кресла.

– Ваше величество не хочет избавиться от этого? – спросил он, взирая с неприязнью на кинжал и обрывок материи.

– Нет, – решительно сказал Гарион и спросил:

– Ты не знаешь, где мой меч?

– Меч вашего величества висит в тронном зале, – ответил слуга.

– Не тот, – объяснил Гарион. – Второй. Тот, который я носил, когда приехал сюда

– Думаю, что я могу найти его, – с сомнением в голосе сказал слуга

– Пожалуйста, – попросил Гарион. – Хотелось бы, чтобы он всегда был под рукой. Да… вот еще что – отыщи-ка Леллдорина Уилденторского. Я хочу поговорить с ним.

– Слушаюсь, ваше величество, – поклонился слуга и удалился.

Гарион взял кинжал и кусок материи и принялся их изучать. Кинжал ничем не отличался от любого другого: тяжелый, сделанный добротно, с рукояткой, обмотанной проволокой. Никаких украшений или знака владельца, только острие чуть загнулось от удара о каменную стену. Тот, кто бросал его, обладает недюжинной силой. У Гариона пробежал холодок между лопатками. Кинжал вряд ли мог быть уликой. Таких в цитадели сотни. С другой стороны, клок ткани может сыграть добрую службу. Где-то в крепости бродит человек, у которого край плаща оторван. Порванный плащ и этот образец шерстяной материи должны точно совпасть Приблизительно через час появился Леллдорин.

– Ты посылал за мной, Гарион?

– Садись, – пригласил Гарион и, дождавшись, когда слуга выйдет, сказал, усаживаясь поглубже в кресло перед столом:

– У меня возникла неожиданная проблема Не мог бы ты помочь в одном деле?

– Тебе не нужно ни о чем просить, Гарион, – серьезно ответил молодой астуриец.

– Но строго между нами, – осторожно начал Гарион. – Никто не должен знать о нашем разговоре.

– Слово чести, – быстро ответил Леллдорин. Гарион подвинул другу кинжал.

– Совсем недавно, когда я шел к себе, кто-то бросил в меня это.

Леллдорин изумленно вытаращил глаза и прошептал:

– Заговор?

– Либо заговор, либо личные счеты. Я теряюсь в догадках

– Надо предупредить охрану, – заявил Леллдорин, вскакивая с места.

– Нет! Если я так поступлю, никак свободы мне не видать. И так её почти не осталось, и я не хочу лишиться последней малости.

– Ты не успел его разглядеть? – спросил Леллдорин, снова садясь и разглядывая кинжал.

– Только со спины. На нем был обычный серый плащ.

– Все райвены носят серые плащи, Гарион.

– У нас есть за что зацепиться. – Гарион вынул из кармана туники клочок ткани. – Швырнув в меня нож, он бросился в дверь, и она защемила его капюшон, оторвав вот этот кусок.

Леллдорин осмотрел его и заметил:

– Кажется, это с плеча.

– Я тоже так подумал, – согласился Гарион. – Если мы с тобой будем смотреть во все глаза, может, заметим того, у кого недостает этого куска. Затем, если нам удастся заполучить этот плащ посмотрим, подходит ли этот вырванный кусок к нему.

Леллдорин медленно кивнул и с перекошенным от ярости лицом изрек:

– Когда мы схватим этого человека, я сам хочу поговорить с ним. Король не должен встревать в такого рода дела.

– Я, может, изменю кое-какие правила, – мрачно сказал Гарион. – Мне не нравится, когда в меня бросают ножи. Надо отыскать того, кто отважился на это.

– Немедленно, – сказал Леллдорин, снова поднимаясь на ноги. – Если придется, я осмотрю все плащи в Райве. Мы найдем предателя, Гарион. Обещаю.

Излив душу другу, Гарион почувствовал себя лучше. Однако это был осторожный молодой король, который уже в сопровождении охраняющих его гвардейцев поздно вечером отправился в личные покои Хранителя трона Райвенов, постоянно оглядываясь по сторонам, держа правую руку на мече у пояса.

Бренд сидел перед большой арфой. Сильные руки Хранителя ласкали струны инструмента, извлекая жалобную мелодию.

– Ты играешь очень хорошо, милорд, – почтительно сказал Гарион, когда стихли последние аккорды.

– Я часто играю, ваше величество, – ответил Бренд. – Когда я играю, то забываю, что со мной нет больше моей жены. – Он встал со стула, расправил плечи, на лице проявилась сосредоточенность. – Чем я могу служить вам, король Белгарион?

Гарион нервно откашлялся.

– Может, у меня выйдет не так гладко, но, пожалуйста, пойми, что я хочу сказать.

– Постараюсь, ваше величество.

– Я не хотел всего этого, сам знаешь, – начал издалека Гарион, обводя рукой цитадель. – То есть корона… королевство… и прочее. Мне нравилась жизнь, которую я вел до этого.

– Да, ваше величество.

– Я клоню вот к чему. Ты… ты правил до меня в Райве.

Бренд сдержанно кивнул.

– По правде говоря, я не хотел быть королем, – признался Гарион, – и не собирался занимать твое место. Бренд посмотрел на него и слегка улыбнулся.

– Я все не могу взять в толк, почему вы смущаетесь всякий раз, когда я вхожу к вам в комнату, ваше величество. В этом причина вашего беспокойства?

Гарион молча склонил голову.

– Ты нас еще недостаточно хорошо знаешь, Белгарион, – сказал ему Бренд. – Ты пробыл здесь не больше месяца. Мы – особенные люди. Свыше трех тысяч лет мы охраняем Око… В этом смысл нашего существования, и я думаю, что на столь далеком пути мы кое-что потеряли… свое «я», которому люди придают такое большое значение. Тебе известно, почему меня называют Брендом?

– По правде говоря, никогда не задумывался над этим, – признался Гарион.

– На самом деле у меня есть другое имя, – продолжал Бренд, – но я не должен разглашать его. Каждого Хранителя называют Брендом, чтобы не создавать никакого ореола вокруг того, кто находится у власти. Мы служим Оку, и в этом наше предназначение. Скажу откровенно, я очень обрадовался, когда ты пришел на смену мне. Приближалось время, когда мне нужно было выбирать преемника – с помощью самого камня, конечно. Но у меня не было ни малейшего представления, кто им станет. Твое прибытие облегчило мою задачу.

– Значит, мы можем быть друзьями?

– Кажется, мы уже стали ими, Белгарион, – торжественно произнес Бренд. – Мы оба служим одному и тому же, а это всегда объединяет людей.

– Я делаю все правильно? – неуверенно спросил Гарион.

Бренд подумал и ответил:

– Кое-что я бы не стал делать так, как делаешь ты, но в этом нет ничего страшного. Родар с Энхегом тоже не всегда делают все одинаково. У каждого своя манера

– Они подшучивают надо мной… Энхег, Родар… другие. Я постоянно слышу их насмешливые замечания, когда хочу принять какое-то решение.

– Я бы так не переживал из-за этого, Белгарион. Они – олорны, а олорны не относятся к королям серьезно. Короли подсмеиваются друг над другом тоже. Можно сказать, что пока они шутят, все хорошо, но когда перейдут на серьезные и официальные отношения знай – ты в беде.

– Я не подумал об этом, – признался Гарион.

– Со временем привыкнешь, – успокоил его Бренд.

После разговора с Брендом у Гариона как будто камень с души свалился. Под охраной гвардии он направился обратно в свои покои, но на полпути передумал и пошел проведать тетю Пол. Когда он вошел к ней, то увидел тихо сидящую Адару, которая наблюдала за тем, как тетя Пол старательно штопает старую тунику Гариона. Девушка встала и присела в реверансе.

– Прошу тебя, Адара, – обиженно протянул он, – не делай этого, когда мы одни. Я уже устал от этого, – он махнул рукой в сторону приемных залов замка.

– Как будет угодно вашему величеству, – ответила она.

– И прошу тебя, не называй меня больше так. Для тебя я остаюсь Гарионом.

Она серьезно посмотрела на него своими спокойными прекрасными глазами и возразила:

– Нет, брат, отныне ты не будешь просто «Гарионом». Он вздохнул, осознавая всю правду сказанного ею.

– Прошу извинить меня, – продолжала она, – но я должна идти к королеве Сайлар. Ей нездоровится, и она говорит, что ей легче, когда я рядом.

– Нам всем легче, когда ты рядом с нами, – сказал Гарион, не задумываясь.

Она тепло и нежно улыбнулась ему.

– Как-никак он не так безнадежен, – заметила тетя Пол, ловко орудуя иголкой.

Адара взглянула на Гариона и заметила:

– Он никогда не был безнадежен, леди Полгара. – Склонила голову и вышла из комнаты.

Гарион принялся мерить комнату шагами, потом бросился в кресло. Столько всего произошло за день! Он внезапно почувствовал, что весь мир буквально ополчился против него.

Тетя Пол продолжала как ни в чем не бывало работать.

– Зачем ты занимаешься этой ерундой? – не выдержал Гарион. – Мне никогда уже не понадобится эта вещь.

– Её надо починить, дорогой, – не повышая голоса, ответила она.

– Есть сотни людей, которые за тебя сделают эту работу.

– Я предпочитаю делать её сама.

– Оставь это и давай поговорим. Тетя Пол прекратила штопать тунику и вопросительно подняла глаза.

– И что же хотело обсудить ваше величество?

– Тетя! – изумленно воскликнул Гарион. – Это уж слишком!

– В таком случае перестань приказывать, – посоветовала она, снова принимаясь за тунику.

Гарион несколько минут следил за ней, не зная, что сказать, потом, разбираемый любопытством, все же спросил:

– Почему ты делаешь это, тетя Пол? Ведь никто её больше не наденет, и, выходит, ты зря стараешься.

– Я коротаю время, дорогой, – напомнила она. Потом, оторвавшись от шитья, посмотрела на него, подняла тунику левой рукой, а указательным пальцем правой медленно провела по шву. Гарион ощутил прилив очень яркого импульса света и услышал звук, похожий на шипение. Разорванное место само собой исчезло, словно его и не бывало.

– Теперь ты видишь, насколько бесполезна моя работа, – заявила она.

– Но почему ты занимаешься этим?

– Потому что мне нравится, дорогой, – ответила она, резким движением снова разрывая материю, беря иглу и вновь принимаясь за дело. – Руки и глаза заняты, а голова остается свободной для размышлений. Таким образом я отдыхаю.

– Иногда я не могу тебя понять, тетя Пол.

– Да, дорогой, я знаю.

Гарион принялся ходить по комнате, затем неожиданно опустился на колени перед ней и, отодвинув в сторону столик с шитьем, положил голову ей на колени.

– О, тетя Пол, – вымолвил он, задыхаясь от слез.

– В чем дело, дорогой? – спросила она, гладя его по волосам.

– Я так одинок.

– И это все?

Он поднял голову и недоуменно уставился на нее, никак не ожидая услышать такое.

– Все одиноки, дорогой, – объяснила она, обнимая его голову. – Мы общаемся с людьми очень малое время и снова остаемся со своим одиночеством. Со временем ты привыкнешь к нему.

– Никто уже не говорит со мной так, как бывало. Только и слышишь: «Ваше величество, ваше величество».

– Все-таки ты король.

– Но я не хочу им быть.

– Очень плохо. Тебе написано на роду им стать, и ничего тут не поделаешь. Тебе никто не рассказывал о принце Гареде?

– Нет. А кто он такой?

– Только ему удалось выжить во время резни, устроенной найсанскими головорезами, которые убили короля Горека и его семью. Он спасся, бросившись в море.

– Сколько ему было лет?

– Шесть. Очень смелый мальчик. Все решили, что он утонул в морской пучине. Мы с твоим дедушкой всячески поддерживали это мнение и в течение тринадцати столетий прятали потомков принца Гареда. Из поколения в поколение они жили в тихой глуши с одной-единственной целью: посадить на трон тебя… а теперь ты утверждаешь, что не хочешь быть королем.

– Все равно я никого из них не знаю, – угрюмо пробормотал Гарион, понимая, что говорить этого не стоит, но ничего не мог с собой поделать.

– А тебе было бы легче, если бы ты их знал? Этот вопрос озадачил Гариона.

– Впрочем, может и легче. – Она отложила свою работу в сторону и встала. – Пойдем, – сказала Полгара и подвела его к высокому окну. Окно выходило на раскинувшийся далеко внизу город. В одном месте, где балкон примыкал к треснувшему водостоку, вода, скопившаяся за осень и зиму, замерзла и сверкающее ледяное покрывало раскинулось по балкону.

Тетя Пол открыла задвижку и распахнула створки окна. От ворвавшегося холодного ветра затрепетало пламя свечей.

– Смотри на лед, – сказала она, указывая на сверкающую черноту. – Смотри внимательно.

Он взглянул туда и снова ощутил, как неведомая сила проникает в его сознание.

Что-то мелькнуло на поверхности льда… бесформенное, но приобретающее очертания и становящееся все более отчетливым. Перед ним стояла женщина с бледным лицом… очень красивая… улыбающаяся. Она выглядела совсем молодо, и её глаза были устремлены на Гариона.

– Мой ребенок, – шептали её губы, – мой маленький Гарион.

Гарион затрясся и прошептал:

– Мама?!

– Как ты вырос! – продолжали безмолвно твердить её губы. – Почти взрослый мужчина!

– И король, Илдера, – поведала призраку тетя Пол на своем неслышном языке.

– Значит, это он избранник, – радостно произнесла женщина. – Я так и знала. Я чувствовала это, когда носила его под сердцем.

Рядом с первой тенью возникла вторая: высокий молодой человек с темными волосами и удивительно знакомым лицом. Гарион не мог не узнать в нем себя.

– Здравствуй, Белгарион, сын мой! – обратился к нему второй образ.

– Отец… – ответил Гарион, не зная, как быть

– Благословляем тебя, Гарион, – произнес второй призрак, и обе тени начали растворяться.

– Я отомстил за вас, отец! – успел прокричать Гарион. Ему почему-то показалось это важным. Впрочем, отец мог его и не слышать.

Тетя Пол стояла, прислонившись к оконной раме, с выражением крайнего утомления на лице.

– Тебе плохо? – с беспокойством спросил её Гарион.

– Такие вещи не проходят бесследно, дорогой, – ответила она, устало проводя рукой по лицу.

Но вот в глубине темнеющего льда мелькнуло что-то, и возникла знакомая тень голубой волчицы, которая вместе с Белгаратом напала на элдрака Грула в горах Алголанда. Волчица села на задние лапы и какое-то время смотрела на них, потом обернулась снежно-белой совой и, наконец, женщиной с рыжевато-коричневыми волосами и золотистыми глазами. Её лицо удивительно походило на лицо тети Пол, и Гарион невольно обернулся, сравнивая их.

– Ты оставила его открытым, Полгара, – заметила золотоглазая женщина. Её голос был мягким и теплым, как летний вечер.

– Да, мама, – ответила тетя Пол. – Сейчас закрою.

– Я только рада этому, Полгара, – сказала дочери женщина-волчица. – Мне представилась возможность встретиться с ним еще раз. – Она посмотрела в глаза Гариона и заметила:

– Два-три штриха. Что-то в разрезе глаз и в уголках губ. Он знает?

– Не все, мама.

– Может, оно и к лучшему, – заключила Полидра.

Из черной глубины возникла новая фигура: еще одна женщина с волосами, как солнечный свет, и лицом, еще более похожим на лицо тети, которая сказала:

– Полгара, моя дорогая сестра.

– Белдаран, – ответила тетя Пол голосом, преисполненным нежной любви.

– И Белгарион, – продолжала прапрародительница Гариона, – цветок моей любви и Райве.

– Наши благословения также, Белгарион, – пожелала Полидра. – А теперь прощайте, но помните, что мы вас любим. – В следующее мгновение их не стало.

– Ну что, полегчало? – спросила тетя Пол. её голос дрожал, а в глазах стояли слезы.

Гарион, слишком взволнованный увиденным и услышанным, только кивнул головой.

– Я рада, что мои труды не пропали даром. Пожалуйста, закрой окно, дорогой, а то мы все замерзнем.