Глава девятая
Четвертый рассказ Луи Аркура
ТЕНИ КАРФАГЕНА
Карфаген, звездная система 18-я Скорпиона. Последние дни августа 2282 года
Полгода назад мне в самом кошмарном сне не могло привидеться, что тихая жизнь охотника-любителя и консультанта с небольшим жалованьем при колледже святого Мартина навсегда уйдет в прошлое, а Луи Аркур окажется в эпицентре событий, которые в прежние времена проходили бы по категории полной небывальщины.
Между тем я воспринимаю все происходящее абсолютно спокойно — система Дорог, чудеса с “дырами” и “карманами” или необъяснимые атмосферные явления стали привычны и естественны. Да, Гермес оказался переполнен загадками, и что из того? Эти загадки никогда не мешали человеку, не представляли никакой зримой опасности и мало кого интересовали. Мирному земледельцу незачем разбираться в тонкостях физических законов и происхождении странных “прорех”, ведущих незнамо куда, — вполне достаточно, чтобы светило солнце, шли теплые дожди и росла пшеница. С “дырами” пускай разбираются люди, которые не могут или не хотят заняться полезным делом, — средневекового крестьянина тоже ничуть не увлекали выкладки Галилея или Коперника. А почему образ мышления человека, работающего на земле, с веками не меняется — это вопрос не ко мне, а к специалистам по психоанализу.
Тех, кто всерьез занимался тайнами Гермеса, на планете было всего четырнадцать — Лолита со своими коллегами, доктор Гильгоф, Коленька и я сам. В качестве адъютанта, советчика и философа-скептика выступал незаменимый Сигурд: без андроида наши исследования далеко бы не продвинулись.
Вечером 26 августа я получил от Гильгофа предписание явиться на рассвете в Бланьяк, причем не в одиночестве, а со всей сворой норвежских волкодавов, владеющих недоступными как искусственным, так и обыкновенным людям талантами — великолепным чутьем, острейшим слухом и инстинктом охотника. Зачем доктору понадобились мои псины, объяснено не было, но определенные подозрения имелись: уже несколько дней подряд Вениамин Борисович намекал на то, что нам предстоит кратковременное, но о-очень далекое путешествие — незачем огорчать Лолиту Борисовну своим невниманием, небось совсем одичала в глуши на севере!
Судя по намекам капитана Казакова и лично доктора, я сделал вывод, что эта решительная девица вряд ли “одичает” даже посреди непролазной тайги или в Антарктиде, где обязательно найдет себе занятие по душе. А уж находясь рядом с одной из гермесских Дорог, и подавно не соскучишься. Если заключения Лолиты верны и каждая Дорога действительно ведет к ста пятнадцати неизвестным мирам, то поле для деятельности открывается широчайшее — всю жизнь можно посвятить!
Рано утром я прибыл к воротам КПП, озадачил дежурного офицера сопровождением в виде четырех здоровенных псин и почти сразу увидел “Фельдмаршала Роммеля”, пристроившегося на бетонке рядом с кораблем Гильгофа. Доктор встретил нас на летном поле.
— Вот и замечательно, все в сборе! — У Вени было “утреннее” настроение, го есть он суетился больше обычного и говорил не переставая. — “Роммель” прилетел в автоматическом режиме и доставит нас на двадцать четвертую параллель не больше чем за час! Луи, загружайтесь!
В глазах собак, помнивших июльские приключения, тонко смешались отвращение и уныние — в воздухе волкодавов укачивало. На борт я загнал их с трудом, под недовольное ворчание и поскуливание.
Челнок был почти в три раза меньше “Франца-Иосифа”, надстройка с кабиной пилотов и тактическим центром отсутствовала — конструкторы расположили системы управления по классической схеме, в носовой части фюзеляжа. Общий салон рассчитан не больше чем на десять членов экипажа, да и обстановочка поскромнее: “Роммель” является рабочим кораблем, не предназначенным для выполнения представительских функций. Мне показалось, что здесь тесновато, но достаточно удобно — это вам не транспортный самолет С-47, к которому привыкли обитатели Гермеса, а новейший малый рейдер.
— Доброе утро, Луи! — озарился улыбкой Крылов. — Привет, собачки! Ну что, готовы к приключениям для настоящих мужчин?
— Если учитывать, что все до единой псины — девицы, твое заявление выглядит неосторожным, — ответил я, опускаясь в кресло напротив. — Долго еще ждать?
— Отправляемся, — из полутемного узкого коридора, ведущего в кормовые отсеки “Роммеля”, вынырнул Гильгоф и подтолкнул локтем Сигурда. Андроид молча скрылся за дверью пилотской кабины, а спустя полминуты корабль поднялся в воздух.
— Не беспокойтесь за собак, — усмехнулся доктор, перехватив мой тревожный взгляд: псины, будто по команде, начали тяжело дышать и вывалили розовые языки. — Обычнейший полет, Сигурд предупрежден, что высший пилотаж категорически не приветствуется, и обещал не хулиганить…
Движение корабля почти не ощущалось, только при наборе высоты под грудиной появился неприятный сладкий комочек. Далеко внизу желтела саванна с редкими купами деревьев и полосами кустарников. Квебек исчез в синеватой туманной дымке за кормой.
— Никто не возражает, если я дам предварительную вводную? — Гильгоф посмотрел на нас поверх очков. — Для начала обязан предупредить, что Лолита приглашает нас посетить Карфаген и посмотреть на тамошние чудеса собственными глазами. Вечером, во время последнего разговора по линии Планка, наша подруга была излишне перевозбуждена и никакой связной информации не представила. Одни отговорки наподобие: “лично все увидите, словами это не передать”. Учтем, что девушка она благоразумная и руководствующаяся не эмоциями, а логикой и принципом целесообразности, — значит, и впрямь обнаружилось нечто поразительное. Итак, наша главная цель… Гм… Говоря откровенно, цели нет никакой. И не стройте удивленное выражение на физиономиях, дорогие сподвижники и соратники! Единственное, что мы можем себе позволить в настоящий момент, так это тщательные наблюдения и весьма предварительные выводы на их основе.
— Док, цель все-таки существует, — осторожно поправил Веню Крылов. — Вот планета, на которой обитали люди. А может, и не-люди. Вот следы высокоразвитой цивилизации и глобального катаклизма, эту цивилизацию уничтожившего. Задача: выяснить, кто именно жил на Карфагене, найти информационные носители — от глиняных табличек до сверхкомпьютеров! — и понять, что случилось.
— Тот же ёжик, вид сверху, — отмахнулся Вениамин Борисович. — Наблюдения и выводы. Кстати, главные задачи у нас несколько другие. Перечисляю вопросы: что такое Гермес, кто настоящие хозяева этой планеты, агрессивны они или нет? Без прямого контакта с Чужаками ответов не будет. Между тем на нас лежит ответственность не только за науку и самих себя, но и за жизни десятков миллионов новых колонистов Гермеса. Подготовка к переброске технического эшелона заканчивается, начало операции — 17 сентября по Земному календарю…
— Предлагаете решить главную загадку современности за ближайшие двадцать дней? — хмыкнул я. — Исключено! Фатальный цейтнот! Это примерно то же самое, как поставить перед Христофором Колумбом задачу открыть за три недели Америку, полностью исследовать континент и завязать взаимоотношения с аборигенами!
— Луи, побольше оптимизма и люди вас полюбят! — огорченно покачал головой доктор. — Однако вы правы. Если не произойдет резкого прорыва, мы столкнемся с очень крупной проблемой… Давайте подумаем, как заставить Чужаков общаться? Поверьте, мне станет гораздо легче, если они прямым текстом скажут: “Убирайтесь отсюда или худо будет!” По крайней мере появится определенность, и мы начнем сосредотачивать все усилия на Афродите — планете, которая не принадлежит никому, кроме человека! В конце концов есть еще четыре исследованных нами мира с кислородно-азотной атмосферой, часть населения сможет эвакуироваться туда!
— Например, на Сциллу, — скептически отозвался Коленька. — Отличное местечко! Средняя летняя температура на экваторе не ниже минус сорока, зимой до сотни градусов, живой мир примитивен, полезные ископаемые придется выкапывать из-под многокилометровых ледников… Кто как, а я туда переселяться не желаю! Холодно!
— Увы, увы. Только на поддержку систем жизнеобеспечения уйдет масса средств и ресурсов, — кивнул Гильгоф. — Но если другого выхода не останется, будет рассмотрен и этот вариант спасения генофонда. Вернемся к основной теме: как выйти на прямой контакт с Чужаками? Жду предложений, молодые люди!
— Учинить беспредел, — пожал плечами Крылов. — Кому понравится откровенное хамство? Берем немецкие штурмовики и начинаем ковровые бомбардировки одной из Дорог. Как оно?
— Вы рехнулись, Николай? Понимаете, чем это чревато? Отметаем. Дальше? Луи, подключайтесь!
— Только масштабная провокация. — Я немедля поддержал Коленьку. — Чужаки никогда не пытались общаться с людьми. Скорее всего, потому, что это им не нужно. Помните нашу старую теорию? Хозяева Гермеса или не обращают внимания на копошащихся под ногами термитов, или боятся связываться. Спровоцировать их на ответные действия в обоих случаях можно только некоей непревзойденной грубостью. В первом случае Чужаки нанесут ответный удар, а во втором начнут защищаться или потребуют объяснений. Хотели определенности? Да пожалуйста, вот вам определенность!
— Вы двое — агрессивные и деструктивные личности, — вздохнул Гильгоф. — О последствиях подумали? Шестьсот с хвостиком тысяч человек, ныне проживающих на Гермесе, в масштабах двадцатимиллиардной Земли — мизер, сотые доли процента от общей численности! Но мне этих людей жалко. Как вы представляете себе “ответный удар” сверхцивилизации? Превратят планету в облако атомов или показательно взорвут Вольф 360 как сверхновую?
— Никаких других разумных предложений у нас с Луи нет, — сказал Крылов. — Доктор, вы должны понимать, что реальный ответ можно ожидать только в случае, если мы поставим Чужаков в тяжелое положение, нажмем на критическую точку.
— …А главной критической точкой, несомненно, являются Дороги, — убежденно проговорил доктор. — Версия о некоей гигантской транспортной сети принята как основная, из нее и будем исходить. Но никакого экстремизма я не допущу, и не просите! Мы ведь не варвары!
— А если варварами окажутся Чужаки?
— Ну… Не знаю! Что вы пристали? Думаете, у Вени Гильгофа есть ответы на любой вопрос? Да я не представляю, что с нами будет через полчаса!
* * *
Спустя полчаса произошло вполне ожидаемое: “Роммель” благополучно приземлился возле полевого лагеря, разбитого в отлично знакомом мне местечке рядом с Дорогой, Озером и Лесом. На вершинах гор Баффина серебрятся ледники, западная часть хребта окутана темными кучевыми облаками, в кронах хвойных деревьев шумит ветер, верещат птицы, в отдалении пасется табунчик диких гиппарионов — сущая идиллия! Но если вы посмотрите на юг, то увидите стену древнего Леса и некое подобие широкой просеки — начало тянущейся на девяносто с лишним километров Дороги.
— Неплохо устроились, — констатировал Гильгоф, осмотревшись. — Теперь вы понимаете, насколько исследовательская деятельность зависит от хорошего финансирования? Перефразируя Архимеда, дайте мне много денег, и я переверну мир! Завидую Удаву, человек может себе позволить роскошества, о которых государственные структуры и не мечтают!
Раньше я видел подобные строения исключительно в каталогах фирм, занимающихся обеспечением элитных частных колоний в Дальнем Космосе. Саморазвивающаяся конструкция — ставишь на землю небольшой контейнер, запускаешь механизм, и вскоре перед тобой стоит домик с тончайшим, но очень прочным полимерным покрытием, солнечными батареями и биолюминесцентным освещением внутри. Каркас — титановый и композитный, дверь закрывается герметично, можно использовать воздушные фильтры, стерилизующие поступающий снаружи воздух, регулировать температуру и влажность. Электропитание автономное — частично от солнца, частично от микрореактора.
Крошечная база состояла из семи домиков — двух лабораторий, соединенных полупрозрачным “коридором”, и жилых палаток размерами пять на пять метров. Практично, уютно и компактно. Рядом, под широченным тентом, нагромождение неизвестной мне техники, сгруженной с “Роммеля”. За экологией приглядывают — мусора на стоянке я не обнаружил.
— И куда все подевались? — спросил доктор. — Людей нет, никто не встречает…
Лолита, позевывая в кулачок, вышла из крайней справа палатки и уставилась на нас покрасневшими глазами. Все ясно, разбудили. Прилетели слишком рано — еще и семи утра нет.
— Похвальное рвение, господа, — рассмеялась Лола, помахав нам рукой. — Топайте сюда, будем завтракать. У нас полтора часа до активизации точки сингулярности, ведущей к Восемнадцатой Скорпиона, успеем. Хотите, можете освежиться в озере — вода теплая…
— Нет уж, благодарю покорно. — Крылов исподлобья посмотрел на темневший в отдалении островок. — Хватит с меня!
— Как знаешь, — пожала плечами Лолита. — Если ты однажды поскользнулся на льду, упал и сломал ногу, это вовсе не значит, что необходимо запрещать зиму! Видишь, собаки ничего не боятся!
Волкодавы, обожавшие купание, забрались в озеро без лишних приглашений, сразу же подняв фонтаны брызг.
— Вы что же, одна здесь? — непонимающе протянул Гильгоф, пока Лолита хозяйствовала на кухоньке, устроенной под тентом. — Или остальные еще спят?
— Спят? Не уверена! Вся компания позавчера отправилась на Карфаген, а я вернулась, решила дождаться вас и поработать экскурсоводом. Прошу заметить, что передающее устройство Планка работает идеально, сигнал с Восемнадцатой Скорпиона поступает регулярно.
— Ничего странного, — ответил доктор. — Теория суперструн действенна в любой точке Вселенной, только информация идет не через сингулярность на Дороге, а напрямую — от звезды к звезде. Лолита Борисовна, вам помочь?
— Давайте без отчества, вполне достаточно “Лолы”. Помощь не требуется, только воды принесите… Николай, избавляйся от комплексов — возьми фильтр и сходи на озеро!
— Это мы еще посмотрим, у кою тут комплексы, — проворчал под нос Коленька, но емкость для очистки воды забрал и отправился к берегу, где фыркали и плескались волкодавы.
— Зря перестраховываетесь, — заметил я. — Озеро питается горными ручьями, вода чистейшая…
— Береженого Бог бережет, — серьезно ответила Лола. — Значит, ты и есть знаменитый Луи Аркур? Доктор, что ж вы нас не представили, неудобно…
— Чем же знаменитый? — Я усмехнулся. — Впрочем, догадываюсь. Благодаря моей неудачливости мы очутились на этом живописном бережку, а в умах происходит разброд и шатание. Так?
— Оказывается, у тебя поэтический талант, — сказала Лолита, распаковывая пакеты с рационами. — В целом правильно. Однако это вовсе не “неудачливость”, а исключительное стечение обстоятельств. Доктор нанял именно тебя, ты разработал маршрут, вывел мэтра Гильгофа к Дороге… После чего и завертелась кутерьма.
— Я ведь не нарочно!
— Верю. Обещаю, как только мы узнаем, как проникнуть в следующий после Карфагена мир, он получит название “Аркур” — твои заслуги стоит отметить.
— А про меня, Анечку и Крылова вы забыли? — заныл Гильгоф. — Я тоже хочу собственную планету!
— В порядке очереди, господа, нельзя получить все и сразу! Тем более что Дорога пока не желает пропускать нас дальше, сложно подобрать ключ… Никто не против овсяной каши с фруктами и молоком? И где шляется Коленька с водой для кофе?
Крылов объявился вместе с резко пахнущими мокрой шерстью собаками. Пятилитровый цилиндр был немедленно помещен в гнездо автоповара, волкодавов одарили сухариками, после чего я отогнал их на солнце — сохнуть.
— Ключ, говорите? — задумчиво произнес Гильгоф, размешивая завтрак пластиковой ложечкой. — Николай, подключите-ка ваши новые способности и ответьте: в ближайшей округе ничего такого-эдакого не замечается? Прежде всего необычных явлений энергетического характера?
Коленька нахмурился, помолчал минуту и отрицательно качнул головой:
— Только излучение от искусственных объектов — “Роммель”, аппаратура в палатках, ПМК. Впрочем, погодите! Над Лесом свечение… Не знаю, как описать!
— А вы постарайтесь, — вкрадчиво сказал Гильгоф и почему-то оглянулся.
— Лента, — брякнул Крылов. — Очень похоже на широкую ленту розового цвета. Тянется над Дорогой, в сторону юга. Постоянно колеблется, словно бы волны пробегают — знаете, как у гимнасток, когда ленту крепят на палочке? Природу понять не могу, раньше ничего подобного не встречал.
— Гравитационные возмущения? — предположил доктор. — Если вы способны различить электромагнитные поля или радиоактивность, так почему бы не научиться “видеть” гравитацию?
— Оставьте Николая в покое, — поморщилась Лолита. — О том, что на пространстве Дороги имеются гравитационные аномалии, я и так знаю. Колебания очень незначительны, человек их не заметит, но технику не обманешь… Значит, волнообразные движения? Мы выяснили, что точка сингулярности активизируется, когда сила тяготения снижается примерно на пять процентов от нормы Гермеса. Предположим, что эта “волна” идет дальше по Дороге с определенной скоростью, например сто метров в секунду. Через восемь секунд откроется следующая точка, через шестнадцать — третья, через тридцать две секунды — четвертая! И так далее! Николай, ты заслужил конфетку! Нет, две конфетки!
— Перебьюсь, — отмахнулся Крылов. — Теперь представь себе, что скорость распространения волн неравномерна, к южному краю дороги они затухают и ворота в пространстве открываются не через равные промежутки времени, а с запаздыванием. Причем запаздывание может составлять, к примеру, сто пятнадцать процентов — по количеству точек сингулярности на одной Дороге. Устраивает такая версия?
— Молодец! Заставлю папу купить специально для тебя самую большую конфетную фабрику!
— Вполне хватит скромного пивного заводика… Лола, покопайтесь в этом направлении; может, чего найдете.
Лолита кивнула, а Гильгоф только сплюнул под ноги:
— Устал считать, сколько Нобелевских премий вы, юноша, заработали за прошедший месяц! Прямо-таки кладезь идей и неиссякаемый источник мудрости!
— Неужели завидуете?
— Чему завидовать, скажите? Любой ваш экспромт ставит десятки новых задач, ничего при этом не объясняя! Имеет место некое явление, вы относительно правдоподобно растолковываете, что происходит, но объяснить глубинный смысл, причины — не в состоянии! Мышь ест сыр, но почему она это делает, никому не известно! Что привлекает мышь именно в сыре, а не в телячьих биточках под соусом а’la Пуату? Для чего мыши вообще нужна еда? Она любит только голландский сыр или способна питаться рокфором, пармезаном и другими сортами? Более того — это полевая мышь, домовая или лабораторная? И что она будет делать после легкой закуски? Между прочим, надо бы взять сыр на лабораторный анализ — выяснить химический состав. Вдруг это не сыр, а покрашенный в желтый цвет кубик пластиковой взрывчатки, опрысканный сырным ароматизатором?.. Уяснили, о чем я говорю?
— Ну знаете, доктор! — расхохоталась Лолита. — Видать, крепко вас проняло! Сбавьте обороты и не расстраивайтесь. Вообразите, каково приходилось ученым в XX веке, когда появились работы Эйнштейна, Чанд-расекара, Хоукинга и прочих мэтров и грандов! Ведь это был шок, переворот, чуть не ежедневно совершались новые открытия, смысл которых понимали очень немногие, а представления о мире совершенствовались с невероятной быстротой… И что? Любое изменение привычной картины мироздания вызывает закономерную реакцию: увидели новый объект и немедленно захотели его потрогать, объяснить природу и научиться использовать в своих целях! И — никак! Не дается в руки, ускользает! Вспомните, сколько лет прошло от появления теории радиоактивности до создания атомной бомбы? Первое предположение о существовании черных дыр высказал Лаплас в XVIII веке, а доказали их существование лишь через триста лет!
— У нас в запасе нет трех столетий, — огрызнулся доктор. — Ни трех лет, ни трех месяцев! И мы столкнулись не с феноменом гамма-излучения и не с теоретическими выкладками Шварцшильда или Хоукинга, а с чужой цивилизацией, которая может оказаться агрессивной и враждебной!
— Недоказуемо, — отозвалась Лолита. — Косвенные данные вроде развалин на Карфагене еще не доказывают агрессивности Чужаков, хотя… Впрочем, сами увидите. Я пока отказываюсь комментировать.
— Комментировать — что?
— Некоторые находки в районе города, который вы видели на записи с борта “Роммеля”… Никому из вас не приходило в голову, что специфика Гермеса, все эти точки сингулярности, могут быть естественным явлением?
— А как же Дороги?! — взвыл Гильгоф. — Искусственные Леса? Вы же сами говорили, что деревья в Лесу — инопланетного происхождения!
— От этих слов я не отказываюсь, но могу допустить, что Чужаки, обнаружив возникшие на Гермесе по некоей прихоти природы точки сингулярности, просто обозначили их общедоступным способом! Для пущего удобства! “Дорога” является таким же универсальным символом, как “колесо” или “солнце”, все они связаны с основным понятием — “путь, движение по пути”. Чтобы показать, куда надо идти, следует проложить дорогу, и каждому станет ясно: хочешь воспользоваться — двигай в указанном направлении!
— Не каждому. Скорее — избранному, — дополнил Гильгоф. — Вдоль Дороги не установлены таблички наподобие: “Здесь точка входа на Восемнадцатую Скорпиона”, а через восемьсот метров — “Иди на Проксиму Центавра”. И на огромном камне возле опушки Леса не выбита двоичным кодом инструкция по безопасной эксплуатации транспортной сети! Впрочем, одна версия не исключает другую: может быть, строители Дорог действительно использовали природные аномалии для перемещения через естественную сингулярность и приспособили под них свои технологии. А возможно, техника Чужаков работает только в нео —бычных условиях данной планеты, потому Гермес и был выбран в качестве транспортного узла! Общий термин в обоих посылах — “природные условия”.
— В таком случае, можно образовать довольно стройный силлогизм. — Лолита нахмурилась, поразмыслила и выдала: — Дороги на Гермесе возникли вследствие деятельности разумных существ, использовавших естественные аномалии. Без этих естественных аномалий транспортная сеть работать не может. Следовательно, основной и единственной причиной появления на Гермесе Дорог являются неизученные особенности планеты и, вероятно, всей звездной системы Вольф 360. Quod erat demonstrandum!
— Абстрактно, чересчур умозрительно! — пылко воскликнул Гильгоф. — Тем более что делать универсальные выводы из двух частных посылок нельзя — это основной закон построения силлогизмов! Повторяю для глухих: мы всего лишь наблюдаем мышонка, пожирающего сыр! Но ничего не знаем ни о мышонке, ни о сыре!
* * *
— Никакой спешки, все делаем осторожно и аккуратно… — негромко говорила Лолита, не снимая рук со штурвала. Кресло второго пилота захватил Сигурд, готовый прийти на помощь в любую минуту. Остальные заняли позиции у двери в кабину и с нетерпением ждали чудес. — Будьте внимательны, осталось двадцать секунд…
“Роммель” двигался на магнитной подушке, медленно скользя в воздухе на высоте двух метров. Под брюхом челнока простерлись сероватые с коричневыми прожилками плиты Дороги, справа и слева выстроилась колоннада гигантских деревьев. Лес был мрачен как никогда — ветер нагнал облаков с гор, и сквозь кроны проникало слишком мало света, пришлось включить посадочные прожектора корабля.
— Снижение гравитации на 5,02 процента от нормы, — быстро проговорил Сигурд, глядя на дисплей под обзорными окнами кабины. — Три, два, один…
Я невольно зажмурился — в глаза ударил яркий свет восходящего солнца. “Роммель” продолжал плавно лететь над землей, но Дорога и Лес исчезли, заместившись гористой местностью с пепельно-седыми скалами и пятнами снега у их подножий.
— Отлично, все прошло как по маслу! — Лола откинулась на спинку сиденья. — Джентльмены, держитесь покрепче, врубаю атмосферные двигатели!
Челнок свечкой ушел вверх, собаки подняли отчаянный скулеж, и даже благовоспитанный доктор высказался в том смысле, что кое-кого следует пристрелить на месте за такие шуточки.
— Прошу извинить, дурная привычка… — Лолита уяснила, что слегка перестаралась, и включила автопилот. — Добро пожаловать на Карфаген! Мы находимся в Северном полушарии, шестьдесят четвертая параллель, интересующая нас точка находится примерно в тысяче семистах километрах к юго-западу. Сигнал маяка четкий, мои орлы докладывают, что готовы нас принять…
— Не боялись оставлять людей в одиночестве на неисследованной чужой планете без средств личной защиты? — полюбопытствовал доктор. — Всякое может случиться!
— Кому суждено быть повешенным, тот не утонет, — справедливо заметила Лолита. — В нашем деле без риска не обойдешься. Произойди что-либо экстраординарное, ПМК командира группы передал бы всю информацию по линии Планка прямиком на борт “Роммеля”. Кроме того, в комплект снаряжения входя г. штурмовые винтовки, а Рамон Аурига хорошо научен с ними обращаться…
— Аурига? — нахмурился доктор. — Если не ошибаюсь, это глава личной охраны вашего уважаемого батюшки? Вспоминаю эту фамилию по событиям на Марсе в конце февраля, Казаков рассказывал.
— Рамон сейчас выполняет роль моего телохранителя. С ним еще двое отморозков из числа папиных церберов, остальные — научный персонал.
— Я могу быть знаком с кем-то из ваших коллег? — спросил Гильгоф. — Борис Валентинович достаточно обеспечен для того, чтобы нанять самых крупных ученых, а я достаточно долго вращался в академической среде.
— Ошибаетесь, — улыбнулась Лола. — Папа делает ставку на талантливую молодежь, которой в обычных земных Университетах еще расти и расти до ученых степеней и высокооплачиваемых постов. Более чем разумная политика, могу вас уверить, — ребята зарабатывают колоссальные деньги, им доступна любая, самая редкая техника и открыт доступ к информационным ресурсам всего мира. Отдача невероятная, особенно если учитывать их увлеченность делом и страстное желание работать. Впрочем, о научном руководителе вы могли слышать — Арман Клавье, кафедра теоретической физики Сорбонны.
— Как вы сказали — Клавье? — На лбу Гильгофа образовались благородные морщины. — Ну конечно же! Тот самый “доктор Франкенштейн”, о котором года три назад писали все газеты! Осужден на тридцать пять лет за убийство с отягчающими обстоятельствами — по его вине погибли восемь студентов, суд посчитал, что взрыв в лаборатории не был случайным. А через полгода господин Клавье самым таинственным образом исчез из тюрьмы Тампль в Париже, поиски не дали результатов… Ваша работа?
— Папина, — фыркнула Лолита. — Клавье не виноват, судебная ошибка. Так зачем же умному человеку, вполне способному послужить человечеству, принявшему образ моего родителя, гнить за решеткой? Организовать побег было несложно — без взяток не работает машина нашей жизни. Затем мэтра Армана и его семью переправили на Марс, в “Кидонию”. Теперь он счастлив настолько, насколько может быть счастлив серьезный ученый, столкнувшийся с загадкой вселенского масштаба и колоссальной значимости. Остальные в его группе — юноши бледные с горящими взорами, компания жадных до знаний и денег вундеркиндов, считающих моего отца полубогом.
— Если бы за такую человеческую черту, как практичность, давали орден в трех степенях, то Борис Валентинович стал бы полным кавалером с бантом и наградной саблей, — заключил Гильгоф. — Жаль, что в молодости он направил свою энергию… гм… в предосудительное русло.
— Кто из вас без греха, пусть первым бросит камень, — индифферентно отозвалась Лола. — За спиной каждого человека можно найти черный след, исключения настолько редки, что лишь подтверждают правило. Но ведь сейчас папа другой, верно? Встал на путь исправления и сотрудничества с администрацией, да простят мне этот похабнейший канцеляризм с запахом баланды.
— Где вы только нахватались подобных терминов, Лолита? — усмехнулся доктор.
— Пообщаешься с некоторыми папиными дружками — и не такое услышишь… Кстати, горы остались позади, мы летим над равнинной частью материка. Неприглядное зрелище, не находите?
Прижавшись лбом к квадратному иллюминатору, расположенному справа и позади от кресла первого пилота, я начал пристально разглядывать поверхность планеты. “Роммель” шел на высоте одиннадцати километров, детали рельефа просматривались плохо, однако было прекрасно видно, что земля Карфагена мертва. Цвета самые унылые — бурый, мышино-серый, болезненно-розовый с грязными черными разводами. Один раз взблеснула солнечными бликами лента широкой реки, потянулись лужицы обширных болот, и я впервые углядел скупые пятна зелени. Ни единого движения, даже редкие облака кажутся статичными и неподвижными.
Я непроизвольно перевел взгляд на тактическую панель: монитор биосканера недвусмысленно свидетельствовал, что в данном районе биологическая активность составляет два—четыре процента от земного стандарта, принятого для субполярных областей. На Земле в этих широтах зеленели хвойные таежные леса, Карфаген же оказался безжизнен и холоден, хотя в этом полушарии планеты стояла поздняя весна…
Вскоре я рассмотрел явно искусственное образование — кольца строений, рассеченные звездообразной линией широких улиц. Брошенное поселение, жители которого сгинули по неизвестной нам причине. От городка на юг вела четко различимая дорога, светлая извивающаяся ниточка, обходившая темно-серые холмы.
Через сорок пять минут “Роммель” перешел на дозвуковую скорость и начал снижение, шуршание атмосферных двигателей стало более глухим. Челнок прошил плотную облачность, сгустившуюся над местом посадки, голубое небо и яркое солнце исчезли, заместившись серым однообразием Карфагена.
— Сделаю круг над городом, — сказала Лолита, плавно поворачивая штурвал — По крайней мере будете иметь представление о сцене, на которой разыгрывается наш спектакль…
Никаких особых отличий от видеозаписи, продемонстрированной нам Лолитой несколько дней назад, я не заметил. Однако, когда смотришь своими глазами, развалины чужого мегаполиса выглядят куда более внушительно — масштабы потрясают. Радиус не менее двенадцати километров, тысячи зданий, широченные проспекты. И везде четкие отпечатки пронесшейся над городом катастрофы.
— Это все фигня, — сморщила носик Лола. — Ну да, гора артефактов, непаханое поле для ксеноархеологов. Но то, что находится за границей поселения, способно повергнуть в шок самого уравновешенного человека. Топайте в салон и пристегнитесь, заходим на посадку…
“Роммель” приземлился возле одного-единственного белоснежного лабораторного комплекса, развернутого в полукилометре от окраинных домов мертвого города. Возле трапа нас поприветствовали двое — отлично вооруженный смуглый красавчик в “полярном” камуфляже и широкоплечий темноволосый господин средних лет с застенчиво-робким взглядом и темной шкиперской бородкой. Последний, завидев моих собак, опасливо попятился, латинос же наоборот — улыбнулся. Видимо, любит животных.
— Рамон Аурига, Арман Клавье, доктор физики, — быстро представила нас Лолита. — Надеюсь, вы подружитесь. Этим людям, Рамон, я доверяю безоговорочно, можешь не оглядываться даже в случае, если они стоят у тебя за спиной. Как успехи, доктор?
— Собаки не кусаются? — осведомился Клавье, хмуро рассматривая громадных норвежских волкодавов, настороженно водивших носами, — Альфа и дочурки не понимали где оказались.
Воздух, даже на мой непрофессиональный взгляд, здесь был необычен: в отличие от насыщенного ароматами разнотравья теплого ветерка Гермеса тут ничем не пахло, а воздух казался спертым, будто в старом погребе. Причина ясна — слишком мало растений, перерабатывающих углекислоту в кислород, и чересчур убогая биосфера.
— На собачек мсье Аркура можете не обращать внимания, они самодостаточны и хорошо накормлены, — прохладно отозвалась Лола. — Я, кажется, спросила о новостях.
— Восемь миллионов, по предварительным оценкам, — сказал господин Клавье. — Учитывая площадь рва, плотность размещения остовов и глубину…
— Восемь миллионов — чего? — поднял брови Гильгоф. — Может быть, коллега, вы введете нас в курс дела?
— Объяснять придется долго, — покачала головой Лолита. — Впрочем… Веня, вы знакомы с понятием “холокост”?
— Гм… Лола, если вы не забыли — я еврей. Сей печальный термин занимает весьма значительное место в истории этноса, к которому я принадлежу. Если вам требуется расшифровка — пожалуйста: с середины XX века холокостом называлось организованное и целенаправленное уничтожение евреев во времена Адольфа Гитлера. Позже этим словом начали именовать любой геноцид по национальному или религиозному признаку… Минутку! Вы хотите сказать, что…
— Именно это и хочу сказать, — отрезала Лолита. — Население Карфагена уничтожалось донельзя организованно и весьма целенаправленно. Рядом с тем, что я вам сейчас покажу, все геноциды Земли покажутся малозначащими и недостойными внимания инцидентами провинциального масштаба. Только в ближайших окрестностях мы обнаружили девять гигантских могильников, доктор Клавье занимается исследованием одного из них. Восемь миллионов трупов людей, представителей нашего биологического вида. Каждый человек был хладнокровно и безжалостно убит. Самый настоящий Освенцим. Только размах куда более впечатляющий, на порядки превосходящий “производительность” концлагерей нацистов. Это вам не миллионы уничтоженных русских, поляков или евреев. Здесь погибли миллиарды. Тотальное истребление в масштабах целой планеты. Сверххолокост. Понятно?
— Господи… — Веня заметно побледнел, да и я вздрогнул. Крылов беззвучно выматерился. Собаки выглядели подавленно, Карфаген им не нравился — чувствовали опасность. — Лолита, вы уверены? Обитатели планеты могли погибнуть от эпидемии, их организованно хоронили выжившие люди или, допустим, роботы…
— Каждый скелет поврежден, — тихо сказал Клавье. — Мы просканировали ров, извлекли несколько тел. Искусственный разум провел анализ данных. Идите за мной, сможете сами убедиться.
* * *
— Город стоит на плотной гранитно-базальтовой плите, — размеренно объяснял господин Клавье, вертя в пальцах лазерную указку. Перед нашими глазами мерцал здоровенный плазменный монитор, установленный в лаборатории. — На экране зелеными и красными линиями была отображена схема могильника. — Порода выпаривалась чем-то наподобие лазера, длина рва четыре километра, ширина восемьсот пятьдесят шесть метров, глубина сто девять метров. Геометрия безукоризненная. Я не судебный эксперт, но, по-моему, тела убитых сюда перевозились из какого-то другого места, они лежат очень плотно, в идеальном порядке, на правом боку. Скорее всего, использовались некие механизмы, осуществлявшие погребение. Если я прав, в ближайшем радиусе захоронены почти семьдесят миллионов человек. Мы оставили на орбите спутник, он обнаружил еще сто тридцать два аналогичных могильника. Вот и считайте…
На краткую лекцию мэтра Клавье собралась вся команда — трое охранников Лолы во главе с доном Ауригой, наша маленькая компания и шестеро молодых ребят от восемнадцати до двадцати пяти лет. Юные гении, которые благодаря Удаву Каа теперь могли войти в летописи человечества как первопроходцы и первооткрыватели Карфагена — самой пугающей планеты из всех, известных людям.
Молодежь (среди них две девушки, кстати) вела себя спокойно и почти безмятежно, для них жутковатая загадка новооткрытого мира являлась всего лишь интересным феноменом, неразгаданной тайной. Знаем мы такие типажи — никаких эмоций, одно только стремление к новым познаниям. Удав умеет подобрать себе персонал и знает, чего ждать от подчиненных. Я не склонен никого осуждать, но люди с эдаким горящим взглядом воспринимают атомную бомбу не как оружие, способное уничтожить сотни тысяч людей, а как чудесное физическое явление, которое для полноты эксперимента вполне можно испытать на двуногих мышках. Их интерес — чистая наука, самореализация в этой сфере и ничего более. Яркое пламя в 1 олове и лед в сердце. Не люблю таких. Впрочем, я могу и ошибаться — не суди, да не судим будешь.
…Доктор Клавье заставил нас взобраться на крутой холм, поскольку разглядеть что-либо с равнины было затруднительно. Гильгоф завладел принадлежащим Ауриге электронным биноклем-визором, поднес его к глазам и присвистнул.
— Невероятное что-то… — выдавил доктор. — Луи, Коленька, посмотрите только!
Посмотрели. Я и без всякого бинокля отметил, что на огромном прямоугольном участке почва оказалась просевшей примерно на метр—два, неподалеку от стоянки “Роммеля” зиял раскоп, где трудился серебристый робот-ремонтник, ныне приспособленный для расчистки небольшого участка могильника. Размеры впечатляли — было невозможно представить, что это обширнейшее пространство отдано под гигантское захоронение…
— Насмотрелись? — скучным голосом осведомился Аурига. — Теперь можно спуститься вниз, там не менее интересно…
— Вот ведь странность какая, — бормотал Гильгоф, изредка спотыкаясь о голые камни на склоне, — трагедия одного отдельного человека всегда воспринимается гораздо ближе к сердцу, нежели катастрофа, постигшая целые нации… Мы плачем, когда умирает родная бабушка или лучший друг, но когда говорят о шестидесяти миллионах жертв Второй мировой — это воспринимается как сухая статистика. Как абстрактная цифра, чересчур далекая от реальности нашей маленькой жизни с ее маленькими драмами. Человек не умеет мыслить категориями сверхуничтожения, это не укладывается в нашем разуме, невозможно сострадать миллионам! Знаете, о чем я сейчас думаю?
— О чем? — хмуро спросил я.
— Я с легким ужасом представляю, какой невообразимый переполох поднимется в конторе милейшего адмирала Бибирева, когда мы представим полную информацию о могильниках Карфагена. И какие выводы будут сделаны.
— Известно какие, — проворчал Крылов. — Логическая цепочка выстраивается моментально. Карфаген уничтожен, население перебито. Гермес связан с Карфагеном точкой сингулярности. Следовательно, планета, играющая важную роль в стратегии Эвакуации, находится под потенциальной угрозой — что будет, если следующим объектом атаки Чужаков станет Гермес? Я не удивлюсь, услышав через несколько дней новость о том, что высшее руководство Империи отложило или окончательно отменило высадку первого эшелона. Слишком настораживающее открытие.
— В таком случае нам придется как можно быстрее предоставить Бибиреву подробнейший отчет, — кивнула Лолита. — Оценить все опасности, предусмотреть любые вероятности. Мы не можем, не имеем права потерять Гермес! Во-первых, перебросить через точку сингулярности огромный боевой флот невозможно — прореха открывается очень ненадолго, пропускная способность ограничена… Значит, нападение на Карфаген было осуществлено из космоса. Это, кстати, доказывают особенности разрушений в городе. Во-вторых, мы вполне способны развернуть на Гермесе качественную оборону…
— Теперь задумайтесь, сколько ресурсов и денег потребует создание комплекса стратегической обороны, призванной защитить огромную планету, — огрызнулся Гильгоф. — И вспомните о специфике системы Вольф 360. Да на это никаких богатств не хватит, я уж не говорю о полном отсутствии резерва времени! Решение надо принимать немедленно, в ближайшие дни!
— Примем, — самоуверенно ответила Лола. — Похоже, ответственность за безопасность и жизни миллионов “абстрактных” жителей Земли теперь легла на наши плечи… Никогда бы не подумала, что от меня в значительной мере будет зависеть судьба цивилизации.
— Положим, не от вас, а от решения Императора и правительства, — будто невзначай заметил доктор. — Однако возражений нет, наша странная компания может сыграть в этой истории ключевую роль…
* * *
В последующие три часа мы осматривали раскоп на краю могильника (зрелище крайне неприятное!), выслушивали предварительные выводы доктора Клавье и его помощников, затем пообедали на борту “Роммеля”, а когда Восемнадцатая Скорпиона перевалила через точку зенита, поступило предложение прогуляться в город, просто и без экивоков названный Лолитой “Ганнибалом” — в честь самого удачливого карфагенского полководца древних времен.
Теперь-то и должны были пригодиться собаки — Гильгоф с Лолитой искренне надеялись, что Альфа и ее мохнатые отпрыски сумеют учуять что-либо недоступное навороченной технике. Часть надежд возлагалась на Коленьку с его необычной способностью видеть невидимое.
Сопровождать нас взялся Аурига — колумбиец не обратил внимания на отговорки Лолы и заявил, что в его прямые обязанности входит обязательное сопровождение “вверенного объекта”, ибо если с Лолитой что-нибудь случится, то Борис Валентинович очень и очень расстроится. А когда он расстраивается, то становится весьма неприятным. Лола только рукой махнула.
Собаки невесело шествовали впереди — хвосты опущены, голова вниз, уши подергиваются. Лолита безжалостно обрушивала на наши бедные головы потоки информации — как только она умудряется запоминать такое количество цифр, физических параметров и формул? Ее диалог с Гильгофом звучал форменной тарабарщиной, и через пять минут я вообще перестал их понимать. Заинтересовали лишь выкладки, касающиеся наших “братьев по разуму”, ныне покоящихся в титанических могильниках…
— Генетический анализ подтвердил, что население Карфагена практически ничем не отличалось от людей с Земли. Средний объем черепной коробки в 1350 кубических сантиметров и строение скелета позволяют уверенно говорить, что в этом регионе планеты обитали люди, близкие к европеоидной расе, никаких отклонений от нормы не выявлено, самые обыкновенные homo sapiens. В отличие, к примеру, от Коленьки, с его “генофондом совершенства”.
— Достали вы меня этим генофондом, — вздохнул Крылов. — Чесслово, достали! Кажется, мы давным-давно решили, что искусственно спровоцированная генетическая перестройка моего организма не имеет никакого отношения к нормальной эволюции! Так что нечего удивляться, что на Карфагене жили “стандартные” люди — вершина углеродной жизни. Или вы опять придумали очередную супер-пупер-теорию, способную довести до истерики любого антрополога?
— Пока нет, — рассмеялась Лолита. — Все еще впереди! Зато теперь мы можем уверенно говорить о том, что Чужаки Чужакам рознь. Карфаген был вотчиной наших прямых сородичей; думаю, мужчина с Карфагена и женщина с Земли вполне способны иметь общее потомство.
— Подумайте лучше о другом, — перебил Гильгоф. — Кто и почему самым зверским образом истребил население планеты? По первому впечатлению я могу сделать вывод, что на Карфагене действовала такая грандиозная система уничтожения разумных существ, что Гитлер, Гиммлер или Эйхман разрыдались бы от умиления и черной зависти… Допустим, Карфаген был атакован цивилизацией “биологического” типа развития. Вопрос: зачем умерщвлять врагов механическим способом, когда можно переправить сюда несколько капсул с искусственно созданными и безусловно смертельными вирусами? Подождать месяц—другой, пока жители Карфагена вымрут, а потом спокойно пользоваться ресурсами планеты!
— Отпадает, — согласилась Лолита. — И тем не менее полезных ископаемых здесь не осталось, биосфера уничтожена практически полностью, следов опасных для человека микроорганизмов не найдено. Если верить радиоуглеродному анализу, люди из виденного нами захоронения погибли около трехсот лет назад.
— То есть примерно в то же время, когда был создан некрополь на Острове, — дополнил Коленька. — Наводит на размышления, верно? Кто знает, вдруг несколько здешних обитателей сумели найти точку сингулярности, ведущую на Гермес, и попытались бежать в другой мир?
— Допустимо, — кивнул Гильгоф. — Объяснение вполне разумное. Вернемся, однако, к катастрофе на Карфагене. Уж и не упомню, сколько фантастов прошлого описывали ужасы нашествия “космической саранчи” — тварей, путешествующих между звездными системами и захватывающих чужие планеты только ради ресурсов. Знаете, почему это выглядит полнейшей чепухой?
— Почему? — хором спросили я и Крылов.
— Означенная “саранча” по определению должна быть весьма многочисленна, минимум полмиллиарда особей, возможно — больше. Иначе другой мир не завоевать, особенно если его обитатели будут оказывать ожесточенное сопротивление. Теперь поразмыслим, как такую орду прокормить в условиях долгого межзвездного путешествия на субсветовых скоростях? Воздух, вода, пища, энергия — эти запасы небезграничны! Пункт второй: давно подсчитано, что при разумном использовании сельскохозяйственных площадей, запасов углеводородов и пресной воды наша Земля способна прокормить до триллиона человек. Триллион, понимаете? Сейчас в Метрополии проживает всего двадцать миллиардов.
— Из которых десять миллиардов голодают, — напомнил Коленька.
— Я же сказал: “при разумном использовании”! Берем Африку: ах бедные-несчастные, их так много, и им нечего есть! Давайте собирать средства в фонд помощи Черному Континенту! Только господа благотворители не задумываются, что эти средства осядут в карманах горилл в раззолоченных фуражках, по неясной для меня причине именуемых “президентами” и “премьерами”, что огромные пахотные земли не разрабатываются и не орошаются, что о словах “демографическая политика” там имеется крайне смутное представление, а коррупция превышает все мыслимые пределы. Африка способна прокормить не только себя, но и всю планету вместе с Дальними Колониями. И что же? Правильно: мы вынуждены завозить продовольствие с Гермеса и Афродиты. Зрим в корень, как говаривал Козьма Прутков, — пока там вновь не появится надсмотрищик-европеец, менеджер-европеец и хозяин-европеец, пока не закончится клоунада с “независимыми африканскими странами”, где примитивные царьки умеют лишь набивать свои карманы, а остальные — плодиться и размножаться, чтобы потом умереть от голода и болезней, Африка для цивилизации потеряна.
— Вы, доктор, оголтелый расист! — хмыкнул я.
— Не вы первый, Луи, бросаете мне это обвинение. Не расист, а прагмат, это первое. К тому же еврею неприлично быть расистом. Не слышу разумных возражений на мои выкладки, господа. Триста пятьдесят лет назад закончилась колониальная история Африки, и что же случилось потом? Некогда развитые заморские провинции Британской, Голландской или Германской Империй превратились в неимоверно отсталый “третий мир”, причем положение со столетиями не меняется! Постоянно одно и то же: непрекращающиеся этнические конфликты, сосредоточение масс люмпенов в городах, беспрестанные военные перевороты, полная задница с демографией… Ну-ка, кто вспомнит хоть один произведенный в Африке товар, который когда-либо держал в руках?
— Бананы, — развел руками Крылов. — Ну… Статуэтки. Бронза всякая. Короче, сувениры.
— Вот! — торжествующе провозгласил Гильгоф. — Бананы! Бронза! Но я что-то не припомню космических кораблей, автомобилей или компьютеров, прежде всего созданных, а затем и произведенных силами “свободной Африки”! Ни-че-го! А почему?
— Думаю, вовсе не потому, что все негры — лентяи и бестолочи, — заинтересованно сказал ранее молчавший Аурига. — Нельзя было резко вытаскивать Африку из бронзового века в век пара и электричества. А уж если вытащили — нельзя было бросать. Менталитет так и не изменился, только когда ушли вожди-европейцы, им на смену пришли необразованные и жадные аборигены. Сложная проблема, доктор. Слишком много различных факторов, влияющих на развитие системы…
— Вот и я о том же, — вздохнул Вениамин Борисович. — Не появись “аномалия”, цивилизованные державы северного полушария лет через сто—двести окончательно поняли бы, что оставлять эти плодороднейшие земли в запустении и небрежении бессмысленно. Я скептически отношусь к футуристическим изыскам, но, по здравому размышлению, следовало бы начать “вторую колониальную эру”. Все предпосылки налицо: огромные неосвоенные территории, масса людей, готовых вкалывать только за еду и крышу над головой, — потребности у них стократно ниже, чем у стандартного европейца, — необходимость обеспечивать Север продуктами, импортировать которые из других звездных систем долго и дорого. Проблема одна: навести в новых колониях порядок… История могла бы повториться, все вернулось бы на прежние круги…
— Мы удалились от основной темы, — напомнила Лолита. — Футурология — это безумно интересно, однако нам следует думать не о грядущих столетиях, а о дне сегодняшнем и дне завтрашнем.
— Верно, — спустился с небес Гильгоф. — Кажется, речь шла о фантастической “звездной саранче”? Так вот: никакая “саранча” не способна за краткие несколько лет или даже столетий полностью выработать ресурсы целой планеты. Не но зубам. Мы нещадно эксплуатируем Землю с самого начала индустриальной эпохи. Ну-ка вспомните сколько было истерик по поводу того, что запасы угля, нефти и газа могут исчерпаться? А в итоге? Доселе живем и в ус не дуем! Начиная с первой половины XXI века разведано столько резервуаров углеводородов, что при самом расточительном использовании их хватило бы еще на пять столетий! И это не считая месторождений на Венере и Афродите! Экология? Да, планету мы чуток попортили, но экваториальные леса сохранены, ледники не растаяли, животные не вымерли! И это несмотря на то, что нас двадцать миллиардов, а промышленность продолжает развиваться самыми ударными темпами! На основании приведенных аргументов я вынужден констатировать: гипотетическую “саранчу” следует провести по ведомству откровенной фантастики. Карфаген погубило что-то другое. И это “что-то” мы обязаны найти, изучить, а при необходимости врезать ему по зубам!
— Вот это уже деловой разговор, — удовлетворенно кивнула Лолита. — Рада за вас. Вениамин Борисович. Между прочим, давайте повернем налево, впереди непроходимые завалы… Чуть дальше мы сможем выйти на внешний радиус Ганнибала и как следует осмотреть город. Не боитесь призраков, доктор?
— Просто в них не верю. Значит, и бояться нечего!
“Координаты Крускала (позволяющие представить движение внутреннего наблюдателя внутри сферы Шварцшильда не как движение вспять во времени, а как движение “поперек” времени. Достигается это за счет самой смены местами пространственных и временных величин на сфере Шварцшильда) во многом разрешили проблему так называемых “белых дыр”. Дело в том, что уравнения общей теории относительности симметричны во времени. Это означает, что если существует процесс, в котором внутренний наблюдатель падает в центр черной дыры, то должен также существовать процесс, в котором он вылетает из центра данной дыры.
С точки зрения внешнего наблюдателя, это просто невозможно, поскольку из-под сферы Шварцшильда не может вырваться ни одна материя и ни одно излучение. После того как Крускал предложил свою систему координат, стало ясно, что эти процессы соответствуют разным физическим объектам. Поэтому если внутренний наблюдатель падает в черную дыру, то после пересечения им сферы Шварцшильда он навсегда исчезает из нашей Вселенной, не может вылететь из-под этой сферы обратно в нашу Вселенную. Но в последней могут существовать и такие объекты, в которых внутренний наблюдатель (и вообще любая материя и любое излучение) может вылетать из-под сферы Шварцшильда, но не может пересекать ее в обратном направлении. Такие экзотические объекты называются сегодня “белыми дырами”.
Важно подчеркнуть, что разделение черных и белых дыр в работе Крускала является неотъемлемым свойством его системы координат. В обычной системе координат эти объекты сливаются вместе, что закономерно приводит к противоречиям. В координатах Крускала черные и белые дыры также могут сливаться вместе, но при этом одна из них будет существовать в нашей Вселенной, а другая — в иной Вселенной, связанной с нашей общей сингулярностью. И наоборот, если черные и белые дыры являются разными объектами, то они могут существовать в одной и той же Вселенной, в том числе в нашей. В таком случае им будут соответствовать разные сингулярности. Поэтому если внутренний наблюдатель вылетает в нашу Вселенную из белой дыры, то это означает, что он появился из какой-то другой Вселенной, влетел в ней в черную дыру, которая связана с нашей Вселенной общей сингулярностью. И наоборот, если этот наблюдатель влетает в нашей Вселенной в черную дыру, то это означает, что он появится из белой дыры в какой-то другой Вселенной, связанной с нашей Вселенной общей сингулярностью. Это и есть та самая “кротовая нора”, о которой мы упоминали в начале нашего повествования о черных дырах. В такой норе действительно отсутствует координатная сингулярность, поскольку она не мешает внутреннему наблюдателю передвигаться из одной Вселенной в другую, но имеется физическая сингулярность, которая ограничивает его движение внутри данной сферы Шварцшильда…”
“Геометрия черных и белых дыр”, издание “Аллен & Анвин”, Лондон, Великобритания, 2280 год.
