Глава пятнадцатая
На улице моросил невесть откуда взявшийся дождик. Хотя, какая это к фигам улица? Лес. Хоть и до шоссе меньше километра, вечер превратил легкомысленный молодой ельник в дремучую чащу. И щиплющее за спину, мокрую от дождя и липкого пота, чувство того, что за тобой следят. Следят, как следит мальчик за мухой, уже занеся согнутую ладошку перед решающим взмахом. Хлоп, и нету мухи.
Как быстро темнеет. Лес в одно мгновение из мрачного стал непроходимым, а моросящий дождь превратил пешеходную тропинку в растоптанную глину. На следующем повороте тропинка выходила на крутой берег тихой речки и здесь обрывалась. Это давало возможность осмотреться, благо тьма на открытом месте над рекой и над противоположным пологим берегом была не такая непроглядная. Осмотреться не удалось. Резкий свист, как летящий с неба удар бича, бросил меня на землю, и, не удержавшись на песчаном склоне, я заскользил вниз к воде. Скольжение перешло в неуправляемое падение и кувыркание. В очередной раз, развернувшись лицом к небу, я успел заметить на его фоне две небольшие фигурки. Сову, бесславно удирающую во тьму, и малоприметный треугольник, индифферентно висящий надо мной. Мое падение закончилось в теплой по-летнему реке. Что-то подсказало мне уйти глубоко под воду и вынырнуть среди камышей недалекого противоположного берега. Оттуда я следил, как, покружив над водой, украшенной кругами от дождевых капель, странный треугольник скрылся в серости дождя. Интересно, это был только наблюдатель или уже терминатор?
Сколько времени я сижу в оцепенении в этих драных камышах? Надо выбираться… Но за моей спиной пологий берег и на нем ни кустика. Красивый заливной луг. Только это красота не радовала сейчас. В общем-то, спрятаться просто негде. Кроме того, непонятно, надо ли вообще прятаться, и если надо, то от чего. От кого — понятно. А вот на противоположный берег перебраться проблематично. Плыть саженками, или какой там стиль подобает такому случаю — страшно. Могу, в принципе, пронырнуть. Только нырять в плотно подступивших сумерках тоже страшно. Долго собираюсь с силами, мыслями и что там ещё осталось, и из тьмы ухожу во тьму — в длинный нырок. Сразу вспоминаются сказки про сомов, ворующих детей, про рака-свистуна и тому подобных героев омутов. Странные игры ума. Рак, наверное, самая малая проблема, которая должна меня беспокоить. Неожиданно на очередном гребке руки утыкаются в песок. Ну да, так и есть… Я старательно проныривал речку глубиной в метр… Наверное, моя задница торчала на столько же над водой…
Вот я и на берегу, лес — в десяти метрах впереди. И в двадцати вверху. Крутой песчаный берег не оставляет надежд прорваться незаметно. Хотя почему я так уверен, что меня сторожат? Что за бредни? Темно и немцы! Никого вокруг. На фиг всех. Я, совершенно не таясь, стал карабкаться вверх по склону, по нагретому дневным солнцем песку. Даже дождь не смог его остудить. Каждое движение срывает мокрую, нетолстую корку и обнажает желтый, светлый даже в ночной темноте, теплый песок. Вверх, вверх. Скатившись вниз опять повторяю процедуру. С третьей попытки оказался наверху. Вот и лес. А войти страшно. Как войти в черную, населенную ночью неизвестно кем, чащу? Если убьют, пусть сразу, зачем страхом мучить? Неожиданный всплеск воды за спиной разрешил сомнения. Чувствуя, как холод сковывает спину, ломанулся в чащу. Ветки, кочки, жалкие шишки, разбитые коленки. В общем, я остановился, когда уже сил не было. Ну и что? Прислонившись спиной к дереву, наверное, к сосне, пытаюсь сообразить, сколько времени смогу простоять в этой темноте. В этой, сковывающей тело и мысли, жути. Даже не заметил, что одежда почти высохла. Одежда! В кармане зажигалка! О! Жизнь налаживается. Да и стоять совсем нет смысла. Можно присесть, сползти спиной по неровной коре сосны.
Как ни странно, первая попавшаяся ветка загорелась резво — видно, кроны сосен не дали этому дождю испортить сушняк. Через несколько минут пылал вполне нормальный костер. В его свете удалось найти и солидные, обещающие долгие теплые угли, поленья. Наверное, кто-то недавно наводил порядок в этом лесу.
Итак, подведём убогие итоги. Или итог убогости. Разберемся, куда я влип, наконец. Совершенно очевидно, что программа гуманитаризации — обычный государственный переворот. Вот только технология, сопровождающая все это, потрясает. Почему именно я? Почему, всадив такие безумные деньги, так резко вышвырнули меня? Чем я мешал? Почему Танильга? И почему после таких странных слов Кондора я ещё жив? Явное перепроизводство «почему». Но от этого каждое «почему» не теряет своей цены.
Успокоившийся в бревнах костра огонь уже не светил, а просто согревал. Лес из черного ужаса превратился в набор темных декораций. И бояться уже надоело. Через час я перестал вздрагивать от каждого щелчка угольев, от каждого шороха ночных птиц. А потом и заснул.
