Книга: Псы границы
Назад: Кровь на молочных клыках.
Дальше: На снежных склонах…

Подрощенные щенки.

После того памятного нападения горцев на наш пост я предложил старосте Будиру создать из поселковых мужиков нормальный организованный отряд ополчения и приступить к его воинскому обучению. Тем более, что зимой на селе и работы-то почти никакой нет. Свободного времени у мужиков навалом. Вот и пускай учатся с оружием обращаться да воинский строй держать.
Староста поначалу отмахнулся: мол, и без того нормально мы от горцев отбивались. Но после того, как я намекнул ему, что через полгода — год не одни горцы на плато заявиться могут, задумался. Посидели они с наиболее толковыми мужиками, покумекали, не один жбан пива между делом выпили. В конце концов решили, что дело сержант стоящее предлагает. Даже ежели не случится никакой войны, то в жизни ихней, фронтирской, всё одно воинское умение лишним не будет. Короче говоря, отряд был собран, список утверждён, и в один из дней мы приступили к занятиям.
Собранное ополчение, само собой, особым воинским умением не блистало. Однако и необученными новобранцами они тоже не были. Почти каждый из них в отдельности представлял из себя довольно опытного бойца. Но вот в общем строю они биться не умели. Я же, как человек, всю свою службу проведший в седле, о строевой подготовке пехоты тоже имел несколько размытое представление. Но кое-чему научить всё же мог…
Мужики взялись за обучение азартно и с некоторым даже вдохновением. Понятное дело! Кому ж не хочется хоть на короткое время почувствовать себя воином армии Его королевского величества!? Хотя бы это и было просто ополчение.
Поселковый отряд собирался дважды в неделю на предвратной площади. До обеда занимались стрельбой из луков и арбалетов, учились обращению с мечами, копьями и топорами, боролись. Бились мужики самозабвенно и с огоньком. Ни дня не обходилось без разбитого кому-нибудь носа, вспухнувшего уха или подбитой конечности. Но, что характерно, друг на друга не обижались. Только в горячке схватки вскрикнет тот, кому в глаз или в лоб залепили, матюгнется коротко, да и опять — в бой. Потом уже, после поединков, начинают разбираться, кто кому, куда и как попал. Пошутят, посмеются над незадачливым бойцом. После чего расходятся по домам — обедать.
А после обеда уже начиналась общая тренировка, в общем строю. Учились на месте и на ходу строй держать, щитами прикрываться, бить слаженно копьями либо мечами. На ходу и перестраивались, и разные защитные линии выстраивали, закрывались щитами в два, а то и в три ряда. По команде бросались в атаку, либо отступали, перестраивались и разворачивались в нужную сторону.
Обучением занимался не только я. К этому же делу были припряжены и некоторые из моих бойцов. Зелёный, понятное дело, стрельбе мужиков обучал. Дворянчик с Хорьком — бою на копьях да мечах. Циркач — борьбе и кулачному бою. Ну, а я участвовал во всём понемногу. И, понятное дело, строевому бою учил только я. Потому что, кроме меня, учить этому было просто некому.
Только однажды на неделю прервались тренировки. Это когда мы пропавшего Зелёного искали. Поселковые тогда тоже, по мере своих сил, очень сильно помогали нам в поисках. И очень нам сочувствовали, когда уж было решено, что Зелёный сгинул в речном водопаде. Потому и радовались от всей души, когда узнали, что пропавший охотник нашёлся. Парню из посёлка повезли гостинцы "на выздоровление". Кто десяток яиц, кто добрый кусок сотового мёда, кто курочку отваренную в бульоне. Приехал и староста Будир. Привёз нам в подарок по случаю такого славного события, как возвращение Зелёного, свежезаколотого полугодового кабанчика. Зная, что отказываться бесполезно, я только поблагодарил Будира, и предложил остаться до обеда, пока Степняк не сготовит из дарёного кабанчика наваристый суп по особому рецепту, унаследованному им от своей бабки-степнячки. Староста с охотой согласился.
Ну, а пока готовился обед, мы с Будиром, отойдя в сторонку, присели на поваленном дереве поговорить о делах разных, до нашей жизни касаемых.
— Послушай, Будир, — начал я, задумчиво подкидывая в руке небольшой камешек, — Ты давно живёшь тут?
— Да почитай, что почти с самого рождения, — прикидывая мысленно, почесал он бородку, — Мне тогда годков пять было… Ну, можа, чуток поменьше, когда папаня мой сюда семью свою привёз. А чего?
— А ты не слышал ли о том, что туда, за хребет, — я махнул рукой на восток, — окромя перевала, другой ход имеется?

 

— Хм… Другой? — задумался староста, — Слыхать не слыхал, а вот думки такие были. И не у меня одного. Поговаривают о том в посёлке. Есть, мол, и другая дорога за хребет. Не только через перевал… Вот только думается нам, что это какие-нито тропы звериные, через гору идущие…
— Нет, — качнул я головой, — То не тропы звериные. А тайный ход скрытый. Может даже, сквозь гору пробитый. Навроде пещеры. Только вот выход мы никак найти не можем.
— Почему так думаешь? — заинтересованно повернулся ко мне староста.
— А вот послушай…
Я вкратце рассказал ему историю спасения Зелёного, особо упирая на то, что парень находился то ли в пещере, то ли в гроте подземном. И что к ведунье горской соплеменники не через перевал ходят.
— Вот и появляется в связи с этим мысль, — сказал я в завершении, — уж не ведёт ли в ту пещеру ход с той стороны хребта? А к нам сюда, соответственно, выход?
Будир, по своему обыкновению, почесал бородёнку, подумал, вздохнул и, покосившись на меня, сказал:
— Про ведунью ту мы знаем. Она и впрямь где-то на хребте живёт. Только на глаза людям почти и не кажется. И жилья её никто никогда не видывал. Наши-то, поселковые, порой думают, может, и не человек она вовсе, — понизил он голос до шёпота.
— А кто же? — невольно зашептал и я.
— А может — дух какой горный… Только человеком оборачивающийся.
— Да ладно сказки-то сказывать! — усмехнулся я, переходя на обычный тон, — Какой дух? Девка это! Неужто парень девку от духа отличить не сумеет?
— Э — не скажи, — покачал пальцем старик, — На то он и дух, чтоб человеку голову морочить.
— Так она ж ему не голову морочила, а жизнь спасала.
— Видать, глянулся ей парень чем-то. Может, смелостью своей, да ловкостью охотничьей. А может, и сам по себе. Парень-то он видный. Скажу по секрету, — доверительно склонился ко мне Будир, — по парню твоему не одна девка в посёлке сохнет. Только, — погрозил пальцем, — ему о том знать ни к чему!
— А что так? — ухмыльнулся я.
— А то! — строго ответил старик, — Не зачем девкам головы дурить. Он, коль узнает об этом, ещё, не дай Высший, попользоваться захочет. Попортит и самих девок, и жизнь ихнюю. Это он сегодня здеся, на границе, под боком. А завтра, кто знает, куда его судьба закинет…
— Так он вроде уже ездит к одной там, в посёлок, — пожал я плечами.
— Знаю, — кивнул староста, — ездит. Вот и пущай к ней ездит. Она уж не девка, баба. Сама себе хозяйка. Да только, хучь и молодая, а всё ж ей одной, без мужика, трудно. И по хозяйству и вообще, — покрутил он в воздухе пальцами, — по бабьему делу… А к девкам чтоб ни-ни!
— А если у него любовь вдруг приключится? Тогда как? — решил я вступиться за своего бойца.
— Ну, ежели вдруг любовь… Да и впрямь жениться надумает… Что ж… Тогда — ладно, — согласился староста, — Но это только — если жениться. Понял меня, сержант?
— Да ладно, понял, — отмахнулся я, — Только что ты про ход подземный думаешь?
— Надо Гролона с сыновьями поспрошать. Они с горцами торг ведут. Может, чего и слыхали…
— Поспрошай, — согласился я, — а ещё лучше будет, если он сам ко мне приедет. Тут и поговорим. Может, до чего интересного и договоримся.
На том мы со старостой и порешили. А немного погодя и обед подоспел, отведав который, Будир отправился в обратный путь.
Гролон к нам на пост потом приезжал. Посидели, поговорили. Но и он тоже, кроме неясных слухов, толком ничего о проходе сказать не мог. Однако ж пообещался что-нибудь разузнать. Но вскоре случилось одно событие, вследствие которого надобность в Гролоновской информации начисто отпала…
Дворянчик, поперхнувшись, закашлялся и заколотил себя в грудь кулаком. Степняк от всей души добавил пару раз по спине, едва не отправив нашего графа носом в тарелку.
— Помочь? — участливо поинтересовался Одуванчик.
Граф, энергично помотав головой, схватился за кружку с холодным квасом. Отпил несколько крупных глотков и, отдуваясь, поставил кружку на место.
— Чёрт бы тебя побрал, Цыган, — произнёс Дворянчик, прокашливаясь, — Как можно такое количество перца в еду сыпать!? Ты ж не у себя в таборе…
— А я вот читал, что острые приправы мужчине жизненную энергию дают. И воинской страсти прибавляют, — сказал Циркач
— На счёт страсти — это верно, — пробурчал Дворянчик, — я сейчас такой страстный, что Цыгана за такой обед прибить готов. Ты что, чернорожий, смерти моей хочешь? Изувер…
Цыган, спокойно дослушав графские претензии, ухмыльнулся:

— Ну, подумаешь, чуток перца пересыпал… Бывает! Другие ж, вон, едят и — ничего! Нормально!
Чего ж ты тут слюнями брызгаешь? Сам-то как готовишь? Всего и умеешь — мясо на огне пожарить, да кашу-размазню сварить…
— Зато я столько перца и приправ в еду не пихаю! — начал закипать Дворянчик.
— Знаешь, Цыган, — вступил я в разговор, чтоб несколько успокоить разгорающиеся страсти, — ты бы и в самом деле, того… не увлекался с перцем-то… А то пожгём мы себе языки да глотки… Не до еды будет.
— Вот-вот, — вставил Грызун, — А Зелёный у нас вообще — собака охотничья. Перца надышится, да и нюх потеряет. Кто будет свежую дичь в зубах приносить? Ты сам, что ли, на охоту бегать будешь?
— Да запросто, — ухмыльнулся Цыган, вставая из-за стола, — Только я по зайчишке раз в неделю приносить не буду. Сразу как притащу целого кабана. Или — оленя. Надолго хватит…
— Принеси, принеси, — ехидно ухмыльнулся Зелёный, — только гляди, чтоб, как в прошлый раз не получилось…
Все присутствовавшие едва не попадали с лавок от хохота. Зелёный припомнил Цыгану, как тот месяц назад сходил на охоту. Целый день где-то пропадал. Пришёл, когда уже совсем стемнело. Долго и со всеми подробностями рассказывал, как в сумерках подстрелил здоровенного дикого кабана. А потом ещё, дерясь с подранком, мечём его добивал. Едва сам распоротым клыками не оказался. Хотел было дотащить целиком, но уж очень тяжёлый секач, одному с ним совладать никак невозможно. Помочь ему вызвались Степняк, как самый сильный в отряде, Зелёный, которого заела охотничья зависть, ну и я. Потому что — командир, и должен видеть успехи своих подчинённых.
До забитого кабана шли где-то около часа, не меньше. В темноте о камни и коряги все ноги посбивали. А когда пришли и факелами осветили место охоты, первым сел на землю, заходясь от хохота, Зелёный. Следом скорчились и мы со Степняком. Да и Цыган выглядел несколько сконфуженным. Перед нами в луже крови лежала раскормленная деревенская свинья, точнее — разжиревший кабан, невесть каким образом забредший в кустарник дикого орешника.
— Слышь, Цыган, — давясь от смеха, просипел Зелёный, — это какими же клыками он тебя чуть не пропорол, а?… Уж не тем ли, что у него меж задних ног торчит? Так ты бы к нему… о-ой… спиной бы… не по-повора-ачивался!.. — и вновь закатился в приступе смеха.
— Да ладно, чего вы, — бурчал смущённый Цыган, — темно же было…
— Ой, не могу, — закатился Степняк, — Молчи, Цыган!.. Темно… было… Так, может, это не ты на него… а… он — на тебя… о-охотился?… Может, он тебя… за свиноматку принял… и-и… по-олюбил!?… о-ох…
— Да, Цыган, — покачал я головой, смеясь вместе со всеми, — нельзя же так с любящей тебя скотиной обходиться. Он к тебе, понимаешь, все душой…
— Всем естеством… — выдавил сквозь слёзы Зелёный, задыхаясь от смеха.
— Ага, — согласился я, переводя дыхание, — а ты ему — мечём по загривку…
— Ладно, давайте собираться, — буркнул Цыган, желая прекратить поток наших насмешек.
Но только вызвал своим предложением очередную волну смеха.

— Давайте, — согласился сквозь смех Зелёный, — притащим его в лагерь. Вот парни-то обхохочутся…
Насупленный Цыган, поняв, что от насмешек своих товарищей ему уже всё равно не избавиться, принялся молча связывать ноги забитого кабанчика. Потом просунул под связанные ноги срубленное деревце и выжидающе оглянулся на нас.
— Ладно, хорош ржать, — ухмыльнулся я, поднимаясь с земли и отряхивая штаны, — берите добычу и — шагом марш в лагерь.
Парни поднялись следом за мной и то и дело фыркая и посмеиваясь, потащили кабанчика на наш пост.
К казарме подходили хоть и почти в полной темноте, но с самым торжественным видом, желая продемонстрировать остальным всю значимость забитой дичи. Только мой факел немного разгонял ночную тьму, слабо освещая процессию. Цыган шёл позади, стараясь как можно позже попасться на глаза своим сослуживцам.
Высыпавшие из казармы бойцы сначала недоуменно воззрились на нас, переводя взгляды то на добычу, то на теряющегося за нашими спинами чудо-охотника. Потом, сообразив что к чему, дружно схватились за животы и бока, заходясь в диком хохоте.
В общем, Цыган в тот вечер, да и всю последующую неделю, был незаменимым объектом для шуток и острот всего личного состава нашего небольшого, но удивительно дружного в деле зубоскальства над ближним отряда.
На следующий день после Цыгановой охоты к нам на пост приехал староста Будир. Оттянул меня в сторонку и, немало стесняясь, высказал претензию, что мол, пропал откормленный кабанчик у одной деревенской семьи. Прошерстили, мол, мужики по окрестностям, да и набрели на следы того кабанчика. И вот ведь незадача какая… Получается, что кто-то из моих ухарей кабанчика того завалил, да к нам на пост и приволок. Ну и как бы не по-соседски это. Мы ж всё-таки не горцы дикие. А солдаты Его королевского Величества. Должны бы поселковых от обид и разора оберегать. А тут вона как получается… Не красиво, в общем…
Выслушав его и поулыбавшись, я коротко пересказал Будиру историю, приключившуюся с Цыганом накануне и предложил заплатить за кабанчика положенную цену. Посмеявшись вместе со мной над незадачливым охотником, староста с предложением согласился и, взяв деньги, отправился обратно в посёлок. На прощание я взял с него слово, что о досадной ошибке Цыгана он никому не расскажет. Да разве ж в деревне чего утаишь?! Спустя неделю уже вся деревня потешалась и зубоскалила по поводу "охоты на кабана". Цыгану хоть и не появляйся там…
Вот об этом-то случае и напомнил теперь Зелёный, подзуживая Цыгана на новую охоту.
Цыган только хмыкнул и, ничего не говоря, вышел за дверь. Однако, не успели мы и глазом моргнуть, как он уже влетел обратно и, плотно подперев дверь плечом, повернул к нам бледное, испуганное лицо.
— Ты чего, — ехидно поинтересовался Дворянчик, — никак, опять секача встретил?
— Там… это… медведь там, — слегка заплетающимся языком ответил Цыган.
— Да ты что!? — деланно изумился Зелёный, — А ты его с барсуком случайно не попутал?
Цыган уже несколько оправился от первого испуга. И теперь не менее ехидно посмотрел на охотника.
— А ты выйди, проверь, — предложил он, — только заранее штаны запасные прихвати. Чтоб было, на что обделанные сменять.
— Цыган, — абсолютно серьёзно поинтересовался Одуванчик, — так тебе что, уже другие штаны нужны? — и, не выдержав, прыснул.
Остальные зашлись хохотом

— Нет, мне пока другие штаны не нужны, — язвительно ответил Цыган, — а если кто думает, что я пошутить решил, то пусть сам за дверь выглянет.
— Ладно, посмеялись и — будет, — сказал я, подходя к Цыгану, — показывай, где там медведь.
— Да вон, — отстранился он от двери.
Приоткрыв дверь, я осторожно выглянул наружу.
Медведя я увидел почти сразу. Стоило только высунуться подальше и заглянуть за угол казармы. Он увлечённо рылся в нашей яме с отбросами, уже наполовину заполненной. Не обращая ни малейшего внимания на наши голоса, несомненно, долетавшие до него, он зарывался в самую середину мусора, что-то вытягивая оттуда и с удовольствием пережёвывая. Услышав позади себя возбуждённое "Ого!", я оглянулся. Через моё плечо блестящими от азарта глазами глядел Зелёный.

— Что? — ухмыльнулся я, — Взять хочется?
— Разрешите, господин сержант, — умоляюще взглянул на меня Зелёный, складывая перед грудью ладони лодочкой.
— Нет, — отрезал я.
— Почему? — чуть не взвыл от обиды наш потомственный добытчик, — Господи, шанс-то какой!..
— Одному — нет, — уточнил я.
— А с кем? — мгновенно прервав поток причитаний, поинтересовался Зелёный.
— Во-первых — я…
Зелёный кивком головы тут же подтвердил своё согласие.

— Во-вторых — Степняк…
Второе согласие от Зелёного…

— Ну, и третьим пойдёт, — я огляделся по сторонам. Весь личный состав замер, ожидая, на кого же падёт мой выбор.
— Третьим пойдёт Цыган, — решил я.
— Как — Цыган? — изумился Зелёный.
— А что такое? — поинтересовался я, — Тебе что-то не нравится?
— Да не то, чтобы не нравилось… Просто… — пробормотал смущённо Зелёный.
Ну, понятно… Это у него охотничья гордость играет. Только что смеялся над "охотничьей удачливостью" Цыгана, а тут вдруг с ним вместе на медведя идти. И ещё ведь не известно, кто медведю смертельный удар нанесёт?
А с другой стороны… Цыгану почему-то жутко не везло на охоте. И случай с забитым кабанчиком был далеко не первый. Однажды у него пораненный дикий козёл, уходя от преследования, не устоял на камнях и сорвался в пропасть. Прямо в реку. Да так и был унесён речным потоком к водопаду. А то ещё был случай. Уже подстреленного гуся, едва ли не из-под носа Цыгана, утащил горный орёл.
Парни уже начали Цыгану вопросы задавать: мол, как же он коня увести сумел, коль удачливости у него нету? А что он на это ответить может? Удача — она госпожа капризная. Сегодня улыбается тебе, а завтра — хвостом махнула, да и мимо прошла.
Парень даже загрустил от таких разговоров. Нет той прежней уверенности и дерзости в его повадках, что раньше была. Даже песен весёлых у него поубавилось. А мне такое его убитое настроение совершенно ни к чему. Мне нужно, чтоб боец мой дерзкий был, да в себе уверенный. Тогда для него любой противник и не противник вовсе, а так… плюнуть да растереть. Вот и будем в Цыгане боевой дух да уверенность в своих силах поднимать. И для такой цели удачная охота на крупного зверя в самый раз будет!
— Значит так, — начал я распоряжаться, — Одеваем кольчуги, шлемы. Заряжаем четыре арбалета, берём пики и кинжалы. Выходим тихо, друг за другом. Подходим шагов на тридцать. Берём в полукруг. Сначала бьём из арбалетов. Потом — берём на пики. Всё понятно? Хорошо. Пошли. И чтоб без ненужного геройства у меня!
Дружно кивнув, парни потянулись к двери.

— А нам чего делать? — спросил за остающихся Циркач.
— А вам — сидеть здесь и не высовываться!
— Но, господин сержант, — попытался было возразить Дворянчик.
— Рот закрой, — посоветовал я, хмуро взглянув на него и вышел вслед за Степняком.
… Подходили мы к роющемуся в мусоре медведю медленно и очень осторожно. Сначала, обойдя по широкой дуге, отрезали пути отхода в горы. Потом, заняв свои позиции, начали осторожно подкрадываться. Пока подходили, я успел рассмотреть его получше. Зверюга оказался здоровенный, откормленный, покрытый густой бурой шерстью. Тяжёлая лобастая голова то понималась над отбросами, то опять ныряла в самую их середину, выхватывая что-то из глубины мусорной кучи. Сильные лапы с крепкими когтями и крупные жёлтые клыки делали его опасным соперником.
Пройти оставалось шагов пятьдесят, не больше, когда медведь в очередной раз поднял голову и повёл мордой из стороны в сторону. До этого момента он нас толи и в самом деле не замечал, толи просто не обращал внимания, не считая наше присутствие серьёзной угрозой. Но теперь, похоже, что-то изменилось. Он начал беспокойно переминаться на всех четырёх лапах, вертя мордой то влево, то вправо. Мы застыли на месте, боясь лишний раз пошевельнуться. Я скосил глаза вбок, оглядывая своих бойцов. Они держались внешне спокойно, но по напряжённым позам было заметно, что волнуются.
Оглядевшись по сторонам, медведь глухо заворчал, потом коротко рыкнул и вдруг развернулся и не торопясь, вразвалочку, направился в сторону Цыгана, стоявшего слева от меня, ближе к горному склону.
Бросив на меня быстрый взгляд, Цыган поднял арбалет. Я вскинул свой.
Выждав дистанцию в тридцать шагов, Цыган спустил тетиву и, отбросив арбалет в сторону, схватился за пику.
Медведь, получив болтом в левую часть груди, сначала взревел, приподнявшись на задних лапах. Потом, упав на все четыре конечности, вихрем ринулся на стрелка.
Сухо щёлкнул мой арбалет, вбивая свой болт медведю в шею. Тот только головой мотнул. Мимо меня с коротким свистом пролетели ещё два болта, впиваясь в левый медвежий бок. Перехватив пику наподобие рогатины, я ринулся на медведя.
Тем временем Цыган, уперев пятку пики в землю, обеими руками крепко вцепился в её древко, направив острие прямо в грудь надвигающемуся бурому хозяину гор. Тот, не задерживаясь, махнул лапой, сбивая железо в сторону, и всей массой навалился на охотника. Цыган заорал, толи от страха, толи от боли. Медведь ревел и драл его лапами, пытаясь разорвать кольчугу и добраться до живой плоти. Цыган, свернувшись под ним клубком, закрывал руками голову и продолжал исступлённо орать.
Подбегая к месту схватки, я тоже заорал, чтоб отвлечь внимание на себя, и со всего размаха вогнал медведю в бок пику.
Бурый комок ярости, в оглушающем рыке обнажив жёлтые клыки, развернулся на месте и кинулся на меня. Едва успев выхватить кинжал, я чуть довернул руку, чтоб ловчее было бить, и со всего размаху, уже подминаемый медведем, всадил клинок ему под левую лапу. Коротко взревев, он навалился на меня всей тушей. Похоже, что мой удар и был той последней каплей, что переполнила его жизненную чашу. Стоявшие немного в стороне Степняк и Зелёный только теперь добежали до места схватки и вогнали свои пики в уже умирающего зверя. Медведь захрипел и, судорожно дёрнувшись несколько раз, испустил дух

— Господин сержант! Господин сержант! — услышал я испуганные голоса.
И, отдельно, голос Зелёного:

— Отваливайте его в сторону! Сержанта вытаскивать надо!
Послышалось дружное сопение, кряхтение, туша медведя сдвинулась, приподнялась. Кто-то ухватил меня за шиворот, кто-то — за плечи. И вот уже дружными усилиями меня выволокли из-под поверженного зверя.
— Вы как, сержант, — потряс меня Циркач, — в порядке? Ран нет? Нигде не болит?
— Всё нормально, — кряхтя, я принял сидячее положение, — Цыган!
— Здесь я! — в поле моего зрения появился изрядно помятый и ободранный, но в целом вполне прилично выглядящий сын кочевого народа.
— Ты как?
— Я — в порядке, — белозубо оскалился Цыган, — слегка помял. Но подрать не успел. Вовремя вы его на пику насадили. Я уж думал — конец мне пришёл. А вы-то как?
— Да нормально всё, — отмахнулся я, — придавил только сильно. Тяжеленный-то какой…
Пока мы обсуждали, кто и в какой мере пострадал, Зелёный уже принялся свежевать тушу. Ему помогали Дворянчик и Циркач. Остальные, собравшись в кучку, наблюдали за их действиями.
— Кстати, Зелёный, — поинтересовался я, — а чего это зверюга до сих пор, на зиму глядя, спать не завалился? Как ты думаешь?
— Да кто его знает, — пожал тот плечами, — может, жир не нагулял… а может — рано ему ещё…
— А может — разбудил кто? — предположил Степняк.
— Приблудный он, — ответил Зелёный, — Мы ведь за всё лето в округе не то, чтобы его самого, но и следов его не видели. Значит, откуда-то со стороны пришёл.
— Может, через хребет? — предположил Цыган.
— Может, — согласился Зелёный и протянул ему отрезанный коготь медведя.
Коготь был длинный, на два пальца, не меньше. И толщиной у основания тоже чуть ли не в два пальца.
— Чего это? — не понял Цыган.
— Держи, — ухмыльнулся Зелёный, — повесишь, как оберег, на шею.
— И чего?..
— От зверя хищного тебя оберегать будет. И удачу на охоте приносить.
— Спасибо, — расплылся в улыбке Цыган, — я тебе тоже при случае подарю чего-нибудь…
Но Зелёный уже повернулся ко мне.

— А это — вам, господин сержант.
В окровавленной левой руке он держал ещё тёплое, парящее на морозном воздухе медвежье сердце.
— Вы медведю смертельный удар нанесли. Вы и должны себе его силу и храбрость забрать, — добавил он, встретив мой непонимающий взгляд.
— То есть? — уточнил я.
— Ну… сердце его съесть…
— Сырое, что ли? — не удержался я от ухмылки.
— Зачем — сырое? — улыбнулся Зелёный, — Можно хоть жареное, хоть варёное. Только приготовить его вы должны сами.
— А себе со Степняком чего возьмёшь? — поинтересовался Циркач.
— Ничего, — Зелёный пожал плечами, — мы ведь его уже полумёртвым добивали. Нам, как и всем, просто мясо полагается.
Грызун, внимательно осмотревший то место, куда я вогнал свой кинжал, повернулся и уважительно произнёс:
— Знатный удар, сержант! Прямо в сердце перо вогнали. Где наловчились так?
— Жизнь всему научит, — хмыкнул я.
Ну, не рассказывать же им сейчас, в самом деле, как мы на южной границе в леса на медведей ходили. Там мне один егерь местный и показал, как кинжалом бить надо, чтоб с первого удара зверя завалить. Правда, про то, чтоб сердце добычи охотнику отдавать, егерь мне ничего не говорил…
— Слушай, Цыган, — подал голос Одуванчик, — а ты чего так орал-то? Мы уж думали, медведь тебя чуть ли не пополам разодрал…
— Заорёшь тут, — буркнул Цыган, — а вообще мне один старик в таборе рассказывал, что медведь сильного крика пугается. И в сторону шарахается.
— Конечно, пугается, — согласился Зелёный, — только не тогда, когда у него в шкуре болт арбалетный торчит, и враг под ногами крутится…
— Да я в тот момент и не думал об этом…
— Кстати, Зелёный, это откуда ж обычаи такие, как зверя добытого делить? — вступил в разговор и Дворянчик.
— Это меня отец научил, — строго ответил Зелёный, — он завсегда так добычу делил. Кто зверя взял, тому и почётный кусок: печень там, или сердце. Охотничьи обычаи, они, брат, веками складывались. И не мне их прерывать…
— Понятно, — кивнул я, взвешивая в руке медвежье сердце, — Ладно, заканчивайте тут, да несите всё в казарму. Зелёный, шкуру-то сумеешь обработать? Мы её на стену повесим. Всё теплее будет…
— Конечно! Не велика наука. Да и не в первый раз уже…
— Хорошо… Хорёк. Возьми с собой Грызуна. Пройдитесь по следам медвежьим да определите, откуда пришёл. Так, на всякий случай. Вдруг пригодится…
Хорёк кивнул и, махнув Грызуну рукой, двинулся по следам в обратном направлении.
Вечером у нас на ужин была свежая медвежатина, тушёная с овощами. На этот раз готовил Зелёный. Сказал, что знает какой-то особенный рецепт приготовления. Мясо и впрямь получилось очень удачным. Сочное, распаренное, в меру приправленное перцем и прочими специями, оно одним своим запахом возбуждало острый аппетит.
— Учись, — сказал Циркач Цыгану, отведав первую порцию приготовленного Зелёным блюда, — вот как готовить надо!
— А я что, плохо готовлю? — не согласился тот.
— Нормально ты готовишь, — отозвался Дворянчик, — только с перцем меры не знаешь!
Я по случаю удачной охоты решил расщедриться и выставил на стол пару кувшинчиков свежего вина, приобретённого мною в посёлке ещё месяц назад.
Полоз, весь день просидевший наблюдателем на вышке, теперь делился впечатлениями от увиденной охоты.
— Вы представляете, — рассказывал он, — стою, смотрю за перевал. Потом оборачиваюсь, а он, медведь то есть, уже к казарме подходит. Вот же ж зараза, думаю! А если он сейчас на запах в дверь полезет? Или из наших кто выйдет, да в морду ему упрётся? Ведь подерёт же на хрен! Ох, и наволновался я тогда!..
— Так слез бы с площадки, да отогнал его по-быстрому, — усмехнулся Дворянчик, — чего ждал то?
Полоз только отмахнулся и, продолжая набивать живот тушёным мясом, продолжал:
— Потом гляжу, он к нашей мусорной куче направился. Интересно, думаю, чего он там унюхал? А медведь аж чуть не с головой туда зарывается! Жрёт чего-то. Да с таким аппетитом, гад, что я аж сам проголодался…
— Ты ешь, ешь, — заботливо отозвался Зелёный, — голодный ты наш…
— Ну, вот, — благодарно кивнув, продолжил Полоз, — Потом гляжу, Цыган выходит. И к сортиру направляется…
Тут неожиданно его речь была прервана громким хохотом присутствующих.

— Вы чего? — удивился Полоз, оглядываясь по сторонам.
— Да так, — сквозь смех ответил Дворянчик, — не обращай внимания…
— Так ты что, Цыган, в сортир так и не сходил, что ли? — сочувственно поинтересовался, Одуванчик, едва переводя дух от смеха.
— Да я не в сортир шёл! — в отчаянии возопил Цыган, — Я дров хотел принести! К поленнице шёл!
— Ну, когда медведя увидал, мог бы заодно и в сортир завернуть, — ухмыльнулся Дворянчик, — чего ж ты сразу в казарму побежал?
Но Цыган в ответ только махнул рукой и обиженно отвернулся к стенке.

— Ладно, не обижайся, — хлопнул его по плечу Хорёк, — ты же знаешь, у нас любят языки почесать. Да не со зла, а так… развлечения ради…
— Пусть об мою задницу языки почешут, — обиженно пробурчал Цыган.
— Да ладно тебе, — дружески толкнул его Циркач, — Вообще-то ты сегодня был молодцом. Прямо в середину груди медведю болт вогнал. И пику хорошо держал. Кто ж знать мог, что он её в сторону собьёт!? А так бы он аккурат на неё напоролся.
— Да!? А чего вы тогда тут начали?..
— Ну, хорош тебе дуться, — вступил в разговор Зелёный, — Я же тебе коготь медвежий подарил. Теперь тебе на охоте железно везти будет!
— Точно? — с сомнением покосился на него Цыган.
— Точно! Это я тебе говорю! Не забывай, я — потомственный охотник. Как сказал, так и будет!
— Кстати, — вспомнил я, — а кто знает, чего там медведь жрал-то? Что его на запах притянуло?
— Я думаю, это остатки той рыбы, что мы выбросили, — ответил Зелёный, — Вот она и начала пованивать. А медведи на рыбу "с душком" ох, какие падкие! Они её даже специально на берегу дней на несколько оставляют, чтоб потом в подходящем виде употребить.
Это Зелёный говорил про ту рыбу, что три дня назад наши бойцы в реке бреднем наловили. Притащили-то много, да рыба оказалась какая-то странная, с привкусом горьковатым. Ну, мы рисковать не стали, весь улов в мусор и выкинули. А медведю, видать, ничего… понравилась. Вот и наелся рыбки…
— Хорёк, — окликнул я своего помощника, — прошли вы по следам медвежьим?
— Прошли, — кивнул он.
— И что скажешь?
— Да тут дело такое, сержант, — тихо произнёс он, подходя ко мне почти вплотную, — в сторонке бы поговорить…
— Да? Хм… Ну, пойдём ко мне, — пригласил я его в свою каморку.
Остальные проводили нас за дверь заинтересованными взглядами.
Места в моём закутке было немного. Четыре шага в ширину, столько же — в длину. Справа от двери, вдоль стены — лежанка с набитым соломой тюфяком, подушкой и шерстяным одеялом. У левой стены, длинный и высокий, мне по пояс, ящик, навроде сундука, для разных хозяйственных нужд. Между ними — небольшой столик под окном-бойницей. В стену, слева от двери, вбито несколько кольев с развешанной на них одеждой. Вот и всё небогатое убранство моей личной комнаты. Да на двери ещё висит распяленная шкура матёрого волка, добытого мной этой осенью в горах.

— Садись, — пригласил я Хорька, указывая на ящик-сундук. Сам расположился с другого края стола, на лежанке, откинувшись к стене, — рассказывай, чего увидели?
Хорёк, прикрыв дверь поплотнее, уселся на сундук и, оперевшись локтями о стол, пристально взглянул мне прямо в глаза.
— А дело такое, сержант… Нашли мы её.
— Кого? — не понял я.
— Да и пещеру, в которой Зелёный наш отлёживался, и саму знахарку горскую.
— Да ты что!? — я в возбуждении навалился грудью на стол, приблизив своё лицо к Хорьковому почти вплотную, — И где нашли?
— А под рекой, — ответил Хорёк.
— Как это? — вновь не понял я.
— А вот слушай… Есть у нас на реке большой водопад, ниже по течению. Верно?
— Ну?..
— А есть ещё один, маленький. Со скал на плато спадает.
— Ну, есть такой. И что?
— Так вот летом, когда ледники в горах тают, воды в реке много. И водопадик этот по всей ширине реки раскинут. И всё, что под ним, скрывает…
— Так… А теперь, стало быть, как воды в реке поубавилось, водопад поуже стал, — начал я понимать, — и под ним ход в землю открылся. Верно?
— Верно, да не совсем, — поднял ладонь Хорёк, — Воды и впрямь меньше стало. Только от этого ход со стороны всё равно не виден.
— А что ж тогда?..
— А там перед входом в пещеру камень большой стоймя стоит. Прямо под водопадиком этим. Своим верхним краем к скале приваленный. А может это и не камень, а часть скалы этой. Может, просто, вымоина там такая получилась. Короче говоря, вот за этим-то камнем вход в пещеру и имеется.
— Вы заходили туда?
— Нет. Внутрь не входили. Но рядом постояли.
— Так это что же, получается, медведь оттуда вышел?
— Следы привели нас к этому водопадику. Видно было, что медведь из реки на берег вышел. Мы решили пройти по камням на другой берег, чтоб посмотреть, куда дальше след поведёт. Зашли
за камень, глядь, а там — ход вглубь хребта ведёт. Вот и получается, что медведь оттуда вышел…
— А на другом берегу следы смотрели? — уточнил я.
— Смотрели, — кивнул Хорёк, — там их не было. Так что, как ни крути, сержант, а медведь из того хода к нам вылез.
— А почему ты думаешь, что это именно ТА пещера?
— А что ещё думать? Мы тут уже давно всё облазили. А эту пещеру впервые видим. Ну, и что я должен думать?
— Да-а, — протянул я задумчиво, — Зелёному не говорили?
— Нет, — Хорёк отрицательно мотнул головой, — решили сперва вам сказать.
— Грызун не сболтнёт?
— Не сболтнёт. Он ведь всё понимает. Может, лучше вы сами Зелёному скажете?
— Хорошо, — согласился я, — только не сегодня. Завтра скажу. И завтра же к этой пещере с тобой съездим, поглядим. И Зелёного с собой возьмём.
Хорёк согласно кивнул.

— Ну, ладно, иди пока, — отпустил я его.
На следующий день утром я временно назначил Дворянчика старшим вместо себя, объяснив ему, где нас искать в случае надобности. После чего, прихватив в придачу к Хорьку ещё и Грызуна с Зелёным, отправился на осмотр обнаруженного накануне подземного прохода. Спустя час я в сопровождении трёх своих бойцов уже подъезжал к реке. Как раз к тому самому месту, где летом по моему приказу лазили на скалу Дворянчик с Циркачом, добывая столь "необходимую" мне траву. Сейчас река была уже гораздо менее полноводная и бурная, заметно обмелев. По осеннему времени вода отступила от берега шагов на десять, не меньше. Хорёк ехал впереди в качестве проводника. Чуть позади меня трусили на своих лошадях Зелёный и Грызун
— А где следы медвежьи? — спросил я у Хорька, когда мы выехали на берег, — Что-то я их не замечаю…
— Следы выше по реке, — ответил он, — но там берег высокий, крутой и неудобный для спуска. Лучше мы отсюда по подсохшему руслу поднимемся.
Согласившись с вполне разумным предложением, мы двинулись по дну обмелевшей реки вверх, против течения. Постепенно берега с обеих сторон горного потока поднимались всё выше и становились всё круче. Я уже начал понимать, почему осенью, после набега, невозможно было найти следов разбежавшихся горцев. Они просто ушли по реке! Там, где мы сейчас ехали, ещё пару месяцев назад текла вода. А сейчас вода заметно спала, и река сузилась, обнажив дно, усыпанное галечником размером, самое большее, с мой кулак. Вот по нему-то горцы и уходили, бредя по колено в воде. А сейчас бывшее речное дно и крутые берега были запорошены снегом.
В одном месте Хорёк остановился и указал мне на что-то на земле. Подъехав ближе, я увидел цепь медвежьих следов, поднимавшихся с речного дна по крутому берегу наверх. А рядом с ними — смазанные следы лошадиных копыт и человеческих сапог, ведших наоборот вниз, к реке.
— Это мы здесь спускались, — пояснил Хорёк.
Я понимающе кивнул:

— Дальше куда?
— Туда, — махнул он рукой в сторону хребта, — уже рядом.
— Вперёд, — скомандовал я, трогая коня с места.
Грызун ехал молча, лишь изредка настороженно поглядывая по сторонам, да не снимая руки с заряженного арбалета, лежащего поперёк седла.
Зелёный же, напротив, весь извертелся, оглядывая окружающую местность и наверняка гадая, с чего бы это вдруг сержант потащил его с собой на реку. Только ведь с площадки спустился. Всю ночь там проторчал, даже отдохнуть не дали.
"Ничего, — усмехнулся я мысленно, глядя на него, — Потерпишь. Не долго осталось. Кто знает? Потом ещё, может, благодарить меня будешь. А может — и нет…"
В одном месте коням нашим всё же пришлось войти в воду. Река делала здесь изгиб, обегая выступающую из противоположного берега скалу. И под нашим берегом намыла довольно приличное углубление. Теперь, правда, тоже обмелевшее.
— Узнаёшь? — обернулся Хорёк к Зелёному, указывая рукой на обрыв.
— Узнаю, — кивнул тот, невольно косясь вверх.
Это было то самое место, где у Зелёного произошла памятная схватка с барсом, закончившаяся обоюдным падением в реку.
— Скоро на месте будем, — сообщил мне Хорёк, пришпоривая своего коня.
Тот, коротко заржав, сильным рывком вынес всадника из промоины, по которой до этого шёл по колено в воде. Мы все, один за другим, выехали следом за ним на освобождённое от воды речное дно.
А вскоре подъехали и к самому водопадику. Вода несколькими мелкими каскадами спадала сверху, пробегая по двум скальным выступам, представлявшим собой как бы две ступени огромной лестницы. Под верхней ступенью, уходившей ввысь саженей на десять образовалось небольшое озерцо, имевшее по своим берегам естественную природную окантовку из валунов и мелкого галечника, покрытых густым мхом. Сейчас весь мох, прихваченный морозом, был уже не зелёный, а — коричнево-бурый, покрытый тончайшей наледью. Камни по склонам водопада и по краям озера тоже были покрыты где снегом, а где и тонким слоем льда. Так же, как и вся река, озеро было заметно обмелевшим, что позволяло пройти по каменному опояску до самого водопада, не замочив ног. Если, конечно, на ледяной корке не поскользнешься. Тогда мигом по пояс в ледяной горной воде окажешься. Излишки воды из озерка сбегали по большим валунам, образовывавшим вторую ступеньку. Эта ступень, по сравнению с первой, была невысокой, чуть выше моего роста. Валуны её так же были покрыты тонкой ледяной коркой в тех местах, по которым не скользили струи воды. В целом вид водопада напоминал ледяной дворец, в строении которого самым причудливым образом переплелись движущиеся потоки падающей и текущей воды и застывшей основы изо льда и камня.
Я даже головой покрутил: эк меня вид красоты такой на лирику разобрал! Полуобернувшись в седле, я коротко скомандовал:
— Слазь!
Мы спешились. Коней стреножили и пошли осматривать подходы к водопаду.
Медвежьи следы обрывались шагов за сорок от водопада, на краю озерка. Как раз на границе льда и снега. А на камнях, льдом покрытых, медвежьи следы, понятное дело, не отпечатываются. Однако, судя по общему направлению следов, медведь шёл от водопада. Полюбовавшись окрестными видами начинающейся зимы и мысленно составив дальнейший план действий, я принялся командовать:

— Грызун, здесь останешься. За конями присмотришь. Да и за выходом — тоже… А мы внутрь пойдём.
— Идите, идите, — кивнул Грызун, располагаясь на камешке повыше, — вот только ежели загрызёт вас там какой-нибудь горный дух, али горцы дикие порежут — назад не возвращайтесь. Не приму…
Добрейший человек! Его б пожелания, да в его же жизни и исполнять…

— Ну, показывай, куда идти? — повернулся я к Хорьку.
— Туда, — ткнул он пальцем куда-то за скалу и двинулся первым.
Я осмотрел скалистый обрыв, с которого срывался вниз довольно слабенький поток речной воды. Ближе к его середине под некоторым углом привалился огромный валун или осколок скалы. Ну, вот как если бы этот осколок стоял сам по себе, стоял, а потом вдруг взял, да и покосился на бок. Да так к обрыву и привалился. Вот за этим-то осколком, по словам Хорька, и скрывался вход в пещеру. Осмотревшись, я пошёл следом за нашим проводником.
Двигаться по обледенелым камням приходилось с особой осторожностью, то и дело хватаясь за острые скальные выступы. Для того, чтоб зайти за наклоненный валун и при этом не намокнуть, нужно было идти, прижимаясь вплотную к скале, проходя за низвергавшимся сверху водным потоком, как за занавесом. Не удивительно, что этот проход никто найти не мог. Ну кому, скажите на милость, придёт в голову лезть непонятно с какого перепугу за падающий сверху поток воды!? Зелёный, точно так же, как и я, осмотрев окружающие нас обрывистые берега, полез за водопад следом за мной.
Сразу за камнем я обнаружил довольно узкий проход, под некоторым углом уходивший вглубь горного хребта. Шириной этот проход был как раз такой, что человек, ведя лошадь под уздцы, мог довольно свободно двигаться по нему. А высотой — в два человеческих роста. Хорёк, зайдя в него шагов на несколько, уже вовсю трудился, высекая огнивом на сложенную на полу кучку сухой травы огонь для розжига факелов. Каждый из нас прихватил этих факелов по паре штук. А то кто знает, сколь глубоко этот ход ведёт?
Наконец труды Хорька увенчались успехом. Несколько искр упали на траву, заставив её начать тлеть. Хорёк принялся аккуратно раздувать едва заметные искорки, временами подправляя стебельки и листики, чтоб получше разгорались. И вот уже из самой серединки сухого пучка появился тоненький дымок, мелькнули лёгкие язычки пламени. Хорёк быстренько положил сверху несколько веточек в палец толщиной. А когда занялись и они, поднёс к небольшому костерку свой факел. Пакля, намотанная на толстое основание факела и пропитанная маслом, сначала задымилась, а потом разом принявшись, вспыхнула и осветила небольшое пространство вокруг. Тьма тут же отступила вглубь пещеры, как бы приглашая нас следовать за собой. Мы не стали дожидаться повторного приглашения и, вытянувшись гуськом, двинулись по проходу.
— Смотрите, сержант, — ткнул пальцем под ноги Хорёк.
Опустив факел, я посмотрел, куда указывает наш проводник.
На сыром песке, плотным слоем укрывавшем пол прохода, чётко отпечатались следы медвежьих лап.
Кивнув, я молча указал Хорьку глазами продолжить движение.

— Господин сержант, — тихо окликнул меня сзади Зелёный. А когда я обернулся, спросил, — господин сержант, я правильно догадываюсь, куда мы идём?
— Ну, это смотря о чём ты догадываешься, — пожал я плечами.
— Вы думаете, что это та самая пещера, где живёт Санчара?
— Посмотрим, парень, посмотрим, — похлопал я его по плечу, — но всё же будь готов к встрече не только с ней, но и с её соплеменниками.
— А вы и вправду думаете, что мы её тут встретим? — голос его едва заметно дрогнул.
Ого! Парень-то, похоже, плотно запал на эту горскую ведунью! "Как бы глупостей не натворил", — озаботился я новой проблемой.
Чем дальше по проходу уходили мы, тем теплее становился воздух. Кстати, на песке обнаружились не только медвежьи следы, но и множество других. В том числе — и лошадиные, и человечьи. Было понятно, что проходом этим пользовались не один раз. На всякий случай достав мечи из ножен, мы приготовились к возможной встрече с врагом.
Сколько мы прошли под землёй, я определить не мог. Один факел уже догорел и мы зажгли следующий, когда вдруг оказались перед развилкой. Точнее даже, это не была развилка. Основной ход продолжался и дальше почти не изгибаясь. А вот второй — отходил от него под таким углом, какой получается, если раздвинуть средний и указательный пальцы на руке. Ещё это очень напоминало тот случай, когда ручей впадает в главную реку. Похоже, что когда-то здесь и в самом деле текли подземные реки. Но со временем они иссякли, вода ушла, а промытые в горной породе каналы остались.
Остановившись у этой развилки, мы задумались.

— Ну, что, куда пойдём? — поинтересовался я, — Кто что думает?
— Прямо, — решительно заявил Хорёк, — это основной ход. И ведёт, скорее всего, на ту сторону хребта. Вот по нему и нужно идти.
— А ты что скажешь? — повернулся я к Зелёному.
Тот подумал, как-то нерешительно посмотрел на нас и, как бы извиняясь, просящим голосом произнёс:
— Господин сержант… я, конечно, понимаю, что нам очень важно выяснить, выходит этот ход на ту сторону хребта или нет… И я даже думаю, что так оно и есть… Но всё же, я прошу вас, давайте пройдём по боковому ходу. Ну, хоть немного…
— Что, парень, не терпится с подружкой повидаться? — съехидничал Хорёк, — Так и на обратном пути забежать можно будет… Никуда она не денется.
— Да при чём тут подружка? — сбивчиво начал оправдываться Зелёный, — просто я вот что думаю… Если там, — ткнул он пальцем в боковой проход, — и вправду та пещера, где я отлёживался, то мы у Санчары можем спросить, как далеко этот ход ведёт. И где он выходит…
— Ага, — скептически заметил Хорёк, — так она тебе и сказала…
— …И потом, — не слушая его, продолжал наш по уши влюблённый охотник, — там, у неё, ведь могут и горцы оказаться…
— А ты, значит, спасать её собрался? — продолжал ёрничать Хорёк.
— Да не спасать! Просто, если они и в самом деле там есть, а мы не проверим, то в самый неподходящий момент они могут отрезать нам дорогу обратно…
— Ну ты и закрутил, — помотал головой Хорёк, — это ж надо такое придумать…
— И ничего я не закрутил. Посмотри сам, сколько следов в боковой ход ведут! Вся тропка затоптана…
— Так их и на главном проходе не меньше! — доказывал своё Хорёк.
Я, присев на валявшийся в проходе валун, молча слушал их и обдумывал ситуацию. Что ни говори, а в словах Зелёного, не смотря на всю его влюблённость, резон был. Мне бы тоже очень не хотелось получить толпу горцев сразу и с фронта, и с тыла. Хотя, с другой стороны, точно такая же ситуация могла повториться и в случае, если мы свернём в боковой проход. Пока я размышлял, спорщики утихли и, исчерпав свои аргументы, выжидающе уставились на меня.
— Значит так, — хлопнув себя по колену, озвучил я своё решение, — мы с Зелёным идём в боковой проход…
— А я? — подал недовольную реплику Хорёк.
— А ты, Хорёк, остаёшься здесь. Отходишь чуток назад и ведёшь наблюдение за основным проходом. В случае, если здесь появятся горцы, возвращаешься обратно на пост за подмогой. Берёшь оттуда всех, кроме караульного и — выручаете нас. Ты хорошо меня понял?
— Понял, — буркнул тот.
— Вот и отлично, — кивнул я, — Ну, а если до нашего возвращения никто не появится, значит, дальше опять вместе пойдём. В общем, там видно будет… Факел давай мне. На вот тебе свечку. Запали её и сиди с ней где-нибудь за камнем. И если вдруг уходить придётся, факел не зажигай, пока не будешь уверен, что ушёл достаточно далеко.
— Да понял я…
— Слушай, Хорёк, — развернул я его лицом к себе, — я хочу, чтоб ты накрепко усвоил одну вещь. Мне твоё геройство здесь не нужно! Если ты не сделаешь, как я тебе сказал, нам тут всем конец! Ты понял меня?
— Так точно, господин сержант, я вас понял! Только… почему я, а не Зелёный.
— А ты что, не догадываешься? — ухмыльнулся я.
Хорёк покосился на Зелёного, с нетерпением переминавшегося у бокового прохода и хмыкнул:
— Ладно… идите, сержант. Я всё сделаю, как вы сказали.
— Ну, вот и отлично, — похлопал я его по плечу. Потом забрал у него горящий факел, оставив взамен зажженную свечу и качнул головой Зелёному, — За мной!
По этому проходу мы прошли не далеко. Сотня шагов — не больше. И упёрлись в наваленные поперёк прохода скалы, не позволявшие двигаться дальше.
— Как же так? — потерянно пробормотал Зелёный после того, как тщательно облазил всё нагромождение камней, — Как же так, а, господин сержант? Ведь это же должно быть где-то здесь…
Парень заметно расстроился и чуть не плакал от огорчения.

— Ну, значит, это не здесь, а где-то дальше по основному проходу, — спокойно заметил я.
— Вы думаете? — с надеждой посмотрел он на меня.
— Поглядим, — пожал я плечами, — ладно, здесь больше делать нечего. Пошли обратно.
Уже возвращаясь к развилке, я случайно бросил взгляд на один из валунов, выступавший из стены прохода. Сначала даже не обратил внимание, прошёл мимо. Но что-то меня остановило. Какая-то мысль не давала покоя. Вернувшись, я внимательно осмотрел валун ещё раз. В нём было что-то неправильное. Только я никак не мог понять — что именно?
— Что случилось? — ко мне подошёл Зелёный.
— Ну-ка, погляди, — я кивком указал ему на валун, — ничего не замечаешь?
— А что такое? — парень осветил стену факелом, — камень как камень…
— Точно?
— Хотя… постойте, — Зелёный достал кинжал и колупнул каменный бок.
Потом, размахнувшись, ударил посильнее. Потом — ещё раз. От камня брызгами полетела крошка.
— Это цемент! — сообразил Зелёный, — Значит, этот камень сделали люди. Но — зачем?
К тому моменту я уже всё понял. И понял, почему этот камень привлёк моё внимание. Во-первых, он отличался по цвету от всех остальных камней, окружавших нас. Они были с коричневатым налётом. А этот был серый. Но эту разницу в цвете можно было бы еще и не заметить в неровном свете факела. Если бы не было ещё и "во-вторых". И заключалось оно в том, что уж слишком правильная и гладкая форма была у этого камня…
— А затем, — сказал я, — что это не камень. Это дверь! Только снаружи цементом обмазана, чтоб на камень было похоже. Ищи, как её открыть можно!
Поковырявшись немного вокруг этого "камня", мы нашли сбоку щель, ухватившись за которую, потянули дверь на себя. Открылась она довольно легко. Да и оказалась не слишком толстой. Доски толщиной в дюйм, обитые снаружи прутьями в палец толщиной и обмазанные цементом. Дверь была не очень высокая, и чтобы пройти в неё, требовалось пригнуться. Сразу за дверью висела шкура оленя, полностью прикрывавшая дверь. Осторожно отогнув край этой шкуры, я заглянул внутрь.
Знакомая обстановка! Где-то я её описание уже слышал… Довольно оглянувшись на Зелёного и подмигнув, я шагнул внутрь… И едва успел увернуться от ножа, просвистевшего у самого моего уха. Прыгнув в сторону, я кувырком ушёл влево, за стол и растянулся там, вдоль пола оглядывая помещение и пытаясь определить, где же находится противник. Но ничего не увидел. Вместо этого услышал какой-то неясный шум, короткий тонкий вскрик (голос вроде как женский), и — тишина… Полежав ещё немного, я осторожно приподнялся на руках, оглядываясь по сторонам.
У противоположной стены, справа от двери, опустившись на колени, сидели двое. Стройная черноволосая девушка и Зелёный, сдавивший ей руки в крепком охвате. Она не сопротивлялась, но находилась в этаком слегка отрешённом состоянии. Зелёный, не выпуская Санчару (а это наверняка была она), что-то тихонько шептал ей на ухо. Она же, прикрыв глаза, только едва заметно покачивала головой из стороны в сторону.
Поняв, что жизни нашей пока ничего не грозит, я поднялся с пола, отряхнул штаны и набрал в кружку воды из кадки, стоявшей слева от двери. Напившись, я поставил кружку на стол и уселся на лавку.
— Ну, вот что, голубки мои ласковые. Хорош вам тут миловаться да обниматься. Пора и по делу поговорить…
Санчара, встряхнув головой, будто из сна вышла, открыла глаза и попыталась отстраниться от обнимающего её парня. Однако тот, не размыкая рук, поднялся с колен, поднимая за собой и девушку. Пошевелив плечами ещё раз и поняв, что просто так её не выпустят, Санчара бросила на меня короткий взгляд, потом посмотрела Зелёному прямо в глаза и твёрдо произнесла:
— Пусти!
— А ты больше не будешь драться? — усмехнулся Зелёный, глядя ей в глаза.
— Не буду… Пусти.
Она и вправду говорила с заметным горским акцентом, меняя некоторые гласные и не там, где надо, ставя ударения.
— Зачем вы пришли? — заговорила она, едва Зелёный выпустил её из своих объятий, — Уходите немедленно! И забудьте сюда дорогу! Как вы вообще сюда попали!?
— Через дверь, — я потыкал пальцем через плечо.
— Вы не понимаете, — девушка устало опустилась на лавку, положив руки на стол, — Если мои родичи узнают о том, что вы были здесь, меня убьют. И вас всех убьют.
— Пробовали уже, — беспечно махнул рукой Зелёный, — и до сих пор мы живы. А если к тебе кто сунется, я его сам прибью, — добавил он угрожающим тоном.
— Слышь, герой, угомонись, — одёрнул я его и повернулся к девушке, — Вот что, Санчара… Да, да. Имя твоё мне известно, — подтвердил я, заметив её удивлённый и настороженный взгляд, — И чем ты занимаешься — тоже. А потому для начала хотел бы поблагодарить тебя за то, что воина моего от смерти спасла. Да за то, что раны его залечила — тоже.
Девушка как-то неопределённо пожала плечами. Мол, ладно, чего уж там, пожалуйста. А потом бросила на меня выразительный взгляд. Что-то вроде: не пора ли вам и выметаться отсюдова? Нет, ответил я ей таким же взглядом, не пора, поговорить надо. Терпеливо вздохнув, Санчара перевела взгляд на потолок.
— Моё имя — сержант Грак. Я — командир отряда, несущего службу на пограничном посту неподалёку отсюда. Я думаю, ты о нём знаешь…
Лекарка поглядела на меня взглядом, полным беспредельной скуки. Как же вы мне оба надоели! — казалось, говорил этот взгляд, — Убирались бы уже поскорее, что ли…
Но уходить, не задав парочки интересующих меня вопросов, я не спешил.

— Вот что, подруга, — заговорил я, — давай так договоримся… Я тебя кое о чём поспрошаю. А ты, чего сможешь, расскажешь. На том и расстанемся. Хорошо?
— Спрашивай, — кротко согласилась девушка.
— Тогда так… Ты давно тут живёшь?
— С тех пор, как мне десять лет исполнилось.
— Ого! — невольно вырвалось у Зелёного, — Бедная девочка! Как же ты тут одна управлялась?
— Управляюсь, — пожала она плечами, — пока вы тут не появились. Теперь вот жду, когда меня наши убивать придут…
— А до тебя тут жил кто?
— Конечно! Наши лекарки тут давно живут. Ещё при моих предках тут жили.
— Понятно… И часто к тебе соплеменники наведываются?
— Как нужда настаёт, так и приходят…
— Стало быть, проход тот, главный, на ту сторону хребта ведёт?
— Ведёт, — покорно согласилась она.
— И как часто они по этому проходу туда-сюда шастают?
Санчара пожала плечами:

— Не часто. Здесь нельзя ходить. Только если жизнь свою спасать надо. А так — через перевал всегда ходят. И вы уходите отсюда. Если хотите жизнь свою спасти…
— Уйдём, не волнуйся, — примиряющее ответил я, — А скажи мне, Санчара: как долго по проходу надо идти, чтоб на ту сторону хребта выйти?
— Не знаю… Я шаги не считала. Иду, пока не выйду. Сходи сам, проверь.
— И — что там?
— Где?
— Ну… когда из прохода выходишь?
Санчара как-то странно посмотрела на меня и пожав опять плечами, произнесла:
— Горы…
— А как далеко от выхода до ваших аилов идти?
— Говорю же — шаги не считала. Тебе надо, сам сходи, — язвительно ответила она.
— Та-ак… ладно, — я побарабанил пальцами по столу, — тебе чего-нибудь надо? Может, помочь чем?
— Мне только одно надо, — нехорошо усмехнулась лекарка, — чтоб вы как можно быстрее ушли отсюда. И забыли сюда дорогу!
— Ну, дорогу-то мы сюда теперь точно не забудем, — наклонился Зелёный к самому её ушку, — уж я-то, во всяком случае — точно!
— Не приходил бы ты сюда, — с надрывом в голосе произнесла девушка, — и сам целее будешь, и мне — спокойнее.
— Ты не хочешь меня видеть? — игриво улыбнулся он ей.
Она опять лишь вздохнула и посмотрела на меня, явно ища поддержки.

— Вот что, парень, — повернулся я в его сторону, — а ну-ка, выйди, за дверью подожди…
— Почему это? — опешил он.
— Сказал — выйди, значит — выйди. Да не бойся ты. Ничего тут не случится. Поговорить нам надо…
Зелёный поколебался, потом, неуверенно взглянув на Санчару, вышел за дверь.
— Ну, говори, — произнёс я, едва за охотником закрылась дверь, — что сказать хотела?
— Не пускайте его сюда, — помолчав, ответила Санчара, — он когда у меня больной лежал, мой двоюродный дядя со своим сыном приходил. Дядя хочет, чтоб я за его сына замуж вышла. Если они Зелёного здесь найдут, убьют сразу. Я его когда домой отправила, они опять приходили. За ним. Забрать хотели. Сильно ругались, когда его не нашли…
— Но ты ведь говорила, что с лекаркой никто ссориться не захочет. Себе дороже, — напомнил я.
— Не смогу я своему роду зло принести, — вздохнула она, — и дядя об этом знает…
— Ну, а ты-то сама кого любишь? — осторожно спросил я.
Санчара долго молчала, глядя куда-то в угол. Потом, повернув ко мне застывшее лицо, прошептала одними губами:
— Уходите… и никогда не приходите ко мне…
Поняв, что дальнейший разговор бесполезен, я поднялся с лавки и, уже подойдя к двери, обернулся:
— Ты… вот что… не терзай ни себя, ни парня. Ни своё сердце, ни природу не обманешь. А потому — приходи к нам на пост пограничный. Или поблизости где бывай… А я его постараюсь почаще отпускать.
Тяжело взглянув на меня, Санчара отвела глаза в сторону и только вздохнула.
Я хотел было ещё кое-что добавить. Но потом просто махнул рукой и вышел.
Зелёный ждал меня снаружи, изнывая от нетерпения. Едва я закрыл за собой дверь, он кинулся ко мне:

— Ну, что там, сержант? Что она сказала?
— Для тебя — ничего хорошего, — проворчал я, забирая у него из рук факел, — пошли отсюда.
— Как пошли!? Я же с ней даже не попрощался!
— Я не понятно сказал, что ли? Пошли!
— Не пойду, — упёрся Зелёный, — что хотите — делайте, а пока с Санчарой не попрощаюсь — не пойду!
— Тьфу, пропасть! — сплюнул я, — вот тоже морока на мою голову! Угораздило же тебя!.. Ладно… Только не долго, — предупредил я, вновь открывая дверь.
— Угу, — торопливо кивнул он, проскальзывая внутрь.
Устав дожидаться своего бойца, я вернулся в пещеру. Санчара сидела на лавке, а Зелёный стоял перед ней на одном колене, охватив её бёдра руками и склонив голову к её груди. Она гладила его по макушке и что-то тихо шептала, как будто маленького ребёнка успокаивала. А он в ответ только время от времени несогласно мотал головой. Похоже, окончательно распрощаться у них получалось не очень…
Неловко кашлянув, я потоптался на месте.
Санчара подняла на меня полные отчаяния глаза.

— Я же просила…
Я виновато развёл руками:

— А что с ним сделаешь? Не пойду, говорит, пока не попрощаюсь, и всё тут. Хоть убейте! Пришлось впустить…
Зелёный поднял голову, посмотрел ей в глаза, потом поднялся на ноги.

— Санчара, — произнёс он, не отрывая от неё глаз, — пусть мы с тобой из разных народов. У нас разная вера и разные обычаи. Но я люблю тебя! С тех пор, как мы расстались с тобой, с тех пор, как ты оставила меня спящим на той поляне, не проходило дня, чтобы я не вспомнил о тебе. Я не мог спокойно есть, спокойно спать, спокойно… — тут он покосился на меня и замолчал.
— Ну? — с притворной суровостью спросил я, — чего замолк? Службу на площадке тоже хреново тащил? Смотри у меня, — погрозил я пальцем, — не погляжу, что ты лучший охотник у нас в отряде. Высеку, как последнюю скотину!
— Вы что, плёткой их сечёте? — возмутилась Санчара, — Как вы можете? Даже у нас вожди этого не делают!
— Ещё как делают, — ухмыльнулся я, вспомнив показательную порку, устроенную горскими вождями некоторым горячим головам во время осенней осады посёлка.
— Да ты не слушай, — улыбнулся Зелёный, — сержант только пугает. Он нас ещё ни разу не порол.
— А надо бы, — проворчал я, — а то распустились тут… Влюбляются в кого не попадя, а я разгребай… Ты закончил?
Зелёный вновь повернулся к своей подруге и провёл рукой по её волосам.

— Санчара, пойдём со мной. Будешь в посёлке жить. А я к тебе приезжать буду. А когда служба наша здесь закончится, вместе уедем. И никто нас тогда уже не найдёт.
— Как ты не понимаешь? — с горечью покачала она головой, — нельзя мне с тобой. Я ведь лекарка своего народа. Как я от него уйду? А если даже и уйду, нас всё равно мои родичи найдут. Найдут и зарежут. Тебя — за то, что меня увёл. Меня — за то, что род свой бросила. Поэтому — уходи. Не надо нам с тобой встречаться. Забудь меня! Сержант, заберите его!
В глазах её стояли слёзы, в голосе звучало отчаяние. Её всю колотило в каком-то диком ознобе.
— Ну, как я тебя сейчас оставлю? — пробормотал Зелёный, пытаясь её обнять.
Вырвавшись из его рук, девушка отскочила к стене.

— Уходи! — с отчаянием в голосе крикнула она, — Уходи, прошу тебя! Не надо тебе здесь быть! Уходи!!
Зелёный беспомощно оглянулся на меня, не зная, что делать.

— Так, ну-ка, давай, парень, выходи, — приобнял я его за плечи и чувствуя сопротивление, подтолкнул к двери, — давай-давай, иди. Я сейчас выйду.
Когда Зелёный вышел за дверь, я набрал полную кружку воды и подошёл к лекарке. Прислонившись к стене, она всхлипывала и утирала катящиеся из глаз слёзы тыльной стороной ладони, мелкая дрожь продолжала её колотить.
— На, пей, — протянул я ей кружку.
Воду она пила мелкими глотками, время от времени всхлипывая и проводя рукой по носу.
"Совсем же ещё девчонка, — подумал я, — а уже вон как жизнь её закрутила…" Но вслух я произнёс другое:
— Ну, ладно, мы сейчас уходим. А ты о том, что я тебе сказал насчёт появления у нас, помни.
Когда мы с Зёлёным подошли к развилке, изнывающий от нетерпения Хорёк кинулся к нам:
— Ну, что там?..
— Там то, что мы и думали, — ответил я, присаживаясь на камень, — пещера лекарки горской. У тебя тут что? Тихо всё?
— Да тихо, — отмахнулся Хорёк и повернулся к Зелёному, — Ну, что? Видел подругу свою?
— Видел, — удручённо ответил тот.
— А чего кислый такой?
— Прогнала она меня. Не желаю, говорит, ни знать тебя, ни видеть…
Хорёк удивлённо присвистнул:

— А почему? Что говорит?
— Говорит — нельзя нам вместе быть. Мол, её родичи нас прибить могут.
— Дела, — посочувствовал Хорёк, — и что делать думаешь?
— Не знаю, — вздохнул Зелёный, — мы предлагали ей с нами идти. Отказалась…
— Что дальше делать будем, господин сержант, — перевёл своё внимание на меня, Хорёк.
— Сейчас — назад пойдём, — ответил я.
— Как — "назад"? — опешил наш остромордый Хорь, — а как же выход на ту сторону обследовать?
— А что там обследовать? — пожал я плечами, — скорее всего — такой же, как и у нас: дыра в земле…
— Но надо же осмотреть, что там и как?
— Надо, — согласился я, — но не сейчас.
— А когда? Мы ведь уже столько прошли! Чего тут идти-то осталось?
— Ну, и сколько тут ещё идти? — поддразнил я Хорька, — можешь ответить?
— Ну… вот как пройдём, так и узнаем!
— Слушай, Хорёк, — покосился я на него, — тебе под землёй находиться долго в одиночку опасно. Мозги перестают работать. У нас сколько факелов целых осталось?
— Два, — тут же ответил Хорёк.
— Вот то-то и оно, — проворчал я, — их нам только на обратный путь и хватит. А сколько ещё идти, чтоб на ту сторону хребта попасть, не известно… Так что поднимайтесь, и пошли назад.
На обратном пути обошлось без приключений. Я шёл впереди, освещая дорогу факелом. Зелёный брёл как не живой, спотыкаясь о камни, и всю дорогу тяжело вздыхал. Хорёк, временами отставал, проверяя, не преследует ли кто-нибудь нас. Удостоверившись, что позади никого нет, опять ускорял ход, пока не присоединялся к нам.
Когда мы вышли из пещеры, на землю уже опускались сумерки. Грызун жарил на костре мясо какой-то зверюги, подстреленной в то время, пока мы бродили под землёй.
— О, появились! — встретил он нас громким возгласом, и прожаренным куском мяса, нанизанном на оструганную ветку, — Гляди-ка, живые, здоровые… И даже, похоже, так ни с кем и не подравшиеся. Чего так? Не задался поход?
— Нормально всё, — ответил за всех Хорёк, забирая у нашего караульного прут с мясом. Откусив довольно приличный кусок, пожевал, проглотил и удовлетворённо кивнул, — Молодец! Хорошо прожарилось. Это был кто?
— Была, — поправил его Грызун, — козочка молоденькая. Видать, только весной народилась.
— М-да… Не долго прожила, — констатировал Хорёк, откусывая второй кусок, — а попить есть чего?
— А вон, — Грызун махнул в сторону реки, — полно воды! Пей — не хочу…
— Не… это не то… Господин сержант, а у вас попить ничего не найдётся?
Я достал из седельной сумки небольшую медную фляжку:

— На, держи. Только, чтоб на всех хватило…
— А что там?
— Вино яблочное. На той неделе в посёлке брал.
— Отлично! — выдернув пробку, Хорёк приложился к фляжке. Сделав несколько глотков, удовлетворённо причмокнул и повернулся к Зелёному, — На-ка, выпей.
Тот, погружённый в свои мысли, отрицательно качнул рукой.

— Пей, говорю! И мясо бери. Нечего тут сохнуть и страдальца из себя изображать.
Видимо, не желая спорить, Зелёный взял протянутые ему прут с жареной козлятиной и фляжку. Задумчиво сделал пару глотков и, стянув с прута кусок мяса, медленно жевал, глядя в огонь.
— Чего это с ним? — подсел к Хорьку Грызун.
— Лекарку свою встретил. Уж не знаю, чего там у них случилось (я там не был), но вернулся он от неё вот такой вот квёлый. Может, вы, господин сержант, нам чего поясните?
Но я в ответ только головой покачал. Мол, ни к чему вам об этом знать.
Назад: Кровь на молочных клыках.
Дальше: На снежных склонах…