Дорога.
Сидя за широким столом, майор Стоури, командир четвёртого Конно-пикинёрного полка Его королевского величества, неторопливо изучал лежащие перед ним документы. Стоя по другую сторону необъятного по своей ширине стола, я спокойно глядел на офицера, ожидая его решение. Я — это сержант Грак из элитного Лейб-гвардии Конно-пикинёрного полка Его королевского величества, квартирующего во-дворцовых казармах. Всего две недели назад я проходил службу в гвардии. И всего два года мне оставалось до окончания полной выслуги.
После двадцати пяти полных лет службы меня ждала достойная пенсия, кругленькая сумма личных накоплений и спокойная жизнь в столице в качестве исполненного достоинства хозяина небольшого трактира или ресторации. Возможно даже, с избранием в члены совета общины. В общем, вполне спокойная и обеспеченная жизнь на склоне лет…
М-да… как многое может измениться в жизни человека всего за пару дней…
Я ещё помню те времена, когда наше королевство, Нуттария, находилось в составе великой Ярвандской империи, раскинувшейся по всему Западному континенту. Только в то время это было не королевство, а Восточная пограничная провинция. Территория эта раскинулась на пересечении нескольких торговых путей. На южном побережье расположился один из крупнейших портов Империи. В него стекались товары со всех восточных земель, не подвластных Империи. Купцы Запада и Востока встречались здесь для ведения своих торговых дел. И львиная доля торговых сборов шла тогда в казну Империи.
А какие только народности не проживали в нашей провинции! За те две сотни лет, что существовала Империя, в городах и посёлках окраинных земель перемешалось десятки наречий и языков. Не удивительно, что когда из наших краёв кто-либо приезжал в имперскую столицу, то понимали его там с пятого на десятое. Что ещё больше отчуждало нас, окраинных жителей, от центральной власти.
Более двадцати лет назад, когда я только ещё начинал свою службу в одном из конных полков, Империя была единой страной, управляемой Великим Императором. Но потом в Имперской столице случился дворянский заговор, привёдший сначала к гражданской войне и свержению правящей династии, а позднее — и к распаду самой Империи на несколько независимых государств. И наш нынешний король Герний являлся сыном и наследником того самого герцога, кто в смутные времена поднял знамя борьбы за независимость Восточной провинции, отбил себе огромный кусок от имперского пирога и основал собственную королевскую династию.
За все годы службы я прошёл через столько походов, схваток и битв, что, будь у меня дворянский титул, сам бы уже давно командовал полком. Не хуже того майора, что сидел сейчас за столом и изучал моё предписание. Ну, а так я всего лишь сержант-десятник…
Неслышно переступив с ноги на ногу, я незаметно оглядел кабинет. Справа, на стене, висело большое зеркало в рост человека. Скосив на него глаза, я увидел в нём своё отражение. А что? Ничего ещё выгляжу, не смотря на сорок "с хвостиком". Среднего роста, мускулистый, с коротко остриженными чёрными с проседью волосами, покрывающими круглую голову на короткой мощной шее, я сам себе чем-то неуловимо напоминал бобра, только что вылезшего из воды и осматривающегося вокруг в поисках подходящего дерева.
Переведя взгляд опять на майора, я вспомнил причину, по которой оказался в этом кабинете и чуть слышно вздохнул. Ну надо же было такому случиться, чтобы за два года до окончания службы влипнуть в эту историю!
И вот теперь я, как последний дурак, стою тут и, изображая на лице тупость и лихость, пялюсь на этого майора, который никак не может определиться, что же ему со мной делать? И я его отлично понимаю! С одной стороны — у него на руках чёткий приказ о выделении мне людей для организации поста наблюдения на горной границе. С другой — он, судя по всему, понимает, что ради такой, в общем-то, мелочи из столичного полка человека присылать не будут. Значит, у меня, что называется "залёт по службе". И я вроде как наказанный. Значит, особо со мной церемониться не стоит. Но, опять же — я сюда прямиком из столицы! А мало ли, какие связи у меня там образовались за последние пять лет…
Я прибыл в его полк лишь сегодня утром. С довольно-таки странным для сержанта столь престижной части предписанием. Организовать на горной границе сторожевой (наблюдательный) пост. И для выполнения сей непритязательной миссии ему, майору Стоури, надлежало выделить под командование вышеозначенного сержанта десяток конных пикинёров из своего полка. Формально сержант Грак (то есть я) приписывался к полку Стоури, но фактически получалось, что я и мои люди будем нести службу абсолютно самостоятельно, не подпадая под какой-либо контроль ни со стороны офицеров полка, ни со стороны самого майора. И при этом полк должен был обеспечивать нас всем необходимым для выполнения поставленной задачи. Довольно интересная, надо сказать, складывалась ситуация…
Вот и ломает теперь майор голову: как же быть и что делать?
Перечитав ещё раз подорожную и предписание, майор, наконец, поднял на меня глаза.
— Ну-с, сержант, как я понимаю, вам задача ясна, не так ли?
— Так точно, господин майор! Вот только…
— Что?
— Да… с местностью я не знаком… Мне бы в отряд кого из знающих эти места…
— Дадим-дадим, — усмехнулся майор, — когда думаете выступать?
— Как только люди, кого дадите, готовы будут, так и выступим. Чего сидеть-то? — развёл я руками.
— Ну-ну, — вновь усмехнулся майор. Потом, помолчав, добавил, — вот что, сержант, идите пока в канцелярию. Пусть вам там писаря продаттестат подготовят на десять человек. Пока — на полгода. Остальное вам потом доставят. Вот, возьмите, — майор подал мне короткую записку, — это отдайте старшему писарю. Он всё сделает. А часа через два вам представят всех остальных солдат вашего отряда. Если вопросов нет, можете быть свободны.
Что мне оставалось ответить?
— Есть, господин майор! — развернувшись, я чётким уставным шагом убрался за дверь.
Выходя от майора, я затылком ощущал на себе его взгляд, который, казалось, так и кричал:
" Иди, голубчик, иди. Интересно бы знать, что такого ты в столице натворил, что тебя в нашу глушь отправили? Да с предписанием перекинуть тебя ещё дальше, на горную границу. Иначе, как ссылкой, это и не назовёшь…"
Когда я проходил мимо сидящего в приёмной дежурного капрала, в кабинете комполка коротко звякнул серебряный колокольчик. Капрал, подскочив на стуле, чуть не спотыкаясь, бросился в командирский кабинет. Я слегка придержал шаг и в неплотно прикрытую дверь услышал распоряжение майора:
— Капрала Горши ко мне. Живо!
Спустя два часа после беседы с командиром полка я подходил к зданию штаба. Всё это время я провёл на интендантском складе, утрясая разные снабженческие мелочи и обсуждая с кладовщиком все пункты согласно полученного продовольственного аттестата. За это время с помощью двух работников, состоящих при складе, а также поминанания всей их родни до пятого колена, споров с каптенармусом и достигнутых договорённостей с ним же, мне удалось собрать, упаковать и отложить в сторону всё, что было предписано получить для отряда перед отправкой на границу. И даже немного сверх того… ну, да за неполных двадцать пять лет службы я уж научился правильно общаться с маркитантским людом…
Когда я подошёл к штабу, у крыльца меня поджидал невысокий, коротко остриженный крепыш, назвавшийся капралом Горши. На первый взгляд он производил впечатление опытного, многое повидавшего вояки. Как потом выяснилось, я не ошибся.
— Сержант Грак, — протянул я ему руку.
— Горши, капрал, — ответил он крепким рукопожатием и, хлопнув меня по плечу, добавил, — ну, пойдём, сержант. Буду тебе твоих людей представлять. Они уже ждут на плацу.
Пока шли к плацу, Горши в общих чертах обрисовал мне, что из себя представляют те воины, что выделены в отряд. Откровенно говоря, картинка меня не обнадёживала…
— Скажу сразу: знаю не всех, — признался он в самом начале разговора, — но из тех, кого знаю… в общем, порадовать тебя нечем. Ты, я вижу, воин опытный, бывалый. Я — из таких же. Потому и говорить с тобой буду на равных. Почти все они — новички. На службе пару месяцев, не больше.
— Как? — я чуть не споткнулся на ровном месте. "Это что за свинью мне тут майор подкладывает?" — мелькнуло в голове. Но это были ещё только цветочки….
— Да вот так, — хмыкнул Горши, — похоже, наш майор решил с твоей помощью избавиться от лишнего мусора, обитающего в полку. А что? Формально он предписание выполнил. Людей тебе выделил, продовольствием обеспечил, маршрут указал. Не придерёшься…
— Ладно, давай, рассказывай, — мрачно буркнул я, когда мы уже выходили к плацу.
— Вон, видишь, стоит один? Весь в бантах и с платочком у носа.
— Ну?
— Из разорившихся потомственных дворян. Едва-едва денег наскрёб на приличную лошадь. На офицерский чин средств не хватило, рядовым служит. Зато гонору и спеси — на троих хватит. Чуть что, сразу за меч хватается. И, кстати, машет им более-менее сносно. В полку — второй месяц.
Мы остановились у края полкового плаца, поглядывая на группу молодых воинов в центре площадки и продолжая тихо беседовать.
— Вон тот сухой и длинный, справа — это Спунт. На службе почти год. В общем-то — нормальный. И как воин неплох. Но уж очень горяч и своеволен. А вон тот чернявый — цыган.
— В каком смысле? — не понял я.
— В прямом. Какая-то тёмная история… То ли с бабой что, то ли закон табора нарушил. Точно не знаю… Он с прошлого месяца к нам в полк поступил. Как воин — пустой звук. Ни дисциплины, ни послушания, ни умения воинского. Конь у него, правда, загляденье! На таком коне не стыдно и генералу ездить. Наверняка спёр где-то. Да и сам он наездник, что надо. Это да…
— Давай про остальных, — напомнил я капралу.
— Ну, из остальных… Вон тот крепыш с короткими чёрными волосами, по слухам — внебрачный сын какого-то дворянина. Бастард, в общем. И, по слухам же, цирковой борец. Только молод он слишком для опытного борца-то, — с сомнением в голосе добавил Горши, — лет двадцать ему, не больше. Кстати, тоже на службе чуть больше месяца. Но особо обрати внимание вон на того маленького. Вишь, глазками по сторонам так и шныряет. Этот — из воров.
— Из каких воров? — тут же сделал я стойку, — по солдатским мешкам шарится?
Только этого мне не хватало! Крыса в отряде!
— За таким делом пока замечен не был, — поспешил успокоить меня капрал, — да и то сказать, он всего месяц, как на службу поступил. Может, не успел ещё… А до того был самым натуральным вором. Это он таким образом из-под руки прокурора решил уйти. Из армии ведь, сам знаешь, судейским выдачи нет. Вот и подписал контракт на три года. Кстати, среди них он самый старший. Ему уже где-то под тридцать. И первый заводила и скандалист. Так и норовит свою линию гнуть… Вот, собственно, и всё. Про остальных — не знаю, не встречался. Но, судя по всему, тоже — из молодых.
— Понятно, — я задумчиво осмотрел своих будущих подчинённых и, коротко вздохнув, широким шагом двинулся через плац. Рядом, не отставая, так же широко шагал капрал.
Основную линию поведения я уже продумал. Оставалось только уточнить некоторые моменты и дальше уже действовать по обстановке.
Воины, заметив приближающийся младший командный состав, развернулись к нам фронтом, изобразив нечто вроде шеренги.
— Становись! — коротко скомандовал капрал, подойдя к изломанному строю на дистанцию в десять шагов. И, не дожидаясь выполнения команды, тут же продолжил, — представляю вам сержанта Грака! С этого момента он — ваш десятник. Вы обязаны ему подчиняться и выполнять все его приказы и распоряжения. Под его командованием вы направляетесь на границу для создания там сторожевого пограничного поста.
— И надолго? — скривился в усмешке тот, кого капрал назвал Спунтом.
— Это кто там голос без спроса подал? — я среагировал мгновенно. И выйдя вперёд, встал напротив него, — кто таков? Имя?
— Спунт моё имя, — и глядит мне в глаза с этаким вызовом. Мол, поглядим, что ты за сержант такой.
Ну-ну, гляди… Как бы гляделки-то не поломались…
— Не понял, — качнул я головой, — повтори.
— Спунт! — голос уже явно начал повышаться.
— Детка. Согласно устава воин армии Его королевского величества, представляясь, обязан полностью назвать свою должность, звание и имя, — голос мой звучал нарочито лениво и размеренно, — попробуем ещё раз… Имя?
— Воин конно-пикинёрного полка Его королевского величества, рядовой Спунт, — в голосе его явно слышалась издёвка.
— Вот так, — я сделал вид, что удовлетворён ответом, — а чтобы ты и дальше не забывал порядок представления… Лечь! — голос мой из лениво-расслабленного в одно мгновение вдруг сделался резким и холодным, как лязг клинка о клинок.
Спунт дёрнулся было вниз, уже почти коснулся руками земли, однако тут же выпрямился и с вызовом уставился на мне в глаза:
— Что!? Не зарывайся, сержант! Как бы не обжечься…
"Ах ты ж, щегол, — думаю, — сам нарываешься! Ну, сейчас я займусь твоим показательным воспитанием. И другим наука будет!"
Резко выбросив правую руку вперёд, я ухватил молодого нахала за шиворот и прежде, чем тот успел понять, что происходит, швырнул его на землю, носом в пыль. В спину ему тут же вдавился мой правый сапог.
— Запомни раз и навсегда, — наклонившись к самому его уху, едва слышным шёпотом прошипел я, — если я отдал тебе приказ, ты должен выполнить его точно, быстро и в срок. И любой ценой! Встать!
Выпрямившись, я шагнул назад. Не чувствуя на себе более моего сапога, взбешённый до помутнения в глазах, Спунт сам вскочил на ноги. И тут же упёрся глазами в мой ледяной взгляд. Кто б только знал, сколько времени я потратил специально на отработку именно ТАКОГО взгляда! Часами просиживал перед зеркалом, добиваясь нужного мне выражения в глазах. От меня потом на улицах бездомные псы шарахались, когда я так на них смотрел. А этот, ничего, устоял…
— Лечь!
— И не подумаю! Я вам что, щенок какой-то!? Дрессировать меня тут взялись. Я уже год, как в полку служу! Других дрессируйте!
Он брызгал слюнями, бледнел и сжимал кулаки, всем своим видом демонстрируя состояние дикого бешенства. Но при этом не делая ни одного резкого движения. Ха! А "бешенство"-то у него, похоже, вполне контролируемое. Ну, что ж, поиграем…
— Так, — заложив руки за спину, я тяжёлым взглядом обвёл стоящих передо мной потенциальных подчинённых, — похоже кто-то чего-то тут недопонимает… Объясняю в первый и единственный раз. Я на службе уже больше двадцати лет. И вы все для меня даже не щенки. Вы — зародыши в брюхе паршивой беременной суки! Именно так я и буду вас называть. Зародыши! И либо я сделаю из вас настоящих боевых псов, либо вы все передохнете!
Я решил ещё более накалить обстановку, чтобы они, так сказать, прониклись моментом и осознали ситуацию.
— И ещё… С этого момента имён у вас нет! Отзываться будете на те клички, что я вам дам. И так будет до тех пор, пока вы не докажете мне, что имеете право на своё имя. Вот ты, — ткнул я пальцем в Спунта, — ты будешь Хорёк! Повтори!
— Я — не Хорёк! — зарычал доведённый до бешенства Спунт, — у меня имя есть!
— Правда? — я постарался изобразить на лице самый жуткий оскал, какой только мог. При этом, признаюсь, изнутри меня разбирал дикий смех. Как сдерживался — даже не представляю, — тогда докажи это прямо сейчас! Или сдохни!
С мягким шелестом меч вылетел из ножен, висевших на моём поясе. "Вот сейчас и поглядим, каков ты на мечах" — мелькнуло у меня в голове.
Миг и, не отскочи Спунт назад, голова его уже катилась бы по плацу. По крайней мере, именно такое впечатление должно было сложиться у всех присутствующих. Уж я-то позаботился о достоверности картинки…
Выхватив меч, Спунт едва успел отбить ещё две мои атаки. Попробовал на обратном махе атаковать сам и в тот же миг оказался лежащим на спине. Я, не желая затягивать схватку, перехватил его правую руку своей левой и просто сбил обормота с ног обыкновенной подсечкой. Уперев кончик меча в горло поверженного, я прорычал:
— Ты будешь Хорьком до тех пор, пока не научишься защищать своё имя с мечом в руке. Повтори!
Этот "звериный" рык я тоже не один раз специально отрабатывал. Впервые я его услышал лет десять назад, когда мы преследовали на западной границе банду хартугов, наскочивших на наши земли с территории соседней Империи и неплохо пограбивших пару приграничных деревенек. Так рычал их вожак, когда его с десятком верных нойоров удалось взять в кольцо. Ох и бился же он! И рычал при этом — просто жуть! Лошади на задние ноги приседали! Вот у него-то я этот рык и перенял.
Словами не передать, с какой ненавистью смотрел мне в глаза Спунт, после того, как я обозвал его Хорьком! Если б взглядом можно было убивать, я уже свалился бы у его ног бездыханной тушкой. А так пришлось только посильнее надавить ему на горло кончиком меча…
— Ну? — подбавил я ещё грозы в голос.
— Хорёк… — хрипло в ответ.
Ага, парень, жизнь-то, похоже, будет подороже дешёвого гонора!..
— Ещё раз!
— Хорёк, — сказал, как плюнул.
— Вот так, — теперь я действительно был удовлетворён. Выпрямившись, отклонил меч от горла проигравшего и отпустил его руку. Потом повернулся к остальным и, убирая меч в ножны, бросил, — через два часа всем собраться здесь же. Буду смотреть ваших лошадей, ваше оружие и имущество. Советую не опаздывать.
После чего развернулся и не торопясь направился к штабу. Я был уверен: на это сборище я произвёл достаточно сильное впечатление. Капрал двинулся следом.
В моё отсутствие у оставшихся на плацу юнцов произошёл следующий разговор:
— Да, повезло нам с десятником, — начал первым кто-то из них.
— А что? — насмешливо отозвался молодой дворянин, — сержант удивительно точен в своих высказываниях. По крайней мере — в отношении некоторых, — тут он кивнул на всё ещё сидящего на земле Спунта, — а ведь и точно — Хорёк! Вы только на его профиль взгляните! Вон какая морда вытянутая…
— Заткнись! — взвился тот.
— А то что? — холодно осведомился дворянин. Рука его легла на рукоять меча, — Хотите предложить дуэль, сударь? На одной вы только что уже побывали. Желаете ещё раз испытать судьбу?
— Посмотрим ещё, как он тебя обзовёт, — отводя глаза, пробурчал Хорёк. Он был уже осведомлён о том, что молодой граф неплохо владеет мечом и за короткое время пребывания в полку успел приобрести репутацию задиры и дуэлянта.
— Да ладно вам, — добродушно протянул здоровяк с раскосыми, как у степняка, глазами, — мало вам сержанта? Ещё между собой лаяться будете…
— Между прочим, хорёк — зверь хищный. И очень опасный, — как бы невзначай подал голос молодой парень, отличавшийся хорошо развитыми мускулами рук, гибкостью тела и мягкой неслышной походкой.
Побитый сержантом воин только сумрачно глянул на него, но ничего не сказал
— Похоже, шавки, нас ждут крутые времена, — подал голос тот, кого капрал назвал вором, — и либо этот грёбаный сержант обломает вас, либо — вы его.
— А почему это нас? — прищурился бывший борец, — к тебе это не относится?
— А меня и не такие ломать пытались, — хищно ощерился вор, — ты в наших трущобах не бывал. Тебе там и часа не прожить. Так что, — он легонько помахал в воздухе рукой, — это не ко мне. Надоест — свалю по-тихому, и травка не шелохнет.-
А я змеёю скользну между травкою,
Покусаю и скроюсь во тьме…
Ой, да буду гулять по дубравкам я
Наплевать на
дружков моих мне,
— медленно перебирая струны, насмешливо пропел цыган.
— Ну, ты, чернявый, потише, — круто развернулся к цыгану вор, — я дружков своих не сдавал. За такие предъявы, знаешь ли, и по харе недолго отхватить. А среди вас у меня дружков нет…
— Ну так давай, попробуй, — улыбчиво предложил цыган. Гитара мгновенно оказалась у него за спиной. А в правой руке невесть откуда вдруг мелькнул короткий клинок метательного ножа. Вор моментально остыл. Все присутствующие знали, что в деле метания ножей цыгану не было равных. Всего неделю назад он на спор с расстояния в двадцать шагов пятью ножами прибил к двери казармы кожаную перчатку за каждый палец по отдельности. Понятное дело, ни у кого из присутствующих не возникало желание проверять, что же окажется быстрее: его меч или нож цыгана.
— Ты за словами-то следи, — проворчал напоследок вор.
Однако цыган, не оглядываясь, уже вразвалочку шёл к казарме, наигрывая что-то на своей гитаре. Остальные вразнобой потянулись следом.
"Если честно, то мне этот сержант сразу не понравился. Точнее — сначала это задание долбанутое, с которым он приехал — два года на горной границе торчать! — а уж потом и он сам.
Уж больно дерзкий. И кличка эта, которой он меня обозвал — "Хорёк", тоже не понравилась. И звучит-то как мерзко…
У меня лично свои планы насчёт дальнейшей службы были. Год я уже отслужил. И теперь вовсю старался в самое ближайшее время заполучить себе капральский значок. Уже и со взводным нашим лейтенантом поговорил. У нас в эскадроне как раз место освобождалось — сержант один по выслуге лет увольнялся.
Намечалась перестановка…
А если я в эти горы поеду, то не видать мне ни должности десятника, ни звания капральского, как своих ушей… Да вот не повезло мне слегка. За пару дней до приезда этого сержанта поцапался я по крупному с нашим эскадронным. Вот и решил он от меня избавиться. В отместку, так сказать…
Так что всё своё недовольство этой поездкой я и выразил, как смог. Да только кто ж знал, что этот столичный хлыщ таким крепким бойцом окажется!?
Обычно приезжие столичные только и умели, что винище хлестать, да девок по углам зажимать. А этот вон как себя повёл…
Что ни говори, а со мной он ловко управился. Сразу понятно: навыки боевые, не в фехтовальном зале полученные. В общем, решил я пока потерпеть, а там уж видно будет…"
— Не слишком ли ты круто завернул? — поинтересовался капрал, когда мы отошли от моего (теперь уже — моего!) десятка на достаточное расстояние.
— Ничего, — я усмехнулся, — им только на пользу пойдёт. А этот, Хорёк-то, нормально держится. Реакция есть. И напористость — тоже. Обучим…
— Ну-ну, — неопределённо протянул капрал, — тебе виднее. Гляди, как бы они первыми тебя не прирезали. Один ведь с ними будешь.
— А поехали со мной, — предложил я ему, — чего тебе тут в полку киснуть? А там — свобода! Сами себе хозяева. Что хотим, то и делаем. Как сами решим, так и службу справляем. Лишь бы ей не в ущерб. Поехали!
Мне и в самом деле всё больше и больше нравился этот капрал. Спокойный, рассудительный, зря не болтает, и опыт, сразу видно, имеется.
— Да нет, — мотнул он головой, — это уж кому как. А я здесь, при полку буду. Да и повышение мне вскорости светит…
— Понятно, — покивал я, — повышение в нашем деле — штука важная и нужная.
— Ты куда сейчас?
— Да вот хочу кое о чём с господином майором поговорить.
— О чём это? — насторожился капрал.
— Да есть о чём, — загадочно протянул я, проходя в двери штаба.
Поднявшись на второй этаж и повернув налево, я подошёл к уже знакомой двери кабинета командира полка. У стены на стуле сидел давешний дежурный капрал и от нечего делать полировал суконкой свой нагрудный значок.
— У себя? — поинтересовался я, кивая на дверь.
— Угу, — кивнул капрал, не отрываясь от своего занятия.
— Я постучу?
— Попробуй, — равнодушно кивнул дежурный, — захочет, примет…
Я одёрнул форму и решительно постучал. Дождавшись ответа, широко распахнул дверь и шагнул внутрь.
— Разрешите, господин майор?..
— А, это вы, сержант… Заходите. Что у вас?
— Господин майор, я к вам по поводу тех людей, что были назначены в мой отряд.
— А в чём дело? Что-то не так?
— Так точно, господин майор! Это всё сплошь новобранцы. Они не то, чтобы не готовы к службе на границе… Они вообще о службе не имеют никакого понятия! Я считаю, что для выполнения моего задания требуются более подготовленные воины.
Особой надежды на хоть какой-то результат у меня не было. Но под это дело я хотел выторговать у майора ещё кое-что, крайне мне необходимое…
— Вот как? — саркастически усмехнулся майор, выслушав мой демарш, — вы, оказывается, ещё что-то там "считаете", сержант? А разве вас в столице не научили тому, что приказы должно исполнять? А не рассуждать о том, что вы "считаете", а чего — "не считаете"! Будьте довольны тем, что имеете! И потрудитесь не задерживаться с выступлением. Свободны!
Ну что ж, вполне ожидаемый ответ. Продолжим…
— Господин майор! Не я придумал это задание. Зато я отлично понимаю, кто может с ним справиться, а кто — нет. Или вы хотите, чтобы оно было провалено? Мне так и сообщить об этом в столицу?
— Послушайте, сержант, — майор вышел из-за стола и, подойдя ко мне вплотную, по-отечески взял меня под локоток, — ну, кому вы собираетесь сообщать? Кому в столице это нужно? Кого могут интересовать проблемы какого-то там сержанта? Уж кто-кто, а мы-то с вами отлично знаем, что вас просто убрали из столичного полка подальше от чьих-то глаз… Верно? Потому и предписание у вас — находиться на этом сторожевом посту два года. Как я понимаю, до самого вашего выхода на пенсию, верно? Ну, а если даже кто-то вдруг поинтересуется, то я тут же объясню такому любопытствующему, что у меня и так в полку недобор. В каждом эскадроне до двух десятков человек не хватает… Как говориться: чем богаты — тем и рады. Так что езжайте, сержант, с богом, организуйте службу и сидите там два года тихо и незаметно. Как амбарная мышь. Вам всё понятно?
— У меня ещё один вопрос, господин майор, — я постарался скроить самую мрачную и озабоченную физиономию, какую только смог.
— Какой?
— Продовольствие и снаряжение я получил на весь отряд. А вот везти его не на чем. Интенданты, (чтоб им пусто было!) говорят, чтоб я сам об этом позаботился.
— И что же вам нужно? — майор уже вернулся на своё прежнее место за столом и теперь, вольготно развалившись в своём любимом кресле, благосклонно взирал на меня. Похоже, он решил, что неплохо бы несколько подсластить мою горькую пилюлю.
Так поможем же ему в этом!
— Телеги с лошадьми и возчиками, — высказал я своё пожелание.
— И всё? Ну, это не сложно… Я распоряжусь! Вам выделят для доставки две телеги с возчиками. Но после того как прибудете на место, они сразу же возвращаются назад! Это — приказ.
— Так точно, господин майор!
— Ну, если других вопросов нет, можете идти.
То, что мне было нужно, я получил. А других вопросов к майору у меня не было. И потому, лихо отдав честь, я развернулся и — убыл по своим делам…
Полдень. Середина мая месяца. Солнце слепит глаза. Полковой плац жарит, как сковорода на раскалённой плите. Сержант Грак (то есть — я), заложив руки за спину, медленно движется вдоль строя своего невеликого отряда. Восемь человек, разложив на утрамбованной земле плаца своё небогатое солдатское имущество, стоят изломанной линией, держа под уздцы лошадей. Стоят в полном вооружении. А это — кольчуга до колен, прикрытая на груди зерцалом, шлем с подшлемником и прикреплённым сзади "конским хвостом". На поясе — прямой кавалерийский меч. Хоть и значительно облегчённый в сравнении с пехотным, но тоже свой вес имеющий. В правой руке — пика длинной в пять локтей. Пот градом течёт с каждого. Осёдланные лошади, лениво встряхивая гривами и хвостами, отгоняют назойливых слепней.
Пройдясь перед строем справа налево, я развернулся и так же медленно пошёл в обратном направлении. Мне-то что? Я кольчугу и шлем не одевал. К солнцу иду боком. А голова так и вообще повёрнута лицом к строю. Получается, что солнце у меня вообще как бы за спиной. Это называется: "косвенное воспитание личного состава". С давних пор известна старая армейская истина: "хочешь за….ть личный состав — поставь его лицом к солнцу". Что я сейчас с успехом и выполняю. Уж я-то отлично знаю эффективность данного способа воздействия на подчинённых. За годы службы сам его на своей шкуре не раз испытывал…
Дойдя до правофлангового, я остановился и резко развернулся лицом к строю. Глаза встретились с неподвижными зрачками стоящего напротив солдата.
— Имя?
Напротив стоял всё тот же Спунт, имеющий теперь свою собственную кличку.
— Ну?..
— Воин конно-пикинёрного полка Его королевского величества, рядовой… — и замолчал, не в силах произнести то, что я ожидал от него услышать.
— Ну?.. — побольше угрозы в голосе, сержант, побольше…
— Хорёк, — скривившись, как от зубной боли, выдавливает из себя Спунт.
— Так, — удовлетворённый кивок и поощрительная улыбка, немного смягчаем голос, — показывай, что у тебя?
Осмотрев разложенное на плаще содержимое мешка солдата, особых замечаний ему не делаю. Да и повода, собственно, не имеется. Оружие в отличном состоянии, в мешке всё в полном комплекте. Лишь порекомендовал подточить меч, да запастись лишней парой тетив для арбалета. Пригодятся…
— Рассёдлывай коня.
Дожидаясь, пока Хорёк выполнит приказ, повернулся к остальным:
— Всем расседлать своих лошадей!
Потом вновь повернулся к Хорьку.
— Ну, давай посмотрим.
Осматривал коня недолго. Зубы, хорошо ли подкован, нет ли потёртостей под седлом, хорошо ли вычищен конь и вычесаны хвост и грива. Конём тоже, в основном, остался доволен.
— Хорошо. Седлай. И после смотра зайди в кузню. Пусть на задние копыта новые подковы набьют. В горы идём. А подковки эти уже подточились. Лучше поменять…
— Слушаюсь, господин сержант, — Хорёк, судя по всему, ожидавший очередных придирок, с явным облегчением перевёл дух.
Следующим в строю стоял добродушный здоровяк со степным разрезом глаз.
Когда я встал напротив, он представился, как рядовой Шорам.
Осматривая его имущество, я обратил внимание на то, что среди прочего у Шорама имелось и кое-что из набора кузнеца. Ну, там, клещи, небольшой молот, пара каких-то отбойников…
— Что это у тебя?
— Так я же полтора года подмастерьем в кузнице проработал, — развёл воин руками, — вот и прихватил. Вдруг пригодится?
— А что умеешь?
— Ну… Могу нож сковать, или там из деревенской утвари чего по мелочи. Коня вот могу подковать…
— Хорошо. Оставь. Пригодится. А чего это у тебя рожа степняцкая? Ты откуда родом? В степи родился?
— Да я-то сам в степи и не был никогда. А вид такой мне от бабки моей достался. Мой дед ещё когда молодым был, ходил в поход с графом нашим в степи дикие, что на северо-востоке. Вот там он и захватил степнячку молодую. Да такую уж красивую, что пока обратно шли, он в неё и влюбился. И у господина графа нашего попросил разрешения, чтоб жениться на ней. А так, как был он у графа на особом примете, то и разрешение получил без задержки. Вот так вот в роду нашем степная кровь и появилась, — улыбаясь, вновь развёл руками Шорам.
— Понятно. Тебе сколько лет?
— Так осенью уж двадцать первый год сполнится.
— Ну, значит, и прозвище у тебя будет соответствующее. Степняк. Повтори!
— Так как же, господин сержант? — растерянно посмотрел парень, — мне моё имя отец с матерью давали, с деревенским гадателем советовались.
— Не понял, что ли? — я-то его вполне понимаю. Мне этот деревенский обычай знаком. Сам оттуда. Но… — или уже забыл, что я два часа назад сказал? Напомнить?
— Никак нет, не забыл, — голос парня звучал совсем потерянно.
— Повторить! — команда резкая, жёсткая. Ничего. Пусть привыкает подчиняться.
— Рядовой Степняк…
М-да… Квашня, а не воин. Пора встряхивать.
— Смирно! Ещё раз! Громче!
Парень вытянулся и, вскинув голову, резко ответил:
— Рядовой Степняк!
— Вот так. Уже лучше. Вещи можешь собирать. Коня вычистить ещё раз. Плохо почищен. И хвост ему как следует вычесать!
Рядом со Степняком — молодой воин лет двадцати трёх. Сухощав, жилист, светлые волосы до плеч, руки крепкие, с тугими мускулами. В разговоре выяснилось: охотник, родом из охотничьей семьи лесовиков. Звать Галмар. Как в полку оказался? Да надоело в лесу сидеть. Захотелось поглядеть, что в мире делается. Пришёл в город. Тут его и уговорил вербовщик в трактире контракт подписать. Пока стандартный, на три года, а там видно будет. Да, стреляет хорошо. Хоть из лука, хоть с арбалета. Нет, верхом никогда не ездил. По лесу всё больше пешком… но уже более-менее научился.
— Ладно, в пути поглядим на твоё более-менее, — ворчу в ответ, — прозвище твоё будет — Зелёный.
— А почему "Зелёный"?
— А потому, что из лесу вышел, — уже с усмешкой ответил я и повернулся к следующему.
Вашу Бога душу мать! И что же мы тут видим!? Мои брови сами собой изумлённо поползли вверх. Передо мной стоял, лениво помахивая перед лицом платочком, тот самый, из разорившихся. Весь в ленточках и бантиках, как девица на выданье. У ног его так и лежал неразобранный вещевой мешок. Да и, плюс ко всему, лошадь его тоже стояла нерассёдланная.
— Этто ещё что такое!? — справившись с первым приступом изумления, выдал я, — почему приказ не выполнен? Почему вещмешок не разложен, лошадь не рассёдлана? Со слухом проблемы? Уши прочистить!?
— Видите ли, господин сержант, — вальяжно эдак выкладывает он, — дело в том, что я сам подобными вещами не занимаюсь. У меня для того слуга имеется…
— Что!? — взревел я, как подрезанный буйвол, — какой такой, к чёртовой матери, слуга!? Ты кто? Солдат на службе или барышня в положении?
— Вы забываетесь! Я — дворянин! Моё имя — граф Корман! И мне по статусу положен слуга…
Я в какой-то момент даже испугался за него. Думал, задохнётся от возмущения. Его аж перекосило всего! Гляди ты — оскорблённое достоинство…
— Заткнись, дворянчик! Статус у тебя будет тогда, когда ты из полка уволишься. Либо, когда станешь офицером. А ну, живо рассёдлывать лошадь!
— И не подумаю! — похоже, он уже тоже взбесился. Орёт так, что лошади шарахаются…
Не будем затягивать выяснение отношений… И тут же моя тяжёлая ладонь с силой хлопнула его по шее, буквально пригвоздив голову к седлу стоящей рядом альбиноски. Железные пальцы так сдавили яремную жилу, что у парня, похоже, помутилось в голове. По крайней мере, глазки начали закатываться. (Уж я-то знаю, куда и как надо давить) Продолжая сжимать пальцы, я наклонился к самому его уху и чуть ли не по слогам прошептал:
— Если ты, щегол, ещё хоть раз попробуешь задрать на меня свой облезлый хвост, я тебя удавлю. Ты всё понял?
Не в силах произнести хоть слово, молодой граф лишь что-то невнятно просипел. Похоже, он согласен. Ну, что ж, отлично! Пока мне большего и не надо. Удовлетворённо кивнул и, разжав пальцы, шагнул назад.
— Рассёдлывай!
Дождавшись, когда команда, не быстро и очень неловко, была выполнена, я сказал:
— С этого момента тебя будут звать Дворянчик. Повтори!
— Я — граф… — начал было снова Корман.
— Во-во! Граф, — перебивая его, тут же согласился я, — потому и прозвище тебе соответствующее. Напомнить?
— Не надо, — буркнул Дворянчик.
— Тогда сам вспомни.
Куда ему было деваться? Корман "вспомнил". Но это было ещё не всё. Надо было его кое-чем "озадачить".
— Цыган! — повернулся я направо.
— Здесь! — отозвался тот.
— О! — подняв палец, не замедлил я выказать своё удовольствие, — некоторые сразу своё прозвище улавливают…
— А чем оно плохое-то, господин сержант? — вновь отозвался Цыган, — когда оно так и есть.
— Ну, вот что, Цыган, даю тебе три дня. Обучишь Дворянчика с лошадью обращаться. Седлать, рассёдлывать, чистить, кормить. Ну, и всё прочее, что в дороге понадобиться. А через три дня я проверю. И гляди у меня, — это уже к Дворянчику, — боже упаси, ежели мне что не понравится… А слугу своего можешь гнать в три шеи. Всё равно с собой ты его не возьмёшь. И бантики свои обдери. Не на деревенской гулянке, — добавил я напоследок.
— Слушаюсь, — состроил тот недовольную мину.
За графом настала очередь невысокого крепыша с коротко остриженными светлыми волосами, голубыми, на выкате, глазами и забавно торчащими большими ушами. Назвался рядовым Локханом. На службе почти полгода. Отец — деревенский священник. А вот его в армию потянуло, решил послужить.
Осмотрев его имущество и коня, я сделал несколько мелких замечаний и пошёл дальше. Локхан оказался единственным, кому я пока ещё не придумал прозвище.
— Пока так походишь, — неопределённо сказал я, переходя к стоящему рядом с Локханом Цыгану.
Основную информацию о нём я уже знал. Осмотрев как следует имущество чернявого зубоскала, сделал ему хорошую выволочку в своём стиле за плохо почищенное и наточенное оружие, за бардак в вещмешке. Зато похвалил за ухоженного коня. Конь, кстати, и впрямь был хорош! Напомнил о Дворянчике и повернулся к очередному подчинённому.
— Рядовой Громаш, — представился тот.
Это был тот самый бастард, о котором упоминал капрал Горши.
— А ты, правда, в цирке борцом выступал? — поинтересовался я, осматривая содержимое его мешка.
— Нет, — мотнул он головой, — я только брал у цирковых борцов уроки борьбы. Мне по статусу невозможно в цирке выступать.
— Ещё один "со статусом" — хмыкнул я, — это по какому такому статусу?
— Я сын маркиза Казура…
— Внебрачный! — послышался насмешливый голос Дворянчика, — бастард! Мамка-посудомойка нагуляла!
Громаш дёрнулся, как от удара плетью, но, остановленный моим взглядом, смолчал. Лишь бросил короткий, как удар кинжала, взгляд в сторону обидчика.
Понятно… Болезненная тема для парня. Как бы он под это дело дров не наломал… Я решил несколько смягчить ситуацию:
— Ну, вот что. Мне всё равно, кто там у тебя отец с матерью, и кем ты являешься. От тебя мне только одно нужно: хорошая служба. А прозвище твоё будет — Циркач. До тех пор, пока не вернёшь себе своё имя. Понял?
Похоже, до него уже дошло, что спорить смысла не имело…
— Понял, — а сам глаза отводит.
Не нравится. Это хорошо. Значит, будет изо всех сил жилы рвать, чтоб только имя своё вернуть.
Строй замыкал тот самый бывший вор, на которого капрал советовал обратить особое внимание. Остановившись перед ним, я медленно, сверху вниз, осмотрел солдата и лежащие на плаще у его ног вещи. Потом перевёл взгляд на понуро стоящую лошадь. Всё это время вор стоял вольно, время от времени бросая в рот земляные орешки и сплёвывая шелуху на землю.
— Собери всё, — голос у меня задушевный, никакой грозы не предвещающий. Я уже знаю, как воздействовать на него. Я знаю, чего он боится! А это — главное.
— Что собрать? — не понял тот.
— Шелуху всю с плаца собери. Это полковой плац, а не мусорка.
— Я чё, шнырь какой-то, штоли? Уборку тут наводить… Кому надо, пусть убирает.
— Слышь, ты, белочка с орешками… Я ведь с тобой спорить не буду. Уж кто-кто, а ты-то мне точно в отряде не нужен. Я сейчас, после осмотра, просто пойду в штаб, напишу рапорт о твоей полной непригодности к службе и подам его на подпись майору… И ты вылетишь из полка к чёртовой матери! Прямо в лапы к судейским. А ну, живо всё собрал!
— Ладно, чё орать-то? Прокурором сразу грозится… Счас уберу, — сконфуженный вор присел на корточки, быстро подбирая с земли ореховую шелуху и ссыпая её в какую-то тряпицу.
— Встать! — я уже рычу. Более того! Я — в бешенстве!
— Ты, задрыга, — я нависаю всей своей массой над суетливо подскочившим солдатом, — забудь свои воровские замашки! Не на "малине"! Я тебе здесь и мать, и отец, и прокурор. И сам Господь Бог! Только слово у меня вякни, — я внезапно меняю тон и перехожу на тихий свистящий шёпот, — и будешь первым из всей этой кучки задохликов, кто у меня сдохнет под армейской лямкой. Всё понял?
Вор судорожно сглотнул, мигнул, и дёрнул подбородком вниз, как бы говоря: "конечно-конечно, я всё понял! Не извольте сомневаться"
— А прозвище твоё будет — Грызун. Чтоб ты всегда помнил о том, что я тебе сейчас сказал. Повтори!
— Так это… Грызун…
— Полностью!
— Воин Его королевского величества Конно-пикинёрного полка, рядовой Грызун! — вытянулся тот, стараясь стать как можно выше.
— Вот так, — возвращаясь к нормальной манере разговора, говорю я и хлопаю его по плечу, — ну, показывай своё имущество.
А дальше пошёл полный разнос Грызуна по всем статьям осмотра. Вещи не стираны, оружие не вычищено и не наточено, в арбалетном колчане мало болтов, конь не вычищен, и т. д. и т. п. На одного Грызуна я потратил больше времени, чем на всех остальных, вместе взятых.
— М-да, — совсем выдохнувшись под конец, произнёс я, — это никуда не годится… Может, и вправду проще уволить тебя из полка?
— Не надо, господин сержант, — заканючил Грызун, — я всё сделаю! К завтрему всё будет готово. Только не увольняйте меня! Мне никак нельзя из армии… Ну, никак!
— Хм… Да? — я скептически качаю головой, — к завтрему, говоришь? Ну, ладно, завтра и поглядим, — потом повернулся лицом ко всему отряду.
— Завтра утром, по окончании завтрака, повторный смотр. Все недостатки должны быть устранены! Сразу после смотра — выступаем. Вопросы есть?.. Вопросов нет… Разойдись!
Если выйти из расположения полка через массивные двустворчатые ворота, сбитые из толстых дубовых досок, повернуть направо и пройти с полсотни шагов, то окажешься прямо у входа в харчевню "Под пиками". Хозяин её, вышедший пять лет назад в отставку капрал, название выбрал немудрящее и очень точно характеризующее основной состав своих посетителей. Потому, как ходили к нему пропустить стаканчик, а то и плотно покутить, в основном солдаты стоящего по соседству конного полка. Нередко сюда заглядывали и девицы свободного поведения, и различные мелкие торговцы, надеющиеся поживиться со скудного солдатского жалованья. Здесь же порой солдаты, вернувшись из какого-нибудь похода, сбывали всякую мелочь, доставшуюся им в качестве добычи. В общем, харчевня была довольно популярна у служивого люда и вполне пользовалась его благосклонным расположением.
Вставать на довольствие на сутки в полку смысла не имело. И потому основательно пропотевший и упарившийся за время проведения смотра на плацу, я решил заглянуть "Под пики" пропустить стаканчик-другой, а заодно и перекусить чего-нибудь. Тем более, что денежки имелись. Я вообще люблю покушать после трудного и жаркого дня. Как говорил один мой знакомый лавочник: "Себя надо любить. И потому кушать надо регулярно!" Вот только при нашей беспокойной солдатской службе не всегда такое удаётся. А значит — не будем упускать подвернувшуюся возможность!
Заказав себе большой кус холодной отварной телятины, жареные овощи, хлеб и кувшинчик доброго пива, я пристроился за столик у дальнего окна и принялся неторопливо поглощать всё, что молоденькая прислужница выставила на моём столе. А заодно приглядываясь и к ней самой, соображал, как так половчее подкатиться, чтоб ночку не одному коротать? За этим занятием меня и застал рядовой Локхан, до сих пор так и не получивший своего персонального прозвища.
Зайдя в харчевню, он остановился на пороге и внимательно огляделся по сторонам, явно кого-то выискивая. Увидев вкушающего с задумчиво-мечтательной мордой меня, он одёрнул форму, пригладил волосы под форменным беретом и решительным шагом направился к столу командира. Подойдя, вскинул руку в уставном приветствии и, опуская её, спросил:
— Разрешите обратиться, господин сержант?
"Господин я", жевавший в этот момент приличный кусок варёного мяса, на мгновение замер, потом что-то невнятно промычал сквозь набитый рот и кивнул. (Ещё бы! А что я мог сказать с полным ртом?) Локхан, расценив действия командира, как разрешение, продолжил:
— Тут такое дело, господин сержант… К нам на службу один человек просится…
Наконец справившись с мясом, я запил проглоченный кусок добрым глотком пива из стоящей рядом кружки и взглянул на солдата.
— Ну, а мне-то что? Пускай в полк идёт…
— Ну, это конечно, господин сержант, — замялся Локхан, — только он, видите ли, с нами ехать хочет…
— Так он именно ко мне просится?
Это становилось интересным. Не успев появиться в полку, я уже обрёл некоторую популярность! Причём такую, что люди ко мне в десяток сами набиваются. С чего бы это?..
— Так точно, господин сержант! Именно к вам!
— Вот как… И откуда же он меня знает? И почему ты за него тут хлопочешь? Ты что, его родственник? И, кстати, где он сам?
— Он тут, за дверью стоит. А я… ну, просто я его знаю…
— Откуда знаешь? Давно?
— Нет… Недавно. Пару месяцев!
— Так откуда ты его знаешь?
— Ну… Он — это…
— Чего "это"? — я уже начал потихоньку закипать. Мало того, что поесть спокойно не даёт, так ещё и мнётся, как девица на выданье, — не слышу чёткого ответа, солдат! Докладывай коротко, ясно, конкретно! Ну?
— В общем, он — слуга графа… в смысле — Дворянчика, — тут же поправился Локхан, и уточнил, — в смысле — бывший слуга.
Ах вот оно что. Дворянчик решил всё же оставить слугу при себе. Но только под видом солдата… Ну, я ему устрою!
— Я, кажется, сказал гнать этого слугу в три шеи! Вы что, решили из меня дурачка сделать? "Заезжего столичного" развести? — голос мой, как это обычно бывает перед бурей, сделался крайне спокойным и задушевным.
Локхан, похоже, почуявший надвижение этой самой грозы, заговорил торопливо, чуть заикаясь и резко, прерывисто вдыхая воздух:
— Господин сержант, никак нет! Просто… Парню идти некуда… Один он совсем, всю семью потерял! Его граф, Дворянчик то есть, больше из жалости взял. Ещё когда только в полк поступать ехал. Вот с тех пор он при полку и живёт. Он и в услужении-то только за еду да кров у Дворянчика был. Возьмите его, господин сержант! Вы не пожалеете. Мы вчетвером в одном эскадроне были. Я, Дворянчик, Грызун, Цыган. Мы его знаем…
— А почему ж он раньше в полк не записался?
— Да… как-то не думали об этом, — пожал плечами Локхан.
— А теперь, значит, как прижало, подумали? — я уже усмехаюсь. Похоже, дело обстоит несколько иначе, чем я себе вначале представлял, — ладно, где он там? Давай его сюда. Для начала я должен на него взглянуть.
Торопливо кивнув, Локхан бросился к двери, приоткрыл её и, высунув наружу голову, что-то крикнул. Спустя пару секунд дверь раскрылась и на пороге появился нескладный парень. На вид ему было лет двадцать. Высокий, слегка сутулый, сухощавый.
"Ничего. Откормим, мясо нарастет…" — подумалось мне. Особенно выделялись кучерявые пушистые волосы цвета льна, пышной шапкой лежавшие на голове. Глаза смотрели доверчиво и как-то… по-телячьи, что ли?
Стоя перед моим столом, парень нерешительно переминался с ноги на ногу и не знал, куда деть свои длинные загорелые руки с широкими ладонями. Локхан стоял чуть сбоку и позади него, давая своему командиру возможность вести разговор с кандидатом напрямую, без посредника.
Вдоволь налюбовавшись на новобранца, я будничным голосом поинтересовался:
— Кто таков? Откуда?
— Так это… Степишем меня зовут… Из Кравулек я… Село такое. На самой границе с Большой степью стоит…
— Деревенский, значит. А чего в город понесло?
— Ну, так сложилось, — опустил парень голову. Голос его дрогнул, кисти рук, спрятавшись за спину, сжались в один кулак.
— Бывает, — качнул я головой. Понятное дело: границы ныне неспокойные. Видать, там всю семью и потерял, — что делать-то умеешь?
— Так всё, что на селе делают… Пахать могу, копать, деревья рубить, дом поставить. Да мало ли…
— Ну, пахать-то тебе вряд ли придётся. А верхом ездить умеешь?
— А как же! Сызмальства к лошадям приучены. И верхом могу, и как за лошадью ухаживать, и как упряжь чинить. Меня отец всему научил, — на последней фразе голос опять предательски дрогнул и Степиш отвернулся, уводя глаза в сторону.
— А с оружием обращаться?
— На охоту с рогатиной ходил, — неуверенно ответил парень, — с самострела могу стрелять…
— И как стреляешь?
— Ну, шагов на пятьдесят в бегущего зайца попаду, — не удержался от похвальбы новичок.
— Тебе сколько лет?
— Осенью двадцать будет, — как-то неуверенно, будто припоминая что-то, ответил он.
— Та-ак, ясно.
В целом мне и в самом деле всё было понятно. Совсем ещё зелёный. Ну, да где их, зрелых-то, взять… А у меня десяток не полный… Но сразу я ничего говорить не стал. Помолчал какое-то время, похлопывая ладонью по столу и испытующе глядя на новобранца. Что бы он, так сказать, поглубже прочувствовал серьёзность момента. Потом, вздохнув, сказал:
— Ну, вот что, парень, я тебя возьму. Но только запомни… Ты теперь будешь солдатом на службе Его королевского Величества. И если я хотя бы один раз замечу с твоей стороны по отношению к другим хоть что-то, похожее на замашки слуги, я тебя тут же вышвырну из отряда к чёртовой матери! Ты хорошо понял, что я сказал?
— Понял, господин сержант, — закивал головой Степиш.
— А ты, — повернулся я к Локхану, — запомни сам и передай другим. Особенно — Дворянчику. Попробуете его как слугу использовать, я вам такую весёлую жизнь устрою… Все два года животики надрывать будете! Усвоил?
— Так точно, господин сержант! — вытянулся тот, бросив быстрый взгляд на Степиша.
— Хорошо. Поглядим… Значит, так. Сейчас идёшь с ним в полк. Находишь там капрала Горши. Объясняешь ему суть дела. Пусть отведёт новобранца к полковому писарю, чтоб его в полковой реестр вписали. И пусть выпишет на него продаттестат на полгода! После этого занимаешься его экипировкой и получением довольствия. И постригите его. А лучше — обрейте! А то стоит тут, как одуванчик… Кстати! Именно так тебя и будут теперь звать. Одуванчик. Повтори!
Степиш, не понимая, о чём идёт речь, растерянно оглянулся на Локхана. Тот незаметно кивнул головой, как бы говоря: "Делай, что велено. Потом объясню".
— Одуванчик, — недоумевающим голосом произнёс парень, вновь поворачиваясь ко мне.
— Запомни это, — с нажимом произнёс я и взглянул на Локхана, — а ты… Тебе я тоже прозвище придумал. Полоз!
— Почему — Полоз? — от неожиданности мигнул тот.
— Вообще-то правильнее тебя было бы назвать Ужём. Похоже, ты очень хорошо в любую дырку влезть можешь… Но слишком коротко получается. Так что — будешь Полозом. Всё, свободны! Завтра утром он стоит со всеми в строю, как положено. Смотреть буду по полной! И что был готов к выходу! Всё понятно?
— Так точно! — хором ответили оба.
— И чего стоим? Марш выполнять!
Парни, дружно развернувшись, бегом бросились к двери. Я же, довольно ухмыльнувшись, отпил ещё глоток из кружки и вновь принялся за мясо, горкой лежавшее передо мной на блюде.
Однако, спокойно поесть так и не пришлось. Спустя пару минут после того, как я побеседовал с новобранцем, напротив меня, едва не перевернув спьяну лавку, уселся кто-то из местных конных пикинёров, вероятно, отгуливающий положенную увольнительную. Со стуком поставив на стол глиняную бутыль с вином и стакан, он принялся бесцеремонно разглядывать меня, временами бросая по сторонам многозначительные взгляды. Я продолжал поглощать мясо, стараясь не смотреть на него. Не дождавшись моей реакции, он решил обратить на себя моё внимание иным способом. Перегнувшись через стол, он заглянул мне прямо в лицо и с пьяной интонацией протянул:
— О! Поглядите-ка. У нас тут столичная штучка образовалась… Да ещё в лейб-гвардейском мундире… Слышь, ты, канарейка, мундирчик в боках не жмёт? Не растолстел на столичных-то харчах?
Интересно… Насколько я знаю, "канарейками" называли столичных лейб-гвардейцев только на западной границе. Там места лесные да болотистые. И потому у тамошних конных пикинёров мундиры были тёмно-зелёного цвета. И им, само собой, было непривычно и даже смешно видеть жёлто-красные мундиры заезжих столичных гвардейцев. Но я ведь сейчас не на западе, а как раз таки наоборот. До восточных гор три дня хорошего конного хода. Или гвардию и здесь тоже "канарейками" кличут?
— Чего надо? — я отпил из стакана и поставил его обратно на стол.
— Да вот спросить хочу…
— Спрашивай, — я посмотрел ему прямо в глаза.
— А правду говорят, что во время войны вы свои белые парадные рейтузы на коричневые штаны меняете? Чтоб, если что, на заду пятна не так заметно было? — довольный своей шуткой, он громко расхохотался, оглядываясь по сторонам.
Ишь, ты! Чем дальше, тем интереснее! Эту шутку я не слышал уже лет пять. С тех самых пор, как был переведён с западной границы в столичный полк. Более того! Эту шутку практиковали только в одном месте. Именно в том пограничном полку, где я в своё время оттарабанил целых шесть лет.
Я вгляделся в лицо сидящего напротив шутника. На вид — лет тридцать, может, чуток поболее. Жилист, смотрит с прищуром, пальцы сильные. Такими можно гвозди меж собой скручивать. Загорелый. Значит, с запада (если он там был) уже давно. В лесах так не загоришь. Лицо не знакомое, по крайней мере, не припоминаю… Зато я отлично помню, какая именно реакция ожидается на эту шутку от "канарейки". Ну, что ж, не будем его разочаровывать. Видать, скука его тут, в захолустном гарнизоне заела. На развлечения потянуло. Ладно, развлечём…
— Ты, парень, похоже, слишком пьян, коли позволяешь себе столь дерзко разговаривать с сержантом королевской гвардии. Поди-ка, проспись. Да не забудь завтра явиться к своему капитану и доложить о своей непомерной дерзости. Пусть он сам решит, каким образом тебя примерно наказать.
Вот приблизительно так и отвечали нам "канарейки", выросшие при столичных дворцах и лишь изредка бывавшие на границе в качестве почётного сопровождения старших офицеров армии.
Похоже, другого ответа мой собеседник и не ожидал. Довольно усмехнувшись, он ещё раз огляделся по сторонам и, повернувшись ко мне, произнёс:
— А не пощипать ли нам пёрышки у этой залётной пташки? Заодно и поглядим, станут ли его рейтузы из белых — коричневыми.
— Слышь, паря, — резко переменил я тон, — тебе что, зубы жмут? Проредить?
— Нет, вы только послушайте, как наша "канареечка" запела! — изумлённо воскликнул он, — Ты где так разговаривать научился? Уж не при дворцовом ли борделе?
Откровенно говоря, мне этот бессмысленный пьяный трёп уже порядком поднадоел. Наглец явно нарывался на драку. "Придётся бить ему морду" — мысленно вздохнул. Навалившись грудью на стол, я одним резким движением выбросил вперёд руку, ухватил противника за шею и притянул к себе.
— Хочешь поговорить? — нехорошо глядя ему в глаза, медленно процедил я, — А не боишься потом всю жизнь жиденькой кашкой питаться и под себя ходить?
Не успел я это произнести, как рядом с нашим столом образовалась мощная фигура владельца заведения.
— Значит так, господа спорщики, — жёстко произнёс он громовым голосом, — для начала заплатите мне за съеденное и выпитое. А после того оба поднялись и — марш на улицу свои дела решать. Я у себя в таверне погромов и драк не потерплю!
Я отпустил загривок наглеца и медленно поднялся.
— Сколько с меня?
— Четверик серебряный, — быстро ответил трактирщик, — а с тебя, любезный, полтина. Ты с утра тут вином наливаешься. И как только до сих пор под стол не рухнул, ума не приложу…
Расплатившись с трактирщиком, мы вышли за дверь и остановились. За нами увязалось с десяток любителей горячих потасовок
— Ну, — поинтересовался я, оглядываясь по сторонам, — здесь побеседуем? Или куда пойдём? Я ведь не здешний. Подходящих мест для нашего разговора не знаю.
— Не будем шуметь на городской улице, — пьяно качнул головой мой соперник, — не ровён час — патруль набредёт… Хлопот не оберёшься. Пройдёмся. Тут недалеко, направо по переулку. Пара сотен шагов, и — премиленький заброшенный пустырь. Там и поболтаем…
— Ладно, показывай, — согласился я.
Он развернулся и, не оглядываясь, двинулся к ближайшему переулку, время от времени громко икая, что-то неразборчиво бурча и не обращая никакого внимания ни на меня, ни на наших спутников. Я пошёл следом. Остальные любители традиционных воинских забав потянулись за нами.
Ох, и не нравилось мне всё это. В какой-то момент я даже пожалел, что согласился идти на этот чёртов пустырь! Кто его знает? Может, зрители-то наши — не просто зрители, а подельники моего подвыпившего оппонента. Вот придём на пустырь, как накинутся скопом — и не отмашешься, не гляди, что меч на боку висит. Да и он сам тоже, теперь-то уж видно, не новичок в драке. И назад не повернёшь. Позорище на всю оставшуюся жизнь! Проще самому себе горло перерезать, чем трусом прослыть! Ладно, доберёмся до пустыря, а там поглядим…
Поневоле я начал прислушиваться к разговорам, раздававшимся у меня за спиной. В целом всё сводилось к обсуждению шансов на победу одного из дуэлянтов, то есть моих либо моего соперника. Некоторые, особо рьяные, уже даже начали заключать пари и делать ставки.
— Сержант этого пьянчугу сделает, — авторитетно заявил простуженный бас.
— Как же, сделает! — насмешливо ответил фальцет, — Разуй глаза! Этот "пьянчуга" за всю дорогу ни разу не покачнулся.
— Точно! — поддержал его ещё кто-то, — А за дворцовой стражей особых подвигов никогда не замечалось…
— Слышь-ко, сержант, — раздалось у меня за спиной, — а вы как биться-то будете? До смерти али как?
— А тебе-то что? — бросил я через плечо, не оглядываясь.
— Да так… интересуемся…
— До места дойдём, а там уж поглядим, — всё так же не оборачиваясь, ответил я.
Меня обогнал один из особо рьяных спорщиков и, подойдя к моему сопернику, дёрнул того за рукав:
— А ты как скажешь? Чего думаешь?
— Чего тебе? — покосился тот, даже не замедлив шага.
— Ну, это… как биться-то будете? До смерти?
— Если ещё будешь донимать меня глупыми вопросами, то я для начала вспорю брюхо тебе, — услышал он в ответ мрачное обещание и поспешил отстать.
— Не… не устоять сержанту, — резюмировал кто-то.
После чего произошёл целый ряд перезаключений пари и смена ставок.
Пока я прислушивался да размышлял о предстоящем, мы прошли означенные две сотни шагов и выбрались на поросший густой и высокой травой пустырь. По краю его виднелись несколько деревянных домов, окружённых заборами-плетнями. На месте пустыря, похоже, тоже когда-то было чьё-то хозяйство. Да погорело. Вон и обугленный остов дома с пристройками посреди пустыря виднеется.
Сопровождавшие нас зрители остановились немного поодаль, в паре десятков шагов, вольготно расположившись по кругу кто стоя, а кто и сидя прямо на траве. Чтоб, значит, и дерущимся не мешать, и видеть всё во всех подробностях. Что ж, будем надеяться, что они и в самом деле лишь любопытствующие, и не более того.
— Внимательно осмотрелся, сержант? — поинтересовался мой соперник и вытянул из ножен меч, — Ну, тогда доставай свой клинок, да начнём помаленьку. Заодно и поговорим.
— Чего тут долго разговаривать? — хмуро усмехнулся я, — Бей да коли! Вот и весь разговор.
— Не совсем, — покачал он головой, медленно двигаясь по кругу и вращательными движениями разминая кисть руки, держащей меч.
Я тоже начал заходить вбок, стараясь завести солнце себе за спину.
— Не, сержант, так не пойдёт, — ухмыльнулся он, — не надо меня к солнцу лицом ставить…
Сделав резкий выпад, он крест-накрест нанёс сверху два рубящих удара. Так как они были выполнены уж очень явно, я их спокойно отразил и быстро отшагнул, ожидая какого-нибудь хитрого финта после столь откровенного выпада. Вместо этого я вдруг услышал:
— Кстати, сержант, тебе привет…
— От кого это? — признаюсь, слова его меня удивили. Этого я уж никак не ожидал. А то, что я услышал следом, вообще едва не выбило меня из контроля над ситуацией.
— А от коронера Серебряных мечей, — безмятежно ответил он и, сделав быстрый колющий выпад, крикнул, — не зевай, сержант!
Отбив его выпад, я опять отскочил назад и, выставив перед собой меч, задумался. Не переставая при этом, понятное дело, следить за действиями соперника. Тот, видимо, понимая моё состояние, с атакой не торопился. Лишь покручивал мечом, продолжая медленно обходить меня по кругу. Поворачиваясь за ним, я напряжённо размышлял.
Дело в том, что о существовании того человека, звание которого я только что услышал, знало довольно небольшое количество народа. А о том, кто именно носит это звание, знали ещё меньше. Лично я, например, мог только предполагать, кем на самом деле является коронер. Да и то только потому, что служил в лейб-гвардии конно-пикинёрном и время от времени исполнял некоторые особые поручения высшего командования.
Отсюда — два вопроса. Первый: откуда он знает про коронера? Второй: если всё же знает, тогда что означает этот привет в свете происходящей меду нами потасовки с возможным смертельным исходом?
— Что, сержант, озаботился? Ждёшь, что дальше будет? — усмехнулся мой противник, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
— Говори, — коротко предложил я, продолжая следить за его перемещениями. Сам я в атаку лезть уже не спешил. Сперва послушаем…
— Не теперь и не здесь, — коротко ответил он, проводя серию быстрых ударов и уколов, — много лишних ушей и глаз.
— А ты на что рассчитывал, когда ссору затевал? — усмехнулся я, отбивая его атаки.
— Просчитался, — поморщившись, согласился он и остановился, как бы переводя дыхание, — В любом случае — увидимся позже. Я тебя найду. А теперь — заканчиваем по быстрому.
— Мне проигрывать не к лицу, — предупредил я.
— Тогда нападай, — отозвался он.
Сделав обманный выпад, я резким скручиванием выбил у него из руки меч и короткой сильной подсечкой сбил с ног. Он как-то уж очень легко, даже с готовностью, упал на спину и — замер. Не теряя времени, я приставил кончик меча к его горлу. Столь стремительное окончание нашей схватки было встречено восторженными криками одной части зрителей и — воем разочарования — другой. То есть — выигравших и проигравших, соответственно.
— Надеюсь, ты не будешь слишком упрямым и признаешь свой проигрыш? — громко, чтоб слышали все остальные, спросил я, — Или всё же предпочитаешь, чтоб я перерезал тебе горло?
Не спорю, звучало по идиотски напыщенно и картинно. Но чего ещё могли ожидать на этой пограничной окраине от придворного сержанта? Так что, приходилось, так сказать, соответствовать…
— Признаю, — прохрипел он, слегка разводя руки в стороны.
— Хорошо. Поднимайся.
Убрав меч от его горла, я отошёл на пару шагов. Мой странный собеседник неспешно поднялся, подобрал свой меч с земли и убрал его в ножны.
— Хорошо бьёшься, сержант, — чуть заметно улыбнулся он, — Слишком хорошо для придворного шаркуна. Что ж, признаю свою ошибку. Прощай, сержант.
Махнув рукой, он развернулся и направился в обратную сторону.
— Подожди! — окликнул я его, — Ты себя не назвал.
— Браур.
— И всё?
— Да. Просто — Браур.
— Я запомню, — кивнул я, — прощай, Браур.
Тем временем меня окружили наши зрители.
— Держи, сержант, — здоровяк с простуженным басом ссыпал мне в ладонь пару золотых и несколько серебряных монет, — это твоя честная доля. А теперь — пошли с нами, отпразднуем победу!
— Спасибо! — я улыбнулся и подкинул монеты на ладони.
Что ж, неплохой приварок к небогатому сержантскому содержанию.
— Я бы и рад пойти с вами, да только мне обратно в полк пора, — продолжил я, ссыпая монеты в свой тощий кошель и вновь убирая его за пазуху, — я ведь по службе сюда прибыл. Но если успею, то обязательно присоединюсь к вам. А вот это, — я протянул здоровяку один золотой, — считайте, что я проставился!
— Отлично! — воскликнул тот и подмигнул мне, — Не задерживайся, сержант! Мы будем "Под пиками".
Помахав им на прощание рукой и поулыбавшись, я направился в полк.
Откровенно говоря, никаких особых дел у меня не было. Просто мне требовалось некоторое время побыть одному. Возникла настоятельная необходимость хорошенько обдумать события, произошедшие со мной за последние четверть часа. Уж слишком значимое имя было озвучено этим подвыпившим задирой. Да ещё в столь не подходящей обстановке. И при этом в полной уверенности, что оно мне знакомо. Это не было случайностью. Он отлично знал, что нужно делать и как именно, для того, чтоб вытащить меня из таверны. Но, как сам и признал, немного просчитался. За нами увязалась куча нежелательных свидетелей. Что ж, и такое тоже случается… И теперь, неторопливо бродя по пыльным улочкам этого захолустного городишки, я ждал продолжения беседы. Браур пообещал, что сам разыщет меня. Что ж, я и не скрываюсь. Вот он я. Шляюсь по улицам туда и сюда, ожидая, не появится ли где мой странный соперник. Однако, пробродив часа три, я так никого и не встретил. Махнув на всё рукой и решив, что проблемы лучше всего решать по мере их возникновения, я направился "Под пики".
Заметно подгулявшая компания наших случайных зрителей была ещё там и встретила меня восторженным рёвом, как родного. Мне тут же протянули стакан с вином, кто-то пододвинул тарелку с кусками варёного мяса… и празднование "Великой победы" загудело по-новой…
На следующий день, в первой его половине, небольшой конный отряд под командованием некого сержанта, приблудившегося из столицы в местный полк, выехал из городских ворот по направлению к границе, протянувшейся по горному хребту, в трёх днях пути от города. Следом за отрядом две пары крепеньких лошадёнок тащили пару нагруженных выше некуда возов. Это и был запас продуктов и необходимого имущества, полученный мной на полковом складе из расчёта на первые полгода. Остальное, по словам майора, должны будут доставить осенью.
Утренний осмотр прошёл, по моему мнению, вполне удовлетворительно. Даже новичок, получивший прозвище "Одуванчик", выглядел довольно сносно. Конечно, можно было бы добиться и лучшего, но времени уже совсем не оставалось.
"Ничего, — высказал я своё решение вслух, — у меня ещё будет возможность вами заняться!"
Личный состав, услышав столь радужное обещание, заметно приуныл. Я же, не обращая внимания на их кислые физиономии, махнул рукой, скомандовав выступление.
И вообще, настроение у меня в то утро было просто великолепное! Трактирная служаночка оказалась на редкость понятливая, умелая и любвеобильная. Так что сговорились мы с ней быстро и без проблем. А ночью ещё выяснилось, что и в постельных делах она не новичок. В общем, как говорится, ночка удалась! А если ещё прибавить к этому вкусный и сытный завтрак, которым милая девица угостила меня на дорожку, а так же приличный кусок пирога с кашей и флягу доброго пива, выданные мне ей же… Одним словом, жизнь сияла во всех своих красках! Что, естественно, не могло не радовать.
Правда, одна история несколько подпортила настроение. Точнее, даже не подпортила, а как бы это сказать?.. Ну, что ли спустила с небес на землю.
Это произошло в тот момент, когда я осматривал содержимое вещевого мешка Одуванчика. Среди набора необходимого любому солдату имущества я вдруг увидел небольшую тряпичную куклу, притулившуюся между полотенцем и запасной рубахой.
— Это ещё что такое? В куклы не наигрался? — ткнул я в неё пальцем, обращаясь к Одуванчику, — убрать немедленно!
— Господин сержант, — голос его задрожал, а глаза вдруг начали наполняться слезами, — разрешите оставить. Это мне на память от сестрёнки досталось… Я ведь потерял всех… И её тоже…
Я почувствовал себя несколько неловко. Но лица мне, сержанту, терять не положено. Особенно перед таким пацаном, как Одуванчик. Потому решил не менять с ходу своего решения.
— Рассказывай! — потребовал я, разворачиваясь к нему всем корпусом.
— Мы с отцом в тот день в город на ярмарку поехали, — торопливо, словно боясь, что его перебьют, заговорил парень, — день туда. На телеге. День — обратно. Ну, и ещё день на рынке провели. Пока сами расторговались, пока прикупили чего надо… Три дня нас не было. А когда под вечер уже, к деревне нашей подъезжали, то сразу почуяли неладное. Ещё на пригорок не въехали, а уж запах гари чудился. Ну, отец лошадь и погнал. А как наверх из балки-то выскочили, так и увидали… Налёт на деревню был. Несколько домов сгорело. И наш тоже, — Одуванчик опустил голову и шмыгнул носом, — мы когда с отцом во двор въехали, там одни головёшки от дома остались. Горячие ещё… И ни мамки, ни сестрёнки, ни братишки младшего не было. Я эту куклу в кустах на огороде нашёл. Видать, там Славутку и поймали… Нам потом соседи, кто уцелел да от степняков схоронился, сказали, что степняки напали на второй день, как мы в город уехали. У нас в тот день много мужиков из деревни в город ездили… А граф наш со своим отрядом за ними вдогон пошёл. И мужики наши, на конях которые, за ним пошли. И отец мой тоже… Да только не догнали они никого. Ушли… — Одуванчик, так и стоя с опущенной головой, замолк.
— А отец твой где же? — прервал я затянувшееся молчание.
— А отец в степь ушёл. Мне сказал, что ты, мол, большой уже, сам о себе позаботишься. А я, мол, пойду их искать. Я с ним хотел. Да отец не взял. Сказал, чтоб я род наш продолжил… Господин сержант, разрешите мне куклу оставить! — вновь попросил он.
Ну, что я мог ему ответить? Да и не такая уж великая для службы проблема эта кукла. А историй таких у нас на пограничье была уйма. Всё никак не получалось угомонить этих чёртовых кочевников. Так и норовили влезть на наши земли да пограбить, что под руку попадется.
— Когда это случилось?
— А прошлой осенью. Они завсегда осенью приходят. Как урожай с полей снимем да лишнюю скотину порежем. Тогда в любой деревне есть, что взять.
— Так если знали, что придут, чего ж граф ваш заранее о защите земель своих не озаботился?
— А кто ж их устережёт, когда они придут? — пожал плечами Одуванчик, — не будешь же в поле лагерем стоять до самых холодов. Только догонять их и остаётся…
— Ладно, оставляй, — махнув рукой, буркнул я.
Уже перед самым отъездом я подозвал Цыгана.
— Держи! Это тебе.
— Что это? — Цыган непонимающе покрутил в руках горн.
— Это труба. Сигнальная, — пояснил я, — ты же у нас музыкант. Вот и будешь в отряде сигналистом, военные сигналы на ней исполнять.
— Каким сигналистом!? — взвыл Цыган, — да я такое в жизни в руках не держал! И никаких сигналов я не знаю!
— Ничего, — покровительственно похлопал я его по плечу, — узнаешь. Я тебя научу.
И, обернувшись к остальным, махнул рукой:
— Садись!
— И будет теперь Цыган у нас, как балаганный музыкант, на всех инструментах играть, — не замедлил язвительно прокомментировать Дворянчик, — человек-оркестр! Спешите видеть!
Обернувшись к нему, я лишь погрозил кулаком и скомандовал:
— Отряд! За мной! Рысью! Марш!
Однако, не успели мы отъехать от города и пары миль, как один из возчиков окликнул меня и, когда я оглянулся, ткнул кнутовищем себе за спину.
По дороге от города в нашу сторону скакал одинокий всадник, поднимая клубы пыли. Когда конь его поравнялся с нами, я без особого удивления узрел в седле своего вчерашнего знакомца, некоего Браура. Придержав скакуна, он слегка поклонился всем сразу и произнёс:
— Всем доброго утра! Здравствуйте, господин сержант. Прошу прощения за то, что я вновь причиняю вам некоторое беспокойство. Но случилось так, что мне представилась возможность проведать своего давнего знакомого в одном небольшом селении. В паре дней пути от города. Это как раз по дороге с вами. А так как путешествие в одиночку может оказаться весьма сомнительным удовольствием, то я прошу разрешения присоединиться к вашему отряду.
— Ты где это выучился столь изысканно выражаться? — невольно подивился я.
— Просто мне приходится помнить о том, что я общаюсь с человеком, прибывшим из столицы и при этом прекрасно владеющим мечом, — усмехнулся он, — Ну, так что вы мне ответите?
— Я не против, — пожал я плечами, — помните только о том, что командиром отряда являюсь я. И любые мои решения являются законом одинаково для всех.
Вместо ответа он лишь вежливо улыбнулся и слегка склонил голову в поклоне.
До самого вечера отряд наш шёл не останавливаясь. Я решил сразу же приучать личный состав к долгим и быстрым переходам верхами. Движение моё сдерживали только наши обозные телеги, никак не поспевавшие за аллюром верховых коней.
Когда где-то ближе к полудню Хорёк попробовал было заикнуться об обеде, я лишь качнул головой и выразился в том духе, что мы, мол, не на прогулке, а в воинском походе. И потому желающие чего-либо перекусить могут сделать это, не сходя с лошади. Слава богу, у каждого в мешках имеется запас вяленого мяса и сухарей, а во флягах полно воды. Пришлось парням довольствоваться столь скромным угощением…. Сам я, разумеется, закусывал пирогом и запивал пивом, полученными в дар от моей ночной подружки, поминая её добрым словом.
Дорога вилась средь полей, ещё совсем недавно вспаханных и засеянных. По сторонам её время от времени мелькали усадьбы с рощицами фруктовых деревьев, с виноградниками и ягодниками. Солнце щедро поливало жаром своих лучей нашу крошечную группку всадников, мчавшихся где-то там, далеко внизу, под ним. На небе — ни облачка. В воздухе — ни ветерка. Казалось, и сам воздух застыл в звенящей тишине окружающего нас бескрайнего пространства. Лишь далеко на востоке синели узкой полоской горы. Да перед ними — более тёмная полоса нетронутого леса.
Вообще-то большую часть пути я вёл отряд не крупной рысью. Но временами переводил лошадей в галоп, а временами приостанавливался до обычного шага. Заодно на ходу я оценивал, кто из всадников и в какой степени умеет держаться в седле и управлять скакуном. Общая картинка была довольно незавидной. Если не считать Цыгана, действительно оказавшегося великолепным наездником, а так же Дворянчика, Хорька и Полоза, тоже являвших собой неплохих наездников, остальные явно оставляли желать лучшего. Приятно удивил и Одуванчик, прекрасно управлявшийся со своей каурой кобылой и крепко сидевший в седле. Но в целом занятия по верховой езде и вольтижировке нужно будет проводить со всем отрядом…
Браур держался в седле великолепно, всю дорогу молчал и ни коим образом не выражал даже тени недовольства нашим рваным аллюром. И если бы не некоторые обстоятельства нашего знакомства, я даже рискнул бы предложить ему войти в мой отряд. А так… Оставалось только гадать, что же он собирается делать дальше…
Солнце уже коснулось своим диском далёких гор, когда я облюбовал подходящее место для ночлега, свернув к небольшому леску, раскинувшемуся в полумиле от дороги. Ещё немного, и весь отряд на крупной рыси въехал под широкие кроны многолетних дубов, вязов и осин, росших на небольшом возвышении с незапамятных времён.
— Слазь! Привал! — вскинул я руку и без особого труда спрыгнул с лошади. Мне-то что? Я к таким переходам уже много лет привычный. А вот остальные выглядели не очень…
Кряхтя и постанывая, они буквально сползали с сёдел и, будучи не в состоянии разогнуть затёкшие колени, падали прямо на траву. Оставлять их в таком состоянии было никак нельзя. Нужно было, чтоб ноги их, затёкшие от долгой скачки, размялись, и кровь вновь побежала по жилам. А для этого есть только один способ: найти солдатам работу.
Тем временем, дробно грохоча колёсами, по деревья вкатились обе повозки. Коротким жестом указав возницам, где и как им встать, я развернулся к валяющимся на траве подчинённым.
— Чего разлеглись? А ну, подъём! Лагерь я за вас оборудовать буду, бездельники!?
— Господин сержант… Ноги… — послышался чей-то стонущий голос.
Так… Срочно требуются радикальные меры воздействия!
Ничего не говоря, я подошёл к одному из возниц и забрал у него длинный хлыст. Встав перед лежащими бойцами, широко размахнулся, и свистящая полоса хлестнула точно между Хорьком и Грызуном, раскинувшими свои руки и ноги в густой траве.
— А ну, встали все!
Понимая, что шутить в данный момент я не настроен, парни, охая и постанывая, принялись подниматься с земли.
— Коней расседлать и стреножить, — принялся я отдавать распоряжения, — Зелёный, Полоз, Грызун. Возьмите у возчиков бак и вёдра, принесите воды для ужина. И не забывайте: надо ещё коней напоить.
