После трудного возвращения в Каргийоки наследник Конди, намытый в бане и обильно смазанный барсучьим жиром, проспал остаток дня и всю ночь. Проснувшись, Баар почувствовал себя отдохнувшим, боль от синяков и ссадин на теле поутихла. В общем, было чертовски радостно, хотелось жить и срочно чего-нибудь съесть. Он открыл глаза, сладко потянулся…

– Доброе утро, – приветствовал его женский голос.

Баар резко обернулся и стыдливо потянул одеяло на себя.

– Ах, Улла, это ты…

И тут глава рода окончательно проснулся. Он никак не ожидал увидеть ее у своей постели.

– Что ты тут делаешь?

– Я принесла тебе поесть, – ответила она, расставляя завтрак на столе.

– Хорошо, это очень кстати…

– Вставай, я отвернусь.

– Да ладно, – вдруг расхрабрился Баар, – ты же моя невеста… почти жена.

Он размашисто откинул одеяло, сел на кровати. Верхняя рубаха и порты лежали рядом на низенькой скамейке. Он дотянулся до вещей и быстро оделся.

– Ну, что там у нас?

– Помазуха и квас, – ответила Улла.

– Помазуха? – Баар склонился над столом, рассматривая угощение.

– Это пирог.

– Ага, ясно.

Он переступил с ноги на ногу.

– Извини, я сейчас… мне надо…

Баар быстро пересек комнату и вышел за дверь. Вернулся он через несколько минут, на ходу утирая рушником лицо и шею.

– Вот теперь я готов к приему пищи, – широко улыбнулся глава медвежьего рода и тут же поморщился от боли.

Глаза его все еще представляли собой две узенькие заплывшие щелочки. Он осторожно потрогал лицо. Гематома натянула кожу до тонкости китай-ского шелка.

Баар придвинул скамейку к столу, сел. Улла заботливо налила ему в кружку квасу, нарезала помазуху.

– Кушай, – сдержанно улыбнувшись, предложила она, усаживаясь за стол напротив Баара.

Тот взял кусок пирога, откусил.

– Мммм, с рыбой, – он жевал не спеша, ворочать челюстями было больновато. – Сама пекла?

– Да.

– Очень вкусно, – продолжая жевать, похвалил Баар.

Он взял глиняную кружку, запил пирог квасом.

– Брусничный?

– Да.

– Сладкий квас, – не удержался от дальнейших похвал глава рода.

– С медом.

– Мммм, хорошо, тоже сама? – почти ехидно спросил глава рода.

– Да, – ответила девушка, глядя прямо в глаза Баару, – сама ставила.

Павел едва заметно улыбнулся уголками губ. Улла улыбнулась ему в ответ, прищурила глаза, разглядывая синяки на его лице.

– Что? – с набитым ртом спросил Баар.

– Надо бы еще смазать барсучьим жиром.

– Не-не, – вдруг запротестовал глава рода, качая головой, – не надо, уже почти все прошло.

– Как же, прошло. Что я, не вижу? Надо смазать, – твердо повторила Улла, словно наставляя капризного ребенка, – надо.

– Нет, не надо, больно уж вонючий этот твой барсучий жир.

И все же она настояла на своем. Баар еще недолго поупрямствовал, скорее ради проформы, и наконец сдался.

– Ладно уж, мажь.

Улла терпеливо дождалась, пока глава рода наелся, и сразу после завтрака убрала со стола, а затем подсела вплотную к нему.

– Запрокинь голову, – попросила она.

Баар закрыл глаза и покорился. Он почувствовал, как Улла, легонько касаясь его синяков, нанесла мазь. Потом кончиками пальцев стала осторожно втирать ее в кожу, обильно смазывая его синяки и царапины.

– Теперь давай руку, – попросила она, закончив с его лицом.

– Ага, – кивнул Баар и вытянул правую руку из рукава рубахи.

Рука была значительно повреждена, а на предплечье находилась повязка, сквозь белую ткань которой проступили следы мази и немного крови.

– Надо бы повязку сменить, – констатировала Улла, оглядев руку Баара.

Главе рода не оставалось ничего другого, как подчиниться. Пока она неторопливо снимала старую повязку, он смотрел на нее и удивлялся. Она выглядела как-то по-другому, словно помолодела.

Нельзя сказать, что раньше он видел ее часто. Он никогда специально не искал с ней встреч, хотя и знал, что она, по воле Конди, уготована ему в жены. Нет, скорее он избегал встречаться с ней. Люди порой недобро шептались за его спиной, но он делал вид, что не замечает этого, ведь он же не отказывался жениться. Да и потом неспокойная обстановка в округе не давала времени даже свободно вздохнуть, не то что жениться. Да куда там. Сначала внезапное нападение викингов, потом гибель приемного отца и его похороны, затем коварный план Порки и его заточение в кангашском свинарнике, потом его избрание главой медвежьего рода и наконец этот несчастный во всех смыслах поход, в котором он потерял единственного друга, да и сам еле спасся. И это не говоря уже про его пленение бродниками, чтобы им пусто было во веки веков, аминь… ну в смысле хвала великому Юмалу. (А теперь надлежит говорить именно так – хвала великому Юмалу. ах да! Великому с большой буквы.)

Нет, положительно, все это не давало ни на секунду расслабиться. И выпало же все это беспокойство на голову парню из миролюбивого двадцать первого века, где в его жизни самым страшным кошмаром были компьютерные игры с монстрами в подземельях и новостные сюжеты с милицейскими хрониками.

А еще следует добавить к сложившейся обстановке милый его сердцу, оставленный далеко за пеленой времени образ Настеньки. Эх, Настенька… И хотя в последнее время этот светлый образ несколько потускнел и затянулся все той же пеленой времени, Павел все еще продолжал тосковать и до последнего момента не терял надежды. Но, похоже, последнюю надежду на возможность вернуться домой он потерял вместе с Вадимом. Может быть, именно друг смог бы найти выход, смог бы обнаружить хоть ничтожный шанс на возвращение. И что же теперь? Ни того, ни другого. Ни друга, ни шанса…

Так рассуждал Павел, разглядывая изменившееся Уллино личико. А оно действительно изменилось. Исчезла болезненная бледность и худоба, она немного поправилась и оттого похорошела. Как говорили мужики: «есть на что приятно посмотреть». Ее до того прозрачные голубовато-водянистые глаза преобразились, наполнились нежно-синим цветом, а взгляд приобрел живость и даже некоторую игривость. И главное – она сняла траурный наряд. Ее густые светлые волосы больше не скрывал печальный платок, теперь они были заплетены в одну тугую и длинную косу. Его взгляд самопроизвольно спустился ниже. Синее платье с вышивкой удивительно шло ей и категорически гармонировало с глазами.

– Ну вот, все, – произнесла Улла, закончив с повязкой.

Баар опомнился и оторвал взгляд от ее груди.

– Что?

– Все, готово.

– Ага, – он бегло осмотрел повязку, – хорошо.

Она хотела встать, но Баар удержал ее, взяв за руку.

– Подожди, – почти смущенно попросил глава рода, – я хотел спросить…

– Что?

– Как там маленький Пекки?

Она с интересом посмотрела на него, улыбнулась.

– Хорошо, уже стал держать головку.

– Действительно хорошо, – поддакнул Баар.

– Я пойду…

– Нет, не уходи, – попросил он, – посиди со мной.

Улла покорно опустилась на скамью.

– Я хотел узнать – где твои родители? Я вообще хоть что-то хочу знать о тебе. Мы скоро станем мужем и женой, а я совсем ничего не знаю о твоей семье.

Улыбка сошла с ее лица, и она печально посмотрела прямо ему в глаза.

– Пекки – это вся моя семья…

Баар понимающе качнул головой, – мол, понял, извини, сморозил глупость; ее муж Митта был убит на его глазах, а тесть Конди пал в битве с викингами почти два месяца тому назад.

– А твои мать и отец? – осторожно спросил Баар.

– Они и еще сестра… они погибли за день до вашего прихода…

«Сгоревшая на берегу деревня», – догадался Баар. Улла приложила ладонь ко лбу, закрыв рукой глаза, и разрыдалась. Баар наклонился к ней, приобнял и привлек к себе. Девушка продолжала рыдать, уткнувшись в его плечо.

Он дал ей выреветься, затем медленно, за плечи отодвинул от себя и заглянул в ее нежно-синие глаза. «Так, внимание, – мысленно сказал себе Баар, – целую!» Он склонился к ней и осторожно, почти пугливо, коснулся ее губ…

Баар решил лично присутствовать на похоронах двоих вепсов, что погибли при его освобождении. Отдать им последнюю дань уважения – это все, что он на первых порах мог сделать. Баар уже четко поставил себе задачу, что при случае обязательно наградит семьи погибших, вот только еще не решил, как. Он пока вообще не знал, как это делается у вепсов. «Надо спросить нойду Капса, может, что подскажет», – твердо решил Баар.

Он вышел из дома как раз в тот момент, когда тела погибших проносили мимо. Похоронную процессию возглавлял сам нойда Капс. Он шел гордо, со своим неизменным посохом, который венчала фигурка вздыбленного медведя. Нойда шел с таким видом, будто это и не похороны вовсе, а проводы гостей. Рядом с ним следовал пожилой мужчина, который нес на рушнике каравай хлеба. Чуть позади приплясывал мужик в звериной шкуре с бубном. Этот с бубном уже неоднократно попадался Баару на глаза, еще с их первого появления в Каргийоки, но он так и не сумел установить его положение в роду. «Наверное, помощник нойды, штатный музыкант», – подумал глава рода.

Тело каждого из погибших, завернутое в серый плащ, несли четверо мужчин. Процессия двигалась неспешно, и Баар без труда нагнал ее и занял место рядом с Капсом. Нойда коротко глянул на главу рода и одобрительно кивнул головой, – мол, молодец, что пришел.

До самых ворот им на пути никто не повстречался. Люди стояли в стороне, у своих домов. Лишь у самых ворот Баар заметил Юски. Вепс помогал двум сторожам открывать створки. Когда процессия подошла ближе, мужик, что нес хлеб, вышел вперед и с легким поклоном протянул каравай Юски. Тот принял подношение вместе с рушником, поклонился. Он так и занял место рядом с Бааром, держа в руках каравай.

– А зачем хлеб? – спросил на ухо Юски глава рода.

– Такой обычай, – тихо ответил вепс, – каравай подносят первому встречному. Если мужчина умер, то хлеб несут на рушнике, если женщина, то на платке.

– А-а, понятно…

Похоронное шествие, выйдя за пределы Каргий-оки, направилось в Хиден, где, как уже знал Баар, находилось местное кладбище. Именно там почти месяц назад они схоронили Конди, его приемного отца. Баар монотонно шагал и думал о своем. Кажется, только вчера они попали в этот мир, а уже сколько всего произошло. Вот ведь жизнь. Ни тебе пепси, ни чипсов, даже туалетной бумаги и той нет. Ни одного порядочного магазина. Вот только чего тут хватает, так это смерти. Так и ходит костлявая по кругу, так и вертит задом да все высматривает – кого еще прихватить сегодня. Этого? А может, вон того, чернявого?

Тяжело было Павлу Николаевичу Соколову смириться с этаким порядком вещей. Тяжело, а видишь, все же смирился, и даже на свое новое имя откликается без проблем. Да нет – можно жить. Пусть даже здесь, в этом хаосе. Да, порядку маловато, но ведь можно и исправить. Нет, ну хоть попытаться, хоть что-то поправить, скорректировать, так сказать.

Погибших при освобождении главы медвежьего рода опустили в заранее приготовленные могилы. Нойда Капс сказал короткую речь и вновь забил бубен, заиграла свирель.

– Это еще что? – спросил Баар, кивком головы указав на музыкантов.

– Играют, – обыденно ответил Юски, – так заведено. Если было завещано умершими провожать их весело, то на похоронах у нас принято играть на том, на чем при жизни играли умершие.

– Одна-ако, – протянул Баар, – веселые похороны…

Поверх могил вепсы положили широкие тесаные доски.

– Вот тебе и надгробие, – едва слышно произнес Баар.

Поминальный пир разложили тут же, недалеко от кладбища. Прямо на земле мужчины расстелили плащи и шкуры, а немногие бывшие с процессией женщины принялись выставлять угощение. По знаку нойды Баара усадили, как говорится, во главе стола. Ему одному, в виде особой привилегии, подложили скрученную толстую шкуру.

На импровизированном столе в изобилии были вареные яйца, какая-то каша и кисель. Но не обошлось и без спиртного. Поминальная чаша с пивом первому досталась Баару. Он принял братину и долго сидел молча, не находя нужных слов. Вепсы притихли и терпеливо ждали его речи.

– Мне трудно говорить, – честно признался глава рода, – я совсем не знал этих ребят, а они отдали свои жизни за меня…

Он тяжело вздохнул, поднял глаза, обвел взглядом всех присутствующих.

– Я буду помнить, что обязан им… и всем вам, что живу.

Он хотел сказать еще что-то, но сухой комок перекрыл горло. Баар поднес братину ко рту и сделал большой глоток. Дальше пиво, как заведено, пошло по кругу. Главе рода положили каши в отдельную глиняную тарелку, рядом поставили кружку густого киселя. Остальные же вепсы ели из общих мисок. Каша из ржаных зерен была обильно полита медом и оказалась очень недурна, равно как и овсяный кисель. Баар ел молча, лишь изредка прислушиваясь к тому, как друзья и родственники погибших произносили тосты в их честь.

В самый разгар пира к главе рода подошел нойда Капс и присел рядом.

– Твою свадьбу можно будет играть только через двадцать дней, – начал он, – когда пройдут послед-ние поминания погибших.

– Хорошо, – спокойно согласился Баар.

– Я скажу Улле, чтобы готовилась.

– Хорошо.

И тут Баар вспомнил.

– Послушай, нойда, я хотел тебя спросить…

– Спрашивай, Баар, не стесняйся.

– Я хотел бы чем-нибудь отблагодарить… ну чем-то наградить тех… хотя бы их семьи. Они же спасли меня… как бы мне…

– Я понимаю, Баар, – видя смущение главы рода, перебил его Капс, – понимаю. Это правильно. У тебя добрая душа…

– Да я не об этом, – в свою очередь перебил Баар, – чем мне их наградить?

– Это несложно. У Ранты есть старший брат, он давно хочет жениться, но все никак не скопит на вено…

– Понял, – кивнул Баар.

– У второго, у Истлы, есть сестра, она собирается замуж…

– Приданое, – догадался глава рода.

– Да. Вот видишь, как все просто.

– Спасибо тебе, нойда, а то я уж думал-думал…

Баар не стал откладывать задуманного в долгий ящик. Он лично спустился в кладовую и выбрал подарки для семей своих погибших спасителей. Набрал целый мешок разного добра и упросил Юски помочь ему. Тот быстро согласился да еще старшего сына своего прихватил в помощники. Тяжело было Баару выполнять эту миссию, тяжело, но надо.

В обоих домах матери встретили их с плохо скрываемыми слезами, отцы держались по-мужски. Баар с трудом смотрел в заплаканные глаза женщин и думал: «И все же они знают, где могилы их сыновей…»

В семьях подарки с поклоном приняли и сердечно поблагодарили главу рода. Затем Баар попросил Юски пойти с ним к нойде, в Хиден.

– Зачем тебе? – спросил вепс.

– Мммм… Как это называется? В общем, погадать хочу, – ответил Баар, – ведь Капс умеет гадать?

– Ну конечно умеет, вот только зачем тебе?

– Про Вадима хочу знать.

– Ты думаешь…

– Я устал думать, Юски, – твердо изрек глава рода, – я хочу знать, погиб он или нет, а для этого подойдет любой способ.

– Ясно, – ответил вепс, – тогда пойдем, чего уж… Только, может, все же после свадьбы?

Баар на секунду замер.

– Ах да, у нас же свадьба…