Глава 15
“Победа Лорда Морэма"

Напряжение, которое потребовалось самадхи-Сатансфисту для того, чтобы вызвать из-под земли мертвецов, истощило его силы. В изнеможении он наблюдал за тем, как пещерники сорвали знамя Высокого Лорда с флагштока на верхушке сторожевой башни. Он знал, что хотя бы часть намерений своего хозяина ему удалось осуществить. Пока его армия держит Замок в осаде, пока тонны песка и останков трупов блокируют внутренние ворота, пока зима опустошает плато над Ревелстоуном – Лорды и их люди обречены. Запасы продовольствия, так или иначе, были ограничены. Как только они придут к концу, Великану-Опустошителю не понадобится ничего, кроме терпения, чтобы превратить Замок в затхлую могилу, в склеп. Тогда мертвецы могут снова отправляться в преисподнюю, откуда их вызвали.

Тем не менее то, что внутренние ворота пока держались, выводило его из себя. Он жаждал реванша, хотя для новой атаки сил у него больше не осталось. Ведь он был Опустошителем, жадным до крови, несмотря на все ограничения, которые создавало смертное тело Великана. Однако дело было не только в этом. Сам дух его, жаждущий насилия, не желал мириться с неудачей – даже в том случае, если борьба казалась бессмысленной.

Когда в очередной раз мертвецы были уничтожены, Сатансфист приказал своей армии, которую до сих пор держал “на коротком поводке”, идти в атаку.

С ревом, который сотрясал воздух и грозным эхом отражался от каменных стен, лязгая клыками и когтями, бряцая оружием, орды Презирающего кинулись к Замку – точно серый поток, сметающий все на своем пути.

Сотворенные из камня и праха создания Лорда Фоула возглавляли атаку – не потому, что они обладали силой, способной проломить гранитные стены и контрфорсы, но лишь потому, что они были сотворены ради уничтожения. Армия Опустошителя уже насчитывала две сотни тысяч этих созданий, и с каждым днем их становилось все больше; они выходили из Яслей Фоула и через Центральные Равнины двигались к месту сражения. Здесь самадхи использовал их, чтобы они оттянули на себя оборону Замка, тем самым защитив пещерников и юр-вайлов. Тысячи этих отвратительных созданий падали и разрушались под ударами стрел, копий и дротиков, но на их место вставали новые. А уже за ними шли те, кто мог причинить настоящий вред Ревелстоуну.

Атака молниеносно обрушилась на Замок. Яростные, привыкшие иметь дело с камнем пещерники находили в зубчатых стенах удобные уступы и лезли по ним, стремясь добраться до балконов. С помощью своей едкой черной жидкости юр-вайлы разрушали парапеты и мощным клином устремлялись наверх по деревянным лестницам, которые подтаскивали к стенам другие твари. За короткое время Ревелстоун оказался атакован как с северной, так и с южной стороны.

Но Замок Лордов, так умело и продуманно выстроенный когда-то Великанами, был способен выдержать подобную атаку. Даже самые нижние парапеты находились над землей так высоко, что до них было не добраться, и с этой стороны атакующие проникнуть в город не могли; к тому же эти парапеты защищали воины, находившиеся еще выше на стенах. И вомарк Квен недаром год за годом неустанно тренировал своих воинов, готовя их к отражению атаки как раз такого рода.

Он знал свое дело. Защитники крепости бросились в бой сразу же, как только в городе раздался сигнал тревоги. Воины оставили все второстепенные занятия и побежали на зубчатые стены; для того чтобы снабжать защитников, расположившихся наверху, стрелами и другим оружием, заранее создавались смены; определенный, загодя назначенный Дозор сражался с пещерниками и юр-вайлами, которым удавалось добраться до нижних контрфорсов. Затем в бой вступили Учителя Лосраата, хайербренды и гравелингасы. Учителя Лосраата отражали атаки мощными песнями силы, хайербренды поджигали приставные лестницы, а гравелингасы бросили все силы на истребление пещерников.

Руководя боем с одного из внешних углов стены, Квен вскоре понял, что в этом сражении армия Опустошителя численностью в невероятной степени превосходила его армию – примерно тридцать или даже больше к одному. Армия Лордов была хоть и большой, но не безграничной; вот почему каждая жизнь имела такую ценность для него, в то время как для Опустошителя она не стоила ничего; и вот почему его армия нуждалась в помощи. Придя к такому выводу, он отправил гонца в Совет, призывая Лордов помочь Ревелстоуну.

Гонец нашел Высокого Лорда Морэма в Палате Совета, но тот не откликнулся на призыв Квена. Он слушал его краем уха, не вникая и не спрашивая о подробностях. Пока один из стражей объяснял гонцу, что случилось в разрушенном огнем Совете, Морэм выбросил из головы все мысли о сражении, о том, какая опасность угрожает Замку, и думал об одном – о том, что собирался наконец сообщить Лордам.

Они сидели на своих местах вокруг чаши с гравием, положив жезлы на каменный стол перед собой – Тревор и Лория слева, Аматин справа от Морэма. В его дрожащих руках пылал крилл, подтверждая тем самым, что Белое Золото снова в Стране. Он едва различал этот свет – его глаза воспалились и слезились, но он ничего не мог с этим поделать. Безмолвно открыв перед Лордами свои мысли, он поделился с ними знанием, которое тяготило его сильнее, чем он способен был выдержать. Он сообщил им, как ему удалось пробудить крилл от каменного сна и почему он сейчас не жжет его уязвимую плоть.

Он почувствовал, как Аматин отпрянула, услышав сказанное; как Тревор задрожал от боли, которая лишь частично объяснялась его ранами; что Лория думала только о новом мощном оружии. Он растворился в каждом из них, ничего больше не утаивая. Доказательство он держал в руках, поэтому они не могли усомниться в его словах. Посреди разгромленного Совета, не сводя взглядов с сияющего крилла, они шаг за шагом проследили за всем ходом его рассуждений, которые, в конце концов, привели его к тайному знанию, и поняли, какие опасения заставляли его до сих пор скрывать это знание.

Наконец Аматин не в силах была больше сдерживать рвавшийся наружу вопрос; она хотела, чтобы все в Ревелстоуне услышали его. Смущенно сглотнув, она спросила звонким голосом:

– Ведь это мы сами… Добровольно… В течение многих поколений Лорды придерживались Учения Кевина.

– Да, Лорд, – прошептал Морэм, зная, что любое его слово услышит каждый, находящийся в Совете.. – Клятва Мира препятствовала…

– Вот именно, Высокий Лорд. – Казалось, ей внезапно стало трудно дышать. – Тогда мы пропали.

Морэм знал, что она права, что здесь нет решения. Он внутренне собрался, в который раз ощутив на своих плечах ответственность Высокого Лорда.

– Нет.

– Если нам будет не на что опереться, нам конец, – возразила она. – Без Клятвы Мира мы станем не теми, кто мы есть, и нам конец.

– Томас Кавенант вернулся, – откликнулась Лория. Однако Аматин тут же бесцеремонно нанесла удар по тому, что Лория считала их последней надеждой.

– Ну и что? У него или нет силы, или его сила губит Клятву Мира, без которой мы, несмотря на все свои усилия, не сможем защитить Страну. В обоих случаях мы пропали.

– Нет, – повторил Высокий Лорд, – не пропали. Мы.., и юр-Лорд Кавенант.., должны оказаться достаточно мудры, чтобы использовать как Клятву Мира, так и силу. Мы должны сохранить наше знание, остаться теми, кто мы есть, иначе можно впасть в отчаяние и Осквернение, как это случилось с Кевином-Расточителем Страны. И все же нам не следует отказываться от применения силы, или мы потерпим неудачу, даже делая все возможное для Страны. Может быть, в будущем Лорды решат, что нужно полностью отказаться от Учения Кевина – пойти своей дорогой, найти собственное Учение, которое не будет в такой степени подвержено разрушению. У нас нет времени на эти поиски. Зная, насколько опасна эта сила, мы должны больше полагаться на самих себя, если не хотим предать Страну.

Его слова звучали в разрушенной Палате как удары колокола, но прошло какое-то время, прежде чем Аматин произнесла с болью:

– Ты предлагаешь нам сохранить то, что противоречит друг другу, и говоришь, что мы должны использовать и то и другое. Это легко только на словах.

Высокий Лорд промолчал. Он хотел, чтобы она сама подумала о том, как можно преодолеть это противоречие; вместо того чтобы убеждать ее, он, продолжая держать мысли открытыми, дал ей почувствовать, как сильно любит Страну, Ревелстоун и ее саму. И он улыбнулся, когда Лорд Тревор задумчиво произнес:

– Это возможно. Я испытывал нечто похожее. Мне понадобилось совсем немного усилий, чтобы прийти в себя, как только необходимость помочь Замку стала для меня важнее, чем страх перед врагами.

– Страх… – как эхо, повторила Лория, явно соглашаясь с ним.

И Морэм добавил:

– Страх. Или ненависть.

Чуть позже, все поняв, Аматин тихо заплакала. Призвав на помощь Лорию и Тревора, Морэм постарался передать ей свое мужество, пока ее страх перед опасностью осквернить Страну не исчез. Тогда Высокий Лорд положил крилл и оглядел Совет.

Сквозь дым, который по-прежнему витал в воздухе, он увидел Хранителя Торма и Трелла. Трелл по-прежнему не осознавал, что происходит, охваченный непонятным ему самому ужасом. Торм сочувственно качал головой, представляя, какие муки должен был испытывать гравелингас, поднявший руку на камень, который он так любил. Оба молчали, и Морэм пристально глядел на них, испытывая чувство вины за то, что случилось с Треллом.

Однако он не успел произнести ни слова, как в Палату Совета вбежал другой гонец от вомарка Квена и потребовал, чтобы его приняли. Когда Высокий Лорд поднял на него глаза, гонец настойчиво повторил, что им требуется помощь.

– Скоро, – вздохнул Морэм. – Теперь уже скоро. Передай Квену, что мы придем, как только появится возможность. Лорд Тревор ранен. Я тоже. – Он поднял руку и прикоснулся к обожженной коже на голове. – Лорду Аматин и мне нужно как следует подкрепиться и отдохнуть. А Лорд Лория…

– Я пойду, – твердо произнесла Лория. – Я еще сделала для Ревелстоуна не все, что в моих силах. – Потом она сказала, обращаясь к посланцу; – Проводи меня туда, где сейчас труднее всего, а после этого отправляйся к вомарку Квену и передай ему ответ Высокого Лорда.

Ее движения приобрели не свойственную прежде уверенность, как будто то, что она услышала от Морэма, развеяло все ее сомнения и отмело прочь колебания. Поднявшись по ступенькам, она последовала за воином на южную стену Замка. По дороге она сказала стражникам, чтобы они позвали к Лордам Целителей и принесли еду.

Как только они ненадолго остались одни, Торм воспользовался случаем, чтобы спросить Морэма, как можно помочь Треллу.

Морэм пристально разглядывал изуродованные галереи, словно пытаясь таким образом оценить степень разрушений, происшедших в душе Трелла. Он видел, что потребуется работа нескольких поколений мастеров радхамаерля, чтобы вернуть Палате Совета ее прежний вид. Слезы снова навернулись ему на глаза, и он сказал, обращаясь к Торму:

– Целители должны его вылечить. Может быть, им удастся восстановить его память.

– Хорошо ли это для него? Что с ним будет, когда он поймет, что сделал?

– Мы должны помочь ему. Я должен помочь. Нужно сделать все, чтобы вылечить его, как бы трудно это ни было. И прежде всего я, который бросил его в трудную минуту, должен приложить к этому все старания.

– Бросил его? – спросил Тревор. От боли, которую причиняла рана, кровь отхлынула от его лица, но он не потерял присутствия духа, позволившего ему встать на защиту Замка. – Каким образом? Ты не виноват в том, что он впал в такое отчаяние. Если бы ты относился к нему с подозрением, ты бы ничего не добился, кроме того, что ему стало бы еще хуже. Подозревать – значит не доверять даже самому себе.

Морэм кивнул:

– Я и не доверял – не доверял никому. Я хранил знание в секрете даже тогда, когда понял, что это не правильно. Счастье, что ущерб, причиненный им, был относительно невелик.

– И все же ты вряд ли смог бы ему помешать…

– Возможно. Но не исключено, что, если бы я поделился с ним своим знанием – так, чтобы он понял, насколько оно опасно, – он в последнюю минуту вспомнил бы о том, кем он был – гравелингасом радхамаерля; и любовь к камню возобладала бы в его сердце.

Торм согласился с этим и, выражая свое сочувствие Треллу, сказал:

– Вы были не правы. Высокий Лорд.

– Да, Хранитель, – откликнулся Морэм с глубокой мягкостью в голосе. – Я – тот, кто я есть… Я – смертный человек. И мне еще многому предстоит научиться.

Торм опустил голову. Некоторая напряженность, которая ощущалась в его фигуре, могла бы навести на мысль, что он сердится, но, пережив вместе с ним это тяжелое испытание, Морэм теперь лучше понимал его.

Чуть позже несколько Целителей торопливо прошли в Совет. Они принесли с собой пару носилок и заботливо уложили на одни из них Трелла. На другие заставили лечь Лорда Тревора, игнорируя его протесты. Торм вышел вместе с Треллом. Вскоре в Совете, кроме Морэма и Аматин, остались лишь воин, принесший им еду, и Целитель, который осторожно смазал ожоги Высокого Лорда успокаивающей мазью.

После того как раны Морэма были обработаны, он отпустил воина и Целителя. Он знал, что Аматин хочет поговорить с ним, и решил предоставить ей такую возможность. Затем он принялся за еду. Отдавая себе отчет в том, как сильно он устал, он ел медленно, чтобы заодно отдохнуть и набраться сил. Поэтому, покончив с едой, он был уже в состоянии вновь приняться за работу.

Лорд Аматин тоже хранила во время еды молчание; ее челюсти, казалось, двигались в том же ритме, что и у него, как будто перед лицом угрожающей им опасности ей не оставалось ничего другого, как во всем следовать его примеру. Морэм чувствовал, что ее давнишняя увлеченность изучением Заветов Кевина в огромной степени мешала воспринять то, что он сказал; ее вера в знания Старых Лордов была чрезвычайно велика. Поэтому он молчал, пока ел; и, закончив, он продолжал хранить молчание, отдыхая и выжидая, пока она сама выскажет то, что лежало у нее на сердце.

И все же ее вопрос застал его врасплох.

– Высокий Лорд, – спросила она, кивнув в сторону крилла, – если Томас Кавенант вернулся в Страну, кто вызвал его? Как это вообще могло произойти? И где он сам?

– Аматин… – начал было Морэм.

– Кто, кроме Презирающего, способен это сделать?

– Существует…

– И если это сделал не Лорд Фоул, тогда где появился Кавенант? Как он может помочь нам, если здесь его нет?

– Он будет помогать не нам, – твердо произнес Морэм, чтобы остановить поток ее вопросов. – Если он и окажет помощь, то Стране, а не нам. В Стране есть и другие места, где он может быть полезен, – да и другие люди, способные вызвать его. Мы и Лорд Фоул – не единственные, кто владеет силой. Даже сам Создатель может действовать так, если сочтет нужным.

Она не спускала с него глаз, пытаясь понять, чем объясняются его уверенность и спокойствие.

– В отличие от тебя я потеряла веру в Создателя. Даже если он и существует, то есть нечто, что мешает ему защитить Землю… Разве легенды не говорят о том, что Создатель разрушит Арку Времени, если возложит на Землю руки, и тогда сама Арка и весь мир вообще исчезнут, а Презирающей станет свободен?

– Да, так сказано, – подтвердил Морэм. – Я в этом не сомневаюсь. Однако судьба любого находится во власти его Создателя. А у нас своей работы хватает. Нам ни к чему возлагать на себя бремя богов.

Аматин вздохнула:

– Ты уверенно говоришь, Высокий Лорд. Я не могла бы так рассуждать.

– Тогда не говори об этом. Я говорю так лишь затем, чтобы подбодрить самого себя. Ты – другой человек, и смелость у тебя другая. Только помни, что ты – Лорд, слуга Страны. Помни о любви, которая заставила тебя быть тем, кто ты есть, и не оглядывайся.

– Да, Высокий Лорд, – ответила она, напряженно вглядываясь в его лицо. – Однако я не доверяю этой силе, которая допускает возможность Осквернения. Это очень рискованно.

Она снова перевела пристальный взгляд с него на крилл. Его самоцвет пылал сверхъестественным огнем, и что он обещал, было не ясно – может быть, жизнь, а может быть, и смерть. Медленно протянув руку, Морэм коснулся рукоятки.

Но его восторг уже в какой-то степени угас и жар крилла заставил его отдернуть руку. Он криво усмехнулся.

– Да, – вздохнул он, будто обращаясь к мечу:

– Это риск. Я сам боюсь.

Он снял накидку, осторожно завернул в нее крилл и положил в стороне, чтобы Лорды могли позднее унести его в такое место, где им было бы удобно заняться его изучением. Мельком взглянув на Аматин, он увидел, что она пытается улыбнуться.

– Идем, сестра Аматин, – сказал он, радуясь тому, что в ней вновь пробудилась отвага. – Мы и так слишком задержались с нашими делами.

Вдвоем они присоединились к Лорду Лории и с помощью огня своих посохов помогли ей отразить нападение орд Презирающего.

Позже, после полудня, Аматин и Морэм вновь встретились с забинтованным и прихрамывающим Тревором. К этому времени Ревелстоун выдержал одну из самых неистовых атак Сатансфиста. Лорды оказали своей Армии поддержку, в которой та нуждалась, да и Квен действовал умело и казался неутомимым. Убитых среди защитников почти не было, в то время как потери нападающих все увеличивались. В атаке подобного рода юр-вайлы не могли действовать эффективно. В результате Лордам удалось уничтожить огромное количество пещерников и других тварей. Еще до того как бледный день сменился ночью, самадхи-Опустошитель отозвал свои силы обратно.

Но это вовсе не означало, что он собирался дать защитникам Замка отдохнуть. Атака возобновилась, как только наступила ночь. По покровом холодной зимней тьмы юр-вайлы стремительно двинулись вперед, поливая зубчатые стены своей едкой жидкостью, а за ними тяжело нагруженные отряды других тварей тащили щиты и лестницы Этот бой отличался слепой и безрассудной яростью; это была дикая попытка просто сломить оборону Замка одним махом. На это войско Фоула было нацелено и не собиралось отступать. Рыча от голода, эти твари выстроились, намереваясь сломить сопротивление Ревелстоуна как можно скорее.

Бои продолжались и в последующие дни. Теперь потери Сатансфиста не намного превышали по численности поступившее подкрепление, и он действовал более осторожно. Эти не прекращающиеся атаки не позволяли воинам Замка восстановить силы. Несмотря на все усилия Квена чередовать Дозоры так, чтобы они все-таки хоть немного отдыхали, усталость его армии все возрастала – а утомленных воинов одолеть легче. И тот, кто падал, уже больше не вставал.

Но армия не одна несла на себе всю тяжесть сражений – в них участвовали и гравелингасы, и хайербренды, и Учителя Лосраата. Те, кто не был занят срочными делами – изгнанные из своих домов фермеры, художники, даже дети постарше, – помогали чем могли: они подносили стрелы и другое оружие, стояли на страже, передавали послания. Таким образом, Дозоры могли хоть в какой-то степени отдыхать. И Лорды без задержек появлялись там, куда бы их ни призвал Квен. Сила их посохов действовала мощно и неотразимо; они боролись не только с врагами, но и с отчаянием, в которое впадали утомленные люди – отчаянием, которое могло привести к Скверне, чего никто из них не хотел.

Так шла битва за Замок Лордов. Дозор за Дозором сражались день ото дня; запасы пищи таяли; Целителям для лечения нужны были травы, которых становилось все меньше. Непрерывное напряжение наложило свою мрачную печать на лица людей, истощило плоть; казалось, в их душах не осталось места ни для чего, кроме невыносимой усталости и скверных предчувствий. Но без Ревелстоуна сама их жизнь была бы окончена – и они держались.

Вначале Лорды думали только о том, что было так или иначе связано с защитой Замка. Они почти бессознательно и с некоторой опаской старались даже не вспоминать о своем опасном знании. Они использовали свою энергию для работы и для сражений, а не для обдумывания того, что считали крайним средством. Но после шести дней неустанных атак на Замок Высокий Лорд Морэм поймал себя на том, что боится наступления момента, когда Сатансфист изменит свою тактику – когда Опустошитель и его хозяин снова используют Камень и Жезл. На седьмую ночь Морэму снились кошмары, в которых ему являлись призрачные тени и слышался крик Вольного Ученика. Проснувшись в холодном поту, он тут же отправился в предгорья, чтобы убедиться, что с Вольным Учеником Мерцающего озера ничего страшного не произошло.

Ученик был цел и невредим, так же как и дочери Лории, однако Морэму от этого легче не стало. Он чувствовал, он был уверен, что именно сейчас кто-то где-то в муках умирает. Подбадривая себя, чтобы унять дрожь, вызванную страхом, он снова созвал Лордов на Совет, где впервые поднял вопрос о том, как их новое знание может быть использовано против Презирающего.

Его вопрос зажег тревожный огонь в душах всех. Аматин широко открытыми глазами неотрывно смотрела на Высокого Лорда, Тревор вздрогнул, Лория не отрывала взгляда от своих рук. Хотя они молчали, Морэм чувствовал волнение с такой остротой, как будто они произнесли вслух: “Ты думаешь, что мы должны повторить то, что сделал Кевин-Расточитель Страны?” Но он знал, что в их молчании нет осуждения. Он смотрел на них выжидательно, и наконец Лория сказала:

– Когда ты боролся с огнем в Палате Совета, ты расхлебывал последствия ошибки, допущенной другим. Ты не боишься сам совершить нечто подобное? Как ты будешь управлять силой, если ее вызовешь?

На это у Морэма не было ответа.

Затем Тревор с явным усилием заставил себе произнести;

– Мы не знаем, как создать каналы для этой энергии. Сердце подсказывает мне, что наших жезлов будет недостаточно – их могущества вряд ли хватит на то, чтобы управлять такой мощью. У нас нет Посоха Закона, а я не знаю другого средства, которое могло бы его заменить.

– И этого знания, – резко сказала Аматин, – в которое ты отваживаешься верить, оказалось не достаточно для Высокого Лорда Кевина, сына Лорика. Он только впал в отчаяние. Я… Я отдала свою жизнь его Учению, и я знаю, что говорю. Эта сила – тупик, иллюзия. Ею невозможно управлять. В первую очередь она бьет по тому, кто ею владеет. Лучше умереть с Клятвой Мира в сердце, чем выиграть один день жизни ценой такого риска!

Но Морэм по-прежнему молчал. Он не мог высказать никаких убедительных доводов в пользу своего предложения. Им двигало только холодное, пронизывающее душу предчувствие; шестым чувством он с непередаваемым страхом ощущал ужасное, неизвестное, которое где-то пока еще далеко от Ревелстоуна, крадучись, шло по Стране.

Аматин жестко закончила:

– Ты боишься, что юр-Лорд Кавенант все равно приведет нас к Осквернению?

Он не смог отрицать, что именно этого и боялся.

Так безрезультатно закончился этот Совет, и Лорды вернулись к защите Замка.

А бой все еще продолжался. Четыре дня Лорды боролись всей силой огненных жезлов, невзирая на невыносимую усталость, и остальные обитатели Ревелстоуна делали все, чтобы отогнать от стен пещерников, юр-вайлов и каменные отродья. Но Сатансфист не сдавался. Он снова и снова возобновлял штурм – словно потери для него ничего не значили, – отправляя все новые отряды разрушать город. И цена, которую Замок Лордов платил за свою твердость, возрастала день ото дня.

На пятый день Морэм покинул поле боя, чтобы проверить, в каком состоянии город. К нему присоединился вомарк Квен. Когда они увидели, как мало осталось запасов, и подсчитали потери, Квен устремил на Морэма твердый, пристальный взгляд и резко, с дрожью в голосе, произнес:

– Мы погибли. Если Опустошитель не даст нам передышки, мы погибли.

Морэм взглянул в глаза старого друга:

– Сколько времени мы можем продержаться?

– Самое большее – тридцать дней. Сорок – если мы перестанем кормить больных, раненых и ослабленных.

– Мы не будем отказывать в еде никому, кто еще жив.

– Тогда тридцать. Или меньше – если мои ослабевшие воины не смогут защитить стены… – Он запнулся и опустил глаза. – Высокий Лорд, неужели это случится? Неужели это конец – нам и Стране?

Морэм твердо положил руку на плечо Квена:

– Нет, мой друг. Мы еще не исчерпали всех своих возможностей. И Неверящий… Не забывай о Томасе Кавенанте.

Услышав это имя, Квен, как обычно, посуровел.

– Я не смог бы забыть о нем, даже если бы захотел. Он будет…

– Спокойно, вомарк, – безо всякого раздражения прервал его Морэм. – Не следует пренебрегать пророчествами. На Земле есть такие тайны, о которых нам ничего не известно.

Секунду спустя Квен пробормотал:

– Вы все еще верите в него?

Высокий Лорд ответил без малейшего колебания:

– Я верю в то, что в жизни есть не только Зло.

Квен задумался, пытаясь понять, из какого источника Морэм черпает свою уверенность. На его лице появилось протестующее выражение, но прежде чем он успел что-либо произнести, появился гонец, призвавший его на поле боя. Он тотчас повернулся и зашагал прочь.

Проводив его взглядом, Морэм встряхнулся и отправился к Целителям. Он хотел узнать, не наступило ли улучшения в состоянии Трелла, мужа Этиаран.

Один из залов, откуда сейчас доносились стоны. Целители превратили в госпиталь для сотен раненых; там Морэм нашел могучего прежде гравелингаса. Превратившись в беспомощную развалину, тот лежал, растянувшись на соломенном тюфяке в центре зала. Его терзало сильное воспаление мозга. К вящему ужасу Морэма, он был похож на всех жертв Кавенанта. Руки Морэма затряслись. Он знал, что не сможет выдержать, если ему придется наблюдать, как происходит это неизбежное опустошение.

– Сначала мы положили его к стене, – тихо сказал один из служителей, – чтобы он мог быть поближе к камню. Но он в ужасе старался как можно дальше отодвинуться от нее. Тогда мы перенесли его сюда. Он не пришел в себя, но и не кричал больше. Пока мы ничем не смогли ему помочь.

– Кавенант вылечит его, – ответил Морэм, как будто возражая служителю. – Он должен.

Дрожа, он пошел прочь и попытался освободиться от своего страха, сражаясь за Ревелстоун.

На следующую ночь самадхи изменил свою тактику. Под прикрытием темноты отряд пещерников осуществил стремительную атаку и вскарабкался на одну из главных зубчатых стен. Когда воины выбежали, чтобы отразить нападение, два клина юр-вайлов, спрятавшиеся в темноте возле стен, быстро сформировали Защитную Стену между соседними зубцами, отрезав таким образом некоторых воинов, оказавшихся в ловушке, и лишив их возможности спастись. Два Дозора, которые угодили в нее, были зарезаны юр-вайлами еще до того, как Лорд Аматин смогла уничтожить Защитную Стену. Нечто подобное было проделано сразу в нескольких местах вокруг Ревелстоуна.

Вомарк Квен потерял более ста шестидесяти воинов, прежде чем понял цель этой тактики. Сейчас враги стремились не разрушать Ревелстоун, а убить как можно больше его защитников.

Теперь Лорды были вынуждены принять на себя главный удар в борьбе с этой новой формой нападения: обезвредить Защитную Стену могли только они. Пока темнота скрывала подбирающихся к стенам юр-вайлов, атаки продолжались, не давая Лордам ни малейшей возможности отдохнуть. А когда наступил рассвет, Шеол-Сатансфист вернулся к своей прежней тактике.

После четырех ночей таких атак Морэм и его соратники едва держались на ногах. Уничтожение каждой Защитной Стены стоило двоим из них тяжелейшего напряжения. Один Лорд не мог достаточно быстро справиться с шестьюдесятью или даже сотней юр-вайлов. Аматин выглядела совсем больной, бледной, с ввалившимися глазами; когда-то крепкие мышцы Лории обвисли, утратив свою упругость; Тревор все время вздрагивал, как будто даже находясь в полной безопасности в Замке, он был окружен вампирами. У самого Морэма постоянно болело сердце. Все они имели теперь возможность почувствовать на себе, насколько точны были жестокие предсказания Квена, и их уже тошнило от этого.

Забывшись после четвертой такой ночи на короткое время тревожным полусном, Высокий Лорд обнаружил, что все время шепчет, как в бреду: “Кавенант, Кавенант”, – словно пытаясь напомнить Неверящему о его обещании.

На следующее утро атаки прекратились. На Ревелстоун опустилась тишина – точно покой открытых могил. Все твари вернулись в свои лагеря, а Ревелстоун вздрагивал, словно израненный узник в промежутке между пытками. Морэм воспользовался этой возможностью, чтобы подкрепиться; однако он клал еду в рот не глядя и жевал, не чувствуя вкуса. Где-то в глубине сознания он пытался вычислить, на сколько времени еще его хватит. Тем не менее он тут же откликнулся на сообщение гонца о том, что самадхи-Опустошитель приблизился к Замку один.

Под прикрытием арочных сводов, способных защитить от любого нападения, Морэм и остальные Лорды вышли на один из балконов, расположенных в восточной части Замка, и оказались лицом к лицу с Сатансфистом.

Великан-Опустошитель приближался к Замку с издевательской развязностью, каждым своим жестом выражая презрение. В огромном кулаке он сжимал кусок Камня, от которого в замерзшем воздухе поднимался холодный пар. Он остановился на таком расстоянии, чтобы стрелы не могли достать его, искоса взглянул на Лордов и хрипло прокричал:

– Эй, Лорды! Приветствую вас! Надеюсь, вы чувствуете себя хорошо?

– Хорошо! – повторил Квен, понизив голос. – Пусть только подойдет на пять шагов поближе, и я ему покажу “хорошо”.

– Мой хозяин беспокоится о вас! – продолжал самадхи. – Он боится, как бы вы ни пострадали в этом бессмысленном конфликте!

Глаза Высокого Лорда насмешливо вспыхнули.

– Твой хозяин живет страданиями других! Ты хочешь, чтобы мы поверили, будто он больше не творит злых дел?

– Он удивлен и опечален тем, что вы так упорно сопротивляетесь ему. Разве вы все еще не поняли, что он единственный, кто несет слово истины в этот уродливый мир? Лишь он имеет силу – и лишь в нем заключена правда. Суть Создателя мира – презрение и жестокость! Все, у кого есть мозги и глаза, знают это. Все, кто не боятся взглянуть истине в лицо, знают, что Лорд Фоул – вот единственная истина. Неужели вас ничему не научили ваши страдания? И Томас Кавенант ничему вас не научил? Сдавайтесь, я говорю! Перестаньте упрямиться. К чему вам эти бессмысленные мучения? Сдавайтесь! Клянусь, вы станете слугами Лорда Фоула по рангу равными мне!

Несмотря на язвительный сарказм слов Опустошителя, они звучали со странной убедительностью. Дело было в могуществе Камня, который принуждал слушателей повиноваться. Пока самадхи говорил, Морэм чувствовал, как стремление противиться куда-то исчезает. У него заболело горло, точно само тело готово было предать его; он с трудом сглотнул, прежде чем смог начать говорить.

– Самадхи-Шеол… – чуть слышно просипел он, сглотнул снова и, вложив в голос всю свою решимость, прокричал:

– Самадхи-Шеол! Ты пытаешься рассмешить нас, но нам не смешно! Мы не слепые – мы видим, на какой жестокости основаны твои доводы. Убирайся! Фоул – раб! Забирай отсюда армию своих презренных мучеников и возвращайся к хозяину. Он заставил тебя страдать – пусть радуется, пока может. Дни его могущества сочтены. Когда ему придет конец, будь уверен – он и пальцем не пошевельнет, чтобы спасти твою жалкую жизнь. Убирайся, Опустошитель! Мне неинтересно слушать твои дешевые насмешки.

Он надеялся, что, разозлившись. Опустошитель забудется и подойдет ближе, тогда стрелы смогут достать его. Но Сатансфист лишь дико расхохотался, зашагал прочь и крикнул, чтобы его силы снова двинулись в атаку.

Морэм отвернулся и с трудом заставил себя взглянуть на остальных Лордов. Но они не смотрели на него. Их внимание было поглощено гонцом, который, дрожа, стоял перед ними. Несмотря на стужу, у него было мокрое от пота и страха лицо, горло его свело, и он не мог произнести ни слова. Молча он сунул руку за пазуху, вынул оттуда сверток и трясущимися руками развернул его.

Спустя мгновение напряженного ожидания он извлек оттуда крилл.

Его драгоценный камень стал тусклым, как сама смерть.

Морэму показалось, что он слышит стоны, вздохи, плач, но он не был в этом уверен. Страх ревел в его ушах, заглушая все прочие звуки. Он схватил крилл. Пристально, с ужасом глядя на него, он упал на колени, словно его ноги подломились. Со всей силой, к которой вынуждала его крайняя необходимость, он вперил свой взгляд в самоцвет, пытаясь уловить в нем хоть слабый отблеск жизни. Однако металл остался холодным, когда он прикоснулся к нему, и края лезвия потускнели. Слепая, бесстрастная зима завладела камнем, проникнув до самых его глубин.

Надеяться на дикую магию больше было нечего. Кавенанта не стало.

И только теперь Морэм понял, почему смеялся Опустошитель.

– Морэм?

– Высокий Лорд!

– Морэм!

До него донеслись молящие о чем-то, нет – требовательные, зовущие голоса, но он не обращал на них никакого внимания. Он отклонил их помощь. Пророчество, которого он опасался, сбылось. Ему нечего было ответить на призывы, мольбы и просьбы.

– Ах, Высокий Лорд!

В едва доносившихся до него словах звучали и слезы, и отчаяние, но ему нечего было ответить.

Едва осознавая, что делает, он поднялся на ноги и вернул крилл гонцу. Ему хотелось убрать его с глаз долой, точно меч предал его, однако это ощущение было лишь частью того, что он испытывал. Почти спокойным жестом он потуже запахнул на себе тонкую голубую мантию, словно был настолько глуп, чтобы верить, будто она защитит его от холода, и в оцепенении пошел прочь с поля боя. Копна коротких, жестких волос, уже отросшая после пожара в Совете, придавала ему немного сумасшедший вид. Люди двинулись вслед за ним, умоляя, прося о чем-то, но он продолжал широко шагать, все время обгоняя их, чтобы не видеть этих несчастных лиц.

Он не думал о том, куда идет, пока не достиг места, где галерея разветвлялась. Здесь необходимость выбирать снова навалилась на него – влево и вниз простирался Замок, вправо и вверх тянулось нагорное плато. Он решил повернуть вправо, не в силах выносить обвинений Ревелстоуна, пусть даже не намеренных, а также потому, что теперь стал человеком, у которого не было больше выбора.

Когда он начал долгий подъем наверх, люди, шедшие следом, постепенно отстали. Он услышал их шепот:

– Он идет к Вольному Ученику – толкователю снов. Однако он направлялся совсем не туда; вопросов к оракулу у него не было. Прорицания оракулов предназначались для тех, для кого их неясные видения могли что-то изменить, но сейчас Высокий Лорд Морэм, сын Вариоля, мог рассчитывать только на собственное мужество.

Цепенея от страха, он выбрался на плато, по которому гулял ветер. Сквозь его завывания он слышал грохот битвы у стен Замка, цепи атакующих бросались на них, словно пытаясь раздробить непокорные, но в конечном счете ломкие скалы. Но он не стал вслушиваться в эти звуки, просто выкинул их из головы; это был всего лишь символ ужасной судьбы, которая ожидала Страну. Без Томаса Кавенанта!.. Но Морэм не в силах был довести до конца эту мысль. Он поднялся на бесплодную возвышенность и пошел прочь от Ревелстоуна, к реке и вдоль ее северного берега, ощущая разверзшуюся в душе бездну. Именно это должен был чувствовать Кевин-Расточитель Страны – сказал он себе, – когда Лорд Фоул нанес ему поражение под Кураш Пленетор. Он не знал, как можно вынести такую боль.

Через некоторое время он обнаружил, что стоит на холодном ветру на холме, возвышающемся над Мерцающим озером, поверхность которого оставалась гладкой, несмотря на сильный ветер. Хотя небо над ним было серым, как прах, оставшийся после конца света, озеро, казалось, еще не забыло, что такое солнечный свет. В нем отчетливо отражались холмы и далекие горы, и сквозь кристально чистую воду Морэму видно было глубокое дно.

Он знал, что ему следовало делать; ему не хватало смелости, а не понимания. Замерзнув, он спустился вниз, к озеру, потому что больше некуда было идти. От Мерцающего исходила мощная Сила Земли. Он положил жезл на берег, снял одежду и бросился в озеро, молясь о том, чтобы ледяная вода сделала за него то, что он не мог сделать сам.

Хотя он окоченел от холода, вода, казалось, ошпарила тело, вырвала его из оцепенения, зажгла огонь в его крови. У него и в мыслях не было плыть, когда он заскользил в глубину, но мощная сила Мерцающего вызвала в нем ответную реакцию, заставив устремиться вверх. Задохнувшись, он вскрикнул и забил руками по воде, пытаясь, несмотря на обжигающий холод, восстановить дыхание, а затем поплыл к берегу, туда, где оставил свою одежду.

Карабкаясь по склону холма, он чувствовал, что все его тело горит, но не одевался до тех пор, пока вода на коже заледенела от ветра. Тогда он быстро натянул одежду и прижал жезл к груди, чтобы жар согревал его там, где это было важнее всего. Его бил лихорадочный озноб, и Морэм обхватил себя руками, стараясь помочь своему сердцу справиться со страхом, который ему предстояло испытать.

Он должен был сделать то, что, очевидно, было невозможно. Он должен убить самадхи Сатансфиста.

Ему требовалась помощь.

Беспощадно отбросив в сторону все прошлые сомнения и колебания, он обратился к тому, кто единственный мог помочь ему, – к тому, чья верность в полной мере соответствовала крайней нужде Морэма. Он поднес руку ко рту и три раза пронзительно свистнул.

Казалось, буйный ветер в одно мгновение подхватил звуки, разнес и раздробил их. Там, где эхо было обычным явлением, его призыв остался без ответа, пропал; ветер разорвал и унес его, словно задался целью помешать ему выполнить свое намерение, сделать так, чтобы тот, кого он призывал, не услышал его. Стараясь не падать духом, Морэм поднялся по склону холма и остановился на вершине в ожидании. Беспокойство, близкое к отчаянию, переполняло его сердце, но он повернулся лицом к западным горам, как будто никогда не знал ни сомнений, ни страха.

Прошли долгие минуты, во время которых его тревога усилилась настолько, что он готов был закричать, прежде чем он заметил неясное коричневое пятно, которое двигалось к нему с далеких гор. Душа его воспрянула, несмотря на все тяготы; ветер трепетал и бился в ушах, а он стоял, повернувшись к приближающемуся ранихину, который ответил на его вызов.

Ожидание длилось так долго, что кровь почти заледенела у него в жилах, но в конце концов ранихин добрался до подножия холма рядом с озером и приветственно заржал.

Морэм вздохнул, увидев, в каком он был состоянии. Ранихины обладали способностью загодя предчувствовать вызов, и Дринни покинул Равнины Ра много дней назад. По дороге ему пришлось спасаться от армии Сатансфиста, пересечь Центральные Равнины и Западные Горы, а потом в разгаре лютой зимы искать новую дорогу через горные отроги, за которыми находился Ревелстоун. Долгий тяжелый путь дорого обошелся сильному жеребцу. Он исхудал так, что были видны ребра, суставы у него опухли, а шкура обвисла и во многих местах была изранена. И все же это был, несомненно, Дринни. Морэм узнал его и приветствовал со всем возможным уважением:

– Хей, Дринни, гордый, смелый ранихин! Достойный сын достойной матери. Хвост Неба, Грива Мира, я… – У него от волнения перехватило горло, и он еле слышно закончил:

– Мое почтение.

Дринни сделал отчаянное усилие и подбежал к Морэму рысью, но тут, окончательно обессилев и дрожа, положил голову ему на плечо, словно ища поддержки. Морэм крепко обнял его за шею, прошептал на ухо слова похвалы и восхищения, погладил покрытую коркой льда шкуру. Они стояли рядом, точно давая обещание помочь друг другу во всем, что может понадобиться. Потом Морэм, помня о неутолимой гордости ранихинов, которая была для них едва ли не превыше всего, вспрыгнул ему на спину. Согревая коня теплом своего жезла, он медленно поскакал обратно в Ревелстоун.

Дорога заняла немало времени, так измучен был Дринни, который, несмотря на отчаянные усилия, то и дело спотыкался от боли и истощения. Пока они спускались вниз между холмами, страх и слабость снова овладели Морэмом. Но теперь судьба не оставила ему никакого выбора; сжимая бока ранихина коленями, он чувствовал свою решимость идти до конца, никуда больше не сворачивая. Дринни ответил на его призыв, Мерцающее озеро помогло ожить и отрешиться от оцепенения. Голова была ясной, и всю дорогу он строил планы.

Затем, наконец, конь, прихрамывая, поскакал по широкому туннелю, ведущему к Замку. Стук копыт отражался от каменных стен и потолков слабым эхом – отражался и уносился вперед, оповещая о возвращении Высокого Лорда. Люди бросали свои дела и торопились в главную галерею, чтобы увидеть его. Они выстроились в ряд вдоль его пути, вскрикивали от удивления и радости, вглядывались в его лицо, страшась того, что они там прочли. Казалось, его пронес через Замок поток изумления и надежды.

Потом он увидел тех, кто возглавлял город – Лордов Тревора, Аматин и Лорию, вомарка Квена и обоих Хранителей, Торма и Бориллара. Они ждали его, словно специально собрались вместе, чтобы выразить свое почтение. Когда ранихин замер перед ними, они безмолвно приветствовали Высокого Лорда и его коня.

Некоторое время Морэм, как бы изучая, пристально вглядывался в их лица. Каждый по-своему, все они несли на себе печать бесконечных боев, выглядели измученными и несчастными. Квен был, кроме всего прочего, как-то особенно нелепо одет. Его грубоватое лицо, изрезанное морщинами, как всегда, выглядело хмурым и усталым; похоже, только состояние непрерывной войны заставляло его держаться. Аматин казалась полностью отчаявшейся, как будто у нее не осталось больше сил – ни физических, ни моральных. Лицо Бориллара было мокро от слез; Морэм знал, что известие о возможной гибели Томаса Кавенанта подкосило его. Тревор и Лория поддерживали друг друга, словно самостоятельно стоять уже не могли. Изо всех них только Торм сохранял спокойствие, как будто его личный кризис уже остался позади. Для него не могло быть ничего хуже, чем осквернение камня, свидетелем которого он был в Палате Совета; однако его роль этим не ограничивалась – он определенно испытывал удовлетворение оттого, что помогал пресечь его. На всех лицах можно было прочесть смешанное выражение надежды, страха, ожидания и отчаяния – выражение, за которым стояло острое желание узнать, с чем он вернулся в Ревелстоун.

Кивнув в ответ на их молчаливое приветствие, он тяжело спрыгнул со спины Дринни и шагнул по направлению к ним. В его голосе звучали и сила, и сочувствие, и боль, когда он ответил на их безмолвный вопрос:

– Слушайте меня. Я, Морэм, сын Вариоля, Высокий Лорд, избранный Советом, принял решение. Слушайте и повинуйтесь. Вомарк Квен, прежде всего необходимо оказать помощь Дринни. Накормить, вылечить – одним словом, сделать все, чтобы силы как можно скорее вернулись к нему. Вскоре он мне понадобится. Лорды, Хранители, вомарк – необходимо как можно быстрее вновь завладеть сторожевой башней Ревелстоуна. Ворота Замка должны быть очищены от завалов. Вомарк, готовь лошадей для армии. Готовь также и воинов, которые смогут ехать верхом, а остальных – для атаки на самадхи-Сатансфиста. Мы ударим сразу же, как только путь будет расчищен.

Он видел, что они были ошеломлены его приказами, что мысль об атаке на армию Опустошителя показалась сумасбродной и испугала их. Но он не стал успокаивать, хотя счел необходимым дать некоторые разъяснения.

– Друзья мои, – с некоторым оттенком раздражения продолжал он, – свет крилла померк. Вы знаете, что это значит. Либо Томас Кавенант покинул Страну, либо нашел свою смерть, либо лишился кольца. И все же именно здесь кроется наша последняя надежда. Если Неверящий жив – а пока дикая магия еще не была использована против нас, – мы можем надеяться, что он снова завладеет своим кольцом. Но, надеясь на это, мы и сами должны действовать; одной надежды мало в такой отчаянной ситуации. Наша задача состоит в том, чтобы прекратить кровопролитие и препятствовать опустошению, которое несет с собой отчаяние. Мы должны действовать. Презирающий, несомненно, знает, что у юр-Лорда Кавенанта больше нет Белого Золота – если Неверящий в самом деле потерял его и если оно еще находится в Стране. Следовательно, его интересы могут быть на время не связаны с нами. Вот почему именно сейчас у нас есть возможность попытаться одержать победу над самадхи-Опустошителем. И если Лорд Фоул сосредоточил все усилия на том, чтобы помешать Неверящему вернуть его кольцо, мы своими действиями поможем юр-Лорду Кавенанту, отвлекая на себя внимание Презирающего.

Не в силах больше смотреть в ошеломленные, измученные лица своих друзей, он положил руку на шею Дринни и закончил, словно обращаясь к ранихину:

– Это – мой выбор. Если понадобится, я буду драться с Сатансфистом один на один. Но это необходимо.

Наконец, тяжело дыша, Аматин нашла в себе силы воскликнуть:

– Меленкурион! Меленкурион абафа! Морэм, тебя, похоже, ничему не научила судьба Трелла, мужа Этиаран, или Стража Крови, или Кевина-Расточителя Страны! Ты толкаешь себя к Осквернению. Идя таким путем, мы разрушим все, что любим.

Высокий Лорд властно произнес:

– Вомарк, я не хочу брать с собой тех воинов, которые не пойдут на это добровольно. Ты должен объяснить всем в Армии Лордов, что свет крилла Лорика померк и что у нас нет другого выхода.

Он шагнул к друзьям и обнял их, показывая таким образом, как сильно их любит и как нуждается в них. Как бы они к нему ни относились, он знал, что не способен покинуть их – по крайней мере, до тех пор, пока они не докажут, что могут действовать самостоятельно. Его собственное мужество уже много раз оказывалось почти полностью исчерпано; без их помощи ему, возможно, и не удастся удержаться на той извилистой и трудной тропе, которую он избрал. На мгновение крепко обняв Дринни, он круто развернулся и решительным шагом направился в свои покои.

Следующие дни он провел в одиночестве, стараясь набраться сил, которые дали бы ему возможность вынести всю тяжесть его решения. Однако душа его пылала. Вся его прежняя уверенность и безмятежность оказалась разрушенной. Что бы он ни делал – лежал на постели, ел или расхаживал по комнате, – он ощущал глубокую пустоту в сердце Замка, где больше не сверкал огонь крилла. Это яркое белое сияние заставляло Морэма снова и снова надеяться на помощь Неверящего. Теперь, когда огонь погас, он остался один на один со смертью, в которой не было никакого смысла; он готов был умереть за тех, кто осмеливался последовать за ним, за Дринни и, наконец, за самого себя, но эта смерть не увеличивала шансы Ревелстоуна на выживание. Много времени он провел, растянувшись на полу и сквозь камень пытаясь понять, как выполняются его приказы.

Ему не стоило особых усилий “разглядеть”, как шла подготовка в Армии Лордов. Несколько сотен лошадей из конюшен Замка были уже полностью готовы. Те воины, которые решили присоединиться к нему, теперь в основном отдыхали или готовились; таким образом, тяжесть сопротивления не прекращающимся атакам самадхи легла на плечи не многих оставшихся. Вскоре измотанные защитники впали в лихорадочное состояние, близкое к тому, которое не отпускало его самого. Их трясло от бешенства и отчаяния. Оставив пока в стороне эту “зубную боль”, он попытался выяснить, что происходит с Лордами.

И обнаружил, что Лорд Аматин уединилась в библиотеке Лосраата, но Тревор, Лория и Хранитель Торм не сидели сложа руки. Лорд Тревор вместе с Тормом спустились в одну из заброшенных пещер прямо под сторожевой башней. Там они объединили свои силы и знания, сотворив нечто вроде того, что сделал Трелл в Палате Совета; они вызвали к жизни и послали сквозь камень в галереи башни мощную волну жара. Они поддерживали нестерпимый жар целый день, все время направляя его в сторону врагов. В конце концов пещерники и другие твари начали покидать башню.

И когда нижние уровни башни опустели. Лорд Лория повела несколько Дозоров в атаку. Под покровом ночи они попрыгали со стен Замка в песок, пересекли внутренний двор и проникли в башню, пробивая себе путь наверх. На рассвете третьего дня они одержали победу. Над двором было тут же подвешено множество временных переходных мостиков, на которых расположились сотни стрелков, чтобы защищать башню.

Лорд Морэм гордился их успехом, и это ненадолго облегчило его подавленное состояние. Он сомневался в том, что им удастся удерживать башню больше одного-двух дней, но этого времени было бы вполне достаточно, если остальные его приказания выполнялись с той же точностью.

На третий день Аматин оставила свои изыскания и занялась делом. Потратив много времени и усилий на изучение Второго Завета, который сам Высокий Лорд Морам так и не сумел одолеть, она обнаружила там описания тех обрядов и заклинаний, которые ей были нужны. Вооруженная этими сведениями, она поднялась на контрфорс, находившийся прямо над внутренним двором, и запела песню, от которой у всех волосы на голове встали дыбом. Потом прямо на скале она начертила нужные символы и, делая странные, необычные жесты, затянула другую песню на давно умершем языке Старых Лордов. Результатом всего этого было то, что останки мертвецов внизу, во дворе, начали медленно рассыпаться, возвращаясь обратно в землю. Вскоре удалось открыть ворота, что обеспечивало Армии Лордов возможность выйти из Ревелстоуна.

Морэм не мог больше оставаться в своих покоях и присоединился к ней. Закончив, Аматин без сил упала ему на руки; он так гордился ею, что беспокойство за нее было сильнее, чем радость по поводу того, что ей удалось сделать. Целители заверили его, что после хорошего отдыха она быстро придет в норму. Услышав это, он предоставил ее их заботам и отправился на конюшню взглянуть на Дринни.

Ранихин уже ничем не напоминал того измученного, усталого коня, на котором он въехал в Ревелстоун. Хорошая еда и доброе отношение вновь зажгли свет в его глазах, вернули упругость мышцам, укрепили плоть. При виде Морэма он заржал и принялся гарцевать, словно показывая, что он готов к новым испытаниям.

Все это придало Морэму сил. Не колеблясь больше, он сообщил вомарку Квену, что выступит против Опустошителя на следующее утро.

Однако поздно ночью, когда Тревор, Лория и Квен отражали очередную свирепую атаку, в покои Морэма пришла Лорд Аматин. Она молчала, но ее бледный, изнуренный вид говорил сам за себя. Усиленные труды не прошли для нее даром. Она так долго находилась в почти невыносимом напряжении, что растеряла всю свою защиту и теперь оказалась открытой для понимания того, к чему у нее не было ни желания, ни возможностей. Эта уязвимость придавала ей в какой-то степени униженный вид – как будто она пришла к Морэму, чтобы пасть к его ногам.

Так же молча она протянула к Высокому Лорду руки, в которых держала крилл Лорика. Он принял его, не отрывая от ее лица пристального взгляда.

– Ах, сестра Аматин, – как можно мягче произнес он, – тебе нужно отдохнуть. Ты заслужила…

Страдание, вспыхнувшее в ее глазах, заставило его замолчать. Он перевел взгляд на крилл.

И в глубине драгоценного камня увидел слабое изумрудное свечение.

Так и не произнеся ни слова, Аматин повернулась и ушла. Он остался наедине с мыслями о том, что кольцо Кавенанта оказалось во власти Презирающего.

Покинув на следующее утро свои покои, он выглядел как человек, который всю ночь тщетно боролся с желанием проклясть самого себя. Двигался он неуверенно, глаза казались тусклыми, больными. Крилл он засунул под тунику и даже сквозь ткань ощущал, как изумрудное свечение внутри драгоценного камня, связанное с Лордом Фоулом, усиливается. Он понимал, что еще немного, и холодное зеленое пламя начнет жечь его плоть, но не думал об этом. Он заставлял себя двигаться вперед, как будто ему предстояло совершить предательство, и это его страшило.

В большом зале, расположенном неподалеку от все еще закрытых ворот в Ревелстоун, он присоединился к воинам. Они стояли рядами по Дозорам, и, мельком взглянув на них, Морэм увидел, что их было две тысячи; один верховой Боевой Дозор и четыре пеших – треть всей уцелевшей Армии Лордов. Он отвел глаза – он никак не думал, что берет на себя ответственность за такое количество жизней. Однако воины приветствовали его безо всякого страха, и он заставил себя ответить им тем же, точно не сомневался, что имеет моральное право руководить ими. Потом он вышел на переднюю линию, где его уже дожидался Дринни.

Лорды и вомарк Квен тоже были здесь, рядом с ранихином, но он прошел мимо, не смея поднять на них глаз, и попытался взобраться на коня. Однако тело, скованное страхом, не слушалось, С трудом подавив крик, он вцепился в гриву ранихина, стараясь успокоиться.

Он никак не мог подпрыгнуть достаточно высоко, а просить помощи ему было неприятно. Внезапно чьи-то руки коснулись его плеча, и, обернувшись, он увидел Квена. Старый вомарк настойчиво проговорил хриплым голосом:

– Высокий Лорд, мы очень рискуем. Треть всей Армии Лордов, две тысячи жизней могут кануть в никуда. Высокий Лорд, зачем? С вами случилось то же, что с Кевином-Расточителем Страны? Вы хотите уничтожить то, что любите?

– Нет, – еле слышно прошептал Морэм: так сильно у него перехватило горло. Продолжая держаться за Дринни, он как будто просил у ранихина дать ему сил. – Я не… Я не забыл о том.., что я – Высокий Лорд. Мне ясен путь, и я в него верю. Я должен идти этим путем, чтобы.., чтобы не впасть в отчаяние.

– Нам ничего не останется, кроме отчаяния, если вы потерпите неудачу.

Морэм не мог не слышать, какая боль звучала в голосе Квена. Он понимал его волнение; Квену тоже было сейчас очень плохо.

– Нет. Именно Лорд Фоул изо всех сил старается преподать нам урок отчаяния. Это – легче, чем урок мужества. – Он медленно повернулся, посмотрел в глаза Квену, а потом впервые перевел взгляд на Лордов. – Это – легче, – повторил он. – Без конца говоря только о своей ненависти и отчаянии, мы никогда не одержим победу над Презирающим.

Но его слова только усилили боль, терзающую душу Квена. Страдание исказило его открытое лицо, он простонал:

– О мой Лорд! Тогда почему ты мешкаешь? Чего боишься?

– Потому что я смертей и слаб. Путь ясен – нет лишь уверенности. Когда-то я был пророком и оракулом. Теперь мне хотелось бы… Да, мне нужно увидеть ЗНАК.

То, что он сказал, было вовсе не ново, но он сразу же почувствовал, насколько, в самом деле, его смертность и слабость еще сильны в нем. Слезы затуманили его взор. Он не способен был больше нести это бремя один. Распахнув объятия, он направился к Лордам.

Они открыли свои мысли друг другу, и он тут же ощутил волну их заботы, их любви; как долгожданная вода утоляет жажду, так эти чувства успокоили его, утихомирили бушующее в душе волнение. Все время, пока длилась осада, он отдавал им свои силы, а теперь они возвращали их ему. Лорд Тревор вернул ему утраченное ощущение уверенности, силу духа – ту силу, которая приходит, когда человек отдает себе отчет в том, какому делу он служит. Лорд Лория передала ему часть своего могучего инстинкта самосохранения, свою способность сражаться ради детей – тех, кого она любила и кто не мог сам защитить себя. А Лорд Аматин, хотя она и была еще слаба, поделилась с ним своей мудростью, своим знанием; это был исключительный дар, который она предложила ему вопреки собственным сомнениям и неуверенности.

Это слияние мыслей вернуло ему силы. Кровь, казалось, быстрее заструилась по жилам, мышцы расслабились. Приняв помощь Лордов, он в ответ поделился с ними пониманием тех причин, которые вынуждали его принять такое решение. Потом он полностью растворился в их любви, давая ей возможность внести успокоение в его мятущуюся душу.

Слияние мыслей принесло ему огромное облегчение, но вскоре оно было прервано резким криком, полным необычайного возбуждения. Женщина-стражник вбежала в зал и, когда они взглянули на нее, прокричала:

– Опустошитель атакован! Его армия.., лагерь.., на них напали! Это вейнхимы! Их не много.., не много.., но Опустошитель не ожидал этого нападения, и им уже удалось нанести ему серьезный урон. Он отозвал все отряды от Ревелстоуна, чтобы сражаться с ними!

Высокий Лорд Морэм заторопился к Дринни, приказав своим воинам следовать за ним. Они с Квеном обменялись взглядами – оба понимали, каковы могут быть последствия этого неожиданного нападения для Опустошителя; потом Квен вспрыгнул на своего коня, крепкого, выросшего в горах мустанга. Среди воинов Морэм заметил Хранителя Бориллара, тоже взбирающегося на коня. Высокий Лорд приказал ему слезть; Хранители Замка не должны были принимать участие в сражениях. Но потом он вспомнил, как много надежд Бориллар связывал с Томасом Кавенантом, и предоставил ему самому решать, что делать.

Лория тут же направилась в дозорную башню, чтобы помочь ее защитникам, заботясь о том, чтобы Армия Лордов смогла бы по окончании сражения беспрепятственно вернуться в Ревелстоун. Тревор заспешил к воротам. Только Аматин задержалась и успела увидеть опасный блеск, вспыхнувший в глазах Морэма. На мгновение задержав его, она пробормотала:

– Похоже, вейнхимы подхлестнули твою решимость.

Теперь Морэм безо всяких затруднений вспрыгнул на спину Дринни. Ранихин негромко заржал; гордость и вызов слышны были в этих звуках. Когда внутренние ворота распахнулись, Морэм галопом направил Дринни вперед.

Армия Лордов двинулась следом за ним.

Он пронесся сквозь ворота, пересек двор, объезжая высокие груды песка и праха, и устремился в туннель под дозорной башней. Дринни под ним напрягся, упиваясь своей здоровой силой, бегом и атмосферой боя. Когда Морэм миновал остатки разбитых внешних ворот, он уже был заметно впереди своей армии.

За воротами он сразу же повернул Дринни, бросив короткий взгляд на величественный Ревелстоун. Он не увидел воинов за укреплениями и окнами дозорной башни, но знал, что они там и в полной боевой готовности. Отвесные стены башни, с Ревелстоуном позади них, выглядели как нос огромного корабля; казалось, их гранит таит В себе пророческую мудрость древних Великанов – непостижимое понимание того, что слова “победа” и “поражение” имели смысл исключительно в применении к человеческому роду и ничего не значили на языке гор.

Потом всадники начали догонять его, и Морэм повернулся, чтобы как следует разглядеть своих врагов. Впервые он видел армию самадхи не сверху, а находясь на уровне земли. Открытые зимним ветрам, враги со всех сторон окружали его, точно железный ошейник, куда он так торопился сунуть голову. Он вспомнил другие битвы – Кирил Френдор, Роковое Отступление, Дориендор Коришев, – и они показались ему детскими играми, бледной тенью того, что ему предстояло. Но он тут же выкинул эти воспоминания из головы, сосредоточившись на движении, которое заметил впереди, у подножия холмов.

Как и сообщил дозорный, армия самадхи была атакована с тыла. Морэму было отчетливо видно, как все происходило. Плотный клин, состоящий из двухсот или трехсот вейнхимов, надвигался на Великана-Опустошителя.

Сам Сатансфист, по-видимому, не являлся целью этого нападения, хотя он пытался отразить их атаку вспышками своего изумрудного огня. Вейнхимы ударили по незащищенному тылу лагеря, стараясь уничтожить запасы продовольствия. Он уже сожгли огромные длинные корыта с падалью и кровью – основной пищей тварей Лорда Фоула; изо всех сил борясь с губительным воздействием Камня Сатансфиста, они уничтожали и другие запасы изрубленной мертвой плоти, поджигая их.

Однако, даже если бы против них выступал только один Опустошитель, у них не было бы ни малейшего шанса уцелеть. Обладая мощью Великана и куском Камня Иллеарт, он мог в одиночку уничтожить десять или пятнадцать тысяч вейнхимов. А ведь у него имелась еще и армия. Сотни юр-вайлов находились тут же, рядом с ним; тысячи других созданий из разных мест двигались на поле боя. Не удивительно, что вейнхимы гибли один за другим.

И все же они сражались, сопротивляясь воздействию злобной зеленой силы самадхи с поразительным успехом. Как и юр-вайлы, они были порождениями Дьявольской Мглы, хозяевами тьмы, и обладали могущественным знанием, которое никогда не было доступно Лордам. И они недаром потратили те сорок семь лет, пока о них ничего не было слышно. Они готовились к решительной схватке со Злом. Выкрикивая заклинания и жестикулируя, они отражали вспышки зеленого огня Опустошителя и продолжали громить все запасы продовольствия, которые им попадались.

Все это Высокий Лорд Морэм охватил единым взглядом. От холодного ветра у него стали гореть лицо и слезиться глаза, но это не помешало ему разглядеть, что из-за нападения вейнхимов армия Сатансфиста еще не заметила ни его самого, ни его воинов.

– Вомарк! – крикнул он. – Нужно помочь вейнхимам.

Командуй!

Как только все воины прошли через туннель, Квен тут же отдал распоряжения хафтам верховых и пеших Боевых Дозоров. Сразу же по сотне всадников заняли позиции по обеим сторонам от Высокого Лорда, оставшиеся две сотни выстроились в ряды позади него. Пешие воины сменили свой широкий шаг на бег.

Морэм тронул Дринни и медленным галопом поскакал вниз, мимо холмов, направляясь к Опустошителю.

Воинов Морэма заметили в лагере, прежде чем они проскакали треть расстояния. Послышались хриплые выкрики; юр-вайлы, пещерники, создания из камня и праха и прочие твари, пока еще не участвующие в сражении с вейнхимами, точно бешеный поток, сметающий все на своем пути, обрушились на Армию Лордов. Но столпотворение, которое творилось вокруг вейнхимов, помешало главным силам Сатансфиста услышать поднятую тревогу. Сам Опустошитель даже не повернул головы. Наступающие со стороны Ревелстоуна оказались совсем рядом, прежде чем он заметил надвигающуюся опасность.

Подойдя как можно ближе к противнику, вомарк Квен выкрикнул приказ, и всадники перешли на быстрый галоп. Морэм еще раз оценил ситуацию. Большинство подручных самадхи все еще были сконцентрированы в одном месте, уделяя все свое внимание вейнхимам. Если всадники Квена смогут нанести Опустошителю достаточно сильный удар, прорвавшись на подмогу к вейнхимам, а пеший Боевой Дозор сможет защищать тылы достаточно долго, тогда у остальных будет шанс уцелеть и вернуться в Замок.

Морэм послал Дринни в первые ряды всадников, устремившихся к беспорядочным ордам Сатансфиста.

Противники столкнулись с такой силой, что Высокого Лорда подбросило в седле. Лошади метались, топча копытами все, что попадалось под ноги. Мечи свистели и сверкали в воздухе, повсюду слышались крики боли и ярости. Однако целью воинов было прорваться к Опустошителю, и все, кто смог, устремились туда.

Это было нелегко – путь им преграждали тысячи тварей, находящихся между ними и Сатансфистом. Они были сбиты с толку, растерялись, но все же на какое-то время им удалось замедлить атаку Армии Лордов.

Заметив это, Квен отдал новый приказ. По его команде пешие воины, находившиеся позади Морэма, повернули, обходя его с обеих сторон, и очистили пространство перед ним для всадников, которые тут же устремились вперед. Когда они поравнялись с Морэмом, он выхватил свой жезл и призвал его могучую силу. Голубой огонь, точно острие пики, вырвался из жезла, уничтожая врагов, стоявших стеной. Морэм ринулся в самую гущу схватки.

На какое-то мгновение ему показалось, что они могут победить. Его воины быстро продвигались сквозь строй врагов по выжженному жезлом пути. Сатансфист был прямо перед ними, но он уже заметил новую угрозу и отвернулся от вейнхимов.

Опустошитель выкрикивал приказы, чтобы развернуть свою армию против воинов Морэма, и, взбешенный происходящим, сам сделал несколько шагов в его сторону. Морэм видел, что расстояние между ними сокращается. Он в ярости все усиливал и усиливал огонь своего жезла, стараясь достать им своего главного противника до того, как ему помешают.

" Но тут всадники натолкнулись на препятствие. Пещерники, услышав команды Опустошителя, выстроились в линию и сцепились сильными от постоянного копания земли руками, преградив всадникам путь. Их мощь была настолько велика, что воинам не удалось прорвать вражескую линию. Лошади повалились на землю, сбросив всадников, а те, кто двигались позади, падали, натыкаясь на упавших прежде.

Однако Морэм удержался в седле. Собравшись в последнее мгновение, Дринни перепрыгнул через головы пещерников, ударяя копытами по их головам. То же самое удалось проделать многим другим, но, оказавшись за вражеской линией и устремившись вперед, они встретились лицом к лицу с огромным клином юр-вайлов.

Пещерники отрезали Морэма от его всадников, которые продолжали биться с врагами на том месте, где были выброшены из седел. Оглянувшись назад, Морэм понял, что ему нечего ждать от них помощи.

Он мгновенно принял решение. Послав воинов, которые пересекли вражескую линию вместе с ним, атаковать пещерников, сам он бросился на юр-вайлов, по-прежнему держа в вытянутой руке свой жезл, из которого извергался голубой огонь.

В одиночку он вступил в бой с несколькими сотнями черных тварей. Но он недаром изучал Заветы Кевина, сумев с помощью их понять, по крайней мере, какая четкая связь существует между силой и страстью; сейчас он был сильнее, чем когда бы то ни было. Используя всю мощь своего жезла, на которую тот был способен, Морэм обрушился на строй юр-вайлов, точно ураганный огонь, уничтожая их и разбрасывая по сторонам, словно булыжники. Дринни под ним бил копытами, брыкался, топтал, сокрушая врагов, а Морэм, держа жезл обеими руками, водил им из стороны в сторону, посылая огненные голубые молнии, ревущие и грохочущие с такой силой, что содрогалась земля. И юр-вайлы пошатнулись, точно само небо обрушилось на них, а земля вздыбилась под ногами. Он выжигал себе среди них путь, точно всемогущий исполин, и не останавливался до тех пор, пока не добрался до долины, протянувшейся среди холмов.

Развернувшись, он обнаружил, что оказался совершенно один. Сопровождавшие его всадники поскакали обратно; возможно, Квен отозвал их, чтобы они помогли ему сражаться с превосходящими силами врага.

На противоположном краю долины стоял Сатансфист и пристально смотрел на Морэма. Он поднял свой Камень, как будто собираясь нанести удар, лицо Великана было искажено безумием Опустошителя. Однако внезапно он повернулся и исчез за краем долины, как будто решил, что вейнхимы представляют собой более серьезную опасность, чем Высокий Лорд Морэм.

– Сатансфист! – закричал Морэм. – Самадхи-Шеол! Вернись и сразись со мной! Неужели ты такой трус, что не осмелишься ответить на мой вызов?

Он ударил Дринни каблуками, посылая его вдогон за Сатансфистом. Однако, оглянувшись, он увидел, что оставшиеся в живых юр-вайлы наступают. На этот раз они не выстраивались клином, а просто бросились на Морэма. Не успел он взмахнуть своим жезлом, как жадные черные пальцы вцепились в него, царапая его руки и хватаясь за одежду.

Дринни отбивался как мог, но прыгал так неистово, что в конце концов Морэм скатился с него прямо на груду черных тел. Красные от крови лезвия созданий Дьявольской Мглы нависли над ним, но, прежде чем хоть один из юр-вайлов смог нанести удар, Морэм, орудуя жезлом, отбросил демонов прочь. Тут же вскочив на ноги, он уничтожал любого, кто приближался к нему, и одновременно оглядывался по сторонам в поисках своего коня.

Но ранихин уже умчался прочь, покинув долину.

Внезапно Морэм обнаружил, что остался один. Последние юр-вайлы бежали, оставив его с мертвыми и умирающими. Было так неестественно тихо, что кровь стыла в жилах. Оба сражения, по-видимому, закончились, и ветер унес все звуки прочь. Морэм не слышал ничего, кроме завываний ветра и звука собственного хриплого дыхания.

Эта внезапно навалившаяся тишина мгновенно сковала его. Он хотел позвать Квена, но от ужаса у него перехватило горло; хотел свистнуть Дринни, но не смог заставить себя разорвать жуткую тишину. Страх парализовал его.

И тут же ему стало ясно, что это – ловушка, уготовленная для него Опустошителем. Он бросился бежать, но не в сторону своей армии, а в направлении, где бились вейнхимы, надеясь таким образом сбить с толку преследователей.

Но ловушка была слишком хорошо задумана и ему не удалось сбить их с толку. Он сделал всего несколько шагов, как вдруг на краю долины, точно из-под земли, возникли сотни тварей. Они стояли, злобно глядя на него и пуская слюну в предвкушении предстоящей трапезы. Ветер доносил до Морэма их хриплые голоса.

И он был один против всех.

Он отступил к центру долины, шаря по сторонам взглядом в поисках щели или какого-нибудь другого укрытия, но не обнаружил ничего. Попытавшись мысленно ощутить, что происходит с его армией, он не почувствовал никакого отклика; если его воины и были еще живы, могучая сила, создавшая эту ловушку, отрезала его от них.

Когда он осознал свое положение, мысли его обратились внутрь самого себя. И там он увидел конец всех своих надежд и всего своего служения Стране и с удивлением обнаружил, что это больше не пугает его. Он был бойцом и сражался за свою Страну; для этого он и появился на свет. Все то оставшееся время, пока он сможет сражаться ради своей высокой цели, ужас не завладеет его душой. Пока он жив, это означает, что, по крайней мере, в одном сердце еще не угасло пламя любви к Стране. За это стоит сражаться.

Его губы искривила усмешка, возникающая только в минуты крайней опасности. В глазах вспыхнул яркий, несокрушимый, победный свет.

– Давайте идите! – закричал он. – Ваш хозяин слишком большой трус, чтобы сразиться со мной! Ну, что же, придется драться с вами. Предупреждаю – я убью любого, кто посмеет приблизиться ко мне.

В его голосе прозвучало нечто такое, что заставило их тут же остановиться. Они заколебались, в тревоге оглядываясь по сторонам. Но злая сила не выпускала их из-под своего контроля. Услышав грубый окрик, они двинулись к Морэму, точно лавина.

Он не стал дожидаться их приближения и двинулся в том направлении, куда ушел Сатансфист, намереваясь преследовать его до тех пор, пока хватит сил. Однако в последний момент какой-то инстинкт или интуиция остановили его, и он направился в другую сторону. Свернув, он оказался лицом к лицу с частью нападающих.

Сейчас его мощь ограничивала только одна вещь, а именно сам жезл. Он был вырезан из дерева людьми, которые не смогли в полной мере овладеть Учением Кевина; они не рассчитывали на то, что жезл будут применять так долго, как это делал Морэм, а сам он не позаботился о том, чтобы иметь запасной. Огонь, который он извлекал из жезла, становился все жарче – точно пламя, бушующее в топке; Морэм косил своих врагов одного за другим, орудуя жезлом, словно солнечным лучом.

Постепенно орды нападавших запрудили все пространство до самого горизонта, но он не знал, сколько их было. Он ничего не видел, ничего не замечал, кроме уродливых дьяволов, которые жаждали его крови. Хотя они бросались на него десятками и сотнями, он валил и сжигал их, перелезал через трупы, точно плывя в море смерти, и снова уничтожал и крушил. Ярость кипела в его жилах, упорство придавало силы телу, а дух поддерживало ощущение победы, светившееся в глазах.

Но они все еще наседали на него – их было слишком много. В любой момент, нанеси кто-нибудь удар Морэму мечом в спину, и его песенка была бы спета. Сквозь грохот и лязг сражения он слышал пронзительный вопль победы, но даже не понимал, что это кричит он сам.

И вдруг неожиданно между силуэтами атакующих он заметил проблеск огня, который тут же исчез, будто его и не было. Но Морэм понял, что это такое. Он снова закричал и бросился в ту сторону. Не думая больше об опасности, которая могла угрожать ему сзади, он проламывался сквозь волны врагов, медленно, но верно продвигаясь вперед. И вскоре снова увидел огонь.

Это был огонь хайербренда.

Стоя на краю лощины. Хранитель Бориллар и последние из уцелевших вейнхимов плечом к плечу сражались с врагами Морэма. Бориллар использовал свой пламенеющий посох как булаву, а вейнхимы поддерживали его, окружив со всех сторон. Вместе они делали все возможное и невозможное, чтобы спасти Высокого Лорда.

Увидев их, Морэм дрогнул; отвратительные чудовища бросались на его помощников, и опасность, нависшая над ними, на мгновение отвлекла его. Однако он тут же справился с собой и стал пробиваться к ним, по-прежнему действуя своим жезлом, так что, в конце концов, тот застонал в его руках.

Между ним и его спасителями было слишком много тварей – быстро добраться туда он не мог. Убивая, скользя по крови и убивая снова, он видел, как бился Бориллар и как редел строй вейнхимов. Он подумал, что вряд ли успеет пробиться к ним.

Однако гибли не только вейнхимы, но и те, кто нападал на них. И вдруг, брыкаясь и раскидывая врагов, среди них возник Дринни, разыскивающий своего седока.

С невероятной скоростью он несся вниз, в долину. На бегу он опрокидывал черных дьяволов, перепрыгивал через упавших, сметая все на своем пути. И прежде чем им удалось справиться с ним, он уже добрался до Высокого Лорда.

Морэм вспрыгнул на спину ранихина и понесся по головам врагов, взбираясь по склону. Оказавшись наверху, он увидел, что пространство перед ним было свободно от врагов.

Направив Дринни вперед, Морэм заметил вдалеке, посреди безбрежного моря армии Сатансфиста, крохотные отважные островки своих воинов. Держась возле Квена, они сражались с врагами, но их успехи были невелики, а потери огромны. Высокий Лорд знал лишь один способ помочь им и без колебаний направил Дринни вперед.

Он устремился прямо к самадхи-Опустошителю.

Тот был совсем недалеко от него. Стоя на холме, он руководил сражением, и рядом с ним никого не было. Он возвышался над холмом, точно призрак ненависти и разрушения, управляя армией с помощью своей злобной зеленой силы.

Держа жезл наготове, Морэм направил ранихина прямо к самадхи. Оставив врагов позади, он с вызовом прокричал;

– Меленкурион абафа! Дурос минас милл кхабаа!

Собрав все силы, он направил огонь своего жезла прямо на голову Опустошителя.

Сатансфист с легкостью отразил его атаку; презрительно скривив губы, зеленым лучом своего Камня он отразил голубую молнию и вернул ее обратно, полную холода и смертоносной силы.

Морэм ощутил эту силу; он знал, что она убьет его, если достанет, однако Дринни успел отскочить в сторону. Вместо того чтобы угодить в Морэма, молния обрушилась на тварей, преследовавших Высокого Лорда, и уничтожила их.

Это дало Морэму возможность выполнить маневр, который он собирался совершить. Указав Дринни направление и высоко подняв жезл, он устремился к самадхи и оказался рядом с ним, прежде чем тот успел сразить его новой вспышкой своего зеленого огня.

Собрав все свои силы, всю свою любовь к Стране, Морэм замахнулся. Голубая молния, вырвавшаяся из жезла, попала прямо в лоб Сатансфиста.

Однако и Морэм вылетел из седла – такова была сила нанесенного им удара. Жезл разбился вдребезги, а сам Морэм рухнул на мерзлую землю. Оглушенный, он беспомощно откатился в сторону, не имея сил восстановить дыхание. Сознание на мгновение померкло, а потом он ощутил чудовищную боль в голове и во всем теле. Ладони онемели, парализованные мощной силой, которая прошла сквозь них.

Однако, даже находясь в этом состоянии, он был ошеломлен тем, что сделал.

Его удар отбросил Сатансфиста назад. Великан-Опустошитель рухнул на землю и покатился по склону холма.

С величайшим трудом Морэм наконец справился с дыханием. Руку жгло, слепящая боль застлала глаза. Он попытался пошевельнуться, и через некоторое время ему удалось перевернуться на бок. Подвигав онемевшими руками, он почувствовал, что они оживают, и, опираясь на них, встал на колени. Тогда он позволил себе короткую передышку, с радостью ощущая, что боль отступает.

Услышав звук тяжелых шагов, он поднял глаза. Прямо над ним стоял самадхи-Шеол.

Кровь из раны на лбу заливала ему глаза, но от этого он только пришел в еще большую ярость. Он ощерил зубы, точно усмехаясь, лицо исказила злобная гримаса. В сцепленных вместе ладонях он держал свой смертоносный зеленый Камень, который пылал и дымился, точно настал момент его заключительного торжества.

Он медленно поднял Камень над головой Морэма.

Распростертый на земле, ошеломленный – точно беспомощная жертва, предназначенная на заклание, – Морэм не сводил глаз со своей смерти, взметнувшейся и зависшей над ним.

Где-то далеко раздался неистовый, но бесполезный крик Квена: “Морэм! Морэм!” Рядом с ним упавший на землю Дринни со стоном пытался встать на ноги. Воцарилась полная тишина. Все сражающиеся замерли, чтобы своими глазами увидеть гибель Морэма. А он не мог сделать ничего – только стоять на коленях и терзаться сожалением о том, что ради такого бесславного конца было загублено столько жизней.

Но спустя мгновение на него, казалось, обрушился шквал ветра; воздух затрепетал и заволновался, обволакивая Морэма со всех сторон. Сатансфист с удивлением поднял к небу широко распахнутые, непонимающие глаза, уронил кулаки и в смятении начал выкрикивать проклятия, обращаясь куда-то в сторону западной части горизонта.

Морэм, так же ничего не понимая, мог лишь недоуменно оглядываться, тяжело дыша. Происходило нечто невероятное.

В этот момент Дринни наконец удалось подняться. Пошатываясь на нетвердых ногах, он вскинул голову и заржал, тоже ощутив происшедшую перемену. Его ржание было слабым, едва слышным, но оно наполнило сердце Морэма ликованием, точно пропел трубный глас, возвестивший победу.

Пока он, и Сатансфист, и все сражавшиеся изумленно оглядывались, ветер так же неожиданно стих. Пролетев над землей, он упал, точно раненая птица. Растворился в воздухе, затих, исчез.

В первый раз с тех пор, как землю сковала зима Лорда Фоула, ветра не стало. Та сила, которая исходила от Сатансфиста и заставляла его дуть и дуть не переставая, исчезла.

С яростным криком Опустошитель снова повернулся к Морэму.

– Глупец! – закричал он, заметив ликующее выражение на лице Высокого Лорда. – Это было лишь одно орудие среди многих! Я еще высосу всю кровь из твоего сердца!

Содрогнувшись от собственной ярости, он снова поднял кулаки, чтобы нанести разящий удар.

Морэм внезапно ощутил жар, который жег его под одеждой, и интуитивно понял, что это значит. Как только Камень вознесся над его головой, он распахнул тунику и выхватил из-под нее крилл.

Камень крилла сверкал и переливался ослепительным белым огнем. Точно эхо, он отозвался на далекую вспышку дикой магии, и Морэм, держа крилл за рукоять, чувствовал, насколько она сильна.

Это было оружие, достаточно крепкое для того, чтобы выдержать поток силы любой мощи.

Морэм посмотрел Сатансфисту в глаза и прочел в них страх, нерешительность – и древнюю злобу, порожденную несокрушимой уверенностью в том, что Камень непобедим.

Прежде чем Сатансфист успел сделать хотя бы одно движение, чтобы защитить себя. Лорд Морэм вскочил и вонзил крилл глубоко в его грудь.

Опустошитель пронзительно вскрикнул и забился в агонии. Он молотил руками, точно пытаясь найти что-то, что спасло бы его. Потом он опустился на колени.

Прочно упираясь ногами в землю и не выпуская из рук крилл, Морэм, не ослабляя хватку, продолжал надавливать на него, все глубже и глубже вонзая лезвие в грудь Сатансфиста.

Однако самадхи еще был жив. Уже глядя смерти в лицо, он все еще пытался найти способ отомстить. Он стиснул ладонями Камень над затылком Морэма и со всей мощью своего тела Великана сжал его.

Страшная сила, похожая на трепетание холодного пульсирующего сердца, вырвалась из Камня и обрушилась на спину Морэма. Но он не обращал внимания на боль, терпел ее, продолжая всем своим весом давить на сверкающее лезвие, стремясь добраться до самого сердца самадхи. Его плоть не имела теперь никакого значения, как будто он медленно превращался в существо, чьей сущностью были лишь чистая сила, свободный дух и неукротимая воля. Сила Камня снова и снова била по нему сверху, а грудь Сатансфиста вздымалась перед ним в яростных вздохах.

Потом, точно струна, лопнула некоторая таинственная связующая нить.

Выйдя из-под контроля, Камень взорвался, разлетевшись на куски. Взрыв чудовищной силы отбросил и Морэма, и Сатансфиста, которые, так и не расцепившись, покатились по склону холма. Дрогнула земля, и сейчас же, точно по мановению волшебного жезла, прервалась жуткая тишина, нависшая над полем боя. Словно вихрь пронесся в воздухе, и тотчас испуганная армия Презирающего разразилась громким визгом.

Вомарк Квен и уцелевшие в схватке всадники помчались к подножию холма. Квен слез с лошади и подошел к Высокому Лорду. Одежда Морэма, запятнанная кровью, превратилась в лохмотья. Руки, которыми он все еще сжимал крилл, были обожжены так сильно, что с них свисали лоскуты черной, обугленной кожи. Все его тело казалось одной сплошной раной. И все же он был жив и слабо, едва заметно, но дышал.

Страх, усталость, неуверенность Квена исчезли. Он выдернул крилл, вытер его, засунул себе за пояс и осторожно поднял Морэма на руки. Потом он оглянулся вокруг. Увидел Дринни, стоящего рядом и встряхивающего головой и гривой, чтобы прийти в себе после взрыва. Увидел армию Презирающего, смятенную и растерянную. Он надеялся, что, оставшись без своего предводителя, эта армия развалится; однако он ошибся. Юр-вайлы уже собирались вместе, подзывая к себе остальных тварей и восстанавливая порядок.

Вес Высокого Лорда не помешал Квену разбежаться и вскочить вместе с ним на Дринни. Он крикнул, обращаясь к своим воинам:

– Уходим! Возвращаемся в Замок! Серый Убийца не оставит свою армию без поддержки!

Он пустил Дринни галопом и понесся к распахнутым воротам Ревелстоуна.