ГЛАВА 11

Хорошо-то как! Мороз отпустил, не больше двадцати градусов на улице. Сквозь сплошную пелену облаков мутным пятном просвечивает луна. Сегодня день перерыва в занятиях, и Роман решил сначала на охоту сходить, а потом в баньке попариться, а то оставшиеся веники уже две недели зря сохнут. Свежий снег под лыжами поскрипывает — вчера выпал, ещё не слежался, пушистый такой. О, Маша дает знать, что место заняла. Небось, пристроилась где-то на скале, как всегда, лапы под себя подобрала — вылитый камень с глазами. Сейчас Роман стадо снежных баранов пугнёт, они всегда вверх убегают. Рефлекс, однако. А там Маха в засаде. В результате и мясо на стол, и девушке развлечение.

Брошенный сильной рукой камень упал среди дремлющих на крутом склоне баранов. Рогатые, мгновенно проснувшись, громадными прыжками ринулись вверх. Кажется, что на них не действует закон всемирного тяготения, так легко уносятся вверх далеко не невесомые звери. Вот уже далеко внизу остался неуклюжий враг, медленный и больше не страшный. Птицами перелетая через расселину, бараны окончательно оторвалось от преследования, и в этот момент со скалистого выступа вылетела серая тень, сбив с ног бегущую с края самку. Хищник и добыча покатились по скале, снег под тяжестью двух животных поехал, и сполз в открывшийся провал, увлекая за собой Маху, так и не выпустившую из клыков горло жертвы.

То, что всё пошло наперекосяк, Роман понял, когда азарт и радость настигнутой добычи, транслируемые Машкой, сменились испугом и ощущением боли. Лыжи сами слетели с ног, и он ящерицей метнулся вверх по склону. Через десяток минут он уже заглядывал в провал, открывшийся после того, как обвалилась прикрывавшая его снежная пробка. Маха снизу жалобно мяукнула. «Жива, слава всему на свете! Как ты там, девочка моя?» Ответ немного успокоил — падение, удар, болит лапа. Пока голова думает, руки делают — разматывают верёвку, обматывают, вяжут узлы, сбрасывают вниз. Хорошо, лезть неглубоко, несколько метров всего. Хреново, что подошвы в торбазах скользкие. «Фигня, прорвёмся» — и заснеженный край скалы стал уходить вверх. Вот и дно. Ноги уперлись в тушу овцы. Как её ещё называть, если самец у неё баран? Маха смотрит виновато, стоит, поджав заднюю левую лапу. «А дно, между прочим, не настоящее, на снегу стоим, только плотном, слежавшемся. Поэтому осторожненько нужно, без лишних движений. Как бы дальше не ухнуть». Роман аккуратно пропальпировал больную лапу — ничего особенного, похоже, только ушиб, кости целы. Начал Маху ремнём обматывать, изображая обвязку, с узлом перед грудью, чтобы могла лапами помогать. Закончив, успокоил подругу и полез наверх, цепляясь за узлы верёвки. Хорошо, что невысоко карабкаться, и руки стынут, и нога пару раз срывалась. Вытащил страдалицу, спустил её со склона, приказал ждать, лёжа на лыжах. Смотал ремень и полез наверх, доставать добычу, не зря же охотились. Второй раз спускаться не хотелось, нижняя часть спины активно возражала, но Роман всё-таки полез, только ремнём обвязался на всякий случай.

Шишагову оставалось спуститься всего ничего, когда поверхность скалы толкнула его в пятки. Снежный пол провалился вниз, унося с собой Машину добычу, а сверху в расселину полетели снег и камни. Постепенно подземный гул и толчки стихли. Немного помятый Роман выбрался из трещины и начал спускаться к испуганно жмущей уши Машке.

Когда пара охотников, спотыкаясь и прихрамывая уже почти добрались до стойбища, оказалось, что достаточно большой кусок суши во время землетрясения сполз к морю, оставив крутой обрыв. Осторожно пробравшись мимо через нагромождение снега, перемешанного со скальными обломками и глыбами промороженного грунта, остаток пути они проделали без дополнительных приключений.

Множество способов согреться придумано людьми. В своё время был широко распространён не слишком сложный ритуал: люди, стоя на месте, топали ногами и хлопали себя по бокам руками, но со временем этот способ утратил своё значение как малоэффективный. Ещё с различным успехом применяют: горячие и горячительные напитки, бег, растирание простое и с применением алкоголя, погружение тела в горячую жидкость и прижимание к разогретым поверхностям, в том числе противоположного пола. Но лучше бани не придумано ничего. В доброй парилке можно не просто прогреть измученный организм, там вместе с потом выходит из тела стылая мерзость, сама память о часах, проведённых в противной человеческой природе холодрыге. Зажав под мышкой сухой веник из карликовой полярной берёзки, бежит Роман к дальней яранге, которую с молчаливого разрешения шамана приспособил для своих банных нужд. Первый раз старик попробовал париться с Ромой. Некрасиво получилось, дед потом долго высказывал ученику своё мнение о людях, которые пытаются сварить учителя, приготовив из него угощение для злых духов.

Вот, наконец, и добрался. Дрова в каменном колодце среди яранги уже прогорели, зола и угли провалились в имеющуюся под ним ямку. Когда вода в котле над жирником закипела, растаял снег в большом деревянном корыте. Роман смешал немного воды с кипятком в маленьком корытце, запарил веник и жадно потянул ноздрями воздух:

— М-м-м, какой запах!

Быстро, но старательно растянув вокруг разогретых камней кожаный полог, опасливо бросил деревянным ковшом на раскалённые камни воду, резко отшатнулся от шибанувшей из полога струи пара. Красота!

Сбросив одежду, Роман залетел в парилку, стараясь не дышать, помахал веником, осаживая пар на стенки, и уселся на лавке, устроенной из кусков плавника, застеленных старой вытертой шкурой. Благодать…. Угревшись, стал обмахивать себя веником, гоняя над телом волны обдающего жаром воздуха. Прогревшись, выскочил из парилки, смыл пот и перевёл дух, глядя, как над жирником пляшут языки пламени. Немного остыв, поддал парку, и пошёл на второй заход. Легонько, лаская самыми кончиками веточек, огладил себя веником. Сначала ноги, потом руки, живот, грудь, прошелся по спине, заворачивая руку сверху и снизу. Благословенный жар обволок лоснящееся тело. Роман стал растираться веником, разгоняя кровь. Потом взялся хлестать себя всерьёз, перед каждым ударом пару раз встряхивая веник для разогрева. Когда раскалённое тело, казалось, начало светиться в темноте, вылетел из парной, швырнул веник в корытце с водой, и выпрыгнул на улицу. Покатился по снегу, подскочил, начал хватать его горстями и растираться, ухая и хохоча. Избавившись от излишка тепла, снова нырнул в парную и уже просто лежал на облезлой шкуре, чувствуя, как стекают по коже струйки пота. Потом выбрался из парной, снова обмылся, уже не спеша, обсох, накинул кухлянку, остальную одежду схватил в охапку, погасил жирник и босиком побежал домой — пить чай. Порядок в банной яранге наведёт завтра.

Каменный Медведь, прихлёбывая из плошки травяной чай, обстоятельно расспросил Романа о неудачной охоте, и неожиданно заинтересовался оползнем:

— Говоришь, большой кусок берега обвалился? Обрыв высокий?

— Четыре моих роста, не меньше.

— Надо сходить посмотреть, как проснёшься, пойдём.

— Зачем, скажешь?

— Там могут камни интересные найтись, надо глянуть, пока снегом не замело. Пока обрыв свежий, хорошо видно. Тебе кольцо на палец из зелёного камня резал, его тоже на таком обрыве брал. Давно.

Шаман допил чай, старательно съел разваренные листья брусничника и смородины, и ушел домой, а Роман подсел на лежанку к Машке.

Маха лежала, демонстративно бережно вытянув больную лапу. Увидев, что вождь и учитель наконец обратил на болящую своё внимание, обессилено отвалилась к стенке яранги.

Роман аккуратно, бережно раздвигая густую шерсть, на свету осмотрел пострадавшую конечность. Дед смотрел, пока Шишагов мылся, сказал, что с лапой всё нормально, но лучше осмотреть самому. Пострадавшая во время осмотра почти не шевелилась, лишь тяжело вздыхала время от времени.

" Крови на лапе нет, царапин тоже. Бедро немного опухло, но кости целы и вывихов нет, лапа нормально работает, болит только. Повезло девке, что сверху оказалась, и падать недалеко пришлось, ещё удачно свалилась. Как писали в газете об Остапе Ибрагимовиче, пострадавший отделался лёгким испугом».

— Не грусти, красавица, пройдут годы, всё наладится.

Роман потрепал любимицу по загривку, не удержался, и стал почёсывать под нижней челюстью.

Маха прищурившись, наслаждалась лаской, потом потянулась всем своим немаленьким телом так, что ременная сетка на лежанке заскрипела. Вытянулась, подставляя Роману живот, и разбросав в стороны передние лапы. Махина нежность и жажда ласки окутали Шишагова. Он несколькими движениями почесал подставленное пузечко, потом двумя руками подтянул к себе тяжелую усатую башку и поцеловал в нос.

«Дурочка, следи за собой, если с тобой что случится, плохо мне будет»

Потом застеснялся такого проявления чувств, легонько шлёпнул Маху по шее, и полез в полог. Надо спать, дед долго прохлаждаться не даст.

Обрыв и в самом деле был, и довольно большой, не привиделось Роману. Только камни искать бессмысленно. Вдоль всего обрыва, через обычный камень проходит толстая чёрная полоса, в гранях которой отражаются отблески света факелов. В местах, где попадается такое, добрых камней искать не стоит, черный слой мягкий, ломается и грязнит всё, чего касается. Бесполезная гадость. Шаман сплюнул на грязный снег, развернулся, собираясь возвращаться домой и остановился, глядя как его неразумный ученик греет пламенем пропитанного жиром факела кучку черных обломков.

— Ты собрался это есть? — ехидно поинтересовался Каменный Медведь, но Роман не обратил на издевку ни малейшего внимания.

— Я собираюсь это жечь — заявил он, и кучка камней на самом деле загорелась, распространяя запах, такой же неприятный, как сами камни.

— Ты лишился разума, если собираешься разводить такую вонь в месте, в котором живёшь! — заявил старик, издалека наблюдая, как горят раскалившиеся камни.

— Мой народ называет это каменным углем — ответил Шишагов — В его пламени можно расплавить твои старые железки, чтобы сделать новые. Только для этого нужно инструмент приготовить. Много.

Пойдём домой, там всё расскажу.

Роман забросал каменный костёр снегом, убедился, что пламя полностью погасло, и пошёл следом за шаманом. Ушибы и ссадины сегодня болели сильнее, чем вчера.

Прихрамывающая Машка встретила их у границы стойбища, и пошла рядом с Ромой, касаясь плечом его правого бедра.

Снова хрустит под ногами снег. Как надоела уже эта бесконечная зима! Дед, когда понял, что переделывать металлические изделия Роман будет не сегодня к вечеру и не завтра, как с цепи сорвался, его задания уже на грани садизма, а то и за ней. Добежать до заначки, в которой они с Машей летом рыбу заморозили, взять одну тушку, и бегом принести в стойбище. В снегоступах! И Роман носит, привык уже и к проклятым этим плетёнкам на ногах, и к копью, которое на бегу приходится перебрасывать из руки в руку, с плеча на плечо, на кухлянке в этих местах уже ворс вытерся. Только к холоду не смог, к нему привыкнуть невозможно, можно только притерпеться. Сегодня мороз особенно силён — небо ясное, звёздами весь небосклон усеян. Зато ветер стих, впервые на Роминой памяти. Скрипит снег под ногами, качаются в такт бегу скалы. С разбегу уперев конец копья в снег, Роман перепрыгнул через засыпанную снегом промоину, как с шестом. В первый раз бежал — провалился чуть не по пояс, запомнил.

Добрый северный дедушка, похоже, окончательно решил показать ученику пушистого полярного лиса, и две рыбы назад начал привязывать к снегоступам камни.

— Шибко сильный стал, просто так бегать уже мало тебе. Теперь так будешь — и по плечу ученика похлопал, как коня по шее.

Заботится старый. По-своему, конечно, зато постоянно. И Рома к нему привязался, огорчать не хочет. Поэтому и выполняет безропотно все дедовы указания, даже те, что с его точки зрения абсолютно бесполезны. Возня с «силой внутри» тоже сначала казалась забавой, а вчера на тренировке удалось лучину погасить, направив на неё силу из раскрытой ладони. Семечки конечно, по сравнению с тем, что шаман с огнём делает, так ведь и Москва не сразу строилась.

Хорошо думается на бегу, после пары километров организм втягивается, ноги толкают планету, лёгкие втягивают и выдыхают воздух, все само, голове только и остаётся, что мысли всякие обтачивать потихоньку, кислород — то в усиленном режиме поступает!

«Прибегу, из рыбки строганинку забабахаем. Старик ловко строганину делает, рыбная стружка из-под ножа выходит тоненькая, сама на языке тает. Объеденье. С травками, с ягодой, идёт за милую душу. Шаман ещё и с жиром её смешивает, но он всё с жиром мешает, европеец от такой диеты сдох бы давно, а ему такая пища в самый раз. Его предки столетиями так кормились.

— Кто жирный кусок ест, никогда не мёрзнет! — и наворачивает что олений, что тюлений, аж за ушами трещит. Жирные руки о щёки вытрет:

— Чтобы не поморозить. Ты в бане жир смываешь, потому щёки облезли, и нос тоже, а мою шкуру мороз не берёт, потому что жирная.

Потом чаем сверху зальёт, рот сеном вытрет, и спать заляжет. Смех смехом, а Шишагов теперь лицо и руки топлёным гусиным жиром мажет. И давно не обмораживался.

Машка, почуявшая возвращение своего человека, вылетела встречать, потом вспомнила, что у неё лапа болит, стала прихрамывать. Роман, не останавливаясь, добежал до яранги, свалил мороженую рыбину на нарты, сбросил снегоступы и нырнул в жилище. Хромающая Маха ввалилась следом, и Шишагов не удержался от смеха:

— Симулянтка, кончай придуриваться, ты левую лапу ушибла, а хромаешь на правую. Опять перепутала!

Но Машка смущаться не стала, полезла обниматься.

— Подожди, дай разденусь сначала — Рома оттолкнул её, и стал сбрасывать меховые одёжки, в яранге после бега его пробило на пот. Из полога высунулся шаман, одобрительно смотрел, как в свете жирника под лоснящейся кожей ученика играют мускулы.

— Совсем на настоящего человека стал похож, только цвет неправильный. И грязный.

— Я грязный? — возмущённо обернулся Роман.

— Ну не я же, моешься всё время, конечно грязный. И ленивый, чесаться не хочешь. А моя грязь сама отваливается, потому и чистый. И пахну, как человек, а от тебя веником несёт, Хозяин льдов придёт, есть не станет, он траву не ест.

— Видишь, какая ещё польза от бани! Как увидишь Хозяина, беги париться быстрей, целей будешь!

— Без толку, вареное мясо он тоже ест. А веником потереться я и сырой могу.

Дед, не одеваясь, влез на улицу, и вернулся с замороженной рыбиной в руках. Шуганул Маху, чтобы под руками не вертелась, вспорол рыбье брюхо, выломал из полости молоки и внутренности, бросил к входу:

— Иди, грызи, мешаешь только!

После перекуса шаман завалился спать, а Роман снова засел под жирником с большим куском мыльного камня, в котором ковырялся всякими острыми предметами, пытаясь сделать форму на половинку примитивных клещей. Дело двигалось медленно, деревянный шаблон ещё и наполовину не входил в заготовку.

Чёрт знает, в который раз повторяя про себя незамысловатый стишок, Роман удар за ударом поочерёдно вбивает пальцы в разогретый песок, смешанный с мелким щебнем. Впрочем, сначала содержимое котла было сухим, мелким и без камней. Потом шаман, похвалив ученика за достигнутые успехи, песок намочил. Затем поставил котёл на огонь, после чего стал добавлять в смесь каменную крошку. Ученик сбивал ногти, обдирал кожу на подушечках пальцев, но продолжал положенное время отрабатывать удары в горячую влажную массу. Рука входит уже до середины ладони. А день только начался, впереди ещё работа с внутренней силой, с оружием, причём дед практикует ежедневную смену предмета убийства, только тренировки с луком не имеют альтернативы. Посох, копьё, нож и короткая дубинка сменяют друг друга по понятной только самому Каменному Медведю системе. Потом еда, перерыв и новая порция нагрузки. Шаман бросает в Рому всякие увесистые предметы и колет острыми, а Роман уклоняется или пытается отбить. Процесс уже дошёл до обстрела тупыми стрелами из старого Роминого лука.

— Не повезло тебе, лентяй — ворчит старик — Положено, чтобы несколько человек в ученика стреляли, но я на несколько стрелков никак не разделюсь. Останешься недоучкой!

Потом забег, и только после него тренировки заканчиваются. Начинается работа: рубка дров, обработка шкур, и самое любимое — сшивание из нескольких моржовых шкур, которые раскроил шаман, оболочки для байдары. Каркас для лодки уже связан и хранится на специальных вешалах, укрытый от непогоды всё теми же шкурами. Этого добра, хвала богам, в стойбище нашлось достаточно. Материал на байдару старик снял с одной из яранг, стараясь выбирать те шкуры, которые лежали ближе к дымоходу, взамен настелил более — менее свежие. Хоть прокопченная шкура слегка мягче сырой, сшивание толстой и жёсткой кожи то ещё удовольствие, а необходимость делать «закрытый шов», как назвал его дедушка, делало задачу вдвое сложнее.

— Ничего, лучше зимой дольше шить, чем потом в море оказаться в байдаре без дна! — утверждал главный корабел стойбища, и в этом Роман с ним полностью соглашался.

Работу сильно облегчило стальное шило Шишагова, в сильных мужских руках без особого усилия протыкавшее два- три слоя кожи сразу.

В свободное время Роман менял подошвы на своих торбазах, таскал на нарте мешки с углём, тесал каменную наковальню, вырезал формы для литья, соорудил меха и горн. Медленно, зато на совесть. Заведённый распорядок менялся только тогда, когда Каменный Медведь назначал тюленью охоту. Решение деда совсем не зависело от наличия или отсутствия запасов жира.

— Пока есть полыньи, надо охотиться. Когда ветер льды сожмёт, или совсем припай оторвётся, нерпы не будет. Пошли, пожалуй, сегодня хороший день.

Щиты с собой Роман больше не таскал, потому что благодаря новому Махиному увлечению обзавёлся белой одеждой, не хуже чем у Каменного Медведя. Этот год был шибко урожайным на леммингов, что привело к резкому увеличению поголовья песцов. Вороватые зверьки истоптали всю округу, и регулярно пытались подобраться к хранящимся в стойбище запасам пищи. И попадались Махе, от которой не могли ни убежать, ни спрятаться. Сытая Машка северных лисичек кушать от чего-то не захотела, а поступала с ними, как деревенская кошка с крысами — выкладывала трупики в рядок у входа в ярангу. Так Рома и обзавёлся пушистой белой накидкой, укрывшей его от глаз осторожных тюленей.

Время слилось для Романа в одну полосу, заполненную холодом, темнотой, тренировками и скрипом снега под ногами. Постоянно гудящие от напряжения мышцы, мозоли на пальцах и ладонях…. Если бы было свободное время, наверняка влетел бы в депрессию. Но от такого результата Рома застрахован полностью, времени на сон не хватает, не до рефлексий.

«Металлургический участок» Шишагова имеет каркас из плавниковых стволов, покрытых нерпичьими шкурами, снаружи обложен снежными кирпичами. Довольно удачно получилось, и тепло не сразу в космос улетучивается, и снег на стенках не тает.

Первое изделие — литые бронзовые клещи для удержания заготовки на наковальне, получилось раза с пятого — то раковина в самом неудачном месте, то недолив. Хорошо, за уголь платить не нужно, при такой эффективности предприятие пошло бы по миру в момент основания. С клещами и молотом Роман к кольчуге подступиться попробовал, не побоялся. Шаман, с жадным любопытством изучающий всё, что связано с обработкой металла, прилежно и без устали работает мехами, только шею вытягивает, стараясь рассмотреть, что в горне происходит. А что там может происходить? Уголь раскалился, кольца кольчужные разогрелись, покраснели. Роман кольчугу пошевелил, чтобы прогревалась равномерно. Когда раскалённый металл побелел, уцепил его клещами, вымахнул на наковальню и начал охаживать молотом, стараясь смять кольчатую рубаху в монолитный кусок. Вроде бы получается. Когда металл остыл, снова забросил его в горн.

— Прошлый раз ты жидкий металл делал, этот раз только нагрел сильно, почему так?

— Прошлый раз бронза была, её легче расплавить, железо потечёт, если очень сильно нагреть, не знаю, сумею так нагреть в горне, или специальная печь нужна. Да и не умею я, на самом деле с металлом работают специально наученные люди, я только слышал кое-что, сам не делал никогда.

Шаман недоверчиво покачал головой:

— Говорил, ножи и шило сам делал, теперь говоришь «не умею». Когда твой язык неправду сказал?

Роман, выхватив разогревшуюся заготовку из горна, уже примерился молотом, но старику ответил:

— Ножи ковал, и шило. Из готового куска стали, как вот сейчас пытаюсь. А плавить железо не умею, хотя так, словами, знаю, что для этого надо, но знать и уметь совсем разные понятия, сам говорил.

Брусок железа, поворачиваясь под ударами молота, сминался, уплотняясь и вытягиваясь.

Коваль — самозванец разрубил заготовку пополам, потом ещё раз пополам, и из одной четверти стал формировать лезвие топора, из второй — заготовку для обуха.

— Если долго мучиться, что-нибудь получится — пробормотал он, разглядывая получившийся результат. Предложи ему кто-нибудь такой корявый инструмент в прошлой жизни, оторвал бы руки. А сам делал, так вроде даже и ничего получилось. Почти булат, на металле даже какие-то разводы видны, правда, цвет у них коричневатенький, что настораживает. Каменный Медведь подошёл, повертел топор в руках.

— Я догадывался, что ты тоже шаман, теперь знаю, да.

Роман снова разогрел топор в горне, и аккуратно, кромкой лезвия, опустил его в корытце с водой. От воды шибануло паром, чуть увернулся, можно было и зрения лишиться.

Шаман осклабился:

— Сам моешься всё время, и железо купаешь — и, уже серьёзно — Зачем так делал?

— Если разогретое железо быстро остудить, оно твёрже станет.

— А бронза?

— Нет, наверно, точно не знаю.

— Ни фига себе, за дровами сходил! — Роман держит в руках старательно вырезанное и подогнанное топорище, повернув новый железный топор к себе лезвием. В свете жирника оно выглядит несколько странновато — металл расслоился по тем самым коричневатым разводам, которые он разглядел после ковки.

«Так-растак-разэтак, столько работы коту под хвост! Один круглый камень для ножного точила тонну здоровья отнял! А шлифовальный валик из наборной кожи? Произведение искусства, блин! Никому не нужное, ёлки-палки! Не мог мозгами подумать, что ржавчину с кольчуги нужно ободрать! По ржавчине оно и расслоилось. А теперь что делать? Из бруска ржавчину выковыривать? Шилом?»

Старательно сдерживаясь, чтобы не швырнуть дело рук своих в стену, Шишагов положил бракованное изделие на пол.

— Не получилось? — спокойствие Каменного Медведя непоколебимо и заразительно.

— Нет. Я же говорил, что не специалист!

Шаман почесал спину чесалкой, налил себе чаю, подумал, налил ещё одну, Роме. Машка, чувствующая настроение вожака, как своё, подошла сбоку, и прошлась влажным шершавым языком по тыльной стороне ладони.

— Я считаю, ты просто слишком сильно желал иметь этот топор, ученик. Не сделать, а иметь, да. И чем сильнее желал, тем больше делал, но меньше думал. Будет плохо, если ты отступишь от задуманного, бросив после первой неудачи.

— Ты не понимаешь, я глупость сделал, которую теперь не исправить уже.

— Значит, знаешь, почему железо разваливается?

— Догадываюсь.

Шаман шумно отхлебнул из плошки

— Тогда думай, как исправить. Будешь мне рассказывать, что придумаешь. Подсказать ничего не смогу, но если будешь объяснять мне, сам быстрее поймёшь, да.

Объяснение затянулось. Одна информация цеплялась за другую, та тащила за собой третью и так далее, причём многое пришлось показывать на опытах. То, что железо на воздухе при наличии воды окисляется, дед понял, но пришлось объяснять, что такое кислород. Потом — состав воздуха. Хорошо хоть, с агрегатными состояниями вещества заморочек не возникло, это старик «прошёл», когда литьё бронзы осваивал. Отвечая на дотошные дедушкины расспросы, Роман буквально истрепал язык о зубы. Помогло только то, что шаман оказался намного понятливее ученика средней школы. Выжав из Шишагова всё, что тот оказался в состоянии вспомнить, Каменный Медведь опустошил последнюю плошку с чаем, доел заварку и заявил:

— Утомил ты меня сегодня своими разговорами, пойду я. И ты спать ложись, может, к утру что-нибудь ещё вспомнишь!

Чего-чего, а времени и сил у Шишагова хватало. В результате занявшая большую часть места в «производственной» хижине двухметровая каменная труба (в высоту) была забита углем, наверху, под самым сводом на специальной подставке установлен закрытый каменный тигель, в котором, засыпанное угольной пылью и толчёным известняком лежало испорченное Романом железо. Не зная толком, получится или нет, он смешал в кучу всё, что мог вспомнить, причём по принципу «хуже не будет» и «всего побольше». Не надеясь на качество кладки, Роман ещё и засыпал свою конструкцию песком. На новые меха пошли четыре тюленьи шкуры. По совету шамана после пары экспериментов он ещё и сдобрил засыпанный в печь уголь тюленьим жиром.

Перед запуском процесса «металлурги» хорошенько выспались и поели, Роман натаскал к печи запас вяленой ягоды и птичьего мяса, приготовил котёл с водой. Каменный Медведь погонял злых духов, попросил о помощи добрых, и дал отмашку на розжиг. Всё, что было дальше, Роман помнил смутно — жара, качание мехов, темень. Когда старик подменял, Роман выскакивал из помещения, жадно хватая свежий воздух, потом возвращался, жадно пил и жевал, что под руку попадалось, и снова хватался за привязанную к верёвке мехов деревянную рукоять. Несмотря на то, что заменявшую дверь кожаную занавесь давно забросили на крышу, оба работника суетились голыми по пояс, и всё равно пот с обоих тёк ручьями.

— Однако жира во мне совсем не осталось — заявил шаман, когда уголь, наконец, прогорел — Весь вытопился. Когда смотреть будем?

— Пусть сначала печка остынет, сейчас открывать — сгорим на радость злым келе, там внутри, наверно, даже камни красные.

И экспериментаторы, вытершись снегом, пошли организовывать чаепитие, потому что пить хотелось даже больше, чем спать.

Достать тигель из печи удалось только к исходу следующего дня. Результатом каторжной работы стал умеренно большой слиток стали. То, что получилась именно сталь, Рома решил, услышав, как зазвенел брошенный на наковальню металл.

— Если ты будешь улыбаться ещё сильнее, края рта сойдутся на затылке, и у тебя голова отвалится! — заявил шаман, до того напряжённо ожидавший Шишаговского вердикта.

Довольный Роман на радостях облапил старика:

— Не просто получилось, очень хорошо получилось! Было железо, и довольно паршивое, а теперь есть сталь, она лучше, из неё и ножи и топор острее получаются, и твёрже. Так Роман наконец обзавёлся нормальным топором, а шаман получил новый нож, крепкий и острый. Ещё Роман выковал себе зубило, лезвие для рубанка и пяток довольно корявых наконечников для стрел — на большее материала не хватило. Для копий и оставшихся стрел пришлось обойтись бронзой. Можно сказать, для души, под настроение, отлил Рома себе из неё небольшой, литра на два, походный котелок с крышкой — миской и съёмной ручкой и разборный треножник ставить над огнём.