Вопреки надеждам генерал-майора Третьяка, полк витязей, так хорошо показавший себя в боях с неприятелем и взятии Выборга спешно собирался в дорогу, уже как сутки минули с того времени как прискакал на взмыленном коне гонец от государя и приказал всему полку явиться в свою губернию, к наместнику. Почему именно так, никто, конечно же, не знал, но и спорить, а уж тем более противиться приказу никто не собирался. Раз приказано, то следует его со всевозможным прилежанием выполнить, чем раньше, тем лучше. Вот именно поэтому, рассыпавшиеся отряды войск бригады генерала стягивались к Выборгу, оставляя дальние поселения, для того чтобы уже весной вновь выйти в финские края, неся с собой правду русского оружия.

Молодые воины готовились к трудному осеннему переходу, конечно навыки оных у витязей было более чем достаточно, но это совсем не значит, что они получали от этого удовольствие. Однако даже в этой спешке ощущалось праздничная атмосфера сборов, даже майор Заболотный, постоянно жаловавшийся на ужасную погоду, финский край и самих шведов, не сделавших нормальные пороховые склады, улыбался, чувствуя, что возвращение в родные края уже не за горами.

Как не удивительно, но полк в полном составе вышел из Выборга уже через три дня, быть может из-за того, что вся интендантская служба была в руках временного коменданта генерал-майора Третьяка, а может из-за того, что в самом полку за каждую роту отвечал ее непосредственный командир – капитан, соединивший в себе и интенданта и тактика и сурового родителя, причем возраст самого командира почти всегда был тот же что и у подчиненных. Однако порядок и дисциплина, вводимая суровой наукой корпуса, и его наставников давно приучили витязей к такому порядку, приветствуя умеренную инициативу в собственных рядах, ибо каждый из братьев знал, что единство и выучка корпуса его сила. И не стоит нарушать эти правила, целиком и полностью отдавшись под опеку Старшего брата и полковника Митюха, уже наученным опытом как в общении с высшим командным составом, так и самим цесаревичем и его ближними сподвижниками.

Странное дело, но лидерство поставленных старших командиров и обер-офицеров никем не оспаривалось, будто так и должно быть, чего нельзя сказать о младших должностях в корпусе, где постоянно велась борьба за лидерство. Побуждая молодых сержантов и капралов постоянно сохранять форму и совершенствоваться, чтобы всегда превосходить своих солдат, а лейтенантов и капитанов постоянно быть первыми. Потому что узы братства тем и хороши, что все в нем равны и человек благодаря своим способностям может подняться высоко не чувствуя у себя на спине неприязненный взгляд высокородной аристократии.

Все это прекрасно понимали и сам цесаревич и Прохор, но избежать всех проблем попросту не реально, да и ни к чему это. Как-то Старший брат заметил, что гвардия тем и хороша, что постоянно находится на передовой, по своей сути являясь знаменем для остальных регулярных полков, которые должны равняться на нее. Но стоит гвардейским батальонам осесть на месте, пускай и в столице, как воины постепенно становятся хилыми и рыхлыми, никоим образом не являющимися тем знаменем, за которым идут другие молодые, набранные недавно полки русской армии.

День за днем солдаты в темно-зеленых мундирах маршировали по ужасным дорогам северо-запада Руси, пробираясь по лесам и весям, ночуя под палатками, сделанными из льняной парусины. Сама палатка напоминала небольшой домик с вертикальными стенами и четырех скатной крышей. Вход был один, с небольшим пролетом – тамбуром. На боковых стенках имелась пара откидывающихся полотен-окон, для освещения в дневное время. В крыше, рядом с основным шестом, удерживающим крышу, виднелась небольшое дымоходное отверстие. Так же кроме основного жеста было четыре поменьше, устанавливающиеся по углам палатки, кроме того углы палатки натягивались до упора. При помощи железных клиньев и веревок.

Данная конструкция была специально сделана в корпусе «Русских витязей» по проекты наместника Рязанской губернии для того, чтобы молодые защитники Руси могли укрыться под ними в непогоду. Или вовсе поставить целый городок, из оных палаток.

Как бы то ни было, но с каждым днем опыт обращения с новым приобретением давал о себе знать, не было пожарищ, перестали рваться от перетяжки веревки, не зияли дырками и прорехами в крыше кое-как залатанные пара палаток. Витязи с должной практичной смекалкой подходили к своему обеспечению, находя способы латания, замены или вовсе предлагая собственные варианты устроения стоянки, создавая тем самым «Ряд правил должного похода в непогоду и сырость», пишущихся на привалах и ночевках в шатре полковника.

Дороги и мосты были в столь ужасном состоянии, что порой сам Прохор диву давался, как так получилось, что их маршрут идет относительно ровно. Согласно размеренному плану и распорядку, составленному им самим с учетом тяжелой дороги.

Быть может, все было бы не так, если бы не полевые кухни и хлебопекарни витязей, идущие наравне с колонной, умудряющиеся при этом на ходу готовить нехитрую солдатскую пищу, тем самым, сокращая ненужное стояние на месте, в ожидании своей порции.

Сама же дорога шла по местам относительно безлюдным, лишь изредка вдалеке струились дымовые ручейки, штопорами ввинчивающиеся ввысь. Однако даже в таких местах случилось то, чего никак не ожидал полковник. Малолюдность и плохая заселенность данного края привели к тому, что шайки разбойников, подыскивая местечко для своих пристанищ, обживались, чуть ли не на самой дороге. Две шайки, не разобрав в вечерних сумерках войсковых разведчиков, попытались, было ограбить их, но вместо этого в одной банде не досчитались пятерых ватажников, а в другой трех, правда, все они через час, оказались взятыми в собственных избах, вместе с добром, накопленным былым разбоем.

Памятуя о наказе Старшего брата, витязи приготовили веревку, для каждого из разбойников, развесив их прямо возле поселения, лишь только главари ватажников оказались целыми. Правда разбитые лица, опухшие от ударов прикладами тела, внушали серьезные опасения на счет их дальнейшего благополучного путешествия в Рязань, но это уже как Бог решит, возьмет к себе, значит судьба, а нет, тогда разбираться с ними будут служивые из СБ.

С каждым днем погода ухудшалась все сильней, теперь к сырости и слякоти добавились северный ветер и морозные ночи. Если бы не присланные в последнем обозе тулупы, называемые не иначе как бушлаты, то многие из витязей замерзли бы в первую неделю, или слегли бы в постель в первой попавшейся деревеньке. Переход действительно оказался сложным, но как бы то ни было, вместе с морозом дороги улучшились, грязь замерзала, а снег еще толком не выпал, тем самым, давая воинам возможность ускорить и без того быстрый марш по бескрайним просторам России.

По пути колонне витязей, движущейся вместе с артиллерией, и немаленьким обозом встречались в основном купцы и гонцы, спешащие пробраться сквозь надвигающуюся непогоду как можно быстрее. Вечерами, на привалах, чтобы хоть как-то отвлечь уставших братьев, командиры устраивали беседы со своим личным составом. Что за «беседы»? Ответ довольно простой, ведь обучение в корпусе само по себе многоплановое и предметы, преподаваемые в нем, в разной степени давались каждому из взводов, хотя сами по себе и были стандартными. Однако главной темой для обсуждения и разговоров была история. Да-да, именно она, с времен античности и до наших дней, витязи обсуждали то, что им было мало понятно, выискивая нечто важное для себя у своих командиров, таких же в прошлом кадетов как и они.

С одной стороны такое тесное сближение командиров и подчиненных было нарушением устава. Однако с другой, в том же уставе сказано: «командир витязей, будь то капрал или полковник должен в первую очередь быть для них родным братом, заботящимся о них со всей строгостью и любовью, а сами витязи должны как послушные младшие братья слушаться своих командиров, оберегать их и брать с них пример».

Составляя Устав витязей, цесаревич долгое время думал о том, что и как в него внести, не «перепрыгивая» эпоху. Именно так появилось само братство воинов, скрепленное между собой невидимыми узами. Однако был один минус, о котором Старший брат долго думал, но так и не придумал, как его убрать. Дело в том, что корпус «Русских витязей» сам по себе становился закрытом воинским объединением, в которое просто-напросто не допускались другие лица. Корпус постепенно становился обособленным от других воинских объединений, а сами витязи, приобретшие в нем вторую семью, сплоченнее относились друг к другу, помогая не только своему взводу, но и младшим собратьям по набору. Конечно, были драки, и стычки между взводами, все то чем отличает замкнутый мужской коллектив от гражданского общества, но благодаря работе наставников и отца Варфоломея, отдававшего любимому делу себя без остатка, чувство соперничества постепенно изменялось в чувство единого братства, которое начинало проявляться не в самом корпусе, нет. Оно проявляется уже, после того как кадеты выходили из единого лона витязей.

В полку, Службе Безопасности, ПБР, везде, где появлялись витязи, можно было видеть не только самих молодых воинов, но и их собратьев, часто помогавших им, подставляя свое плечо, в любой ситуации. Медные кольца с годом выпуска и именем кадета уже не казались обычными безделушками, не стоящими внимания. Даже сейчас по прошествии двух лет набор в корпус увеличился до семисот кадетов, при этом на следующий год ожидалось пополнение не меньшее, чем в этом году.

Все это было известно Прохору из писем своих собратьев и старшего наставника, некогда приютившего молодого отрока, сбежавшего из дома. Да, много воды утекло с тех пор, но раны в душе молодого полковника порой заставляли его уединяться от всех, отрешенно глядя на скудную растительность осенней земли, почти везде скрытой за снежным покровом.

Как бы то ни было, но даже обучение первого выпуска, само по себе до сих пор не окончено. Это прекрасно понимали не только командиры, но и их учителя, поэтому первый наказ Старшего брата, уплывающего с посольством, был о том, что по завершении кампании первым делом вернуться в Петровку, для дальнейшего обучения, уже по специальным предметам, углубленно так сказать. Вот только сама кампания затянулась на долго, и ее конец не был виден, по крайней мере, в ближайшее время точно. Но о своих догадках Прохор не говорил никому, посвящая в них только маленькую записную книжечку, постоянно носимую с собой.

-Полковник, разрешите обратиться!– рядом с Прохором в центре идущей колонны замер по стойке «Смирно!» один из разведчиков из взвода сержанта Елисеева, Дмитрий Малышев.

-А где командир твой, лейтенант Селиванов?– спросил полковник, глядя на витязя.

-Так он меня к вам и послал с докладом.

-Хорошо, говори, коли так.

-В паре часов марша отсюда мы заметили столбы дыма, лейтенант думает, что это тати лесные шалят, спрашивает, каков будет дальнейший приказ, идти дальше или осмотреть местечко?– стоя все так же по стойке витязь внимательно смотрел на Прохора.

-Разведать, но в случае обнаружения противника не вступать в бой, ждать пока мы не подойдем,– сразу же приказал Митюха.– Исполняй!

-Есть!– ладонь взметнулась, было, пол берет, но остановилась на полпути, сместилась и замерла напротив виска, что поделать, но полк перешел на зимнюю форму одежды и теперь легкие черные и красные береты аккуратными стопками лежали в обозе. А на головах витязей были одеты толстые не пропускающие холодный морозный воздух треухи, больше называемые просто ушанками, за свисающие по бокам части шапки, надежно прикрывающие уши от мороза.

«До чего дошло, чем ближе к столице, тем наглей разбойнички, видать давненько царские войска леса частой гребенкой не проходили. А этим следовало бы заняться в первую очередь, и солдатам опыт какой-никакой и польза большая для людишек имеется, вон, как у нас у губернии Старший брат сделал, рейды, чуть ли не каждую неделю устраивал. Да и сейчас Михаил, кажется, своих служивых гоняет по ближайшим землям, а может уже и дальше Служба Безопасности Рязани пройти успела…– полковник думал и одновременно следил за действиями капитанов, проверяющими как идут дела не только у витязей, но и у постоянно дымящей походных кухонь. Которые благоразумно поставили в центр колонны, выставив для их охранения не по одному, а по два взвода с примкнутыми штыками и готовыми к стрельбе «колпаками"».

Стоило только полку приблизиться к месту, откуда лучше всего был виден черный след дыма, как Прохор услышал знакомые залпы фузей, стрелявшие, чуть ли не каждый пять секунд.

-Мишин бери свою сотню и за мной!– кричит полковник, командиру второй роты, тут же направляя своего жеребца на просеку.

За его спиной сразу же коротко заиграла труба, и послышался топот собираемой сотни, выстроившейся в две колонны, за мгновение они бросились вслед за Прохором, приближаясь к звукам выстрелов.

Доскакав до просеки, Митюха слетел с коня, дождался роты и, разбив ее на взводы, послал два по сторонам, а два взял с собой, бегом направившись к дымовым столпам. Что случилось, и почему началась пальба, полковник не знал, он сомневался, что разведчики стали бы нарушать прямой приказ, следовательно, случилось нечто из ряда вон выходящее. Не соблюдая тишину четыре десятка витязей, приготовив сабли и фузеи, неслись по лесу, с каждой секундой все ясней различая яростные крики сражающихся и звон скрещивающихся клинков. Звуков стрельбы становилось все меньше и меньше, видимо началась рукопашная схватка.

Выбежав на поляну, где некогда стояла деревушка в пару десятков дворов витязи увидели, что на улицах валяются мертвые люди в крестьянских одеждах, вперемешку с разбойниками, то тут то там из окон теремов выскакивал желтый язычок пламени, и тут же пропадал. На подворьях в пятерках сражались разведчики, капрал с саблей чуть впереди, сзади один из его пятерки прикрывал его, а оставшиеся трое держали наготове фузеи, сумка с патронами болталась на бедре, аккурат под правой рукой, стоит только ладонь опустить, и бумажный цилиндр с острой пулей зажат в пальцах.

-Да, тут бы пара орудий, точно не помешали бы,– тихо сказал сам себе Прохор, глядя, как взвод разведчиков постепенно отходит на противоположную сторону, оттаскивая трех раненых к лесу.– В атаку, братья!

Оголив саблю, полковник поправил обрез и перебежками бросился к первому дому, его по бокам туту же обступили витязи, а через мгновение уже воины вырвались вперед, ударив в спину, вылезшим было из домов разбойникам. Ошеломленные они собрались, было вернуться обратно в свои укрепления, но там где еще можно было засесть, уже слышалась яростная ругань замешкавшихся подельников татей, а за ней сразу же послышались оружейные выстрелы.

Не прошло и пяти минут, как последний тать упал на землю, испуская дух. Проверив деревню, витязи нашли пяток испуганных молодух и семерых дрожащих детей, все остальное население деревеньки легло на улице, защищая свой нехитрый скарб.

Махнув рукой, Прохор приказал им собираться в дорогу, взять только самое ценное и ушел к колонне, оставив пяток разведчиков, обязанных привести найденных к обозу. Эта задержка стоила полку полтора часа, вслед за которыми через час колонна остановилась на подходящем пятачке. Сразу же после того как воины оборудовали полевой лагерь, натянув палатки, им начали подавать железные чашки с готовой сытной похлебкой, впрочем, не забыли и о найденных детях и девушках, накормив их сразу же, как только они попали в обоз.

Дальнейшая дорога полка оказалась не легче и не тяжелей пройденной, только в середине ноября витязи смогли подойти к предместьям Рязани, с облегчением остановившись на окраине какой-то деревушки, Прохор сразу же отбыл во дворец Старшего брата, надеясь на то, что он уже прибыл из Европы.

Немолодой мужчина с обрюзгшим подбородком, в седом парике сидел за маренным дубовым столом, листая доклады от своих людей, описывающих различные веянья в высших кругах русского общества. Посол, именно он сейчас сидел в светлой комнате, давно знал грешки большинства бояр и даже некоторых князей, складывая их все в тайник, чтобы при необходимости достать их и использовать по назначению, мало ли какой голос в конечном итоге повлияет на мнение государя?

В таком грязном деле как политика не бывает лишних аргументов, каким бы путем они не были получены. Однако сейчас в руках у Витворта было не обычное письмо-донос, а скорее больше напоминающее наблюдение некоего стороннего лица, не известно по каким причинам решившего помочь англичанину в его происках против Русского царства.

-Господин обед подан, изволите отобедать в кабинете?– слегка поклонившись, спросил потомственный слуга английского посла в седьмом поколении прислуживающий роду Витворт, Уильям Корнер, зрелый мужчина с небольшой проседью в волосах.

-Нет, я спущусь в трапезную, пусть все приготовят как обычно,– немного подумав, ответил посол, все же воспитание не позволяло джентльмену уподобляться до уровня здешних дворян.

-Как вам будет угодно,– ответил слуга, закрывая за собой дверь.

Между тем в пальцах посла продолжало лежать послание неизвестного доброхота, вызывая у сэра Витворта два чувства, противоречащих друг другу. С одной стороны ему было радостно, оттого что у него в руках оказались столь ценные сведения, а с другой стороны у лорда возникло неприятное чувство возможных будущих проблем, которые могут возникнуть именно из-за этих варваров. Да еще оказывается, что уже сейчас у них имеется оружие, которого у Англии нет, более того, темпы становления всей промышленности Руси вызывали оторопь у бывалого дипломата. К чему это может привести лорд Витворт знал, пожалуй, лучше всех англичан, даже тех которые сейчас проживают в Русском царстве, по-прежнему смотрящих на здешних обитателей как на какой-то скот, с которого можно стричь деньги, но не более того.

«Глупцы! Они даже не представляют, на сколько опасны эти русские. Еще десять лет назад они проиграли битву, а уже сейчас они победили своего прошлого противника, да и как победили… ни одной подобной победы, как Полтава не было в истории Европы. Увы, это я должен заметить с горечью, хорошо, что флота у этих варваров нет, иначе матушке Англии пришлось бы думать о том, что в Балтике ей придется серьезно потесниться,– вертя в руках белый лист бумаги, лорд в который раз думал о сложившейся ситуации. Он совершенно не понимал, почему его письма к Палате лордов остаются не только без ответов, но и вовсе им не уделяется должного внимание, которое как раз именно сейчас должно быть сконцентрировано на Русском царстве.– Да еще это посольство! Какого черта им понадобилось в Испании и Франции? Неужели царь Петр решил отказаться от дружбы с нами? Хотя какая дружба? Нет бы, чтобы помочь ему, когда требовалось, и заиметь друга, теперь же он ищет новых союзников, и кого спрашивается? Французов с испанцами! Впрочем, пускай ищет, можно при умелом подходе к только что прочитанным сведениям развязать в России если не гражданскую войну, то уж пару восстаний точно, вот только бы еще достойного претендента на роль лидера найти…»

Английский посол неспешно спустился вниз, усаживаясь за стол в мягкое кожаное кресло, привезенное им из своего родового замка, как память о туманном Альбионе. Порой бывало, чувствуя себя не лучшим образом, лорд садился в него и «уходил» от этого мира, вспоминая свою бурную молодость и те годы, когда юного лорда сопровождала компания таких же сорвиголов, в их извечных путешествиях по просторам морей, с лихими абордажами испанских галеонов.

Медленно разрезая запеченное бедро поросенка, Витворт ненадолго отвлекся от решения насущных проблем. За его плечом стоял Уильям, наполняя бокал лорда красным полусладким вином, завезенным в Россию старым знакомым лорда из Англии, по специальному заказу посла и еще пары предпринимателей, постоянно проживающих на Немецкой слободе в столице.

Обед заканчивался, когда на улицы послышался цокот подков и возбужденные голоса каких-то русских, по всей видимости, в очередной раз разбирающиеся между собой столь примитивным и не джентльменским способом, как банальное убийство. Однако не было слышно ни звуков скрещивающихся шпаг, ни выстрелов пистолей, только лишь возбужденные голоса и топот ног.

А через минуту в дверь посольства забарабанили, призывая немедленно отворить, в случае же неповиновения стоящие снаружи обещали выломать хлипкую преграду. Не понимая в чем дело, на лорда недоуменно посмотрел Уильям, в отличие от пятерых охранников посла, тут же выхватившие свои шпаги из ножен они заняли оборонительные стойки возле двери. Не долго думая, лорд Витворт бросился на второй этаж, секретные документы и компромат на виднейших людей России остался лежать на самом виду, английский посол слишком самонадеянно стал относиться в последнее время к сохранению столь ценных бумаг. Его дипломатическая неприкосновенность и «слепота» властей на сей раз сыграли с ним злую шутку. Главный тайник посла требовалось не только открыть, но и незаметно закрыть, чтобы никто из вошедших ничего не заметил.

-Задержите их, насколько возможно, не дайте им пройти наверх!– приказал он охранникам, бегом поднимаясь, верх по лестнице, нашаривая на шее связку ключей от кабинета, сундука и тайника.

Почти сразу же разговоры за дверью стихли, и в нее бухнуло что-то тяжелое. На дверной панели образовалась трещина, новый удар и вновь трещина, второй, третий и наконец косяк не выдерживается заваливаясь внутрь дома, заставляя охранников посла отпрыгнуть назад.

-Именем канцлера Головкина сложите оружие и не двигайтесь!– вышел вперед молодой капитан, с затаенной яростью глядящий на англичан, замерших перед ним, за его спиной выстроились два десятка солдат в мундирах, уже взявших на изготовку шпаги и фузеи.

Вместо выполнения приказа англичане решили, было потянуть время, показывая, что не понимают сказанного, однако вопреки их надеждам капитан повторил приказ по-английски, заставив охранников непроизвольно сморщиться, видимо схватки им избежать не удастся. Однако как только один из них сделал пробный выпад в сторону капитана, тут же раздался слитный залп тройки фузей, опрокинувший смельчака на спину, сразу же поубавив пыл все четверки.

Вновь приказ и на сей раз четверо воинов сразу же медленно кладут оружие на пол, сам же капитана бегом вместе с тройкой солдат вбегает наверх, следом за послом. Остальные же солдаты тут же забрали оружие у ног охраны посла, и повинуясь командам немолодого сержанта повели пятерых англичан на улицу, где их уже дожидалась карета с зарешеченными окнами, а за ней стояла четверка верховых с палашами наголо, по всей видимости, глядя на угрюмые лица Этой четверки можно было бы уверенным в том, что они то будут сражаться до последней капли крови, защищая вверенный груз.

Через пяток минут из дома следом за выведенной пятеркой появился и держащийся за окровавленный нос посол.

-Об этом узнает ваш государь и вам не поздоровится! Вы меня слышите?– надрывался он, вот только все его слова и угрозы разбивались о ледяную броню конвоиров, часть которых уже выносила на улицу мертвое тело, и небольшой сундучок оббитые серебром с узором на матовой синей поверхности в виде поднявшегося на задние лапы льва.

-Пошевеливайся, и ничего не говори, твою судьбу будет государь решать, и моли бога, чтобы он оказался тот день в благостном расположении духа, иначе тебя ждет виселица,– напоследок с усмешкой сказал капитан, нагоняя на посла страху, вот только даже капитан Суворов прекрасно понимал, что никто и никогда не покусится на жизнь посла, если не хочет конечно же полного охлаждения отношений со стороны данной страны. Хот вполне вероятно, что после такого плевка в «лицо» может быть объявлена война. Хотя была бы охота, а повод для войны найти всегда можно.

-Сержант Ходов, выдели господину послу отдельный эскорт, думаю, что его в первую очередь нужно доставить к господину канцлеру…

…В то время пока отряд капитана Суворова выбивал дверь в посольстве, в другом доме, не меньшем английского посольства, а то и больше оного в полутемном кабинете сидел один человек. Он с затаенным интересом разглядывал подаренную ему когда-то еще Алексеем Михайловичем саблю, усыпанную изумрудами, с рисунком в виде пары змей, кусающими друг друга во время боя, а вокруг них плелись ростки плюща, готовые в одно мгновение связать и обездвижить змей.

Кто-то тихо постучал в дверь, однако никакой реакции со стороны сидящего не было, казалось он, сильно задумался о чем-то, или засмотрелся на игру света в мелких зеленых камнях, богато рассыпанных на ножнах и рукояти клинка. Через пару минут стук опять повторился, и на сей раз, взгляд господина дернулся, словно сбрасывая оцепенение.

-Входи,– негромко сказал Господин.

В дверь протиснулся немолодой сухопарый мужчина, сразу же поклонившийся сидящему за столом. Тут же он подошел к столу, положил на край стола небольшой листок бумаги, на которой были написаны красивым почерком пара предложений, без каких-либо подписей и имен. Пара фраз в конце для непосвященного могла показаться каким-нибудь трудным ребусом или вовсе бредом, слишком уж она выбивалась из общего смысла послания.

«Белые сделали свой ход, но черные медлят с ответом, поэтому ладьей пришлось пожертвовать. Конец партии ожидается в сором времени, с нетерпением жду новой занимательной партии. Боголюб оказался не таким уж и простым, как говорилось ранее…»

-Рассказывай Еремка,– хлопнув по листку, приказал Господин.

-Письмо доставили как и было указано, а неделю назад нам удалось добраться до заветного тайника посла, и вложить туда переписку наследника с ним,– улыбнулся Еремей, глядя на своего повелителя и единовластного покровителя.

-Хм. А таковая была разве?– нахмурился он.

-Нет, но знающий человек может и не такое сделать, если умеючи то…

-Чья затея?– тихо спросил слугу господин.

-Моя затея, повелитель,– внезапно побледнел Еремей, с опаской глядя на пальцы своего господина гладящие ножны с дорогим подарком прошлого государя.

-Хорошо…

-Правда?!– не удержался от возгласа давний слуга.

-Хорошо, что ты такой… нужный и умный,– как будто не замечая слугу, продолжил Он.– Вот только мне кажется слишком умный. Если твоя затея удастся, награжу по царски, а нет, то накажу … тоже по-царски. Ха-ха!

Усмехнулся господин, махнув рукой слуге, мол, свободен. Не говоря ни слова, Еремей развернулся и бесшумно вышел в коридор, оставляя своего повелителя одного в полутьме, столь любимой им, особенно в последнее время.

…Небольшой картеж въехал на территорию дворца князя Головина, у ворот замер караул из городских полицейских, картеж проехал мимо поста без каких-либо проволочек, приказ о его пропуске был дан самим князем.

Еще пара минут потребовалась запряженной двойке, чтобы довести карету к лестнице ведущей к парадной двери. Возле которой уже стоял невысокий старичок в белом парике. Из кареты вылез капитан Суворов и лорд Витворт, с немного опухшим лицом, он уже не выглядел незыблемым столпом. О который разбились не один десяток знатных родом Русского царства, подтачиваемого английским послом как дерево жуком короедом. Вроде бы и не смертельно, но все же крайне неприятно!

Следом за ними из кареты вылезла пара солдат несших изъятый у посла сундучок, впереди них шел сержант с пухлой папкой, в последний момент захваченной со стола лорда. Поприветствовав гостей слуга, не задерживаясь, вошел во дворец, ведя их к кабинету канцлера.

А уже через десять минут солдаты во главе с капитаном выходили из дверей дворца, с улыбками глядящие на позвякивающий мешочек в руках сержанта. Сам же капитан Суворов смотрел на мир счастливыми глазами, ведь предстоящее повышение оказывается уже не за горами и очень даже может быть, что может случиться так, что это повышение окажется переводом в гвардейский полк.

Всем было хорошо, кроме английского посла, с тоской глядящего на стоящий перед ним кубок с рубиновой жидкостью. Напротив лорда сидел с таким же кубком в руке князь Головкин, с улыбкой смотрящий на своего гостя.