Глава 5

В Северную войну ганзейский городишко Данциг совершенно неожиданно начал играть огромную роль в экономической и политической жизни многих стран Балтики. Казалось бы, этот прибрежный городок принадлежал Речи Посполитой, но в политическом и экономическом смысле город мало зависел от этого государства. Данциг старался рассматривать и продвигать себя как свободный город-государство.

Географическое положение Данцига делало этот прибрежный городок стратегически важным военным и транспортным узлом всего Балтийского моря. Экономическая политика магистрата Данцига была сугубо меркантильна, она строилась и проводилась исключительно в собственных интересах города и его купечества. Обладать Данцигом, этим жирным купеческим гусем, стремились все близкие и дальние государства Балтики: Речь Посполитая, Дания, Московское царство, Швеция, — рассматривая его как важнейший транспортно-торговый узел для своей экспансии, развития торговли и для своего политического укрепления в Европе. Но у самого Данцига имелись слабые стороны, которые ставили его торговлю под угрозу. Купеческий город-государство не имел собственных военных кораблей, свои торговые операции должен был прикрывать военными кораблями других стран, в частности военными кораблями Голландии.

Восемнадцатого февраля одна тысяча семьсот шестнадцатого года российское посольство прибыло в Данциг.

Этот день был воскресением, поэтому все городские жители смогли выйти на городские улицы, чтобы приветствовать приезд русского царя и его эскорта. К тому же наше посольство перед въездом в город час или два ожидало появления польского короля и саксонского курфюрста Августа II Смелого. Известный своей непунктуальностью, на этот раз Август II прибыл почти вовремя, чтобы вместе с Петром Алексеевичем принять приветствия жителей города, который отказывался признать над собой государственную власть Речи Посполитой.

Магистрат Данцига не пожалел денег на красочные фейерверки, праздничные представления, бесплатное пиво народным массам, чтобы веселием и радостью отметить прибытие обоих монархов. Пока народ праздновал, танцевал и пил бесплатное пиво на городских улицах, Петр Алексеевич в сопровождении самого бургомистра города отправился в ближайшую церковь, чтобы прослушать утреннюю службу, Разумеется, эта православная церковь оказалась битком забита посольскими людьми и народом. По тому, как Петр Алексеевич галантно улыбался и вежливо беседовал с бургомистром Данцига, у большинства присутствующих в церкви людей создавалось впечатление, что эти двое разговаривают о приятных вещах.

Но по долгу своей службы я хорошо знал о том, что в данную минуту государь напоминает бургомистру Данцига о долге города в триста тысяч ефимок России и о необходимости этот долг, желательно монетами, срочно внести в государственную казну. В противном случае… в этот момент государь Петр Алексеевич снял с головы бургомистра парик и натянул на свою лохматую голову. А бургомистр втянул свою лысоватую голову глубже в воротник жабо, со страхом оглядываясь на своего большого соседа. Затем Петр Алексеевич, также галантно улыбаясь, заявил этому трусливому бургомистру, что ему совсем не нравится то, что сейчас в Данциге находится слишком много шведских офицеров, которые, особо не таясь, собирают информацию о русских полках и на купеческих кораблях ее свободно переправляют в Швецию. Когда утренняя служба заканчивалась, то Петр Алексеевич вернул парик бургомистру и тихо ему сказал, что в самое ближайшее время Данциг должен снарядить четыре каперских брига по сорок орудий каждый, чтобы ими прервать свои отношения со Швецией.

Когда люди начали расходиться и покидать церковь, то кто-то из публики громко поинтересовался, почему это русский царь с головы бургомистра снимал парик и надевал его на свою голову? Я также громко отвечал, что у нас в Московии существует старая традиция: если голове гостя холодно, то хозяин должен уступить свой головной убор гостю. Больше вопросов о парике никто не задавал.

На дворе стоял февраль, по утрам бывало холодновато, да и многие немцы, жители Данцига, хорошо ощущали сквознячок, задувавший в соборе. Они все поняли, что их бургомистр оказался гостеприимным и радушным хозяином, великодушно ведущим себя по отношению к русскому царю…

Накануне посольского въезда в город я встречался с Петром Алексеевичем, он остановился во дворце епископа Эрм-Ландского князя Потоцкого, докладывал ему о настроении городского населения в Данциге. Много говорил о том, что наши солдатики очень скучают по отечеству и, беря пример с офицеров, много пьют и буянят, местных девок часто насилуют. Оттого среди простого народа идут и крепнут антирусские настроения.

Государь ухмыльнулся мне в ответ и сказал:

— Ты, Алешка, хороший парень, но чудак, каких свет не видывал. Иногда слишком много знаешь и ведаешь. Я ж тебе говорил, что это хорошо и плохо одновременно, но не тебе решать, какую мне политику вершить здесь или в другом месте. Даже я сам иногда не знаю, как лучше поступать в том или ином случае. Но жителей Данцига надо немного поучить и проучить за их постоянные сношения и тайную торговлю со Швецией. Сам же доносил, что шведский король Карл Двенадцатый о нашем войске сведения из Данцига и от англичан из Ганновера получает. Так что пускай наши русские парни немного, как жеребцы, порезвятся и разомнутся, нас же, русских, только больше в этом городе будет, а местным девкам ничего от этого не убудет. А ты, Алешка, лучше Катькой занимайся, ей же скоро замуж.

Мне пришлось прикусить язык и больше не бахвалиться тем, что обо всем знаю, а Петр Алексеевич продолжил свою мысль:

— Ты, Алешка, хороший русский производитель, у тебя одни сыновья вне брака рождаются. — Видимо, Петька Толстой, гаденыш, меня в этом деле постоянно с потрохами продает, подумал я в этот момент разговора с государем. — Значит, сейчас в тебе течет неиспорченная, благородная народная кровь, которую следует смешивать со слабой монаршей кровью и давать сильную поросль. Если Катька от тебя понесет, то Карлу-Леопольду там делать уже будет нечего и его Мекленбург-Шверинское герцогство нашим, русским, навсегда станет. Так что иди и хорошо старайся, а если плохо будешь с Катькой работать, то кату повелю голову тебе срубить.

Но вернемся к нашим баранам и подумаем о том, как продолжать подготовку встречи Петра Алексеевича и Фридриха Вильгельма I. Пруссаки сами попросили, чтобы до поры до времени особо много о такой встрече вслух не распространяться, держать факт ее проведения в тайне. Когда Петр Алексеевич поинтересовался, почему пруссаки так себя странно ведут, то мне пришлось долго ему рассказывать о политических преференциях германских государств и роли Англии в этом вопросе. В результате такой секретности мои кабинет-гонцы и кабинет-курьеры мотались, не переставая, в оба конца, а я только успевал читать донесения и отвечать на поднимаемые в них вопросы.

Да и Катька совсем приладилась ко мне и до официального замужества пожелала каждую ночь проводить со мной. Я и так и эдак ее уговаривал, говорил, что не могу, много работы, но она каждый раз, когда я только спать ложился, уже в постели была и любви требовала. Ненасытной она оказалась на любовь эту, а я, работая, в эти моменты думал о том, что как только в Санкт-Петербург вернусь, то Ваське Коновницыну первым делом рожу намылю за то, что он своим делом так пренебрегал и такую девку неутешенной оставлял. Но, если уж честно признаваться, то хотел бы откровенно сказать, что эта любовь Катьки мне в главной и в тайной работе не мешала, а помогала еще большее рвение в делах служебных проявлять.

Но пруссаки, больше Катьки со своей любовью, меня своей мнительностью и подозрительностью донимали, они так о своем короле пеклись и радели, что мне пришлось переодеваться и одну ночь тайно потратить на встречу с одним их человечком.

Фон Руге, придворный обер-гофмаршал и тайный советник короля Фридриха Вильгельма I, ожидал меня в одном из штеттинских трактиров и, как добросовестный немецкий бюргер, попивал доброе немецкое пиво. Когда я в черном плаще, с треуголкой на парике и со шпагой на боку в тот трактир зашел, то он сделал вид, что меня не заметил и не признал, что сам в этом трактире совершенно случайный человек.

Следует только упомянуть, что сейчас в трактире случайных посетителей и завсегдатаев не было, ни одной живой души в зале. Хозяина трактира еще задолго до моей встречи с фон Руге взашей повыталкивали вон, чтобы не мешал «случайной» встрече двух достопочтенных немецких бюргеров. К тому же несколько немецких ландскнехтов в темных гражданских плащах, с ничего не выражающими, лицами, но со шпагами на боку, несли караульную службу за стенами этого трактира. Они аж целую тропинку натоптали, проходя вокруг трактира.

Войдя внутрь трактира, я же не стал театра разыгрывать, пароли называть и ответа дожидаться, а сразу за стол к фон Руге пристроился и, не поздоровавшись, ладонью хлопнул по столу, потребовав и себе кружку хорошего немецкого пива. Из темного угла тотчас же вывернулся ловкий хват парень и молча поставил передо мной кружку любимого мной темного портера.

Сразу можно было догадаться, что уважают пруссаки-стервецы меня, заранее изучали мой характер и привычки!

Фон Руге заговорил о том, что появление русских войск в Речи Посполитой и в Германии, а также их поведение вызывает у союзников раздражение и даже ненависть. Что в Данциге русские ведут себя как у себя дома — отвратно и по-хулигански. Прусских солдат за людей не считают и по-свински к ним относятся. Что Петр Алексеевич с королем Августом II обращается без уважения и настолько надменно, что европейцы начинают бояться за судьбу польского короля. Мол, некоторые министры прусского правительства из-за всего происходящего просят короля Фридриха Вильгельма I не спешить с дружбой и со вступление в союз с Россией. Они хотят выждать некоторое время, чтобы посмотреть, какой политический поворот примут происходящие сегодня события и что в результате из этого получится. Король Фридрих Вильгельм I внимательно за всем этим следит, но окончательного решения пока не принял.

На что я, громко и звучно прихлебывая пивко, это чтобы слегка нервами фон Руге побаловаться, резонно возразил, что это большая политика, а до политики мне дела нет, Петр Алексеевич принимает решение, а я его выполняю. Если же прусская сторона хочет, то я могут оказать им эту услугу — дайте мне конверт с письмом, и я обязательно доставлю его по назначению. Мое дело простое, убить там кого-либо или под опалу своего короля подставить, говорил я, продолжая громко и непочтительно прихлебывать свое пивко. Но чем дольше Пруссия будет находиться в стороне от происходящих событий в шведской войне, тем меньше трофеев ей достанется, ехидно я подметил.

Этими словами я намекал на то, что шведам скоро кирдык придет, Россия сама со шведами справится, и тогда коалиционным странам мало чего от дележа военных трофеев достанется. А если прусские министры и далее своей политики нейтралитета будут придерживаться, то это уже будет личным делом прусского короля. После чего добавил, что вершить политику это не мое дело, а приехал к нему, чтобы договориться о точной дате, месте встречи обоих государей и об организации охраны этой встречи, пусть государи во время этой встречи все свои политические проблемы и решают.

Пруссак правильно понял и оценил тонкость моего намека, в ходе встречи он больше не говорил о поведении наших войск в Данциге и в Речи Посполитой. Мы с ним конкретно обговорили, где и когда пройдет встреча наших государей и что нам нужно в этой связи для ее подготовки проделать. С фон Руге я расстался вполне удовлетворенным достигнутыми результатами, а он, гад, напоследок так хитренько поинтересовался, почему я не проявляю нескромного интереса к немецким девушкам, а все свободное время провожу с Сашкой Кикиным.

Петька Толстой, непонятно почему, может быть, от большой озлобленности на меня, перед самым отъездом посольства из Санкт-Петербурга принялся распространять злобный слух о якобы братской любви, существующей между мной и Сашкой Кикиным. Но в нашу мужскую любовь мало кто при дворе поверил, слишком уж он полнился слухами о моих внебрачных сынишках. Да и слишком уж прилежно я дни и ночи проводил, сидя практически в ногах государя Петра Алексеевича, у всего двора на глазах, делая свою секретарскую работу. Государыня Екатерина Алексеевна иной раз, проходя мимо стола, задерживалась на секундочку и говорила мне, чтобы я хотя бы пару деревушек и душ сто крестьян Пелагеюшке Полубояровой отписал, бедствует она со своим мужем и моим сыночком. Она говорила, что я обязан душу этой женщины делом занять, чтобы она управлением этих крестьян и их хозяйством занялась бы, тогда ей будет намного легче жить при двух мужьях.

На обратном пути в Данциг никаких приключений со мной не произошло.

Ранним утром накоротке встретился с Петром Алексеевичем, который уже проснулся, и ему поведал о том, что тайная встреча с Фридрихом Вильгельмом, королем прусским, состоится через неделю после Катькиной свадьбы. Эта встреча пройдет в одном из королевских особняков, расположенном на окраине их городишка Штеттина. Петр Алексеевич внимательно и, ничего не переспрашивая, выслушал меня. Видимо, и в этот раз наши мысли полностью совпадали, и государь был явно настроен провести эту тайную встречу. Затем государь поинтересовался, как обстоят мои дела с Катькой. Оказывается, как государь мне рассказал, вчера поздно ночью и в полном расстройстве чувств Катька прибегала к Екатерине Алексеевне и слезно жаловалась ей на то, что Алешка Макаров ее бросил и эту ночь провел на стороне. После чего обе женщины долго шептались, перемалывая мне кости. Из-за чего Петр Алексеевич проснулся и не мог больше спать, ушел в токарную комнату, где проработал до моего появления.

Мне повезло, за неделю до свадьбы с герцогом Катька вся в слезах и в радостях мне объявила, что от меня понесла и больше не хочет замуж ни за Карла-Леопольда, ни за Ваську Коновницына. А я, схватившись за голову, принялся ее уговаривать не делать глупостей, не разносить вести о беременности по двору, но ничего не помогало. Катька твердо мне заявила, что собирается идти к Петру Алексеевичу и просить его благословения на замужество со мной.

А до ее официального замужества оставалась какая-то неделя.

Поэтому я не знал, что мне делать дальше с этой упрямой и глупой принцессой, весь замер в ожидании большого скандала, в душе проклиная свои башмаки и дорожную грязь.

Екатерина Ивановна была полна женской решимости постоять за совместную жизнь со мной, рвалась к Петру Алексеевичу для секретного разговора по этому поводу. Я же знал, что после этого разговора мне грозит или пожизненное заключение, или лишение головы, так как опять засунул нос в не свое дело. Но Екатерина Ивановна все-таки проявила слабость и решила в предварительном порядке обсудить вопрос с государыней Екатериной Алексеевной. Та моментально, как только государева племянница произнесла слова о своей беременности, ухватила суть проблемы. Она поняла, что я, выполняя тайное распоряжение Петра Алексеевича о русском наследнике мекленбургского герцога, перестарался и своими непомерными действиями влюбил в себя герцогскую невесту. Приобняв Катьку за талию, государыня Екатерина Алексеевна, с женским любопытством поглядывая в мою сторону, увлекла ее в свои покои.

Оттуда они обе не выходили два дня и две ночи, которые Петр Алексеевич и я проспали в полном одиночестве. Полубояров непрестанно таскал туда одну бутылку рейнского за другой и вскоре с общего счета совсем сбился, не забывая при этом каждый раз прихлебывать из каждой бутылки, лично на своей собственной шкуре проверяя — не отравлено ли это немецкое вино. К вечеру второго дня из царских покоев, покачиваясь, вышла пьяная вусмерть государыня Екатерина Алексеевна и, увидя меня поблизости, поманила пальчиком, сказала:

— Ну, брат Алешка Макаров, иди, отрабатывай свою последнюю ночь с Катькой. Она немного пьяна, но тебя очень ждет. После этой ночи ты Катьки и пальцем не коснешься, а рожать она будет твоему Карле. Так что тебе придется ее забыть и на меня переключиться, когда я тебя об этом попрошу. — С этими словами государыня Екатерина Алексеевна отправилась разыскивать государя Петра Алексеевича.

А я стоял и подрагивал мелкой трусоватой дрожью из-за последних слов государыни, связь с ней означала лишение головы, Петр Алексеевич не будет долго солому жевать по этому поводу.

То, что эта женщина не шутила, было понятно, но к этому времени она уже была не той простой женщиной, Мартой Скавронской, которую под Нарвой у солдат отобрал Алексашка Меншиков, а стала русской государыней и любимой женой нашего государя Петра Алексеевича. В игры любовные с нею играть было как с голодным тигром в одной клетке находиться, Петр Алексеевич в секунду тебя схарчит.

Совесть в отношениях с женщинами многое мне позволяла. Сохраняя маску верного слуги и соратника государя, двадцать четыре часа в сутки о нем и о державных делах пекущегося, я находил достаточно времени, чтобы в часы любви много тайного узнавать из уст любовниц — дочерей, жен и наложниц придворных сановников и вельмож. Но об этой стороне моей жизни никто не знал и не догадывался. Времена были старинными, и нравы были строгими, поэтому мои женщины ради нескольких минут настоящих любовных утех хранили эту тайну за плотно сомкнутыми ртами. Под страхом лютого наказания и даже смерти они особо не распространялись на эту тему. Случайная встреча с Екатериной Ивановной и в этой связи поручение Петра Алексеевича чуть не поломали мною налаженный механизм получения секретной информации, сделали так, что я оказался на краю раскрытия своей тайны.

Мне ничего не оставалось делать, как плестись в покои государыни Екатерины Алексеевны, где в ее спальне я нашел полуодетую и спящую Екатерину Ивановну. На полу валялось великое множество пустых бутылок из-под рейнского вина, осторожно переступая, чтобы не задеть какую-либо бутылку и грохотом не разбудить спящую женщину, я приблизился к кровати. Несколько мгновений смотрел на притягательную красоту обнаженного женского тела, а затем мысленным щупом проник в сознание Екатерины Ивановны. Боже мой, о чем только женщины думают, всегда такой кавардак творится в их головах, что хоть стой хоть падай. Медленно передвигая свой щуп, я пытался разыскать слой воспоминаний о себе. Мои щеки покрылись пунцовой краской, я застеснялся того, что сейчас невольно, совершенно не желая этого, узнавал, когда мысленный щуп достиг искомого слоя памяти и начал в него углубляться.

Неужели женщины могут так мыслить!

Я начал слой за слоем изменять свой образ в этих слоях воспоминаний образами лейб-капитана Васьки Коновницына. Работа была филигранной и тонкой, раз пропустишь свой образ в слое памяти этой молодой женщины, вся работа пойдет насмарку, любовь к Ваське Коновницыну может и не вернуться к Катерине Ивановне. Только через десять минут, когда пот крупными каплями катился с моего лба, работа с памятью и воспоминаниями молодой женщины была успешно завершена. Принцесса, невеста немецкого герцога, любовница русского капитана Катерина Ивановна продолжала спать, время от времени нашептывая во сне:

— Васька, убери руки. Васька, прекрати баловать, я и так уже от тебя понесла. Государыня Екатерина Алексеевна будет ругаться. Ну убери же руки… о-о… как хорошо, Васенька.

Бракосочетание Карла-Леопольда, герцога Мекленбург-Шверинского и русской принцессы Катерины Ивановны проходило в маленькой православной часовенке в Данциге. Часовенку срубили и поставили солдаты корпуса Борьки Шереметева, Петр Алексеевич приказал ее построить специально к этому случаю. Но она была настолько мала, что приглашенному и неприглашенному народу там негде было поместиться, поэтому большинство народа теснилось на площади перед входом в часовенку.

Вся площадь перед часовенкой была забита солдатами и немцами, пришедшими полюбоваться празднеством. Причем последние, с ненавистью в глазах поглядывая на русских солдат, вместе с ними бешено рукоплескали обоим монархам, своему Августу II и нашему государю, Петру Алексеевичу, которые в этот момент спешились со своих лошадей и проходили в часовенку на таинство венчания. Вся раскрасневшаяся от внимания собравшейся в часовенке публики, взволнованная принцесса Катерина Ивановна стояла перед алтарем и с такой пылкостью и страстностью молодости произнесла слова согласия на вступление в брак, что стоящая за ее спиной публика от умиления вытирала слезы, потекшие из глаз. Герцог Карл-Леопольд стоял рядом с невестой с невыразительным и совершенно тупым выражением лица, в руке он держал заранее приготовленное обручальное кольцо, которое должен был надеть на палец своей невесте, будущей супруге.

Всем в глаза бросалось то обстоятельство, что герцог Мекленбургский был одет в форму шведского офицера, что явно напоминало о том времени, когда он был большим почитателем Карла XII и рвался на службу в его армию. Но этот болван, по-видимому, забыл надеть манжеты к военному камзолу, а без них он выглядел неухоженным идиотом, хотя был несколько раз женат. К тому же мои люди установили, что эта немчура еще не развелась со своей второй женой. Я уже успел об этом шепнуть государыне Екатерине Алексеевне на ушко, так как Петр Алексеевич в этот момент был очень занят — очередным анекдотом развлекал польского короля Августа II. Венчание оказалось явно скучным для обоих монархов мероприятием, вот они и развлекались, рассказывая друг другу старые анекдоты.

Выслушав мою информацию, государыня Екатерина Алексеевна такими злыми глазами посмотрела на Карла-Леопольда, что даже я ему не позавидовал.

Таинство венчания продолжалось всего два часа, вскоре небольшая свадебная процессия покинула часовенку, направляясь к ожидавшим каретам и экипажам, выстроившимся на одной из сторон площади. Молодожены шли во главе процессии, им предстояло пройти всего пару десятков шагов, чтобы дойти до своей кареты. В тот момент, когда герцог Карл-Леопольд, помогая своей молодой жене взобраться в карету, нагнулся, то париком случайно зацепился за какой-то крючок в двери кареты. Разумеется, молодожен тут же оказался с голой головой, парик висел, покачиваясь, на двери кареты. По толпе прошелестел неодобрительный гул голосов, плохое предзнаменование, молодоженов ожидало не очень хорошее будущее. Собравшиеся на площади немцы перешептывались о том, что лучше бы черная кошка перешла дорогу герцогу Карлу-Леопольду, а не терял бы он своего парика, что явно намекало на то, что вскоре герцог-молодожен потеряет свою голову.

Но я уже не прислушивался к этим людским перешептываниям, так как ожидал от Ваньки Черкасова сообщения о подписании договора с Мекленбургом. С герцогом было предварительно уговорено о том, что сразу же после его бракосочетания с Екатериной Ивановной он подпишет договор о мире и дружбе России с Мекленбургской областью. Ванька верхом на кауром жеребчике выскочил из одного из городских переулков, издали, радостно улыбаясь, он утвердительно кивал головой. Очередная скрытая операция под условным названием «свадьба» была успешно завершена разведывательной службой государя Петра Алексеевича. По подписанному обеими сторонами договору Мекленбург-Шверинское герцогство практически перешло в руки государя Петра Алексеевича, немецкое герцогство стало нашей русской областью.

Новость о свадьбе герцога Мекленбург-Шверинского на государевой племяннице, подписание договора о размещении русских войск и флота в Северной Европе всколыхнули весь европейский континент. Присутствие русских войск в Мекленбурге обеспокоило Данию и особенно Ганновер. Датский король Фредерик IV оказался под влиянием англо-ганноверской дипломатии, ганноверский курфюрст стал английским королем Георгом I.

Отношения России с союзниками по антишведской коалиции резко ухудшились. Петр Алексеевич до поры до времени был вынужден мириться с нарастающей недоброжелательностью Дании и Англии, которые были особенно недовольны тем, что русский государь так по-хозяйски расположился в Данциге и в Мекленбурге и, по их мнению, держит в Германии слишком много войск.

Пока англичане тайно выражали свое недовольство, морально и финансово поддерживая ганноверцев, а также некоторых представителей дворянской фронды Мекленбурга, недовольных русской позицией в этом вопросе и расположением русских войск на их территории. Курфюршество Ганновер постепенно превращалось в основной рассадник антирусских настроений, личная вотчина английского короля Георга I становилась центром скрытой борьбы с Россией и ее государем Петром Алексеевичем. Уже в марте были сформированы отряды лазутчиков из немцев, которые должны были начать вооруженное сопротивление русским войскам в Германии.

Основную ставку английская секретная служба короля Георга I в лице достопочтенного сэра Роберта Хартли, первого графа Оксфорда и Мортимера, спикера парламента, лорда-казначея и одновременно исполняющего обязанности главы английской секретной королевской службы, решила сделать на дворянскую фронду Мекленбург-Шверинского герцогства.

Я не знаю, чем молодожен герцог Карл-Леопольд руководствовался, но совершенно неожиданно для меня и для всех других членов русского посольства, он воспылал ко мне самыми нежными чувствами. Уже после первой брачной ночи герцог напрочь забыл о существовании Катерины Ивановны, все внимание сосредоточил на мне и все время проводил только со мной. Карл-Леопольд буквально стал моей тенью, словно банный лист, прилип ко мне и, не отходя от меня ни на шаг, повсюду за мной следовал. Он аж таки полюбил сидеть за одним столом и внимательно наблюдать за тем, как я работал.

Хорошо, что к этому времени моя система секретарства у Петра Алексеевича была мною отлажена и работала даже без моего личного присутствия. Правда, за мной все-таки оставались некоторые обязанности, я должен был встречаться с государем Петром Алексеевичем, докладывать ему о том, как идут дела по проектам, находящимся в работе. Затем я должен был получать от государя в работу новые дела и, передав их на исполнение писарям, подьячим и дьякам Ваньки Черкасова, моего заместителя, контролировать их исполнение. Поэтому мой «немецкий друг» не мог увидеть или вынюхать для себя чего-нибудь интересного, на моем столе никогда не было каких-либо важных бумажек. К тому же я давно отвык в присутствии чужих ушей вести разговоры на государственные темы.

Но находясь под постоянным присмотром этого немецкого чурбана, я оказался в положении не совсем свободного человека, так как не мог в полной мере отдаться своей любимой работе — начать плести новую придворную интрижку или подставлять под царский кулак рожу какого-либо придворного сановника, сующего нос не в свое дело. Ну как я, будучи простым придворным секретаришкой, только что получившим дворянство, владеющим парой деревенек с пятьюстами крестьянами, мог бы поднять голос против августейшего родственника самого государя Петра Алексеевича, потребовав, чтобы он прекратил меня преследовать по дворцу епископа Эрм-Ландского князя Потоцкого.

В принципе, конечно, этого болвана герцога можно было бы запросто вокруг пальца обвести, подставив ему свою тень, чтобы он, как слепой кролик, волындался за ней по данцигскому дворцу государя, а самому заняться секретарством. Но в то время наши цели случайно совпадали, герцог Карл-Леопольд держался меня, чтобы спасти свою жизнь. Я постарался сделать так, чтобы до его сведения довели информацию о том, что дворянство его герцогства приняло окончательное решение, положив конец его самодурству и тиранству, отправить его отдыхать на небеса, а на освободившийся престол герцогства поставить другого монарха.

Когда я Петру Алексеевичу доложил об этой только что полученной новости, то он сделал свои глаза навыкате еще более круглыми: кому этот кретин вообще нужен? Но затем государь вспомнил, что этот немецкий идиот все еще нужен России, и приказал мне сделать так, чтобы заговорщики не убили бы герцога Карла-Леопольда раньше времени, чтобы он прожил столько времени, сколько нашему отечеству потребуется, чтобы успешно завершить войну со шведами.

Так что в настоящий момент я нес персональную ответственность за судьбу и сохранение жизни этой «обезьяны Карла XII».

Что касается тайной встречи с прусским королем, то я издали лишь контролировал этот процесс, мои люди без моего непосредственного участия вплотную работали с прусской агентурой, вовремя меня информируя о проделанной совместной работе. С пруссаками, оказалось, было очень легко иметь дело, если тебе удавалось о чем-либо с ними договориться, то далее становилось все просто, пруссаки четко и вовремя выполняли все свои обещания. К этому времени все вопросы по организации встречи были обговорены и улажены. Мне больше не приходилось вскакивать с постели по ночам и сломя голову скакать на какую-либо встречу, чтобы обговорить и решить еще один важный организационный вопрос. К слову сказать, ни один человек в нашем посольстве об этой встречи не слышал и ничего не знал.

Так что я тенью сопровождал Петра Алексеевича, а герцог Карл-Леопольд такой же тенью следовал за мной. Борька Шапиров попробовал проявить национальный патриотизм, поинтересовавшись, почему какой-то с…ный немецкий герцог, пусть он там женат на августейшей племяннице, начал постоянно сопровождать нашего государя.

Я не стал этому умному человеку, русскому патриоту и дипломату объяснять значение всей этой иерархической пирамиды государевой свиты. Ведь только дай этому патриоту пальчик, так он всю руку съест и в плечо зубами вцепится, а полученную информацию тут же попытается налево пустить и дорого продать. Я тогда Борьку за его толстенькую ручку вежливо отвел чуть в сторону от государя и у него поинтересовался, когда он мне сто рублев, данные в долг, вернет. Видели ли бы вы, как у этого честного человека моментально испортилось настроение, потухли глаза, он тут же забыл о своем патриотическом вопросе. Шафиров всегда жил по самим выработанному великом принципу, беря в очередной раз в долг, он любил приговаривать о том, что «старые долги всеми забыты, а новому долгу нужно время, для того чтобы состариться и забыться». Поэтому из-за своего этого принципиального отношения к жизни он никогда не возвращал долгов, на чем через некоторое время крупно погорит перед государем Петром Алексеевичем, окончив жизнь в сибирской ссылке.

Государь Петр Алексеевич давно уже привык к тому, что в любое время суток я был готов всегда своим свинцовым карандашиком записать любую его гениальную мысль или высказывание.

В этот же день он страшно удивился тому, что его тень в моем лице теперь имеет еще одну дополнительную тень в лице Карла-Леопольда. Причем Карл-Леопольд был настолько неуклюж, что при встрече с государем он постоянно путался у него под ногами, наступал ему на ноги и постоянно спорил с ним по любому поводу. В последнюю встречу, как я понял, когда государь призвал меня под свои очи, они зверски поспорили о том, что было бы лучше — рубить или колоть палашом врага в конной атаке. Петр Алексеевич от такого немецкого спора совсем озверел, чуть было опять не врезал мне по мордасам, тихим змеиным шепотом потребовал, чтобы я навсегда вместе со своей тенью покинул бы его кабинет, так и не упомянув при этом, зачем меня звал.

Вечерком в семейном кругу государь Петр Алексеевич, покуривая свою голландскую трубочку, вдруг неудачно пошутил. Причем он пошутил в присутствии государыни Екатерины Алексеевны, герцога Карла-Леопольда и Петьки Толстого, сказав, что Алешка, мол, вероятно, Катькой остался неудовлетворен, так как решил ее муженька обрюхатить. Герцог Карл-Леопольд, разумеется, из-за своего полного незнания русского языка не понял неудачной государевой шутки. За время общения с царской семьей он пока только выучил два великих русских выражения: «Давай выпьем» и «За твое здоровье».

Но крутившийся поблизости тайный советник Петька Толстой краем уха сумел уловить цареву шутку, тут же решил продемонстрировать свою большую осведомленность по вопросу моей сексуальной ориентации:

— Да, ваше величество, вы абсолютно правы, Алешка Макаров еще тот хват, большой ходок по мужикам и бабам…

Но его тут перебила государыня Екатерина Алексеевна, которая Петьку не очень-то любила и терпеть не могла. Мило улыбнувшись мужу, государыня тихим голосом, от которого бросало в озноб, произнесла:

— Ты, мил сударь, в это дело с Алешкой лучше не суй свой грязный боярский нос. Не тебе, мужику, судить, кого он любит и кому предпочтение отдает. Ты с ним спал, что ли, чтобы такие слова говорить? На себя посмотри, селадон, да и только. Мы-то хорошо знаем, как ты относишься к женщинам, какими делами ты с иноземными девицами занимаешься. Так что делай свое дело и помалкивай. Алешка — неплохой парень, вон он как свои канцелярские дела обставил, мы теперь хорошо знаем, что происходит в нашей столице и в других столицах европейских стран.

В этот момент государь Петр Алексеевич увидел князя Аникитку Репнина, который недавно заменил Федьку Шереметева и стал командующими нашим войском в Речи Посполитой и Германии, и поманил его рукой. Аникита Иванович спешил по своим делам, но государю, разумеется, отказать не мог и подошел к нашему столу с лицом провинившегося ученика начальных классов семинарии. Государь суровым голосом поинтересовался, что произошло при взятии немецкого городишка Висмар.

Несколько минут назад до появления Петьки Толстого, я рассказывал государю о том, что Аникита Репнин, пропьянствовал свое назначение, вместе со своим корпусом к Висмару подошел с большим опозданием. Город, последний оплот шведов в Германии, уже сдался на милость победителя датским и прусским войскам, которые вошли в этот город. Распоясавшийся датский генерал Девиц отказался пропустить в город Аникиту с его корпусом. Тому и пришлось разворачивать корпусом в обратную дорогу несолоно хлебавши. А Висмар-то государем был обещан герцогу Карлу-Леопольду в качестве приданого Катерины Ивановны.

Выслушав меня и подумав, государь Петр Алексеевич решил этому скандалу хода не давать, датчане со своими кораблями нам в тот момент были зело нужны. Мне же государь, отведя в сторонку, строго наказал генерала Девица к порядку призвать и задницу ему хорошенько надрать, но тайно, чтобы впредь с Аникитой Репниным более вежливо обращался. А князя Аникиту государь решил по-своему, по-царски облагодетельствовать, своей дубинкой малость по его спине пройтись, чтобы впредь меру в пьянстве знал и по делам не опаздывал.

Князь Аникита Репнин мне как генерал и как человек нравился, и мы с ним ладили. Я ему слегка протежировал и государю не докладывал о некоторых его проделках. Когда лет десять назад, при осаде Риги, он пару больших плотов деревьев через линию своих войск пропустил. Рижане за эти дрова хорошо заплатили, Аникита не забыл со мной поделиться, чтобы я государю не докладывал о его «оплошности». Поэтому мне совершенно не хотелось смотреть, да и Карлу-Леопольду не стоило бы того видеть, как государь дубиною будет с нашим генералом разговаривать.

Чтобы отвлечь внимание немца, я произнес волшебные слова, хотя в этот момент мне хотелось только поесть:

— Давай выпьем, Карл!

Карл-Леопольд мгновенно распознал значение этих великих русских слов, он вскочил на ноги, и, несмотря на позднее время, мы крупной рысью понеслись в ближайший городской трактир, чтобы отвести и облегчить наши души.

Сегодняшний день выдался волшебным днем чудес.

Петьке Толстому государыня так мило и так по-женски очаровательно заткнула его грязный и поганый рот, отчего я почувствовал себя счастливым человеком. К тому же несколько дней назад я получил очередную записку Язи Мнишек, в которой она писала о том, что скучает по мне и хочет снова меня увидеть. А в трактире я нос к носу совершенно случайно столкнулся с неким саксонским дипломатом Лосом, которого прежде не встречал, но который был так на меня похож, что при встречах с другими различными людьми я неоднократно этим именем представлялся. Лос уже выбрал столик, аккуратно накрыл его любимыми мною блюдами и напитками. Этот немецкий хлюст был таким же саксонским дипломатом, как я папским легатом.

Он действительно занимал должность и получал весьма неплохое жалованье в талерах в дипломатическом ведомстве курфюрста Саксонии Августа II.

Но этот дипломат постоянно находился поблизости от государя Петра Алексеевича, из-за чего его постоянно путали со мной. Каждый вечер саксонский дипломат Лос садился за стол, брал в руку гусиное перо и очередное донесения писал не только в адрес своего родного саксонского ведомства, но в последнее время и в адрес дипломатического ведомства королевства Пруссии. Пруссак фон Руге, мой коллега по тайным делам, мне сказал, что я могу в полной мере распоряжаться услугами его тайного соглядатая. Правда, немного подумав, фон Руге затем добавил, что саксонский дипломат Лос будет находиться в моем распоряжении только на период действия союзнических отношений между Пруссией и России.

Герцог Карл-Леопольд, ничего не понимая, переводил взгляд своих глаз с меня на мое подобие, на саксонского дипломата Лоса, уж слишком мы были похожи друг на друга.

В связи с замужеством Катерины Ивановны государь Петр Алексеевич, проявляя отеческую заботу о будущем своей любимой племянницы, поручил мне тайно и желательно раз и навсегда решить проблему с дворянской фрондой мекленбургской области. Первый раз Петр Алексеевич ставил передо мной такую задачу — «раз и навсегда» решить какую-либо проблему, не оставляя возможности для маневра и выбора средств для решения такой проблемы.

Как правитель герцог Карл-Леопольд оказался таким большим дураком, что за короткое время он умудрился вусмерть испортить отношения со всеми сословиями своего герцогства и в большей степени с молодыми дворянами, немецкими рыцарями. Эти парни настолько устали от чудачеств герцога, а главное, от его диких сумасбродств, что собрались вместе и решили легитимно лишить его герцогского престола и послать куда подальше с его необузданной тиранией. Молодые графы, маркграфы, бароны и виконты не знали, да из-за своей молодости на это не обращали внимания, что это не они фрондят, а им осторожно со стороны помогают и направляют другие люди, которые никакого отношения не имеют ни к немецкому обществу, ни к немецкой золотой молодежи.

Недавно Федор Павлович Веселовский, наш резидент в Лондоне, прислал мне записку о том, что секретная служба английской короны приняла решение решительно противостоять деяниям русского царя Петра Алексеевича посредством вовлечения немецкого дворянства в вооруженную борьбу с русскими войсками. Через посредство своих друзей в Ганновере она вышла на руководителей фрондирующей дворянской молодежи и направила в Мекленбург-Шверинское герцогство двух своих опытных агентов. Эти английские агенты должны были через два дня встретиться с немцами, передать им большую сумму денег и обещать поставки любого количества огнестрельного и холодного оружия. Причем англичане настаивали на физическом устранении герцога Карла-Леопольда, с тем чтобы его договор с Россией был бы признан недействительным и русские войска покинули бы Северную Германию.

Теперь вы понимаете, почему герцог Карл-Леопольд ни на шаг от меня не отходил и, вместо того чтобы по ночам беременную Катьку услаждать, спал у меня в ногах. Видимо, эта поганая немецкая морда начала сильно опасаться за свою жизнь, нюхом почувствовав, что из всех людей, окружавших Петра Алексеевича, только я могу его защитить от нападок его же подданных и спасти ему жизнь.

Мне пришлось долго ломать голову над тем, каким образом выполнить поручение государя Петра Алексеевича, кардинально решив проблему фрондирующей немецкой молодежи. С какой бы стороны я ни подходил к этой проблеме, постоянно упирался в нехватку времени для проработки серьезной операции внедрения и последующей нейтрализации действий немецких рыцарей. К тому же в настоящее время я еще не располагал специально подготовленной командой для радикального решения проблемы — уничтожения одним ударом фрондирующих немецких рыцарей.

Пару лет назад я попробовал создать такую боевую группу для тайного устранения вражеских офицеров и антирусски настроенных вельмож и сановников в различных странах Европы и чуть тогда не лишился своей головы.

Не информируя полностью государя Петра Алексеевича о своих замыслах, я тихой сапой в селе Преображенском, под зорким оком князя-кесаря Федора Юрьевича Ромодановского, отобрал десять забранных в царскую армию рекрутами крестьянских парней и начал обучать их тайному ремеслу. Но дело внезапно застопорилось. Прознав о моих намерениях, Алексашка Меншиков посчитал, что я пытаюсь создать свои потешные войска, возвыситься и оттеснить его от государя. Но, дабы не портить со мной хороших отношений, Сиятельный князь по-тихому сливает полученную информацию кровному врагу моему Петьке Толстому. А тот, поджав лапки, стремглав помчался к государю Петру Алексеевичу и все ему прилюдно выложил. Государь взбеленился и, схватив дубинку, помчался меня разыскивать, чтобы бить до смерти за непослушание и своеволие, чтобы раз и навсегда выбить из меня мысль о заговоре и чтобы я прекратил портить его любимых преображенцев.

Не сносить бы мне тогда головы, если бы государь меня тогда разыскал. Но в ту минуту Бог принял мою сторону! Мне сильно повезло в том, что до встречи со мной Петр Алексеевич, пробегая по дворцу с дубинкой в руках, нос к носу столкнулся с князем-кесарем Федором Ромодановским. Тот, естественно, поинтересовался, куда государь так торопится и почему дубинку в готовности в руках держит?

Брызгая слюной и по-детски проглатывая слова, взбешенный Петр Алексеевич пожаловался князю-кесарю на мое непослушание. Выслушав государя, Федор Юрьевич суровым голосом ему пояснил, что никто против него никаких заговоров не помышлял, на то он и существует, чтобы в корне пресекать подобные мысли. Затем Федор Юрьевич в деталях поведал государю о наших замыслах — если бы он не причислил себя к авторам этой идеи, то Петр Алексеевич все равно строго наказал бы меня — по созданию убойной команды и о творимой мною пользе державному делу.

Никого в мире наш государь Петр Алексеевич так не любил, не уважал и во всем не слушался, как князя-кесаря Федора Юрьевича Ромодановского. Они долго обо мне и моих делах за закрытыми дверьми толковали, после чего Петр Алексеевич решил мне головы не рубить, оставить в должности придворного секретаря, но своей секретчиной его армейским солдатам головы мутить запретил.

Так что вот уже шесть месяцев под личным надзором Федора Ромодановского десять молодых крестьянских парней, которые к армии не имеют никакого отношения, обучаются тайному ремеслу убийств, через три месяца они поступят в мое распоряжение.

Чуть позже этого подлого поношения, в темной тиши одного царского кабака после того как Петр Андреевич зело много принял водки на свою грешную душу, двое моих людишек слегка поработали над его физией. Дабы вдругорядь этот боярин знал бы свой шесток и не бежал бы к государю с порочащими меня сведениями, так что Петька две недели дома пролежал и на люди не выходил. Петр Алексеевич об этом не узнал, а Федор Юрьевич на меня накричал и хотел кулаком по уху съездить, но не решился, как он сказал, памятуя о моем злобном характере. Но я эту его нерешительность понял: князь-кесарь был зело доволен тем, как физия Петьки перекосилась.

Через два дня Петр Алексеевич все-таки дознался о Петькиных страданиях по моей вине, в порядке воспитательной и профилактической меры он пару раз своей царственной дланью меня прилюдно по обеим щекам отхлестал, сказав, что я не должен быть столь мстительным и злобным государевым соратником. После этого щекоплескания все придворные сановники при встрече со мной первыми здоровались и низко раскланивались, никто еще из них не удостоился подобной ласки со стороны государя, с ними он все более дубинкой обходился.

Чтобы покончить с фрондой в Мекленбург-Шверинском герцогстве, мне потребовалось встретиться и переговорить с этим саксонским дипломатом Лосом. В его распоряжении имелась такая команда тайных убийц, а у меня ее не было.

Поэтому я так тепло поздоровался с саксонско-прусским соглядатаем Лосом, дружески его обнял и позже, когда мы обо всем договорились, даже позволил ему оплатить свой и Карла-Леопольда счет за ужин и выпивку. Следует признать, что ужин получился великолепным, этот парень хорошо знал мои вкусы.

Парень Лос был мне очень симпатичен, мы много трепались на русском языке, чтобы Карл-Леопольд не понял, о чем мы договариваемся. В перерывах между нашими с ним обменами мнением Лос подолгу разговаривал с герцогом Карлом-Леопольдом на серьезные темы типа развития сельского хозяйства немецких земель в условиях военного времени. Так что следует признать, что ужин понравился всем трем участвующим сторонам, все эти три стороны достигли поставленных перед собой целей. Я получил в свое распоряжение, правда, всего на одну ночь, а больше мне было и не нужно, убойную команду Лоса. Герцог Карл-Леопольд, каким бы он ни был дураком, но собственными глазами убедился в том, что Алексей Макаров встречался с неким саксонским дипломатом и о чем-то с ним договаривался. А саксонский дипломат Лос этим немецким герцогам доказал, что он реально существует и никакого отношения к русскому Макарову не имеет, мы случайно оказались двойниками.

Я же никому не буду рассказывать о том, что мой немецкий друг, герцог Карл-Леопольд Мекленбург-Шверинский сильно нажрался этой слабой, но такой вкусной водки-анисовки, что стал практически невменяемым. В продолжение всего ужина этот сумасшедший герцог на второго человека, делившего с ним стол в трактире, посматривал и с ним обращался так, будто перед ним сидел не один, а сразу два разных человека. Мне все же пришлось воспользоваться своим мысленным щупом, чтобы этого немца окончательно убедить в том, что с ним за столом сидят два человека и на русском языке договариваются об уничтожении группы фрондирующей молодежи его герцогства.

Что же касается саксонского дипломата Лоса, то я этого человека специально выдумал годиков эдак десять назад после разговора с князем-кесарем Федором Юрьевичем Ромодановским о создании разведывательной службы русского царства. Иностранцы никогда не любили русских и всегда с предубеждением к нам относились, поэтому, скажем, любая моя попытка проникновения в их придворные и государственные тайны заранее была обречена на неудачу. Ну кто из иностранных вельмож станет добровольно собирать и передавать подданному Петра Алексеевича информацию о своем монархе и секретах монаршего двора. Вот нам и приходилось специальных любовниц укладывать в их постели, шантажировать и подкупать иностранных гостей, чтобы помочь им решиться на деяния во имя нашего государя.

Но я пошел дальше и сам превратился в иностранца, немчуру, в этого саксонского дипломата Лоса, устроившись на работу в дипломатическое ведомство саксонского курфюрста и польского короля Августа II Сильного. Во время одной из встреч Петра Алексеевича со своим собратом, польским монархом, я получил у него аудиенцию и уговорил его принять на службу в качестве соглядатая за Петром Алексеевичем.

Таким образом, когда я работал на саксонцев и пруссаков, в моем распоряжении находилась команда саксонских наемных убийц. Но мне очень бы не хотелось, чтобы после осуществления операции люди сэра Роберта Харли могли бы легко установить, что ликвидация фронды в Мекленбурге была осуществлена руками саксонцев. Я попытался англичан запутать в трех соснах — Пруссии, Саксонии и России.

Завтра же поздно вечером, когда молодые заговорщики соберутся в ободритском замке Гросс-Радена, по моему приказу команда наемных убийц, прикрепленная к моей особе специальными рескриптами королей Фридриха Вильгельма I, Августа II, должна была посетить этот старый славянский замок и немного там похозяйничать.

Герцог Карл-Леопольд, разумеется, принимал самое непосредственное и весьма активное участие в общении со мной и дипломатом Лосом, он вовремя, но чаще не вовремя поднимал одну чарку анисовки за другой и громко выкрикивал:

— Тафай выпьем, камераден!

К нашему столу подошел хозяин трактира, остановился и некоторое время наблюдал за тем, как мы с Карлом-Леопольдом опустошали чарки с анисовкой. Вероятно, этого немца несколько удивило то обстоятельство, что Карл-Леопольд, делая очередной тост и предлагая выпить, обращался ко мне во множественном числе, поэтому он и подошел посмотреть, кто у нас был третьим за столом. Пришлось проявить русскую общительность и гостеприимность и пригласить хозяина присоединиться к нашей компании и выпить пару чарок анисовки. Немецкая экономность, кто же из них может так просто отказаться от халявной выпивки, сыграла свою роль, вскоре мы пили, почти не закусывая, втроем.