Глава 1

Николай Шорин с размаху ударил костяшкой домино по столу:

– Рыба!

Сержант Мисин, щурясь от дыма, затушил бычок в замызганной хрустальной пепельнице и пожал плечами.

– Сейчас вы нас, а потом – мы вас, – философски заметил он.

– Ну-ну… – Старшина смачно потянулся и посмотрел в окно.

Теплый летний вечер радовал безмятежностью и спокойствием. Утром прошел дождик, и хотя земля уже давно подсохла, по-прежнему было свежо и не пыльно. На мостовой весело прыгали воробьи, а у дома напротив, в котором до Катастрофы располагалось отделение «Сбербанка», стояли две хорошенькие девушки и о чем-то оживленно спорили.

– Ишь ты, крали какие, – пробормотал Мисин, уставившись туда же. – Пойду-ка я разузнаю, в чем там дело. Я вроде одну где-то видел…

– Да брось ты, – поморщился Шорин. – Проляков сегодня не в духе…

Как бы в подтверждение его слов они услышали ругань полковника, донёсшуюся из коридора через чуть приоткрытую дверь:

– Остапенко! Где шастаешь, мать твою?!

– Товарищ полковник, задание выполнено! – раздался бодрый голос.

– Какое ещё задание? – прорычал полковник.

– Начинается! – хихикнул Мисин, прислушиваясь к разворачивающейся в коридоре комедии, и сдвинул «афганку» на затылок. – Бендер в своем репертуаре…

Капитана Остапенко часто кликали «Бендером» во многом из-за определённого созвучия такого прозвища с фамилией. Надо сказать, он на такое прозвище охотно откликался.

– Груз «пятнадцать» доставлен в целости и сохранности! – гаркнул за дверью Остапенко.

– Это… э-э… – обескураженно замялся полковник. – Что-то не припомню… Ладно, но почему так долго?

– Непредвиденные трудности!

– Какие? – совсем уже проникновенно спросил Проляков.

– Губернатор там со своими шастал – Китаев у нас снова объявился.

– Вот сволочуга! Ну на этот раз мы достанем его!

– Обязательно, – заверил капитан и на всякий случай добавил: – Было трудно, но все получилось великолепно.

– Молодец! – Голос шефа повеселел. – А где… оно? И что там именно?

– Два ящика сухого и блок «Донского табака». Ну и по мелочевке всякое. Всё во второй кладовке, как обычно.

– Замечательно, Остапенко! Но впредь не пропадай, когда тебя не просят. Понял?

– Так точно, товарищ полковник! Разрешите идти?

– Свободен!

Дверь распахнулась, и в дежурку ввалился хитро улыбающийся Валентин.

– Ну ты даешь! – подмигнул ему сержант. – Я надеюсь, старому пердуну не все досталось? – заговорщицки прошептал он.

– Все нормально! – Капитан плюхнулся на скрипучий диван. – Не боись!

Шорин опять покачал головой.

– Зачем это тебе надо, Валя? – с неодобрением спросил он. – Или… ты был у нее?

– У нее, у самой, – словно чеширский кот, улыбнулся Остапенко. – А старику – мои личные запасы. С расчетом на последующие походы, разумеется.

– Старик устроит сегодня пьянку с Измайловым, а значит, ночью будет бардак, – хмыкнул сержант. – Пожалуй, схожу-ка я сегодня к Насте…

– Я тебе схожу, сучий потрох! – нахмурился Остапенко. – Ишь, разговорчики в строю! Совсем распустились!

Мисин надулся: черт бы побрал этого везунчика! Таскает, фиг знает, из каких мест, редкостные теперь вино и сигареты – ящиками и блоками! Может, склад где-нибудь откопал? «Интересно, – подумал сержант, – а ведь четыре года назад это назвали бы мародерством!»

– Ладно, – смягчился Остапенко, видя насупленное лицо Мисина, – что-нибудь придумаем.

– Значит, за реку ты не ходил? – тихо уточнил старшина.

– Конечно, нет, – хмыкнул капитан. – А про Китаева слышал от Трофимовича. Его бравый омоновский отряд выезжал пару часов назад за Дон, и они там постреляли чуток. Правда, этот поганец снова был таков.

Шорин выматерился.

Спорящие девушки за окном наконец ушли, сержант перестал пялиться на улицу и предложил Валентину чаю.

– Из лебеды? – усмехнулся Бендер.

– Обижаете, товарищ капитан, – засмеялся Мисин. – Мы ведь тоже не лыком шиты!

– Ну давай! Только я сначала отолью немного. – Остапенко поднялся и направился в туалет.

Когда он вернулся, атмосфера в дежурке царила совсем не спокойная. Посреди комнаты стоял, грозно расставив ноги, полковник, а слегка растерянный Мисин сидел у телефонного аппарата и щелкал тумблерами, ворча: «Связь давай, связь!».

– А вот и наш герой, – рявкнул полковник, завидев капитана, и снова повернулся к сержанту. – Ну что там?

– Ничего, товарищ полковник, – пожал плечами Мисин. – Нету больше связи. Что-то с линией.

– С линией! – Проляков презрительно скривился, словно в обрыве связи был виноват лично сержант.

Вяснилось, что в деревеньке Крюковке, что километрах в семидесяти, что-то случилось. Понять было невозможно, но переполох возник как будто не из-за бандитов. Буквально минуту назад позвонил тамошний председатель, похоже, насмерть перепуганный, и, сбиваясь в истерику начал вопить, что за деревней появились какие-то необычные штуки. И почти сразу связь прервалась.

– Но он успел сказать, что точно не бандиты, а кто-то другой, – заверил Мисин, тщетно стуча по рычагу телефонного аппарата.

– Это как так – кто-то другой? Что он точно сказал? – злился Проляков.

– Непонятно, товарищ полковник! Он двух слов связать не мог. Но когда я спросил – бандиты, что ли, то он ответил: «Никакие не бандиты…» Потом затрещало в трубке, и связь пропала вообще.

– Неужели, Китаев? – задумчиво пробормотал Николай. – Странно, Крюковка совсем в другой стороне от мест, где он бузил!

– Напился тамошний председатель, вот и все, – без тени улыбки заявил Валентин. – Делириум тременс, одним словом.

– Чего? – вскинул брови Проляков.

– Белая горячка, – уточнил Остапенко. – Горачая, совсэм бэлая…

– Умник самопальный! – гаркнул начальник. – Значит, так, слишком много разговариваешь в последнее время. Проветрись-ка – поедешь с Шориным, разберешься, у кого горячка, у кого – нет. Банд в последнее время в том районе действительно нет, но если что неладное обнаружите – сразу же сообщайте по рации. А если председатель напился, разрешаю от меня ему в морду дать!

«Ну вот, оказался не в том месте и не в тот час!» – с досадой подумал Остапенко.

– Есть! – сказал он вслух. – Блин, даже чаю попить некогда!

Видавший виды УАЗ держался совсем неплохо, но перед очередным затяжным подъемом вдруг предательски заглох, и Николай уже минут двадцать копался во внутренностях машины, пытаясь найти неисправность и размеренно матерясь.

Остапенко злился. Он не сомневался, что паника по поводу происшествия в деревне окажется сильно преувеличенной, и они быстро, насколько позволяла плохая дорога, вернутся назад. А сейчас, когда до Крюковки оставалось всего километров пять, возникла столь глупая задержка!

Николай, наконец выругавшись в последний раз, пожал плечами и выпрямился, вытирая руки тряпкой. Он прищурился и немного самодовольно посмотрел на напарника:

– Заводите, товарищ генерал!

Остапенко с надеждой повернул ключ зажигания. Стартер зажужжал, двигатель пару раз чихнул, выбросил облако сизо-чёрного дыма и мерно затарахтел.

Старшина сплюнул, выругался по поводу тех, кто не чистит и не регулирует вовремя карбюраторы, и запрыгнул внутрь салона.

Остапенко промолчал и со скрежетом врубил передачу. Машина, перевалив через косогор, двинулась по разбитому просёлку. Ясно было, что дотемна уже точно не успеть вернуться.

УАЗ нещадно трясло и валило из стороны в сторону. Николай цеплялся за поручень и шипел вполголоса: особого комфорта в поездке не наблюдалось. Это шоссе и до Катастрофы «дорогой» можно было называть весьма условно. Теперь же, спустя несколько лет и при полном отсутствии дорожных служб, перед путниками да редкими автомобилями представала изжёванная грунтовка, вившаяся среди полей, а местами подступавшая почти вплотную к лесу. К счастью, телефонные и телеграфные столбы сохранились – ударная волна здесь была совсем слабая, так что проводная связь даже с самыми дальними деревнями худо-бедно имелась.

Высокий худощавый Николай болтался из стороны в сторону в такт рывкам машины. С видимым трудом сохраняя равновесие, он отпустил одну руку, почесал светлый ёжик волос и бросил взгляд на своего более плотного, коренастого и тёмноволосого напарника.

– Слушай, – спросил он уже и сам с некоторым сомнением, – ты все-таки думаешь, что председатель общины просто-напросто надрался?

Остапенко покосился на приятеля, старательно объезжая колдобины:

– Тебе этого дядю лучше знать, разве нет? Ты там был пару раз. А я-то и не припомню, видел ли его вообще, и даже фамилию забыл.

– Да видел ты: он сам был у нас месяца три назад, карабин новый получал. Артемьев его фамилия. У него еще такой шрам на правой щеке около уха… Все в старинном галифе ходил – ребята наши потешались.

– А, толстый такой, красный, будто из бани, да? Помнишь, миниатюра была когда-то по телевизору: «У меня после бани морда красная, а у отца – не красная!»? – Капитан хохотнул.

– Даже артиста помню, Евдокимов, – кивнул Николай. – Он ещё потом губернатором стал, а потом в автокатастрофу вляпался.

– Да, было дело, – согласился Валентин.

– Если серьёзно, – продолжал Шорин, – Артемьев мужик нормальный, совсем не алкаш. Зря ты так по нему проехался.

– Да, ладно… Чем же он так был испуган, что объяснить ничего толком не мог? Но при этом – не бандитами, сам подумай!

Николай, подпрыгивая на жёстком сиденье, пожал плечами и сплюнул навстречу набегавшему потоку воздуха в приоткрытую треугольную форточку. Слюна попала на стекло и, позолоченная лучами клонившегося к закату солнца, наискось сползла вниз, канув за край оконного проёма. Остапенко снова покосился на напарника, чуть скривив уголок рта, но комментировать эпизод с плевком не стал.

Он подумал, что, возможно, на самом деле в Крюковке произошло что-то из ряда вон выходящее? Ведь люди за четыре года на удивление привыкли жить, как жили: вроде ничего и не изменилось, только жизнь паршивее стала. К Границе привыкли, к тому, что никуда уйти отсюда нельзя. А ведь Катастрофа сама по себе уже предполагает, что в любой момент можно столкнуться со штуками, еще более непонятными, чем эта Граница. Или просто с очень опасными вещами, какими-нибудь совсем нетипичными.

Обо всём этом он и высказался Николаю.

– А что ещё более непонятного может быть или опасного? – удивился старшина, пожимая плечами, и усмехнулся: – Монстры, что ли, начали вылупляться? Или вообще Змей Горыныч прилетел, а?

– Мало ли, что…

– То ты считаешь, что председатель нажрался, то какие-то невероятности придумываешь, – хмыкнул Шорин.

– Я просто размышляю! – проворчал Остапенко, выруливая среди колдобин.

«Но, действительно, если это все были пьяные базары, ох, и задам я жару шутникам!» Коля говорит, что напиться до чёртиков председатель не мог и, тем более, не стал бы в таком состоянии звонить в город. Бандиты практически уже год в этом районе не досаждают, повыбили их – тогда что тут такое произошло?!

– А я вот думаю, что тут какая-то местная свара. Драка, возможно, или что-то такое, – предположил Николай. – Вот это куда реальнее, а во всякие фантазии я не верю!

– Фантазии, фантазии… – несколько саркастически ухмыльнулся Валентин, с усилием включая раздатку перед огромной застоялой лужей, перегораживающей дорогу. – Интересное животное – человек! Ко всему привыкает и, причём настолько, что дай ему пожить пару лет в окружении неестественного, так он и это станет нормой считать!

– Почему сразу животное? – несколько обиженно протянул Николай. – Ты чего имеешь в виду?

– Да я же фигурально, так сказать. – Капитан аккуратно перебрался через лужу, глубина которой местами доходила до середины колёс УАЗа, и выключил передний мост, экономя топливо. – Это я к тому, что, например, если бы мне четыре года тому назад сказали, что я окажусь в какой-то отрезанной от остального мира Зоне, я бы ни за что не поверил. В горизонт, до которого, кажется, рукой подать, а метров пятидесяти дойти не можешь, не поверил бы! В реку, которую небо наглухо перекрывает, а вода свободно протекает – не поверил бы. И ты бы не поверил, а вот сейчас привык и воспринимаешь как само собой разумеющееся. Но разные странности рано или поздно будут ещё иметь продолжение, поверь мне. Так что, почему бы, откуда не возьмись… – Он многозначительно замолчал.

– …Не появиться, значит, сказочным змеям? – насмешливо докончил за напарника Николай.

– Совершенно не обязательно змеям, тем более сказочным. Но что-то и могло… появиться.

– Но откуда, черт возьми?! Из-за нашего «твёрдого неба», что ли?

– Почему бы и нет? – Остапенко пожал плечами.

– Но тогда, – Николай перехватил поручень поудобнее, – мы сглупили: нужно было ехать на БТР, а не на сраном УАЗике с двумя автоматами, а, Валя?

– У нас гранатомёт есть! – ухмыльнулся капитан Остапенко. – Сколько БТР сожрёт бензина, сам подумай? УАЗ тоже не подарок, но всё-таки поменьше расходует… Если скважина, которую пробурили, иссякнет, где мы топливо будем брать через пару-тройку лет?

Несмотря на то, что у Остапенко было звание капитана некого, в общем-то, самозваного военизированного образования, он перед Катастрофой работал техническим директором в компании-операторе мобильной связи. Перед самой бучей он приехал из Москвы на недельку навестить в Воронеже дальних родственников. В первые же дни трагедии Валентин Остапенко пришёл на созданный мобилизационный пункт и оказался в военизированном отряде народного ополчения – одном из многих, которые были созданы для усмирения мародёров, кинувшихся тут же грабить вся и всё. Через полтора года он носил уже звание капитана новой местной милиции – и прозвище «Бендер» в придачу.

Дорога вильнула, огибая лес, и спустилась с холмика, вынося машину на открытое пространство.

– Ну, приготовимся – Остапенко остановил УАЗ. – Мало ли чего!

Справа и слева тянулись кое-как обработанные поля, а вдалеке солнце готовилось нырнуть за темнеющую полосу леса. Никаких укрытий поблизости не имелось, и место было такое, что засаду устроить не представлялось возможным, однако на подъезде к самой деревне заросли уже близко подходили к старому неухоженному шоссе.

Они сняли автоматы с предохранителей, и Валентин мотнул головой назад, где на складной турели, выставленной на крышу машины, через отогнутый тент торчал противопехотный гранатомёт ТКБ-722К:

– Становись к «пушке»!

Машина двинулась дальше.

За кучкой молодых сосенок, подскочивших к самому краю дороги, взорам милиционеров открылась околица Крюковки – до одного из первых домов оставалось не более сотни метров.

– Чёрт побери! – выругался Николай, но и Валентин уже заметил то, что находилось прямо впереди: рядом с разросшимся на краю проезжей части кустиком лежал человек.

Остапенко аккуратно остановился шагах в десяти. Николай приник к гранатомёту, следя за округой, а Валентин, схватив автомат, выпрыгнул и присел у левого переднего колеса.

Было тихо, лишь стрекотали кузнечики по краям нестройных рядов ржи. Колосья стояли невысокие, и Валентин машинально отметил, что вряд ли там мог кто-то притаиться. Вот лесок – другое дело.

Наверху за спиной чуть скрипнула турель: это Николай развернул гранатомёт.

Бросив ещё несколько взглядов по сторонам и удостоверившись, что всё спокойно, Остапенко встал и подошёл к телу, распластавшемуся на грунтовке, ни на секунду не сомневаясь, что перед ним труп.

Среди прибитой утренним дождём пыли ничком лежал паренек, почти мальчик. Его правая рука, выброшенная чуть вперёд, напоминала обугленную ветку дерева, причём граница сгоревшей ткани и неповрежденной части руки была странно ровной, чего никак не могло быть, если бы ожог был вызван обычным пламенем. Из обгорелого среза рубашки виднелись остатки почерневшей плоти, которая уже полностью отсутствовала на кисти, где проглядывали желтоватые костяшки.

– М-да, ё-пэ-рэ-сэ-тэ… – негромко сказал он и снова оглянулся. – Это что ж такое?

Присев на корточки, капитан осторожно перевернул парнишку лицом вверх.

– С-суки!

Николай, которому всё было хорошо видно, резко дёрнул турелью, словно рассчитывая высмотреть тех, кто расправился с мальчишкой.

Валентин несколько секунд смотрел на убитого, потом осторожно положил труп так, как тот лежал прежде.

– Ну и дела… – сказал он, пристально вглядываясь в опушку леса, подёрнутую светом заходящего солнца.

– Неужели Китаев? – спросил Николай.

Остапенко отрицательно покачал головой: бандиты они, конечно, бандиты, но в подобных зверствах не замечены. Да и потом так человеку руку не спалишь ничем! Ну не над костром же они её держали.

Николай, который, стоя в кабине УАЗа, постоянно оглядывал окрестности, указал на ряд столбов с порванными проводами, несколько из которых почти полностью сгорели. Ясно было, почему отсутствовала связь.

– А вон туда ещё взгляни! – позвал Шорин.

Остапенко присмотрелся в направлении, куда указывала рука приятеля, и присвистнул. Он и там ожидал увидеть последствия действия странного огня, но всё было совершенно иначе.

Первый дом деревеньки был основательно повреждён. С первого взгляда разрушения были не так заметны, но, конечно, если бы не труп мальчика, Валентин обратил на это внимание раньше. Строение сильно покосилось, а один угол сруба разошёлся, выставляя наружу торчащие концы брёвен. Создавалось впечатление, что край дома зацепила какая-то массивная штука – например, танк…

Насколько знал Остапенко, в принципе, у отрядов Китаева тяжёлая техника могла и быть, но в таком случае они никак бы не вошли в этот район незаметно. А вот если в деревне какая-то засада, то их самих уже точно заметили.

Валентин сплюнул и вытащил рацию. Он вышел на волну своего отделения и потребовал полковника. Прошло несколько томительных минут, и Проляков вечно недовольным голосом осведомился, в чём дело.

Остапенко обрисовал ситуацию и рассказал о странных ожогах на трупе мальчика и сгоревших телеграфных столбах.

– На простой огонь не похоже, хоть убейте, Сергей Анатольевич. Кроме того, впереди виден разрушенный дом, на который, похоже, натолкнулся танк или тяжёлая машина.

– Значит, у вас жареным запахло? – пробасил полковник.

– Вроде того… – Остапенко раздраженно подумал, что шутка Пролякова, если это шутка, в данном случае явно неуместна. – Пока мы никого не встретили, но попытаемся определить обстановку в самой деревне.

– Найдите Артемьева, а я пораскину мозгами, как к вам быстрее направить людей. Тут такое дело – и в других местах странности творятся… Думаю, понадобится спецгруппа. – Полковник помолчал, и было слышно, как он сопит в микрофон. – Вы, вот что, постоянно держите со мной связь. Обо всех подозрительных вещах сразу же докладывайте!

– А у вас-то какие странности? – полюбопытствовал Остапенко.

– Да тут ещё и с востока докладывали, кое-какие непонятки там.

– Там-то чего?!

– Слушай, Бендер, занимайся своими делами, – гаркнул Проляков, – а я постараюсь отправить к вам людей по экстренному варианту. И… – У полковника в голосе наконец-то прорезалось вполне человеческое сочувствие, – вы уж осторожнее, головы свои берегите!

– Так точно, Сергей Анатольевич! – Остапенко не стал ничего больше спрашивать и отключил рацию.

– Спецгруппа? – удивился Николай. – Старик пошутил или как?

– Да нет, шутки такого типа ему недоступны, – сказал Валентин, залезая в машину. – Присядь, не маячь.

– А… пацан?

Остапенко, глотая подкатывающийся к горлу комок, посмотрел на детский труп.

– Да что теперь-то сделаешь?..

УАЗ осторожно пополз дальше. У сгоревших столбов, уже на самом краю деревушки, капитан остановился и, не глуша двигатель, вышел осмотреть повреждения.

Три столба обгорели несильно, и вблизи было видно, что огонь начинался из участков, где дерева словно коснулось нечто чрезвычайно горячее, выхватив из него кусок. Все выжженные места располагались не выше полутора метров над землёй – выемки были странные, глубокие. Словно шаровой молнией выжжено..

Крюковка словно вымерла – ни единой души, даже дыма из труб нигде не поднималось. Капитан подумал, что это уже хорошо: судя по парнишке и телефонным столбам, здесь стоило бы ожидать пожарищ. «Хотя, – тут же поправил он сам себя, – если бы деревня горела, мы это издали заметили бы».

Он медленно двинул машину по дороге, которая переходила в центральную улицу Крюковки. Николай напрягся, готовый послать серию гранат в любой подозрительный объект.

У повреждённого дома Остапенко притормозил. Они увидели, что сбитая с петель калитка валяется рядом с воротами, кусок забора у палисадника завален, а длинные жерди частью переломаны и раскиданы по сторонам.

Странно было то, что нигде не наблюдалось следов какой-либо бронетехники или тяжёлых машин, хотя местами на почве виднелись странные борозды, но на отметины от гусениц или колёс они совершенно не походили.

Остапенко приказал напарнику проверить повреждённый дом. Николай выскочил из УАЗика и осторожно двинулся к воротам.

Капитан бросил взгляд вдоль улицы и переложил автомат поудобнее – ладони вспотели. Какая-то волна безотчётной, и этим ещё более неприятной тревоги, вызванной пугающей неизвестностью, стала медленно обволакивать его со всех сторон.

Валентин нервничал: ситуация, без сомнения, выпадала из всяких стандартов последних лет. Нападение обычной банды не оставило бы после себя убитого таким образом мальчика, странно обгоревших столбов, разрушенного неизвестно чем дома. Бандиты с правобережья, как правило, вообще старались не убивать людей, а увести их на свою территорию. Всё логично: после Катастрофы и первой очень голодной и неустроенной зимы выжила едва ли половина населения, так что в рабочих руках нуждались все, а таджики теперь сюда не приезжали.

Николай, держа автомат в боевом положении, прошёл через пустой двор и толкнул ногой дверь дома. Пронзительно скрипнув, та распахнулась, и Шорину стали видны пустые сени, залитые то ли водой, то ли еще чем – в полутьме не разобрать.

Старшина негромко позвал, но ответом ему была гробовая тишина.

– Народ, выходи! – уже громче крикнул он. – Мы свои, из губернской милиции, бояться нечего! Хоть кто живой есть?

В доме царило безмолвие. Николай бросил взгляд назад, но машину с этого места уже не было видно.

– Захожу внутрь, – тихо сказал он в карманную рацию, непозволительную роскошь в нынешние времена для большинства, не считая окружения губернатора и подразделений полковника Пролякова.

– О’кей, – отозвался капитан, еще раз «просканировал» улицу взглядом, выключил двигатель и подбежал к воротам.

Теперь он хорошо мог рассмотреть глубокие чередующиеся борозды перед домом. Они шли поперёк улицы, проходили рядом с повреждённым углом, а затем круто поворачивали и исчезали за другим строением.

Остапенко занял позицию в проёме сорванной калитки так, чтобы видеть одновременно двор дома, улицу, и УАЗ.

Тем временем Николай нырнул в низкий дверной проём и тут же чуть не растянулся на полу: разлитая жидкость оказалась самодельным подсолнечным маслом – сейчас он уже чувствовал его отчётливый запах. Аккуратно ступая, он прошел в конец сеней, где крыша избы покосилась, и через разошедшиеся доски кое-где даже виднелось небо.

«А ведь и завалить может ненароком», – подумал Николай и постарался, как можно тише, открыть перекошенную дверь, ведущую внутрь дома.

Женщину, бледную и растрёпанную, он увидел сразу – она сидела на полу в большой разорённой комнате. На звук открываемой двери она подняла голову и уставилась на Шорина пустыми безумными глазами.

– Вы одна? – зачем-то шёпотом спросил старшина.

Женщина передёрнула плечами и вдруг истошно заорала. Шорин выставил перед собой ладонь.

– Тихо, тихо, – успокаивающе произнес он. – Я свой!

Однако женщина голосила, не переставая. Николай осторожно приблизился к ней, секунду смотрел, а потом отвесил оплеуху. Несчастная дёрнулась, но замолчала, дико тараща глаза.

– Мы из Воронежа, – объяснил Шорин, – отдел по борьбе с бандитизмом. Успокойтесь, все будет хорошо!

Он опустил автомат и огляделся. Обычная общая комната, типичная для деревенского дома в этих местах. Видавший виды сервант – чуть покосившийся, с раскрытыми дверцами, из которого высыпались рюмки и тарелки, старенький, давно не работающий телевизор в углу, а над ним икона с лампадкой. Перевёрнутый стол – по полу разбросаны остатки обеда, скатерть, осколки стекла и фарфора. Слева виднелись ещё две двери.

Впереди стена дома была частично разрушена, да и правая сторона покосилась, ощерившись разошедшимися бревнами. Сквозь разломы просматривался огород с парой яблонь и кустами крыжовника.

– Так вы тут одна?

Женщина, прижав кулаки к губам, молчала. Не спуская с неё глаз, Шорин бочком подошёл к двери в другую комнату. Несчастная шумно, навзрыд вздохнула и всхлипнула.

– Спокойно, спокойно! – Шорин осторожно просунул ствол автомата в маленькую спаленку.

– Васенька… – вдруг тоненьким голоском произнесла женщина. – Ва-асенька!

Шорин оглядел спальню – пусто.

– Какой Васенька? – переспросил он. – Где?

– О… – Из глаз женщина вдруг потекли слёзы, и она закрыла лицо ладонями.

– Да кто здесь был – бандиты?

Женщина, давясь рыданиями, истово замотала головой. Старшина секунду смотрел на неё, а затем осторожно прошёл и заглянул в другую комнату – тоже никого. Будь он проклят, если что-то понимает!

– Дайте я вам помогу встать, – предложил он, возвращаясь к женщине. – Здесь нельзя оставаться, дом может рухнуть.

Женщина всхлипывала.

– Васенька… – повторила она и дрожащим пальцем указала на обрушенную стену.

– Господи! – только и сказал Шорин, заметив наконец то, что лежало в самом низу у стены.

Косясь на проваленную крышу, он подошёл ближе. Под бревнами, отброшенными в сторону, лежал ребёнок лет шести. К сожалению, ничто уже не могло его спасти – мальчика просто раздавило.

Николай присел рядом с женщиной и обнял её за мелко вздрагивающие плечи. Она уже не кричала, а только закрывала ладонями лицо и часто всхлипывала.

– Что у вас тут случилось? – как можно мягче и ласковее спросил старшина и погладил женщину по голове. – Кто на вас напал? Мы их перестреляем, подонков, – куда они делись?

Несчастная вздрогнула от его прикосновения.

– Из города вызвали отряд, скоро здесь будут наши, – продолжал Николай. – Дом-то как разрушили? Танк проехал, да?

Женщина снова помотала головой и наконец отняла руки от лица.

– Не-е-ет, – выдавила она из себя, и её лицо вдруг исказила диковатая гримаса. – Жук это был… Жук!

– Жук?! – опешил Николай, начиная подозревать, что женщина тронулась умом от пережитого горя. – Какой жук?!..

Тем временем Остапенко, ещё раз взглянув вдоль пустынной улицы и слыша обрывки разговора внутри дома, отступил от ограды в глубь двора, стараясь понять, с кем говорит напарник. Он старался не выпускать из поля зрения проём калитки и был уже на полпути к крыльцу, когда услышал, как на улице за забором хрустнула ветка.

Валентин на мгновение замер, а затем быстро взбежал на крыльцо, нарочито громко топая по ступенькам. Укрывшись в сенях, он присел за косяком на колено и стал ждать. Несколько секунд спустя еле слышно скрипнули доски, проложенные дорожкой от ворот к дому. Капитан вытащил маленькое зеркальце и у самого пола высунул край наружу.

Он ожидал увидеть серьёзного противника, но, несмотря на совершенно некомичную ситуацию, усмехнулся и облегчённо вздохнул. К дому крался типичный деревенский дедок, прямо дед Щукарь какой-то: несмотря на летнюю пору – драная телогрейка, валенки с галошами и засаленная шапка на голове. В руках дедок тискал охотничье ружьё – ствол, направленный в сторону двери, безбожно прыгал вверх-вниз.

«Интересно, – подумал Валентин, – где он прятался, да так, что мы его не заметили? Хорошо хоть не саданул без предупреждения в спину».

– Дедуль, – крикнул он, не высовываясь, – не глупи! Мы из губернской милиции.

Валентин увидел в зеркальце, как дедок чуть не подпрыгнул: он наверняка не ожидал, что манёвр будет раскрыт. Замешательство продолжалось, однако не более пары секунд.

– Ага, – крикнул «Щукарь» и завертел головой, пытаясь понять, откуда его заметили, – а я почём знаю, кто вы такие? Вдруг вы эти… такие же уроды?

– Какие уроды, дед, ты о чём?! Ты орла на нашей машине не видишь?

– Я и сам могу орлов, где хошь, нарисовать, – парировал дед. – Документы покажь, с печатью, и выходи по одному. С поднятыми руками, значит!

– Папаша, не пори ерунду! Если бы мы хотели, то давно тебя хлопнули, – приврал Остапенко. – Говорю же: мы из губернской милиции. Тебя как величать-то?

Старик засопел и вдруг с неожиданной готовностью сознался:

– Григорий я, Григорий Иваныч, значит, – ему явно не терпелось обрести официальных защитников.

– Ну так вот, Григорий Иваныч, расскажи-ка спокойно, что у вас тут случилось?

Дедок на сей раз замялся – он, безусловно, был сильно напуган, нервничал и никак не мог решить, как же себя вести.

– Ничего объяснять не буду, – чуть сорвавшимся голосом снова крикнул он. – Выходи, говорю! Не то пальну, верь – не верь, пальну!

– Вот пальну – не надо, – с нажимом сказал капитан, которому надоели пустые словопрения. – У нас автоматы, не ружьишко твоё. Мы из города, нам необходимо разобраться, что случилось.

– Действительно, дедушка, – подал голос Николай, который, услышав голоса во дворе, выбрался через разлом в стене и теперь зашёл незадачливому охотнику в тыл, – ружьё положи и рассказывай, что знаешь. И не дёргайся, а то ненароком… Брось берданку, кому говорю!

«Щукарь» опустил ружьё и вдруг всхлипнул. Остапенко встал и вышел на крыльцо.

– Ну вот, – Николай пожал плечами, – ещё один плачет…

Старичок стоял и грязноватым рукавом утирал слёзы. Остапенко подошёл к нему, поднял старенькую двустволку и разрядил её.

– Серьёзный ты, однако, папаша! – сказал он, увидев, что патроны заряжены крупной картечью.

Взяв старика за плечи, капитан усадил его на завалинку. Николай прошёл мимо них и вывел из дома постанывающую, сгорбленную женщину.

– О, Катерина, дык ты живая! – неожиданно улыбнулся старичок, размазывая по щекам сопли.

Женщина откинулась затылком на брёвна стены и медленно мотала головой из стороны в сторону, глядя в небо пустыми глазами.

– Там упали брёвна, – Николай кивнул внутрь дома. – Ребёнка у неё задавило.

– Васятку?! – ужаснулся дед. – Ох ты, господи, не так, так эдак убили, сволочи…

– Коль, – Остапенко повернулся к напарнику, – что ты узнал?

– Да ничего понять невозможно, – пожал плечами Николай, – сам видишь, в каком она состоянии. Твердит про жука какого-то. Типа, дом разворотила тварь какая-то в виде жука.

– Слушай, а эти странные следы – действительно, словно громадный жук полз!

Секунду Николай смотрел на напарника, заломив брови.

– Бред! – наконец категорично возразил он, махнув рукой.

– Григорий Иванович, – Валентин присел на корточки рядом со стариком, – у женщины горе, шок, я понимаю, но ты хоть нам расскажи, что произошло. Кто сюда приходил, где все люди?

Старик шумно, с придыханием, вздохнул:

– Да все они там, куда и сбежались – вон, тут недалеко! Все там и остались, горемычные, а кто не остался, так по погребам попрятались и сидят… Сынки, а закурить у вас не найдётся?

Валентин вытащил пачку «Донского табака», вытряхнул сигарету и щёлкнул зажигалкой. Старик жадно затянулся и, несмотря на сложность момента, деловито прокомментировал:

– Фабричные, вишь, не махорка! Слабоваты, однако…

– Ладно тебе, слабоваты! Слушай, а куда все люди сбежались, почему? Что там за вашей околицей?

– Арка там сегодня днём объявилась!

– Чего? Какая арка? – хмыкнул Николай. – Триумфальная, что ли?

Старик посмотрел на него снизу вверх:

– Дурак ты, парень, да почему триумфальная-то?! Вот как ведь было. Бабахнуло вдруг рано утром, и сильно, словно взорвалось что-то, тряхнуло тоже сильно. Никто понять ничего не мог, а потом прибегает Петра Ошуркова пацан и кричит: «Арка, арка! За деревней у луга арка сама собой выросла!»

– Что за ерунда? – удивился Николай.

– Кабы ерунда! – горестно крякнул дед, мотая головой. – Все пошли смотреть, бегали взад-вперёд, щупали эту арку, словно полоумные… Арка-то красивая, то ли металлическая, то ли каменная, так сразу и не понять. Часам, почитай, к двенадцати чуть ли не вся деревня собралась вокруг неё.

– Ну и что?

– А то! Стояли вокруг, смотрели… Шутки да прибаутки, все как полагается… И вдруг из промеж арки жучина громадный появляется!

– Что значит «из промеж»?! – Вскинул брови Остапенко.

– Да вот так и из промеж! Я сам не видел, потому и жив остался: мне-то, старому, не убежать было бы, а Митька Коновалов один из немногих, кто видел, – убёг. Говорит, что прямо как бы из воздуха в арку вылез большой жук.

– И что же дальше?

– Говорит, жук вылез, увидел толпу – остановился. Все стоят, смотрят. Жук вдруг двинулся, и прямо на народ. Мужики там кое-кто были с ружьями, ну, само собой – палить начали. Жуку – хоть бы хны! А сам он тогда сразу огнём плюнул и кучу народу сжёг. Все бежать кинулись, а жук снова и снова огнём плевался, ну вроде как тоже стрелял, значит… Я понимаю, что машина это какая-то. Я же не совсем из ума выжил: не бывает таких жуков громадных.

– А ты его вообще сам видел?

– Лучше б не видал! Он когда народ-то на лугу пожёг, по краю деревни прополз, да быстро, как автомобиль, точно говорю! У Катерины дом своротил, погань эдакая… Вон там, видите, на улице остановился.

– Ясно, – словно что-то поняв, кивнул Николай. – Так ты уверен, что это машина?

– А то что ж?! На вездеход похожа, но колес нету. И гусениц нету. Ноги, говорю, как у жука, лап шесть, кажись. – Дед помолчал. – Большая гадина, с автобус, наверное! Бронированная – пули-то не берут, немудрено такой дом свернуть… А внутри там сидели эти… уроды. Когда жук встал, они вылезли наружу!

– Какие уроды, кто? Люди?

– Да с хрена ли люди, говорю ж – уроды! Одеты в чёрное, блестящее, как антрацит, и сами чёрные, насколько я разобрал!

– Негры?! – удивился Шорин.

– Сам ты негр! – возмутился дед. – Вообще не люди! Не так чтобы высокие, но кряжистые, пузатые. На головах шлёмы, так что лица толком я не рассмотрел.

– Сколько их было?

– Четверых видел точно, а сколько ещё внутри осталось – не знаю.

– Оружие при них имелось?

– Было! Какие-то штуки в руках держали, из них же и стреляли.

– Так, ну а дальше что?

– Все наши, кто уцелел, попрятались. Мужики, кто остался жив, стали по ним снова палить из карабинов, ружей, у кого что было. И председатель с урядником стреляли. Да только уроды тоже палить начали из своих, но не пулями, а шариками огненными. Урядник, однако, успел одного завалить, но сам же и сгорел…

– Ага! – удовлетворённо воскликнул капитан: одно уже немного успокаивало – взявшийся неизвестно откуда враг уязвим!

– А труп того «чёрного» где? – живо спросил он.

– Труп уроды с собой забрали. Он, как в него пуля попала, потёк…

– Что значит – потёк?

– Ну вроде как вода из него потекла, или что. На кровь не похоже, не красная у него кровь, мутная какая-то, как гной!

Валентин озадаченно почесал затылок и посмотрел на напарника. Николай пожал плечами. Капитан снова повернулся к старику.

– Хорошо, Григорий Иваныч, что дальше?

– Ну я и говорю: председатель тогда и побежал звонить в город – только тут и опомнился. Чего раньше не сообразил – непонятно мне… А уроды эти ещё немного постреляли и к своей арке обратно поехали. И всё это быстро случилось, с полчаса, не больше.

– А где они сейчас? Неужели там еще?

– Не-е, упаси Бог! Они снова в арку въехали и исчезли, как растворились, это я тоже сам видел.

– Так там в арке – что, тоннель, нора какая-то?

– Да ничего там нет! Говорил ведь уже: жук как бы из воздуха появился, в воздухе и исчез. Что ж вы непонятливые такие!

Остапенко шумно вздохнул, и они с Николаем в который раз переглянулись.

– Сколько времени прошло, как жук вылез? – спросил старика Валентин.

– Да, почитай, часов пять уже иль более…

– И пока оттуда никто больше не появлялся?

– Пока нет, – покачал головой старик, – слава богу! Но народ всё равно попрятался в большом страхе. Да только народу-то, считай, в деревне почти и не осталось…

– Вот тебе и Змей Горыныч. – Николай озадаченно почесал затылок.

– Я и говорю, что ждал чего-то подобного, – заметил капитан.

– Чего же это ты ждал?

– Ну, сам посуди, небо это твёрдое – Граница, за которую мы выйти не можем. Как будто нас кто-то тут запер! Разве это так просто? Я не знаю, что случилось, но такое впечатление, будто кусок Земли перебросили куда-то. Я когда-то давно книгу читал, правда, забыл, кто написал, к сожалению…

Николай недоверчиво хмыкнул.

– Или колпаком накрыли, – продолжал капитан, – и мы сидим тут… как в сачке для бабочек, понимаешь? И рано или поздно могут появиться они!

– Да кто – они-то?!

– Ё-моё! – спохватился, не ответив, Остапенко. – Надо же доложить Пролякову!

Он вызвал полковника и рассказал всё, что узнали на данный момент. Оказалось, что сообщения о появлении непонятных животных поступили также с востока области. Проляков приказал ничего не предпринимать и заверил, что в ближайшие десять минут к ним выедут три БТРа с бойцами и снаряжением.

– Люди пусть сидят по погребам, а вы пока найдите председателя и займите какой-нибудь удобный наблюдательный пункт, – приказал Проляков. – Наблюдайте за этой аркой, но никуда не суйтесь – вы мне в виде трупов не нужны! При первой опасности открывать огонь на поражение, но если можно просто отсидеться – отсидитесь до подхода наших!

Несколько секунд Валентин и Николай молча смотрели друг на друга. Обоим было ясно, что они не успокоятся, пока не осмотрят эту таинственную «арку».

Вернув деду патроны, Остапенко приказал увести из разрушенного дома Катерину, найти председателя и сообщить, что сюда движется хорошо вооружённый отряд из города. Уточнив у старика, где расположена странная штуковина, оперативники надели каски и бронежилеты, сели в УАЗ и направились к краю деревни. Обогнув крайний дом на другой стороне улицы, они проехали вдоль огородов и повернули за маленькую рощицу, как указывал дед. Собственно, Григорий Иванович мог ничего и не рассказывать – следы неизвестной машины служили отчётливым ориентиром.

Арку увидели сразу. Тускло-серая, выгнутая приплюснутым полукругом труба возвышалась посреди луга метров на шесть-семь, а её пролёт составлял никак не меньше десятка шагов.

Ничего особенного на первый взгляд: просто арка, мирно торчащая из травы, правда, сильно подпаленной. Но уже метров за пятьдесят запах горелого мяса стал невыносим. Остапенко чертыхнулся и остановил УАЗ, не доезжая до обугленного участка луга: там было видно множество трупов – десятки почерневших тел, разбросанных тут и там.

Николай присвистнул – дед описал всё предельно точно.

– Слушай, прямо Хатынь какая-то, господи, – чуть дрогнувшим голосом сказал он.

Капитан с ужасом качал головой. Чтобы не давить трупы, он осторожно обогнул основной участок места разыгравшейся трагедии и подъехал к арке вплотную. У ближайшей опоры Валентин спрыгнул на землю и потыкал непонятную конструкцию стволом автомата, а затем тронул рукой.

– Действительно, даже на ощупь не ясно, что это такое, – сообщил он. – Может, камень, а может, и металл… Смотри-ка, здесь узоры какие-то!

Узоры располагались не везде, а только в одном месте с каждой стороны опоры, и, присмотревшись, Остапенко понял, что это не что иное, как карта местности: он узнавал схематичное изображение поверхности квадрата, очерченного Границами Зоны. Хорошо читались реки и возвышенности. Единственное, чего не было, так это населённых пунктов. В двух местах виднелись какие-то отметки в виде мелких звёздочек. Соотнеся собственное положение, Валентин определил, что одна звёздочка должна располагаться совсем рядом, и вдруг сообразил, что это, вероятно, обозначена как раз сама арка!

– Странная арка, странная, – пробормотал он, произнося слово «арка» будто бы с большой буквы.

Старшина, обойдя УАЗ, приблизился с другой стороны приплюснутого полукруга.

– И, правда, нет ничего – просто трава и вот следы эти… – задумчиво сказал он.

– Но это какой-то проход, ты разве не понимаешь?

– В смысле?

– Проход в иной мир или иное измерение, не знаю. – Валентин облизал губы. – А может, в другую Зону, представляешь?! Ну не просто же так этот «жук» появился и потом исчез!

– Предлагаешь и нам посмотреть?

Остапенко, прищурившись, несколько раз коротко кивнул.

– Не стоит, опасно! – поежился Николай. – Лучше подождать наших с бэтээрами.

– А у нас уже давно всё опасно! – Остапенко нервно усмехнулся. – Если серьёзно, мне кажется, что если бы в данном случае имело место целенаправленное вторжение, оно не ограничилось бы одной боевой машиной. Это что-то случайное.

– Не обязательно, – возразил Шорин, рассматривая в бинокль окрестности. – Это могла быть, допустим, разведка боем. Схлопотали пулю и поняли, что так просто сюда лучше не соваться. И, кроме того, полковник же сказал, что и на востоке какая-то заваруха!

– Всё может быть, не спорю. Я предлагаю тоже сделать быструю разведку. Если «жук» ушёл назад, то и мы сможем поступить так же: быстро сориентируемся и вернёмся.

– Вооружение-то у нас не шибко… – неуверенно начал Николай.

– А мы только оглядимся. Если что, сади из гранатомёта, а я сразу дам задний ход. Но взглянуть надо – что же там такое?

– Рисковый ты парень, Бендер! Может, лучше все-таки бэтээры дождаться? Да и темнеет уже…

Остапенко усмехнулся:

– Предлагаешь засесть в кустиках по совету Пролякова?

– Я этого не говорил. Но соваться сейчас, неизвестно куда… понимаешь?

– Лучшая оборона – нападение, сам знаешь. А что, если сейчас еще один или даже несколько «жуков» вылезет? Не лучше ли опередить тварей и узнать, что они готовят?

– Да, но… скоро же прибудет подкрепление с нормальной техникой. Кроме того, полковник нам за самовольство навешает по чавке!

– С каких это пор ты стал таким радетелем точного выполнения приказов? За это «скоро» может произойти многое, слишком многое не в нашу пользу.

Николай пожал плечами, отложив бинокль в сторону.

– Я сам боюсь, конечно, но не желаю, чтобы неизвестность давила мне на психику! – продолжал Остапенко. – Что до полковника – нам тут на месте виднее, что делать, верно?

– Уговорил, – буркнул старшина.

– Мы буквально на минуту – если с той стороны кто-то есть, то они и понять ничего не смогут. Давай, вставай к турели.

– А кстати о птичках, с какой стороны ты хочешь въезжать? – резонно поинтересовался Шорин, вставая к гранатомету.

– С той же, с какой появился и исчез «жук», тут вся ясно по следам. Хотя арка-то со всех сторон одинаковая, возможно, и нет никакой разницы.

Николай озадаченно хмыкнул, но промолчал.

УАЗ, рыча, развернулся и медленно въехал в пространство арки, однако ничего не произошло. Они никуда не переместились, а как находились на вечернем лугу, так на нём и остались. Валентин развернулся и проехал ещё раз – снова безрезультатно.

Капитан молча вытащил сигарету и закурил, распахнув дверцу.

– Ну и?.. – Шорин, скривившись, посмотрел на напарника. – Чушь все это, вот что!

– По-твоему, дед свихнулся? Сомневаюсь! Видимо, выключился этот переход… – Остапенко с явной досадой сплюнул. – Значит, подождём!

Они просидели около получаса. Никто из деревни сюда не совался, а солнце уже закатилось.

– Скоро должны наши появиться, – протянул Шорин. – Устал я уже ждать, ей-богу…

Он вылез из машины, подошел к одной опоре арки с внешней стороны и приложил к поверхности руку.

– Хм, такое впечатление, что она холоднее окружающего воздуха, – сообщил он.

– Ты там осторожнее, – нахмурился капитан, – если заработает, вдруг засосет тебя одного неизвестно куда или током ударит!

– Да уж… – Шорин поспешно убрал руку. – Кстати, кажется, она, по-моему, ещё и немного дрожит…

– Дрожит, говоришь? Это интересно…

Валентин подбежал к арке и потрогал опору рукой. Ладонями ощущалась лёгкая, едва заметная ритмичная вибрация. Валентину показалось, что когда он трогал арку до этого, такой вибрации не было.

– А ну-ка, залезай! Ещё раз попытаемся!

Николай почесал затылок и вернулся к гранатомету.

Вырывая колёсами траву, Валентин развернул УАЗ и повторно въехал в арку.

Ему показалось, что тело вместе с машиной натягивает какую-то пленку, словно продираясь через невидимую и чуть вязкую границу. Уши слегка заложило, вечерний свет вокруг мигнул, и словно где-то далеко-далеко лопнула гитарная струна. Остапенко инстинктивно нажал на тормоз.

Это было сделано вовремя: прямо перед капотом УАЗа начинался глинистый склон, круто уходивший вниз.

Хотя чуть позади по-прежнему возвышалась загадочная арка, местность вокруг них в мгновение ока изменилась. Насколько хватало глаз, расстилалась унылая холмистая равнина красновато-серого цвета. Кое-где из почвы, напоминавшей сухой такыр, торчали кривые деревца высотой не более метров трёх, а низко над горизонтом маячило красновато-тусклое, словно специально подобранное в тон пейзажу, солнце. Длинные тени, извиваясь как змеи, перечёркивали округлые холмы. И тут было жарко, очень сухо и жарко, как в настоящей сауне.

Смена обстановки была пугающе разительной, но немного успокаивало то, что полчища вражеских машин, которые так опасался увидеть по ту сторону таинственного перехода Остапенко, начисто отсутствовали.

– Мать моя, женщина… – с чуть запоздалым удивлением охнул Шорин. – Не может быть!

– И это не галлюцинация, – пробормотал Остапенко.

Николай шумно засопел, витиевато выматерился и завертел головой, приникнув к гранатомету. Кроме маленьких смерчей пыли, то тут, то там кружащихся над выжженной почвой, в поле зрения ничего не двигалось.

Но кое-что, интересовавшее их сейчас, Шорин всё-таки увидел.

– Смотри! – Он ткнул пальцем вперед.

– Да-да, вижу, – процедил Валентин, вытирая уже обильно выступивший на лбу пот.