Глава 9
ОТЕЦ

Тягостную тишину в квартире прервала трель видеофона. Сидящий в кресле пожилой человек лишь после третьего звонка оторвал взгляд от звездного неба и посмотрел на экран. На нем светился символ Организации Объединенных Наций.

— Сын! — Мужчина вскрикнул и, запинаясь, произнес: — Видеофон, включись.

— Иван Антонович Ковзан? — тотчас раздалось в комнате.

— Да. — В волнении пожилой человек встал с кресла. Удары сердца гулко отдавались в голове.

«Ох, и доконает меня когда-нибудь это давление».

— Объявляем вам решение Совета Развития Организации Объединенных Наций.

«Ну, давайте же, не томите душу». Пульсирующая боль с азартом лупила по затылку.

— Исходя из анализа Жизненной Записи гражданина Объединенной Руси Бориса Ивановича Ковзана, Совет Развития Организации Объединенных Наций постановляет: считать Жизненную Запись гражданина Объединенной Руси Бориса Ивановича Ковзана удовлетворяющей обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь.

«Господи, у меня снова будет сын, мой Борька...» По морщинистым щекам потекли слезы.

— Обновление Бориса Ивановича Ковзана назначено на двадцать девятое ноября сего года в четырнадцать часов тридцать минут по вашингтонскому времени в Центре репродукции в Нью-Йорке. О своем желании присутствовать на обновлении Бориса Ивановича Ковзана вам надлежит сообщить не позднее чем за неделю до указанной даты. Поздравляем вас, Иван Антонович, с обретением сына. — Экран видеофона погас.

«Господи, еще почти восемь месяцев. Ничего, зато у меня снова будет сын». Нахлынувшая в голову кровь, казалось, билась в самый свод черепа.

Пошатываясь, Иван Антонович вновь сел в кресло. И тут же снова замурлыкал видеофон.

«О, Господи, неужели отменили. — Паническая мысль ударила в голову вместе с очередной болезненной пульсацией крови. — Не буду включать. Не буду». Пожилой человек со страхом взглянул на видеофон.

С экрана на него смотрело лицо его друга Игоря Переверзева.

«Тьфу ты, какая же чушь иногда лезет в голову».

— Видеофон, включись.

— Здравствуй, Ваня. Что так долго не отзывался? Никак не можешь успокоиться после такого известия?

— Да... в общем, да.

— Как тебе подарок на день рождения сына?

— Так это ты постарался?

— Как ты понимаешь, на результат решения я повлиять не могу, а вот насчет даты... — Лицо Переверзева расплылось в самодовольной улыбке. — От начальника департамента ООН кое-что да и зависит. Не буду хвастаться, скажу честно. Я чуть-чуть ускорил решение о передаче Жизненной Записи Бориса на анализ Главному Компьютеру. Уж очень хотелось преподнести тебе подарок на день рождения сына.

— Значит, моего сына официально считают погибшим?

— Американцы соответствующую заявку на своего гражданина в Совет Развития подали месяц назад. Наши — неделю спустя.

— Значит, все считают, что они уже не вернутся...

— Ваня, прошел почти год. Два месяца назад у них должны были закончиться продукты. Месяц назад — кислород.

— Я понимаю...

— Ваня, через восемь месяцев у тебя вновь будет Борис. Тот же Борис. Пойми, тот же. С теми же привычками, манерой разговаривать, который помнит абсолютно все. И как вы ходили в зоопарк, и как ты учил его водить автомобиль. И как наказывал за плохие отметки, между прочим, он тоже будет помнить. — Игорь Николаевич усмехнулся с экрана.

— То, что произошло с ним после перехода в гиперпространство, он помнить не будет.

— Ваня, а ты считаешь, что это надо помнить? Помнить, как погибал, может быть, помнить боль... Извини, Ваня, вырвалось.

— Ничего, Игорь. Мы взрослые люди. Ты прав, такое лучше новому Борису не помнить.

— Не новому, а тому же. Слышишь, тому же. Разве что на девять лет моложе. Так это даже к лучшему. Себе жену помоложе найдет и одарит тебя внуками. А то ты засиделся в отцах. Пора и в деды переходить.

Мужчины рассмеялись.

— Кстати, Ваня, а тебе крупно повезло.

— В чем?

— Через полтора годика Бориса могли бы и не обновить, — ответил Переверзев.

— Ты имеешь в виду указ президента о выходе Объединенной Руси из международного соглашения по предоставлению права на вторую жизнь?

— Естественно. Пока парламент заблокировал этот указ Грушенко. Но в следующем году перевыборы в парламент. Как ты понимаешь, наверняка большинство наберет партия «Жизнь только от Бога», которая усадила Грушенко в кресло президента Объединенной Руси. И ее представители в парламенте уж точно одобрят этот указ. Неудача с «Прорывом» лишь усилила их позиции.

— А может, ослабила, Игорь?

— Как это?

— А может, неудача с «Прорывом» указывает на то... что Бога вообще нет? И на Него в вопросах бессмертия рассчитывать нечего?

— Ваня...

— А ты видишь хоть какую-то проблему, которую рано или поздно люди не смогут решить? Решить сами, без чьей-либо помощи, — страстно заговорил Ковзан. — Летать научились, всевозможную энергию добывать научились. В космос летать научились. Бессмертия и то достигать научились. Что еще? Антигравитация — лет через двадцать и она никуда от человека не денется. Антиматерия — через десять лет планируется построить экспериментально-промышленную энергетическую установку. Что еще? — Затаившаяся где-то в укромных уголках мозга боль вновь зашевелилась.

— Иван, ты злишься, значит, ты не прав. Твой сын снова будет с тобой...

— А другие, — из Киева резко перебили Нью-Йорк, — а что делать тем отцам, чьи дети погибнут после первого января? — Боль в голове резко, рывком выпрыгнула из своего логова.

— Ваня, не кричи. Ты знаешь, я сам против этого указа Грушенко. Так что все твое возмущение не ко мне.

— Извини. Действительно, у меня радость в доме, и ты ее ускорил, а я на тебя ору. Извини. — Голова кружилась, теперь страшно ломило в висках.

— Ничего, бывает.

— Просто наболело. Ты думаешь, я не задумывался о том, что если Борис погиб, а его вовремя официально не признают погибшим, то я потеряю последний шанс вновь увидеть его живым.

— Ваня, я представляю, что тебе пришлось перенести. Страстно желать возвращения сына, а с приближением нового года одновременно с этим желать, чтобы его официально признали погибшим...

— Ничего, зато теперь все хорошо, — тихо проговорил Иван Антонович.

«Если я сейчас не лягу в постель и не приму лекарство, то сына я точно не увижу».

— Ты прав. Хорошо то, что хорошо кончается, — согласился Игорь Переверзев.

— Мама, мама.

— Чего тебе, Мэри?

— Видеофон звонит.

— Посмотри кто. Если дядя Джордж, то скажи...

— Звонят из Совета Развития. Наверное, что-то хотят сказать про папу.

— Что? — Дверь ванной комнаты раскрылась, и, надевая на ходу халат, оттуда вышла Джуди.

При виде изображения на экране видеофона лицо ее вздрогнуло.

— Видеофон, включись, — наконец справившись с собой, произнесла она.

— Миссис Джуди Брэдлоу?

— Да

— Объявляем вам решение Совета Развития Организации Объединенных Наций.

— Я же говорила, что это про папу!

— Замолчи, Мэри!

— Исходя из анализа Жизненной Записи гражданина Соединенных Штатов Америки Хью Брэдлоу, Совет Развития Организации Объединенных Наций постановляет: считать Жизненную Запись гражданина Соединенных Штатов Америки Хью Брэдлоу удовлетворяющей обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь.

— Ура! К нам вернется папа! И к нам больше не будет ходить в гости этот противный дядя Джордж.

— Мэри, что ты себе позволяешь. А ну марш в свою комнату.

— Обновление Хью Брэдлоу назначено на двадцать девятое ноября сего года в четырнадцать часов тридцать минут по вашингтонскому времени в Центре репродукции в Нью-Йорке. О своем желании присутствовать на обновлении Хью Брэдлоу вам надлежит сообщить не позднее чем за неделю до указанной даты. Поздравляем вас, миссис Джуди Брэдлоу, с повторным обретением вашего мужа.

— Ура, мне папа купит рождественские подарки!

— Мэри, куда я сказала тебе идти? Марта, где ты пропадаешь? Вечно тебя не дозовешься, когда ты нужна. — На крик хозяйки дома из кухни выбежала прислуга.

— Мэм, я готовила для вас и вашей дочери обед.

— Отведи девочку в ее комнату.

— Слушаюсь, мэм.

Пожилая негритянка взяла Мэри за руку и повела по лестнице на второй этаж. Уже поднявшись на последнюю ступеньку, девочка, обернувшись к матери, прокричала:

— Все равно у меня будет мой папа. И ничего ты уже не сделаешь. Главный Компьютер главней тебя!

Огромный мегаполис не собирался уступать сумеркам, которые, цепляя верхушки его небоскребов, пытались опуститься на город. Тысячи и тысячи разноцветных киловатт легко сметали любое проявление темноты. А казино, отели, площади, авеню и стриты и многое, многое другое уже на протяжении нескольких сотен лет не знали, что такое темнота. Огромный, стодесятиэтажный, небоскреб на окраине города по сравнению с другими зданиями был освещен со спартанской простотой. Освещен был лишь вход — довольно простенькие двери из пуленепробиваемого стекла да несколько окон из того же материала. В этом здании и днем и ночью людей было немного. Практически все нутро этого серого небоскреба, стены которого могли выдержать взрыв тактического ядерного заряда, занимала самая Главная Машина человечества — Его Величество Главный Компьютер Организации Объединенных Наций. Именно здесь вершились судьбы двенадцати миллиардов людей, проживающих на Земле, Марсе и Луне. Именно здесь хранились Жизненные Записи живущих и уже умерших людей. Что там многочисленные библиотеки! Здесь находились подлинные, подробные, точные в мельчайших, часто неприглядных, деталях истории всех людей. Любая мысль, любой вздох, вплоть до последнего, были учтены и проанализированы. Произведения Шекспира, Достоевского, Толстого, Гюго и многих, многих других знатоков человеческих душ по сравнению с человеческими историями, хранящимися здесь, показались бы просто школьными сочинениями, пусть даже написанными на «отлично».

Человечество, все более и более гордясь своей демократичностью, напрягая всю свою интеллектуальную мощь, соорудило себе грандиозного надсмотрщика, внедрившего своих агентов-надсмотрщиков в мозг очень многих людей. Лишь Китай, арабские и некоторые африканские страны пока воздержались от этого достижения цивилизации. Стодесятиэтажное логово этого монстра называлось скромно и просто: «Главное техническое управление ООН».

В семь сорок пять вечера к этому зданию подошел неброско одетый молодой человек. Не колеблясь ни мгновения, он прошел входные стеклянные двери. Компьютер охранной системы отреагировал на это спокойно. Видеообраз этого человека, предоставленный ему скрытыми видеокамерами, совпадал с эталоном с точностью до сотых долей процента — допустимая погрешность. Люди все же имеют пока право приближаться к своей Главной Машине в разной одежде, и даже отпускать усы (для ношения бороды требовалось изменение эталона). Миновав универсальный детектор, реагирующий на металл и различные взрывчатые вещества, молодой человек вошел в лифт и поднялся на пятый этаж. Пройдя по коридору, он открыл дверь, на которой значилось: «С502».

— Привет, Боб.

— Привет, Игорь. — Молодой человек в белом халате развернулся на вращающемся кресле навстречу вошедшему и, не вставая, пожал протянутую руку.

— Как смена?

— Ничего особенного. Большой Бэби диски с Жизненными Записями щелкал как обычно — быстро, без всякой канители. Даже быстрее обычного. — Боб вновь повернулся к монитору компьютера. — При средней нормативной скорости в три целых восемь десятых диска в секунду, Бэби сегодня клацал их со скоростью три целых восемьдесят пять сотых в секунду. Наверное, людские судьбы сегодня были попроще. — Молодой человек хихикнул.

— Наверное.

— Игорь, отчего ты сегодня такой хмурый? С девчонкой своей поругался?

— Точно.

— Бывает. Ничего — помиритесь. А не помиритесь — в одном Нью-Йорке проживает сто тысяч одиноких женщин в возрасте до тридцати лет. Ей-богу не вру. Сам читал в каком-то журнале. Ты подумай, Игорь, — сто тысяч! И все одиноки!

— Смотри не надорвись. А то Главный Комп тебе даже по знакомству вторую жизнь не подарит, — с этими словами пришедший молодой человек расписался в журнале приема смен.

— Нет, ты точно сегодня не в духе.

Еще раз пожав на прощание руку, сменщик Игоря вышел из комнаты.

«Ну вот, Давид, и пришла пора уничтожить Голиафа. Мир должен быть освобожден от этого монстра. Бог милосерден, но и он может разгневаться на людей. Присвоить себе право Бога даровать бессмертие — это ли не страшный грех гордыни? Надо спасать человечество от второго всемирного потопа».

Проверив на мониторе, что процесс загрузки дисков с Жизненными Записями в специальные дисководы Главного Компьютера происходит нормально, Игорь Конюхов встал из-за стола и подошел к автомату выдачи еды. Специальной электронной ручкой он отметил необходимые пункты меню и послал запрос. Через пять минут из ниши выехал поднос со стаканчиком кофе и большим бутербродом. Но донести поднос до стола Игорю не удалось. Неловкое движение — и весь скромный кулинарный изыск робота-повара падает на пол.

С досадой выругавшись, Игорь подошел к своему ящику для личных вещей. Там в обычной пластиковой коробке лежало что-то похожее на ружье — пластмассовый круглого сечения брусок, в котором на определенном расстоянии были сделаны прорези. В той же коробке лежали несколько больших металлических банок из-под чая. Спустя секунды эта коробка стояла уже около стола.

— Господин Конюхов, что там у вас происходит? — Невидимый динамик выплюнул из себя грозный голос начальника дежурной смены, сидящего несколькими этажами выше.

«Наконец-то. Соизволил посмотреть на то, что показывает ему видеокамера».

— Да уронил свой ужин. Сейчас приберусь. — Конюхов с виноватой улыбкой смотрел прямо в объектив видеокамеры.

— Давай, только побыстрей.

— Две минуты!

То, что он собирался сделать, в две минуты явно не могло уложиться. Прикрытый от видеокамеры столом, он быстро вытащил из коробки «ружье» и рядом с ним положил содержимое железных банок, которое представляло собой пластинки серого металла, плотно сложенные вместе. Под пластинками лежали несколько пластмассовых коробочек. Пятнадцать штук. Мужчина открыл первую коробку. В ней оказался маленький стальной цилиндрик, диаметром с пятикопеечную монету. Вытащив цилиндр из коробки, Игорь установил его в «ружье» через одну из прорезей. Десять минут кропотливой работы, и все пятнадцать цилиндриков были вставлены в пластмассовый брусок на расстоянии трех сантиметров друг от друга. Молодой человек удовлетворенно улыбнулся. Собранная только что атомная бомба была готова к применению. Давид вложил камень в пращу. Голиаф был обречен.

Целый год Давид готовился к бою, начав сразу после Дня Веселья, тридцать первого августа. Он понимал, что после следующего Дня Веселья, расшифровав его очередной годовой диск, Главный Компьютер уже не подпустит его к себе. В течение года он не допускал саму мысль об уничтожении этого электронного монстра, просто иногда говорил про себя: «Карфаген должен быть разрушен». Целый месяц Игорь не вылезал из Интернета, обдумывая схему и технологию изготовления атомного заряда. Обычные взрывчатые вещества он отверг сразу. Чтобы уничтожить громадину Главного Компьютера, понадобилось бы очень много взрывчатки. Такое количество пронести и хранить ему бы не удалось. Но где достать обогащенный уран? Это не ширпотреб. Ни на базаре, ни в супермаркетах или бутиках его не купишь. Там же, в Интернете, он наткнулся на схему установки, позволяющей, как заверял автор, в домашних условиях производить обогащение урана. Технический прогресс делал человека и могущественнее, и одновременно уязвимее. То, что в двадцатом веке считалось труднейшей технической и технологической задачей, в конце двадцать второго века представлялось уже задачей для детей старшего школьного возраста.

В собранном виде установка по обогащению урана занимала бы места не больше, чем контейнер для перевозки вещей холостяка, причем среднего достатка. Но где достать урановую руду? Ее, как показали предварительные расчеты, необходимо было около трех тонн. Игорь опять обратился к Интернету, просматривая все, что связано с этой проблемой. Через несколько дней за ним пришли. Двое в штатском, предъявив удостоверение ФБР, неожиданно привезли его в какой-то загородный дом. В кабинете, куда его завели, за столом сидел худощавый, скорее даже, изможденный старик с пышной шевелюрой седых волос. Окинув Игоря насмешливым взглядом, он спросил:

— Молодой человек, вы в одиночку собрались уничтожить Главный Компьютер с помощью атомной бомбы?

Так Игорь Конюхов познакомился с членами организации «Бог и справедливость». Разными путями люди попадали в эту организацию. Одни по религиозным мотивам, другие по личным: кому-то Главный Компьютер отказал во второй жизни, у кого-то было отказано жене, отцу, сыну. Председателем этой организации был Генри Футмос — старик, которого Конюхов увидел в кабинете загородного дома. Лет сорок назад у него в авиакатастрофе погибла вся семья — жена и две трехлетние дочурки-близняшки. Главный Компьютер отказал всем. На следующий же день Генри Футмос снял свой чип и посвятил себя организации борьбы с электронным монстром. Со временем он пришел к выводу, что митингами и демонстрациями протеста Большого Бэби не свалить, и стал обдумывать план физического уничтожения Компьютера. Очень долго организация не могла найти исполнителя. Весь обслуживающий персонал Главного Компьютера тщательно проверялся.

Игорем Конюховым организация заинтересовалась сразу же. Он прибыл из страны, где настроения против Главного Компьютера были особенно сильны. С помощью программистов — членов организации был установлен контроль за компьютером Игоря. И довольно скоро стало ясно, что молодой человек интересуется созданием атомного заряда в домашних условиях. Генри Футмос понял, что нужного человека он нашел.

Обогащение урана производили на одном из ранчо в Техасе. Необходимое количество урановой руды привезли из Южной Африки (там тоже были люди, ненавидевшие Главный Компьютер) сначала в Мексику. А затем на маленьких самолетах переправили через границу США, используя отработанные каналы наркотрафика. Специалисты-физики разработали оптимальную для данной задачи конструкцию атомного заряда.

Впоследствии, когда Игорь узнал, сколько ответственных и порядочных людей, занимающих достаточно высокие посты, участвовало в создании атомной бомбы для уничтожения Главного Компьютера, он удивился тому, что эта машина еще цела. Опасное это дело — вершить людские судьбы!

От проверенной схемы достижения критической массы с помощью обычного взрыва отказались. Во-первых, был риск обнаружения взрывчатого вещества универсальным детектором при входе в здание, во-вторых, для этого требовались весьма специфические взрыватели, приобретение которых могло вызвать подозрение, и в-третьих, не представлялась возможной разработка разборной конструкции. Поэтому использовали схему, применявшуюся еще на заре атомного оружия. Обогащенный уран в виде небольших цилиндров, масса каждого из которых не превышала критическую, выкладывался в специальном желобе, изнутри покрытом оксидом бериллия. С одного из концов желоба устанавливался боек, приводимый в действие небольшим патроном, сделанным из специального высокопрочного полимера и начиненным чрезвычайно мощной взрывчаткой. Для того чтобы пронести этот патрон, размером с небольшой тюбик зубной пасты, его сделали полностью герметичным. Затем, с помощью обычного презерватива подвесили внутри пищевода Игоря. При инициации патрона боек с огромной скоростью сбивал таблетки из урана в одно целое, прижимая ко второму концу желоба, где находился полоний-бериллиевый источник нейтронов. Общая масса урана превышала критическую, и поток нейтронов из источника инициировал цепную реакцию. Происходил атомный взрыв.

К середине апреля все компоненты миниатюрной атомной бомбы были готовы. Идя на смену, Игорь брал один цилиндр урана, закрытый пластинами из свинца. Общий вес металла в такой упаковке не превышал пятисот граммов — допустимый предел для детектора. За две недели в разобранном виде атомная бомба была перенесена в здание.

— Господин Конюхов, что вы там так долго копаетесь?

— Все, все. Уже. — Игорь поднялся из-за стола. — Масло долго вытирал с пола.

— Занимайтесь своей работой.

«Все, теперь коробку с бомбой поставить в ящик и установить на девять утра срабатывания пружины. — Конюхов смотрел в монитор и не видел ничего перед собой. — Вот так, Игорь, ты свою жизнь прожил не зря». Чувство умиротворения охватило его — трудную и опасную работу он выполнил. Все уже позади. Или почти все...

Начальник дежурной смены действовал строго по своей должностной инструкции, один из пунктов которой гласил: «В случае обнаружения в поведении персонала чего-то необычного принять меры к выяснению». Поэтому он послал двух охранников проверить помещение С502.

Неслышно открылся замок двери, и в комнату быстро вошли двое, одетые в стандартную темно-синюю униформу.

«Так быстро умирать... — Конюхов стремительно упал на пол и протянул руку к атомной бомбе. — О тебе будут помнить... Давид». Указательный палец руки нажал на спусковой крючок.

Мощная взрывчатка с силой толкнула боек, и он буквально припечатал таблетки с ураном к противоположному концу желоба.

«Не забудете... как Герострата».

Лавина нейтронов мгновенно развалила миллиарды атомов урана, высвобождая миллиарды джоулей тепла. Вспышка атомного распада вмиг испарила все вокруг — пластик, металл, живую плоть. Огненный смерч, пробивая бетонные перекрытия, ринулся вверх, сжигая, уничтожая все на своем пути. Через доли секунды, пробив крышу, он мощным факелом озарил все вокруг. Подброшенные ударной волной, в вечернем небе как ночные мотыльки кружились тысячи, десятки тысяч дисков с Жизненными Записями, кружились десятки тысяч человеческих судеб. И словно мотыльки, летящие на свет, они сгорали в рукотворном вулкане...

Репетиция Страшного Суда вполне удалась.

— ... к нам пришли новые материалы о трагедии, свершившейся в Нью-Йорке в час сорок ночи по киевскому времени. — Ведущая информационной программы печально смотрела, казалось, прямо в глаза Ивана Антоновича.

От нехорошего предчувствия кольнуло в сердце, и первые молоточки загрохотали в голове.

— Как мы уже сообщали, по невыясненным пока причинам в час сорок ночи по киевскому времени произошел сильнейший взрыв в здании Главного технического управления ООН. Напоминаем нашим зрителям, что именно там размещается Главный Компьютер ОЮН

На экране появилась панорама вечернего Нью-Йорка. Съемка, очевидно, велась с вертолета. На переднем плане из крыши огромного, практически без окон небоскреба вырывался мощный столб огня. В нижней части здания зияла огромная дыра, из которой также било пламя. В вечернем небе летало множество каких-то бумажек, почему-то отблескивающих в свете пламени. Попадая в огонь, они, беззвучно вспыхнув, исчезали. Видеокамера приблизилась к горящему зданию, и Иван Антонович понял, что это за «бумажки» кружились в воздухе — диски с Жизненными Записями людей.

«Борис...» Молоточки в голове мгновенно слились в огромный молот, который тут же безжалостно обрушился вниз...

— Ну ты, друже, умеешь пугать. — В палату интенсивной терапии в развевающемся белом халате стремительно вошел Игорь Николаевич Переверзев.

Его друг, Иван Антонович Ковзан, окутанный какими-то трубками, шлангами, чуть виновато улыбнулся:

— Извини, Игорь. Сам от себя такого не ожидал.

— Ничего, медицина у нас хорошая, через месячишко будешь как новенький.

— Да... новенький. Ты прямо из Нью-Йорка?

— Да.

— Какие последние новости? — Глаза Ивана Антоновича с какой-то тоскливой обреченностью смотрели на Переверзева.

— Там сейчас работает комиссия. Установили, что в здании на пятом этаже был взорван атомный заряд мощностью примерно две килотонны.

— Как тогда, в Лондоне.

— Главный Компьютер, естественно, пострадал, но благодаря тому, что все жизненно важные его элементы дополнительно были защищены броневыми листами, восстановить его можно. Даже здание, благодаря специальной конструкции, устояло. Вчера экстренно собрался Совет Развития. Решено выделить кругленькую сумму для восстановления Большого Бэби. К первому декабря намечено возобновить его работу.

— А как же День Веселья, тридцать первое августа?

— Не знаю. Возможно, в этом году перенесут на первое декабря.

В палате повисла тишина Переверзев невольно остановил взгляд на экране прибора, контролирующего работу сердца. Зеленая точка неустанно чертила всплеск за всплеском.

«И почему говорят — линия жизни? Кривая жизни — более правильно. Если вот эти зеленые волны исчезнут, распрямятся, то все, под жизнью подведена черта. Зеленая».

— Игорь, что с диском Бориса? — Наконец-то был задан самый главный вопрос.

— Ваня...

— Игорь, мы с тобой прожили уже достаточно долго. Скоро нашими судьбами будет интересоваться Главный Компьютер. Так что давай начистоту.

— Сейчас проводится инвентаризация всех дисков. Ее результаты будут известны через неделю.

— Хорошо, я буду ждать.

Зеленая точка уверенно чертила на экране волны жизни.

Указательный палец, нажимающий кнопки на клавиатуре компьютера, дрожал. Наконец, в специальном окошечке было набрано: www.cdoun.com — электронный адрес Совета Развития ООН. На секунду замерев, тот же палец медленно, как бы нехотя нажал кнопку «Enter». Ноутбук, лежащий на животе Ивана Антоновича, загрузил сайт Совета Развития ООН практически мгновенно. На экране появилась надпись, сделанная на основных языках мира: «Списки уничтоженных и поврежденных Жизненных Записей. Официальный бюллетень СР ООН. Состояние на 05/14/2191».

Курсор рывками, неуверенно все же добрался до нее. И вновь указательный палец нетвердо жмет «Enter». Экран ноутбука мигнул, и тут же появилось: «Заполните анкету».

Мучительно долго Иван Антонович вносил данные на сына. Наконец-то набрана последняя запись: «Гражданин Объединенной Руси». Несколько раз указательный палец касался кнопки, заставляющей компьютер выполнять волю человека, но вновь отодвигался прочь. Воли у человека и не было. Иван Антонович оторвал глаза от экрана, обвел взглядом больничную палату, вздохнул и медленно вдавил нужную кнопку. Десять секунд компьютер бесстрастно скользил по фамилиям, выискивая нужную...

«Ковзан Борис Иванович — Жизненная Запись не найдена».

«Не найдена...» Перед внутренним взором пожилого мужчины предстала картина — огромный столб огня и тысячи кувыркающихся в воздухе дисков, кувыркающихся, вспыхивающих мгновенной вспышкой и исчезающих навсегда... бесследно.

Иван Антонович сжал зубы, чтобы не разрыдаться.

«Как в войну — пропал без вести. Но тогда где-то появлялся холмик с надписью: "Неизвестный". А тут: тело сына вообще не в нашем мире, и Жизненная Запись превратилась в молекулы, которые постепенно рассеются по всей Земле... Господи, ну за что мне такое наказание? Разве я самый отъявленный грешник из живущих на Земле?» Пожилой человек не выдержал и все-таки разрыдался.

Мужские пальцы уверенно нажимали на клавиши. Компьютер практически мгновенно выполнял то, что от него требовалось. Энергичное нажатие, и на двадцатитрехдюймовом мониторе высветилось: «Ковзан Борис Иванович — Жизненная Запись не найдена».

Еще несколько касаний, и вновь энергичное нажатие: «Хью Брэдлоу — Жизненная Запись повреждена».

«"Повреждена" — это не "уничтожена" и не "не найдена". Ее в принципе можно восстановить. И тут американцам везет. — Президент России, экс-президент Объединенной Руси Владимир Сергеевич Орлов вздохнул: — Жаль, что Хохлов ошибся. И ребят жаль. И все же я прав. Если человечество идет по пути научно-технического прогресса, то для этого оно и создано. Богом, природой, игрой слепого случая, не знаю. Но создано для этого. Если тигр жрет антилопу, то для этого он и создан. Если человечество все больше и больше осваивает пространства и энергии, то для этого оно и создано. А все остальное: духовное развитие, нравственное развитие и прочее из той же оперы — побочный продукт. Как при зачатии ребенка. Продолжение рода — основная цель. А всякие там наслаждения, сопутствующие этому процессу, — приятные издержки производства. А раз так, то технология обновления человека, являющаяся частью этого технического прогресса, также необходима. Ничего, мы еще поборемся с господином Грушенко. Пока я Президент России, Россию я не отдам. Здесь люди будут получать вторую жизнь».

«Ковзан Борис Иванович — Жизненная Запись не найдена».

«Жаль парня. Такие встречаются один на миллион. И так не повезти. Неужели Северский ошибся и он не любимчик Бога? Да и есть ли вообще любимцы Бога? И есть ли Он сам?»

«Хью Брэдлоу — Жизненная Запись повреждена».

«Нет, есть. Есть Божья справедливость. Ты убил невинного, погибни сам!» Вице-президент «Русьинвест банка» Вадим Александрович Кедрин еще долго смотрел на экран монитора, вспоминая прежние бурные времена.

Наконец, отвернувшись от монитора, он кнопкой вызвал секретаря:

— Веруня, сделай-ка мне кофе, как я люблю, со сливками.

— Хорошо, Вадим Александрович. — Длинноногая блондинка красиво выплыла из роскошного кабинета.

Нежная женская ручка неуверенно нажимает клавиши на клавиатуре компьютера. Но вот введены последние слова: «Citizen the USA», и легким касанием наманикюренный пальчик озадачивает умную машину. Но ненадолго. Уже через пять секунд на мониторе высвечивается результат работы: «Хью Брэдлоу — Жизненная Запись повреждена».

Несколько секунд все тот же наманикюренный пальчик в задумчивости чертил круги по столу. Затем в изящной женской руке появился не менее изящный мобильный телефон, и все тот же работяга-пальчик уже уверенно нажал несколько кнопок.

— Джордж, милый. А ты не хочешь пригласить меня на ужин в какой-нибудь ресторан? Хочется немного развеяться. А то этот быт меня просто убивает. Воспитывать одной девятилетнюю дочь — это слишком тяжело для хрупких женских плеч.

«Ковзан Борис Иванович — Жизненная Запись не найдена». «Хью Брэдлоу — Жизненная Запись повреждена».

«Неужели я ошибся? Ну а как в таком случае можно истолковать уравнения, которые я составил? Нет, я не мог ошибиться. Бог и гиперпространство — это тождественные понятия. Да и этот астероид был явно послан Им. Эта аномально высокая его намагниченность. Как просто! А мы не понимали, почему не можем посчитать его траекторию. На него же добавочно воздействовали магнитные поля Солнца и планет. Хорошо, а где же тогда ребята? У Бога! Вот где! Ничего, они еще вернутся!» Разволновавшись от своих мыслей, академик, промокнув лысину платком, с силой швырнул его на пол. «Они еще вернутся!»

— Борис, ну и где мы находимся? — Хью, еще раз взглянув на экраны внешнего обзора, посмотрел на Бориса. — На чертоги Бога это что-то не смахивает.

— Могу сказать, что во Вселенной. Точнее... — теперь Борис завертел головой, будто он этого не делал минутой раньше, — точнее не скажу. Созвездия мне не знакомы.

— А ты уверен, что это наша Вселенная?

— Нет, естественно. Давай запустим программу «Звездочет», может, она что-нибудь связное нам проскрипит.

— Давай, — согласился американец.

— Куда нацелим телескоп?

— Давай вон туда — Хью ткнул рукой в участок неба прямо перед собой. — Там вроде звездочки поярче.

— Туда, так туда. — Борис начал колдовать над клавиатурой компьютера.

Наведя курсор на изображение указанных американцем звезд, он запустил программу «Звездочет».

— Так, пока компьютер думает, мы тоже подумаем, что еще можно сделать.

— А что мы еще должны делать? В задании что было сказано? Войти в гииерпространство и выйти из него. Далее по обстоятельствам. В гиперпространство мы вошли? — Хью посмотрел на Бориса.

— Несомненно.

— Из гиперпространства, Борис, мы вышли?

— По крайней мере, кнопку на выход мы нажимали вместе.

— Дальше что написано в задании?

— Далее по обстоятельствам, — ответил русич.

— Обстоятельства подразумевали встречу с Богом.

— Увы, этого нет.

— Тогда на этом задание исчерпано, господин командир.

— Остается малость — вернуться на Землю. — Борис вяло улыбнулся.

— Как? Вновь войти в гиперпространство?

— Войти-то мы можем. Энергии хватит. Но только на один раз.

— Твои предложения, командир?

— Давай подождем, что нам скажет компьютер, осмотримся. А там видно будет.

— Как говорит русская пословица: «Утро вечера мудренее». — Впервые после перехода в гиперпространство американец улыбнулся.

Ответить Борис не успел. Компьютер, издав что-то типа: «Там-та-рам», сообщил, что задание он выполнил.

— Я так и знал. — Борис, бросив взгляд на экран монитора, вновь посмотрел на напарника: — «Звездочет», Хью, твоих звезд не узнал. С чем я тебя и поздравляю.

— Давай попробуем другие?

— Ты думаешь, будет иной результат? — иронично заметил Борис.

— Но что-то же надо делать!

— Надо. Надо думать. Я верю Хохлову. Мы летели к Богу.

— Это Бог? — Брэдлоу широким жестом обвел экраны внешнего обзора. — У меня такое впечатление, что мы висим где-то в сотнях световых лет до ближайшей звезды.

— Хью, ты когда-нибудь слышал такое выражение: «Не нам судить о деяниях Всевышнего»?

— Почти слово в слово я это говорил своему начальству, убеждая, что вы собрались к Богу.

— Поэтому, если мы сейчас что-то не понимаем, это означает только, что мы что-то еще не понимаем. И все.

— Значит, ждем?

— Ждем и думаем. А насчет того, далеко ли мы находимся от ближайших звезд, так это легко узнать. У нас же есть гравитометр, — с этими словами Борис вновь начал колдовать над клавиатурой. — Ну-ка. Раз, два, три, четыре, пять. Звездочка, явись!... Гм... ничего не понимаю.

— Что там?

— Гравитометр показывает... вернее, он ничего не показывает, сломался. Его зашкалило. Будто мы находимся рядом с бесконечной массой. — Борис недоумевающе посмотрел на Хью.

— Бесконечная масса... а может, он не сломался и мы... — Догадка, будто искра, проскочила, соединив два интеллекта.

— Мы в черной дыре...

— Иван Антонович Ковзан?

«Ну, вот Иван, Главный Комп добрался и до тебя. Стало быть, пора».

— Да. — Горло мгновенно пересохло. Сердце, пришпоренное ударной дозой адреналина, понеслось вперед галопом.

— Объявляем вам решение Совета Развития Организации Объединенных планет. — Пальцы человека, сидящего в кресле напротив экрана видеофона, сжали подлокотники.

Сердце, шутя, преодолело барьер в двести ударов в минуту.

— Исходя из анализа вашей Жизненной Записи, Совет Развития Организации Объединенных планет постановляет: «Считать Вашу Жизненную Запись не удовлетворяющей обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь. Также Совет Развития благодарит вас за долгую и продуктивную работу на благо человеческой цивилизации. Всего хорошего».

Экран видеофона погас.

«Вот и все. И так даже лучше. Быстрее встречусь с Борисом и Машей там. Надеюсь, Богу не нужны никакие Жизненные Записи». Сердце медленно-медленно сбавляло темп, болезненными покалываниями в груди выражая все свое негодование.

И вновь мягко, будто сочувствуя хозяину, замурлыкал видеофон.

— Видеофон, включись. — Слова пароля неожиданно прозвучали легко и свободно.

«Что значит, когда у человека уже все определено до конца его дней. И мне такое состояние начинает нравиться!»

— Здравствуй, Ваня, — на хозяина квартиры виноватым взглядом смотрел Игорь Переверзев.

— Здравствуй, Игорь. — Иван Антонович расслабленно откинулся на спинку кресла. И, отсекая в общем-то ненужные общие слова, сразу добавил: — Утешать не надо. Не красна девица. В конце концов, таких, как я, — подавляющее большинство.

— Иван, я ознакомился с протоколом по твоему делу. — Сотрудник аппарата Совета Развития Игорь Николаевич Переверзев вопросительно посмотрел на собеседника и, не дождавшись ответа, закончил: — Ты не добрал две десятых процента.

— Две десятых процента или двадцать два процента, какая разница. Человек, не допрыгнувший до противоположного края пропасти миллиметр, и человек, не допрыгнувший метр, заканчивают одинаково. Оба разбиваются.

— Иван, всего две десятых процента. Борись.

— Этот же Большой Бэби умнее меня. Если он посчитал, что я уже отработанный материал, значит, так и есть. И ты знаешь, Игорь, я впервые за последний год почувствовал облегчение. Все для меня стало ясно и определенно. Жить, судя по тому, что Бэби заинтересовался моей судьбой, осталось мне немного. Да и смерти я не боюсь... если честно, то даже жду ее.

— Ваня...

— По крайней мере, у меня появился шанс в скором времени увидеть и Машу и Бориса. Там увидеть. А чтобы почувствовать себя счастливым, я уберу из себя чип. Зачем он мне?

— Иван, не сдавай свой чип. Борись за свою вторую жизнь.

— Зачем? Да и нереально все это. Вот скажи ты, приближенный к верхам, живущий в Нью-Йорке, был ли хоть один случай изменения решения этого Большого Пацана? Я не считаю отдельные исключения — голливудские знаменитости и прочие пупы и пупочки земли. А так, для простого смертного? Молчишь? То-то же. Не было таких случаев. Так что, Игорек, сниму я этот чертов «надсмотрщик» и поживу хоть немного без этого ежесекундного пригляда и изматывающей гонки за этими драгоценными процентами.

— Ваня...

— Уже семьдесят один год Ваня. Тебе что, скучно будет во второй жизни без старого друга?

— Мою кандидатуру Главный Компьютер еще не рассматривал, — растерянно пробормотал нью-йоркский собеседник.

— Игорек, ты хоть перед старым дружком не строй из себя Деву Марию. Даже в глухих марсианских поселках и то догадываются, что высокопоставленные сотрудники аппарата Совета Развития знают пароли доступа в память Главного Компа и могут узнать свой процент на данный момент времени. Разве не так? — Мужчина вскочил с кресла и подошел вплотную к экрану видеофона.

Плазменный экран легко передал мельчайшее дрожание зрачков Переверзева.

— Так. — Человек на экране отвел глаза.

— И какой твой промежуточный результат?

— Сто два процента.

— Поздравляю. — Иван Антонович отвернулся от видеофона.

— Иван, — раздалось у него за спиной, — я понимаю твою горечь. Но... ну я не знаю, что еще сказать. Ведь только две десятых процента.

— Знаешь, Игорь, — хозяин квартиры вновь сел в кресло, — я не хочу второй жизни. Видит Бог, не хочу. Но мне обидно, обидно не за то, что я не прошел, а за то, что какой-нибудь американец, проживший жизнь послабее меня, получит вторую жизнь. Обидно, что какой-нибудь государственный чинуша имеет больше шансов еще одну жизнь прозаседать в роскошном кабинете, чем талантливый врач или инженер получить вторую жизнь.

— Обидно, но ничего не поделаешь. Американцы больше платят в Объединенный Центр репродукции человека. Им и квота больше. Ситуация стара, как мир. Кто платит, тот и заказывает музыку.

— А госчиновники себя, естественно, не обидели, когда принимали «Закон о весомости профессий» для Главного Компьютера. Тоже старо как мир. Ладно, Игорь. Спасибо за участие. Но судьбу, как говорится, не обманешь. Мне осталось немного. Уж в чем-чем, а в этом Большой Засранец не ошибается — точно высчитывает, сколько человеку осталось. И я хочу это немного прожить без надзора. Пусть у меня хоть в конце жизни будет сплошной День Веселья. Займусь своим любимым хобби — повожусь с моими ненаглядными микробами. Я же такую лабораторию себе отгрохал на пенсии... Эх, что там говорить. Пока, Игорь.

— Привет, Иван. — Игорь Николаевич Переверзев на экране видеофона выглядел бодрым и энергичным.

— Привет, чиновник.

— О, что значит человек без «надсмотрщика». Говоришь, что хочешь, и не думаешь о том, как это может истолковать Главный Компьютер.

— Игорь, тебе рассказать, как и ты это можешь сделать?

— Не стоит. Твой способ из тех, в которых предлагается сжечь собственный дом, чтобы согреться.

— Знаешь, иногда находишь счастье в шалаше, а во дворце тюрьму.

Переверзев не ответил. Повисла пауза.

— Игорь, что-то случилось? — Неожиданно о себе напомнила немного утихшая боль в груди.

— Да, — ответ был лаконичен и понятен.

— Что?

И после секундной паузы с другого континента ударило:

— Вчера нашлась Жизненная Запись Бориса. В пруду, в парке, за пять километров от Главного технического управления ООН. Чистили пруд и обнаружили.

— В тот же день, когда и улетел, — после долгой паузы наконец произнес Иван Антонович.

— Не понял.

— Жизненную Запись Бориса нашли тринадцатого августа. И нырнул он в гиперпространство тоже тринадцатого августа.

— Это знак, Ваня. Добрый знак.

— Ее можно восстановить?

— Да. Этим уже занимаются.

— И когда ее восстановят?

— Не знаю. Может, через неделю, может, через месяц. В таком деле спешить не надо. Это будущая память обновленного человека. И с самим обновлением спешить не надо. Вдруг вернется Борис? Зачем тебе два Бориса?

— Я понимаю, Игорь. Спасибо, что позвонил.

«И что же теперь мне делать? Сколько мне осталось жить? Год, два? Или... Как там говорил Игорь: "Иван, борись"?»

Ярко-желтое светило вздыбливалось из-за леса. Его лучи неслышной поступью приближались к человеку, прислонившемуся спиной к могучей древней сосне. Иван Антонович любил это место и часто, особенно после вердикта Совета Развития, поднимался к сосне, стоящей у самого края обрыва. Двадцатью метрами ниже плавно текла Припять. И мысли его здесь текли так же плавно, неторопливо. Он уже спокойно думал о том, что совсем недолго осталось ему любоваться этим пейзажем. И уж точно он не увидит смерть этой древней сосны. Мозг, больше не обремененный повседневной суетой занятого человека, как бы копил в себе силы, чтобы потом «выстрелить» какой-нибудь добротной мыслью. Внизу под обрывом начинался тоннель Трансюжноазиатской магистрали. Иван Антонович взглянул на часы. Через десять минут пронесется красавец-экспресс. Вид этого мощного, удлиненного тела, которое уверенно вонзалось в черную дыру тоннеля, ныряющего под реку, всегда захватывал Ивана Антоновича.

Послышался отдаленный шум, и серебристое инженерное чудо, спрессовав под собой мощное магнитное поле, промелькнуло и скрылось в тоннеле. Легкий ветерок качнул крону хвойного аксакала, лучи солнца наконец добрались до человека и озарили его своим светом.

«Сосна... экспресс... люди, сотни людей...»

Мысль вспыхнула в мозгу, как сверхновая звезда. На этот раз человек буквально скатился с обрыва...

Домашний компьютер, казалось, бесконечно долго грузился, и наконец Иван Антонович увидел искомое. Глаза лихорадочно заскользили по тексту: «Так... ?... в целях дальнейшего прогресса человечества Совет Развития Организации Объединенных планет постановляет создать Объединенный Центр репродукции человека..." Не то... ?... определить следующие квоты..." Не то... ?... с целью объективного решения по вопросу репродукции каждого конкретного человека, всем жителям Объединенных планет предлагается вживить чип сбора информации. Вживление производится на строго добровольных началах, и по первому требованию человека чип немедленно удаляется. Люди, не имеющие чипа сбора информации, рассматриваться как кандидаты на вторую жизнь не будут". Так, теплее, но еще не то. Ага, вот: ?... анализу подвергаются только поступки и действия человека. Его мысли, слова, произнесенные вслух в одиночестве, а также интимная жизнь являются сугубо частным делом, анализу и разглашению не подлежат". Отлично! Ты еще меня рано пытаешься списать в утиль, Большой Засранец. А теперь за работу!»

— Привет, чиновник!

— Ваня? — Переверзев с трудом вырывался из сладких объятий сна.

— Ну а кто же! Почему не включаешь экран? Неужели с Ниной молодость вспоминаете?

— Ты решил выяснить этот вопрос в час ночи? — Наконец Игорь Николаевич окончательно проснулся и включил видеокамеру видеофона.

— Оказывается, я ошибся.

— Нина сейчас болеет, и, чтобы ее не тревожить, я сплю в другой комнате.

— Извини, не знал...

— Уже извинил. Но, Ваня, прошу покороче. Уже за полночь, и у меня был очень тяжелый день.

— Игорь, я хочу побороться.

— Не понял.

— Ты же предлагал мне бороться? Вот я и решил выполнить твой совет. Друг я тебе или не друг?

— Постой, какой совет? Что-то я никак не соображу.

— Совет побороться за вторую жизнь.

— Но ты же снял «надсмотрщика»!

— Ай-яй-яй, Игорь Николаевич. Чиновник ООН, обслуживающий его величество Главный Компьютер, а такие словечки употребляешь. Смотри, Большой Бэби пару процентиков у тебя может запросто сбросить. Засранец известный. А насчет «надсмотрщика» — как снял, так и обратно верну.

— Э, постой. Людям, снявшим «над...», снявшим чип сбора информации, он повторно не вживляется. Так как они какое-то время были вне контроля.

— А особые обстоятельства? А уничтожение Жизненной Записи моего сына, которому Компьютер дал вторую жизнь. Или, по-твоему, атомный подрыв Главного Компьютера ООН рядовой случай? Так, мелочь. Ребятишки в хлопушки поиграли.

— Ну не знаю... Попробуй написать заявление в Совет Развития. А там посмотрим. Но я ничего, Иван, не обещаю...

«... рассмотрев просьбу гражданина Объединенной Руси Ковзана Ивана Антоновича о вживлении ему повторно чипа сбора информации и учитывая, что Ковзан И. А. добровольно снял свой чип и не был под контролем триста восемьдесят пять суток, что препятствует всесторонней, полной и объективной оценке его жизни, Совет Развития Организации Объединенных планет постановляет: в просьбе отказать».

«Э, нет, ребята. Вы так просто от меня не отделаетесь».

«Всемирный суд по правам человека, руководствуясь принципами гуманности и презумпции невиновности, а также учитывая особые обстоятельства истца, а именно: искренняя его уверенность в уничтожении Жизненной Записи его сына, Ковзана Бориса Ивановича, что, несомненно, повлияло на его решение снять чип, и, принимая во внимание также то, что эта уверенность у истца возникла по вине Организации Объединенных Наций, не обеспечившей надлежащую охрану Главного Компьютера, и то, что его вышеупомянутый сын внес весомый вклад в прогресс всего человечества, постановляет:

1. Обязать Объединенный Центр репродукции человека вживить гражданину Объединенной Руси Ковзану Ивану Антоновичу чип сбора информации.

2. Учитывая особые обстоятельства истца, дело гражданина Объединенной Руси Ковзана Ивана Антоновича по иску Совету Развития Организации Объединенных планет юридическим прецедентом не считать».

«Если и существовала обходная дорога в бессмертие, то и она закрылась, пропустив одного человека — меня. Впрочем, я ее еще до конца не прошел».

В это ветреное осеннее утро Иван Антонович, как обычно, совершал свой почти ежедневный моцион. Оставив машину у опушки леса, он с рюкзаком за плечами поднялся к полюбившейся ему одинокой сосне. Здесь, как всегда, он хотел достать из рюкзака бутылку «Оболони» и не торопясь насладиться пенистым напитком. Но в этот раз попить пивка ему не довелось. Еще подъезжая к лесу, он заметил, как потемнело небо и усилился ветер. Многотонные воздушные массы пришли в движение и со свистом проносились над землей.

«Буря, скоро грянет буря!» Ивана Антоновича охватило волнение. Он на ощупь вытащил из рюкзака бутылку. Мрак стремительно накатывался на него. Тугая волна воздуха прижала его к сосне. Иван Антонович взглянул на часы.

«Через минуту покажется тихоокеанский экспресс».

Неожиданно раздался треск, и могучая сосна стала валиться ему на спину.

«Господи, сейчас же подойдет экспресс... И если дерево упадет на него...» Человек закричал, пытаясь усилием спины и ног удержать падающее дерево.

Сквозь шум и свист ветра послышался гул стремительно несущегося экспресса, до отказа набитого пассажирами. Человек кричал и держал. Дерево, наконец отшвырнув легкую человеческую плоть, стало валиться вниз. Две руки намертво, в замок, вцепились в торчащие щепы излома. Секунда, другая... Последнее, что увидели человеческие глаза, был хвост экспресса, ныряющего в тоннель.

«Успел».

Дальше темнота...

Долгую минуту пилоты «Прорыва» ошарашенно смотрели друг на друга.

— Но если мы в черной дыре, то мы давно уже должны быть мертвы. — Американец вытер рукой выступивший на лбу пот. — Чудовищное тяготение, чудовищные плотности...

Борис, не отвечая, долго смотрел на монитор, словно взглядом пытаясь заставить гравитометр показать что-то другое, а не эту красную полоску, упершуюся в самый верх экрана.

— Все правильно, — наконец сказал он.

— Что правильно?

— Мы у Бога.

— Что, вот эта черная дыра, в которой мы непонятно как еще живы, и есть обитель Бога? Дыра — Его апартаменты?

— Ну, скорее всего, Его апартаменты — гиперпространство, а это так, загородная резиденция. А ведь такой вариант Хохлов предполагал. Но я с этими астероидными событиями совсем выпустил из головы его слова.

— Какие слова? Да объясни ты все толком.

— Сейчас, Хью, сейчас, дорогой. Дай собраться с мыслями. — Борис энергично потер лицо руками. — Значит, так. Как, по-твоему, должен предстать перед нами Бог?

— Ммм... не знаю. А как раньше Он являлся людям?

— В Священном Писании сказано, что человек Его лицезреть не может. Поэтому от Него являлся либо ангел, либо Его мысли озвучивал какой-нибудь человек, которого впоследствии называли пророком, Мессией, святым. Вариантов много.

— А ангел это...

— Не знаю. Наше циничное просвещенное время обозвало это программой-голограммой Высшего Разума. — Борис пожат плечами.

— Так почему сейчас перед нами не появится этот акгел-программа-голограмма?

— Ты много от меня хочешь. Не знаю. Очевидно, каждое время требует своих декораций. Согласись, одним из обязательных признаков божественности является демонстрация чего-то необычного, чудесного, поражающего воображение людей.

— Черная дыра... да, ты прав, воображение это поражает. И самое большое чудо, что мы еще живы. Мы же, считай, будто находимся в атомном ядре.

— А вот тут ты не прав. Черная дыра, как мне объяснял академик Хохлов, это не обязательно громадные плотности. Теоретически могут быть дыры, плотность которых в десятки раз меньше плотности воздуха.

— Неужели?

— Поверь мне на слово, вернее, Хохлову. И я начинаю понимать, почему мы именно здесь. — Борис чуть улыбнулся вопросительно глядящему на него американцу. — Дело в том, что в черной дыре пространственные и временные координаты могут поменяться местами.

— Как это?

— Если в обычном пространстве, пройдя, допустим, пять километров, ты прошел именно пять километров, то здесь пять километров могут обозначать, что ты перескочил, к примеру, пять веков.

— Не понимаю.

— Попробую объяснить на пальцах, как и объясняли мне. Для простоты будем рассматривать не трех-, а двухмерное пространство, причем вообразим его себе в виде куска гибкой пленки. Направим ось времени перпендикулярно этой пленке. А теперь поместим на пленку тяжелый шар и начнем постепенно его сжимать, имитируя силу гравитации. Пленка под шаром будет изгибаться все сильнее и сильнее, пока, наконец, стенка «вмятины» не станет вертикальной. Мы получили модель черной дыры. Нетрудно заметить, что некто, путешествующий по стенке «вмятины», будет, таким образом, перемещаться по оси времени. А, как ты понимаешь, по всем законам, мы сейчас падаем к центру черной дыры.

— Но так можно заглянуть в будущее!

— Наверное, можно, — последовал спокойный ответ.

Американец еще раз оглядел экраны внешнего обзора:

— Если это загородная резиденция, то каков должен быть центральный офис?!

День Веселья, единственный день в году, когда отключаются «надсмотрщики», пульсировал фейерверками, карнавалами, музыкой и веселыми криками людей. В пустынном кафе сидели двое. Двое стариков.

— Ты как? Оклемался? Как рука?

— Кое-как. Эскулапы особенно и не старались. Зачем? Через неделю все равно читать «Быть или не быть». А потом мне уже совершенно будут не нужны старая сломанная рука вкупе с захламленной печенкой, прохудившимся сердцем и прочими проржавевшими органами.

— Ну, проржавевшей твою голову назвать трудно.

— Голова уже тоже туго соображает.

— Ничего себе туго. Такое придумала, что даже Главного Компа обманула. — Сказав это, Игорь Николаевич спокойно сделал глоток кофе.

За окнами кафе гремел салют, и сполохи разноцветных огней попеременно надевали на беседующих людей красные, синие, зеленые маски.

— Что-то я тебя не понимаю, — жестко сказал бывший программист.

— Ваня, спокойно. Я твой друг — это раз. Сегодня День Веселья. У всех чипы отключены. Так что о нашем разговоре никто никогда не узнает. Это два. И в-третьих. Это я убедил Совет Развития утвердить вердикт Главного Компьютера.

— А что, Совет был против?

— Некоторые говорили, что этот случай с сосной и экспрессом подозрителен и необходима тщательная проверка.

— А ты?

— Я сказал, что если Совет проголосует против решения Главного Компьютера, сказавшего «да», то это бросит большущую тень на Совет. И так очень многие недовольны тем, что Совет говорит «да» для некоторых знаменитостей, когда Машина говорит «нет». А тут обыкновенный гражданин, и ему Совет говорит «нет». Все скажут, что приберегли место для какой-нибудь отвергнутой звезды. А выборы в Совет, между прочим, не за горами. А ты, вместо того чтобы благодарить, кулаки на меня сжимаешь.

— Игорь, прости, нервы. Даже не знаю, как тебя отблагодарить.

— Действительно, это трудная задача. Особенно если учесть, что я сделал так, что тебя и Бориса будут обновлять в один день!

— Игорь! Все, в следующей жизни я твой должник!

— Гм... я бы предпочел начать еще в этой.

— Согласен! А как ты понял, что я все это подстроил?

— В молодости мы оба занимались тяжелой атлетикой, — начал объяснять Переверзев.

— Ну и?

— Ванечка, ты единственный из всей нашей секции не орал, когда выталкивал груду железа наверх. А тут под сосной закричал.

— Это не доказательство. Мало ли что было в молодости, — горячо стал возражать Ковзан.

— Ваня, я не Главный Компьютер и расследования не провожу. Я очень рад, что ты прошел. Меня просто мучает обычное любопытство — как ты сумел перехитрить этого Большого Засранца?

— Да все элементарно, Игорь. Все, что видели мои глаза и слышали мои уши там, на гряде, — это добротная компьютерная игра. За то время, что я был вне контроля, я все это и подготовил. Спроектировал специальный шлем виртуальной реальности со встроенной видеокамерой и маленьким ракетным движком.

Написал программу, которая могла бы на реальность, что снимала видеокамера, накладывать в реальном времени элементы псевдокатастрофы. Спроектировал специальную курточку со вшитыми пластинами с приводами, которые в нужный момент имитировали давление на спину «падающей» сосны. В сосну поместил бактерии Xylophyllus sp., которые очень любят древесину. Кстати, мое открытие очень пригодилось.

— Какое открытие?

— Ты же знаешь, Игорь, что у меня хобби довольно своеобразное — я развожу всякие микроорганизмы.

— И что из этого? — не понял Переверзев.

— Год назад, возясь у себя в лаборатории с этими крохотульками Xylophyllus sp., большими любителями древесины, я в лабораторную чашку с ними случайно пролил пару капель своего любимого пивка.

— «Оболони»?

— Да. Чашку эту я по своей лени не помыл, а назавтра обнаружил, что культура этих Xylophyllus sp. размножилась неимоверно и от древесных опилок не осталось и следа. Прямо не Xylophyllus sp., а пираньи настоящие.

— Ты прямо как Флеминг. Тот тоже чашку поленился помыть после опытов. В результате открыл пенициллин и обессмертил свое имя.

— Он имя, а я тело. Мне кажется, второй вариант лучше, а?

— Ты, Ваня, я смотрю, стал циником.

— Лучше иметь здоровый цинизм, чем не иметь ничего и себя, в итоге, тоже.

— Наверное, ты прав.

— Кстати, я еще с ними пару месяцев экспериментировал. Оказалось, что у этих безмозглых крошек отличный вкус.

— И, как ни странно, совпадающий с твоим. — Игорь Николаевич улыбнулся.

— Ты сомневаешься в моем аристократическом вкусе?

— Ни секунды!

— Кстати, — продолжил Иван Антонович, — эти Xylophyllus sp. наиболее комфортно чувствовали себя в среде «Оболони». Так вот, поместив их в древесину сосны, я каждый день приходил туда. Полюбуюсь восходом солнца, помечтаю, пофилософствую, попью своего любимого пивка — и глоточек им. Пусть полакомятся за мое здоровье!

— А если бы сосна упала раньше времени?

— Я в нее загнал метровый штырь из уранита, три десятых миллиметра в диаметре, с маленькой ракеткой на конце, замаскированной под сучок. Такой стержень не то что сосну, железнодорожный состав выдержит. Далее все просто. На гряде я на ощупь вытащил шлем, надел его на голову, и тут же автоматически включилась программа. Пока я «смотрел» вдаль, экспресс проехал. Я тут же «посмотрел» на часы. Они показали, что до «прибытия» экспресса осталась минута. Программа послала радиосигнал на ракету, укрепленную на уранитовом стержне. Ракета этот стержень выдернула, как гнилой зуб, и забросила за пару десятков километров в лес. Ну, а сосне, основательно подъеденной бактериями, ничего другого не оставалось, как упасть с двадцати метров на дорогу. Меня же там, наверху, начали основательно терзать пластинки. А в самом конце спектакля, под занавес, ракетный движок на шлеме основательно саданул меня об валун. Так что даже руку подпортил. За правдоподобие пришлось заплатить реальной кровью. Потом специальные зажимы на курточке и шлеме отстегнулись, и тот же движок унес датчики и шлем в тот же лес. Оборванная после «препирательств» с сосной курточка осталась на мне. Ну, а «надсмотрщик», после того как меня ударило об валун, послал вызов спасателям. Вот, в принципе, и все: окровавленное тело под валуном, сосна на дороге и сотни спасенных жизней в экспрессе. И Большой Бэби штампует: «Ол райт. Достоин».

— Действительно просто. Теперь посмотрим, как к этому отнесется Всевышний.

Иван Антонович недоуменно посмотрел на друга.

— Иван, ты, естественно, читал нашумевший отчет Института глобальных проблем «Следы Бога»?

— Где приводится куча доказательств существования Бога?

— Да.

— Читал, конечно, — подтвердил Иван Антонович.

— Основные положения помнишь?

— Помню основное. Вероятность случайного возникновения устойчивой на долгий период Вселенной есть число с таким количеством нулей после запятой, что их больше, чем атомов в нашей Галактике.

— И тем не менее Вселенная существует.

— Значит, Бог есть. Утверждение, несомненно, приятное, но давно известное, — спокойно сказал Иван Ковзан.

— У доклада было секретное приложение. Называлось оно «Гнев Бога».

— И что в том приложении?

— Там приводится статистика смертных случаев с людьми, получившими вторую жизнь. — Игорь Переверзев внимательно посмотрел на друга.

— И что эта статистика показывает? — тихо спросил Иван Антонович.

— Смертность среди них в пять раз выше средней. Причем все они погибали в результате несчастных случаев. Как ты понимаешь, от всевозможных болезней мы бы их вылечили.

— Ты думаешь, что это Бог таким образом выражает свое недовольство тем, что люди сами уже могут подарить себе бессмертие?

— Тогда бы Он убивал всех, — возразил Переверзев. — А так только выборочно. В приложении делается вывод, что Всевышний убирает тех, кто, по Его мнению, недостоин второй жизни.

— Так что же вы людям головы морочите. Клонировали бы всех подряд. А там бы Господь разобрался, кто достоин, а кто нет. А этого Большого Засранца в утиль. А то заладили: засорим генофонд, исчезнет самый мощный стимул для напряженной, эффективной работы. Тоже мне блюстители чистоты. Ассенизаторы хреновы.

— Ага. И без последних штанов останемся. Тебе не надо напоминать, сколько стоит один грамм «ускорителя жизни»? Уж очень накладно, Ваня, играть в прятки с Костлявой. Так что не кипятись.

— Кстати. Вывод, скажем так, о недовольстве Бога можно легко проверить.

— Каким образом? — Чиновник ООН вопросительно посмотрел на Ковзана.

— Вновь клонировать кого-нибудь из погибших. Жизненная Запись-то имеется.

— Не один ты такой умный. Пробовали.

— И?

— Угадай с одного раза, — вместо прямого ответа сказал Переверзев.

— Ясно.

— Вот поэтому я и говорю — если Бог не будет против.

— Что ж, поживем — увидим.

— Да, Ваня, поживешь и увидишь. — Игорь Николаевич поставил чашку на стол и, повернувшись к окну, стал любоваться праздничным салютом.

— Не понял? Что значит «поживешь»? А ты?

Старый друг Ивана Антоновича медленно повернул к нему лицо и грустно усмехнулся:

— А я, Ванечка, наверное, удовлетворюсь одной жизнью.

— Не понял! Ты же сказал, что у тебя сто два процента. Какого черта?! Что это у тебя за шуточки такие?

— Нет, Иван, это не шуточки. Когда я сказал тебе, что, так сказать, пользуясь служебным положением, подсмотрел свой процент, я сказал не все.

— Так что же еще? Ведь критерий отбора один — эти чертовы проценты, которые насчитывает Машина. Все! Больше ничего!

Лицо Переверзева стало каким-то по-детски виноватым:

— Я еще подсмотрел процент у Нины...

— Игорь...

— Без нее, Иван, я не соглашусь читать ключ перехода. Шутка ли — полвека вместе. За это время, находясь рядом, даже металлы срастаются намертво. А тут люди... Извини.

— Игорь... — И вновь Иван Антонович не нашел что сказать своему другу.

— Так, все. Давай больше не будем о грустном. Сегодня же праздник. Давай выпьем за твою удачу. И докажем этим кичливым янки, чю деньги решают далеко не все. И до славянской смекалки им, как до... как до Солнца раком. Официант, два бокала «Оболонь — Премиум»!

За окном раздался мощный взрыв салюта, и окно кафе осветилось яркими, разноцветными огнями.

Хрустальная полусфера отделила лежащего в контейнере человека от остального мира.

— Назовите себя, — тут же раздалось под полусферой.

— Гражданин Объединенной Руси Ковзан Иван Антонович.

— Иван Антонович, вы согласны воспользоваться предоставленным вам правом получить вторую жизнь и прожить ее во благо человеческой цивилизации?

— Согласен.

— Несмотря на то, что вы переживете ваших родных, близких, друзей и можете во второй жизни остаться одиноким?

— Да. Несмотря на это.

— Совет Развития Организации Объединенных планет благодарит вас за принятое решение. Начинайте читать ключ перехода.

Под хрустальной полусферой раздалось: «Быть или не быть, вот в чем вопрос». Миллиарды закодированных импульсов устремились в новый мозг.

«Достойно ль смиряться под ударами судьбы...» Открылись форсунки впрыска усыпляющего газа.

— Начинаем отсчет времени. До усыпления осталось пять секунд.

«Иль надо оказать сопротивленье...»

— Четыре.

«И в смертной схватке с целым морем бед...» Газ с легким шипением устремился внутрь контейнера с лежащим навзничь обнаженным старым человеком.

— Три.

«Покончить с ними? Умереть? Забыться?» Мозг стремительно погружался в легкий, бесконечный сон.

«И знать, что этим обрываешь цепь...»

— Два.

«Сердечных мук и тысячи лишений...» Слабеющее сердце посылало последние, в принципе уже не нужные, миллилитры крови по изношенному телу.

«Присущих телу. Это ли не цель желанная?»

— Один.

«Скончаться, сном забыться...»

Последняя серия импульсов покинула мозг.

— Остановка в камере А. Дать запускающий импульс в камеру Б.

Чуткая стрелка гальванометра чуть качнулась вправо:

Новый мозг обработал свои первые биты информации.