Глава 22

Верна шла по узенькой тропинке, вьющейся между лилий, чувствуя, как с каждым шагом оживают затекшие мышцы и прибавляется сил. Глаза ее постепенно привыкли к слабому свету луны, и она остановилась, наслаждаясь окружающей красотой.

В саду аббатисы росли редкие виды вечнозеленых деревьев – приземистые и раскидистые, они цвели круглый год, хотя плоды приносили лишь осенью. Как-то раз в Новом мире Верна набрела на рощицу таких деревьев и обнаружила, что это излюбленное убежище мерцающих в ночи – хрупких созданий, которые кажутся только искорками света и которых можно увидеть лишь ночью.

После того как мерцающие в ночи поняли, что им не сделают ничего плохого, Верна и две сестры, которые с ней путешествовали, провели в рощице несколько ночей, беседуя с этими светящимися созданиями. От них, кстати, сестры и узнали о Срединных Землях, которыми правят волшебники и Исповедницы. Еще Верна с радостным удивлением выяснила, что в Срединных Землях места, где сосредоточена магия, бережно охраняются, и люди позволяют обитающим там существам спокойно жить своей жизнью.

В Древнем мире тоже встречались такие места, но в Новом их было значительно больше. Эти крошечные эфемерные существа преподали Верне первый урок терпимости и уважения к тем, с кем ты делишь свой мир. Создатель наполнил его множеством хрупких чудес, и иногда самым мудрым по отношению ним было попросту оставить их в покое.

В Древнем мире этой точки зрения придерживались немногие, и почти везде дикая магия было взята под контроль, чтобы глухие к доводам разума волшебные создания не калечили и не убивали людей. А Новый мир еще оставался таким, каким был Древний тысячелетия назад, до того, как человек сделал его безопасным, хотя, надо признаться, довольно-таки скучным местом обитания.

Верна тосковала по Новому миру. Только там она чувствовала себя уютно.

На тихой глади пруда спали утки, засунув голову под крыло, а невидимые лягушки оглашали ночь жизнерадостным кваканьем. Над водой скользнула летучая мышь. Легкий ветерок прошелестел и пропал в кронах.

За прудом тропинка поворачивала к кучке деревьев, окруженной густым кустарником. Отчего-то Верна сразу поняла, что это то самое место, которое она ищет, и свернула туда.

За узеньким проходом в кустарнике ей открылся прелестный крошечный домик с четырьмя остроконечными фронтонами. Козырек черепичной крыши находился почти на уровне ее головы. Высоченные адиантумы стояли по углам домика, и ветви их, переплетаясь, накрывали его словно огромный зонтик. У стен рос шиповник, воздух был напоен его ароматом. В верхней части фронтонов имелись круглые окна, но они были прорезаны слишком высоко, чтобы заглянуть внутрь.

Тропинка упиралась в низенькую деревянную дверь с вырезанным на ней изображением восходящего солнца. Замка на двери не было, только лишь ручка. Верна подергала ее, но дверь даже не шелохнулась. Щит. Дверь оказалась защищена.

Пытаясь определить свойства щита, Верна пробежала пальцами по его краю и вздрогнула, почувствовав ледяной холод.

Она коснулась своего Хань, мягкое тепло заструилось по всему телу, наполняя душу знакомым спокойствием. Верну переполнял восторг; в эти мгновения ей казалось, что она почти едина с Создателем. Воздух наполнился целой гаммой запахов и звуков. Она остро ощущала влажный соленый привкус океана, ясно слышала стрекот насекомых, писк мелких животных и даже обрывки далеких слов, принесенные сюда ветерком. Верна прислушивалась внимательно, чтобы удостовериться, что поблизости нет посторонних, но ничего подозрительного не услышала.

Тогда она направила Хань на дверь. Чутье подсказывало ей, что весь домик обернут коконом, и подобного ему она еще не встречала. Он был создан из стихии льда, сплетенной с чьим-то духом. Верна никогда не думала, что такое вообще возможно – переплести стихию с призраком, и теперь не имела понятия, как этот кокон распутать.

Внезапно, повинуясь внутреннему порыву, она коснулась перстнем-печаткой вырезанного на двери изображения солнца. Дверь сразу же распахнулась.

Войдя в домик, Верна приложила перстень к резному солнцу на внутренней стороне двери, и та послушно закрылась. Своим Хань Верна почувствовала, как щит крепко-накрепко сомкнулся вокруг нее. Ни разу в жизни она не ощущала себя такой одинокой – и такой защищенной.

Вспыхнули свечи. Вероятно, они были как-то связаны со щитом. Десяти свечей, по пять в каждом канделябре, было более чем достаточно, чтобы осветить все помещение. Канделябры стояли с двух сторон небольшого алтаря, покрытого белой, расшитой золотом тканью. На алтаре Верна увидела чашу, по всей вероятности, с благовониями, а на полу перед ним – алую циновку с золотым орнаментом по краям.

Каждый из четырех альковов, образованных фронтонами, по размеру как раз соответствовал удобному креслу, стоящему в одном из них. Во втором алькове находился алтарь, в третьем – крошечный столик и табуретка, а в последнем, у самой двери, – сундук. На сундуке лежало аккуратно сложенное покрывало. В центре помещения оставалось свободное место, но совсем немного – по площади едва ли больше алькова.

Верна огляделась, недоумевая, зачем Аннелина велела ей сюда прийти, и, усевшись в кресло, обвела взглядом украшенные фресками стены. Что она должна тут сделать? А не просто ли отдохнуть? Аннелина прекрасно представляла, что значит быть аббатисой. Место, где можно побыть одной и ненадолго забыть о горах бумаг на столе. Верна задумчиво побарабанила пальцами по подлокотнику. Нет. Вряд ли.

Она чувствовала себя неуютно. Ее ждали дела. На столе лежали непрочитанные отчеты. Сцепив руки за спиной, она принялась вышагивать по крошечному помещению. Нет, все это – пустая трата времени. Раздраженно вздохнув, она подошла к двери, но остановилась, так и не коснувшись кольцом резного солнца.

Вернувшись обратно, Верна немного поразмыслила, а потом, подобрав подол, опустилась на колени перед алтарем. Может, Аннелина хотела, чтобы она помолилась? Аббатиса должна быть благочестивой, хотя абсурдно полагать, что кому-то нужно особое место для молитвы Создателю. Он сотворил все, и молиться ему можно где угодно. Создатель у тебя в сердце и услышит тебя, где бы ты ни был.

Вздохнув, Верна воздела руки, но настроение у нее было явно неподходящим для углубленной молитвы. Ее раздражало, что Аннелина, даже мертвая, заставляет ее что-то делать. Постукивая ногой по полу, Верна вновь обежала взглядом стены. Похоже, это очередная шуточка Энн, которая даже с того света пытается в последний раз насладиться властью. Неужели ей за столько лет не надоело? Ну да, как бы не так. Энн не из таких. Она все подстроила так, чтобы даже после смерти могла...

Взгляд Верны упал на чашу. В ней что-то лежало, и это был отнюдь не пепел.

Протянув руку, она достала небольшой бумажный сверток, перевязанный кусочком проволоки. Верна покрутила его в руках, рассматривая со всех сторон. Наверное, это оно и есть. Должно быть, за ним ее сюда и послали. Но почему сверток оставили именно тут? И вдруг ее осенило – из-за щита! Никто, кроме аббатисы, не может сюда войти!

Верна разогнула проволоку, осторожно развернула бумагу и заглянула внутрь.

Путевой дневник.

Сделав глубокий вдох, она достала дневник и перелистала. Пустой.

Путевые дневники, как и дакры, были магическими предметами, и создали их волшебники, владеющие и Магией Приращения, и Магией Ущерба. С тех пор на протяжении трех тысячелетий таких волшебников не рождалось – кроме Ричарда. Были такие, кто овладел Магией Ущерба по призванию, но только Ричард получил ее от рождения.

Путевые дневники обладали вот каким свойством: каждый имел себе пару, и то, что писалось в одном при помощи прилагаемого к нему стилоса, сразу же появлялось в другом. Тем же стилосом можно было стереть написанное, поэтому дневники никогда не кончались и их можно было использовать снова и снова. В кабинете аббатисы Верна обнаружила целый ящик таких дневников, связанных парами.

Обычно их брали с собой сестры, отправляясь на поиски рожденных с даром мальчиков. Для этого нередко приходилось пересекать Долину Заблудших, а оказавшись по ту сторону барьера, уже не было возможности вернуться обратно за дополнительными инструкциями. Каждая сестра могла осуществить лишь одно путешествие туда и обратно. До недавнего времени. Пока Ричард не разрушил Башни Погибели.

Мальчик, не понимающий своего дара, порой даже не подозревает о нем, но дар все равно проявляется. Некоторые сестры обладали способностью обнаруживать в потоке силы колебания, вызванные его проявлением. Однако такая чувствительность встречается редко, поэтому за мальчиками посылали обычных сестер, которые брали с собой дневники, чтобы иметь возможность в любую минуту связаться с Дворцом Пророков.

Разумеется, обучить мальчика управлять даром мог и волшебник. На самом деле это было куда предпочтительнее, но волшебников постепенно становилось все меньше и меньше и, кроме того, далеко не все хотели взваливать на себя такую ответственность. Поэтому сестры Света еще давным-давно заключили с волшебниками соглашение, согласно которому им дозволялось взять мальчика к себе на воспитание только в том случае, если нет волшебника, которой бы обучил его сам. Сестры, со своей стороны, поклялись никогда не забирать мальчика, которого согласился учить волшебник.

Наказанием за нарушение соглашения была неизбежная смерть, если сестра, нарушившая его, снова появится в Новом мире. В случае с Ричардом Аннелина нарушила соглашение. А Верна послужила ей орудием, хотя и не знала об этом.

Хуже того. Оказывается, Аннелина прекрасно знала, где находится Ричард, и сознательно запутала тех, кто отправился на его поиски. Из-за этого Верна постарела на двадцать лет, что по меркам Дворца Пророков приравнивалось к тремстам годам. И хотя она поступила так для того, чтобы реализовалась нужная ветвь пророчества и Владетель был бы остановлен, Верна не могла простить Аннелине, что у нее отобрали молодость ради отвлекающего маневра, даже не спросив ее согласия.

Спохватившись, Верна одернула себя. Ничего у нее не отняли. Она выполняла волю Создателя. И то обстоятельство, что она не знала подробностей, не делает ее работу менее важной. Многие тратят молодость на всякую ерунду. А Верна потратила ее ради того, чтобы спасти всех живущих.

Да и потом, эти двадцать лет скорее всего были лучшим временем в ее жизни. Она многое повидала, она научилась принимать решения и нести ответственность за них. И была избавлена от необходимости читать уйму отчетов, наоборот, сама давала пищу для них. Нет, она ничего не потеряла. Скорее – приобрела гораздо больше, чем если бы прожила во Дворце триста и даже больше, чем триста, лет.

Верна почувствовала, как на руку капнула слеза, и вытерла щеку. Она скучала по путешествиям. Раньше она думала, что ненавидит эти поездки, и только теперь поняла, как много они для нее значили. Дрожащими пальцами Верна провела по обложке путевого дневника и вдруг поймала знакомое ощущение...

Она быстро поднесла дневник к глазам. Так и есть. Три шишечки, глубокая царапина на задней обложке... Тот самый дневник! Двадцать лет она едва ли не каждый день держала его в руках – как же после этого ошибиться! Это именно он. В кабинете аббатисы Верна в свое время проглядела все дневники в поисках своего, но не нашла. Оказывается, он лежал здесь.

Но зачем? Развернув бумагу, в которую был обернут дневник, она увидела надпись. Верна поднесла бумагу ближе к свече.

Верна перевернула ее другой стороной, но это было все.

Верна знала почерк Аннелины. Когда она отправилась за Ричардом, ей было запрещено прибегать к магии Рада-Хань, чтобы держать его в узде, хотя она должна была доставить во Дворец не мальчика, как обычно, а взрослого мужчину. Тогда Верна, рассердившись, отправила во Дворец послание:

Ответ последовал незамедлительно:

Этот выговор навсегда отпечатался в памяти Верны. И почерк тоже. Строчка на клочке бумаги была написана той же рукой.

Только вернувшись во Дворец, Верна узнала, что Ричард владеет Магией Ущерба, и поняла, что, если бы прибегла к помощи Рада-Хань, юноша скорее всего просто убил бы ее. Аббатиса спасла ей жизнь, но Верне было обидно, что ей опять ничего не объяснили.

Впрочем, Верна понимала, почему Аннелина так поступила. Во Дворце были сестры Тьмы, и аббатиса не хотела рисковать. Но все равно было обидно. Разум и чувства не всегда пребывают в согласии. Став аббатисой, Верна начала понимать, что порой убедить людей в необходимости сделать что-то попросту невозможно и тогда остается только приказывать. А иногда приходится использовать людей так, что они сами об этом не знают.

Верна бросила бумагу в чашу, подожгла ее с помощью Хань и дождалась, пока не останется ничего, кроме пепла.

Потом она крепче сжала путевой дневник – свой дневник – в руке. Приятно, что он снова у нее. Конечно, он не лично ее, а принадлежит Дворцу, но Верна владела им столько лет, что привыкла считать своим, как старого надежного друга.

И тут ее словно ударило. А где же второй? У этого дневника есть двойник. Где он? У кого?

Верна, вздрогнув, поглядела на книжечку. Аннелина опять ничего не объяснила. Вполне может быть, что второй у кого-нибудь из сестер Тьмы. Может, таким образом Аннелина пыталась помочь ей узнать, кто из сестер втайне служит Владетелю? Но как? Не может же она просто написать в дневнике «кто ты и где ты?».

Верна поцеловала перстень и встала.

Путешествия были опасны. Сестер могли взять в плен и даже убить защищенные своей магией враждебно настроенные люди. В таких ситуациях только дакра, похожее на нож оружие, мгновенно отбирающее жизнь, было способно защитить сестру при условии, что она окажется достаточно проворной. Верна по-прежнему носила свою дакру в рукаве. А когда-то давно она пришила к платью потайной карман, чтобы хранить там путевой дневник.

Сунув книжечку в тайничок, она погладила его через платье.

Милостивый Создатель, у кого же второй?

Когда Верна вышла в приемную, сестра Феба подскочила словно ужаленная и залилась румянцем.

– Аббатиса... Вы меня напугали! Вас не было в кабинете... Я подумала, что вы ушли спать.

Верна взглянула на заваленный бумагами стол.

– По-моему, я велела тебе закончить на сегодня и идти отдыхать.

– Да, – кивнула Феба, в смущении ломая пальцы. – Но я вспомнила, что забыла проверить кое-какие цифры, испугалась, что вы это обнаружите, и прибежала обратно, чтобы доделать.

Верна сложила руки на животе.

– Феба, тебе не хотелось бы сделать для меня то, что аббатиса Аннелина всегда поручала своим старшим помощницам?

Феба перестала ломать пальцы.

– Конечно! А что именно?

Верна жестом указала на свой кабинет.

– Я удалилась в сад, чтобы попросить Создателя указать мне путь, и мне пришло в голову, что в эти времена испытаний надлежит свериться с пророчествами. Когда у аббатисы Аннелины возникала такая необходимость, она велела своим помощницам удалить из хранилища всех посторонних, чтобы никто не видел, что именно она читает. Не хочешь ли спуститься туда и приказать всем покинуть хранилище, поскольку сейчас туда придет аббатиса?

Феба возликовала.

– С удовольствием, Верна!

А ведь она действительно на вид почти девчонка, недовольно подумала Верна. Они с Фебой были ровесницами, хотя, увидев их рядом, никто бы этого не сказал.

– Тогда пошли. У меня есть еще и другие дела.

Сестра Феба ринулась к дверям, на ходу набрасывая на плечи свою белую шаль.

– Феба. – Круглое личико выглянуло из-за двери. – Если Уоррен в хранилище, пусть остается. Он лучше других разбирается в книгах и быстрее отыщет мне нужные. Это сбережет время.

– Хорошо, Верна, – выдохнула Феба. Ей нравилась работа в приемной – наверное, потому, что поднимала ее в собственных глазах. Неудивительно, что возможность отдать приказ, хоть и от имени аббатисы, так обрадовала ее. Феба ухмыльнулась. – Хорошо, что на месте оказалась я, а не Дульчи!

Верна вспомнила, что когда-то они с Фебой были очень похожими по характеру. И подумала, неужели она была такой же несдержанной, когда Аннелина отправила ее за Ричардом? Да, за проведенные вне стен Дворца годы она стала старше Фебы не только внешне. Впрочем, путешествия всегда расширяют кругозор.

– Прямо как в старые добрые времена, правда? – улыбнулась Верна, когда они с Фебой спускались по лестнице.

Феба хихикнула:

– Ага! Только теперь нам не придется забивать с молитвой тысячу гвоздей!

И она упорхнула вперед, шелестя подолом.

Верна подошла к огромной двери хранилища как раз в тот момент, когда Феба выводила оттуда шестерых сестер, двух послушниц и трех воспитанников. Их обучение не прерывалось ни днем, ни ночью, и порой их даже специально будили – в частности, для занятий в хранилище. Время суток не имело значения для Создателя, и ученики должны были знать, что, выполняя Его волю, они тоже не должны обращать внимания на подобные мелочи. Увидев аббатису, все дружно поклонились.

– Да благословит вас Создатель, – произнесла Верна. Она чуть было не принялась извиняться за то, что выставила их из хранилища, но вовремя спохватилась. Она никак не могла привыкнуть к тому, что ее слово – закон.

– Никого нет, аббатиса, – торжественно провозгласила Феба и, кивнув в сторону хранилища, добавила: – Остался лишь тот, кого вы хотели видеть. Он в одном из малых залов.

Кивнув ей, Верна повернулась к послушницам, которые во все глаза смотрели на аббатису.

– Как продвигается ваша учеба?

Дрожа как осиновые листья, девушки присели в реверансе.

Залившись краской, одна из них ответила:

– Очень хорошо, аббатиса.

Верна вспомнила, как когда-то Аннелина точно так же заговорила с ней и даже ей улыбнулась. Верне тогда показалось, что с ней говорит сам Создатель. В воспоминании об этой минуте она еще долгие годы черпала силы.

Наклонившись, Верна притянула к себе обеих девушек и поцеловала каждую в лоб.

– Если будет необходимость, не бойтесь обращаться прямо ко мне. Для этого я здесь нахожусь и люблю вас, как всех чад Создателя.

Девочки просияли и снова сделали реверанс, на сей раз гораздо увереннее. Круглыми глазами они смотрели на золотой перстень у Верны на пальце. Как полагается, они поцеловали собственные кольца, шепча молитву Создателю. Верна сделала то же самое. Глаза послушниц округлились еще больше.

Верна протянула руку.

– Не хотите ли поцеловать кольцо, символизирующее Свет, за которым все мы следуем?

Послушницы по очереди опустились на колено и поцеловали перстень с изображением восходящего солнца. Верна положила им на плечи руки.

– Как вас зовут?

– Элен, аббатиса, – представилась одна.

– Валерия, аббатиса, – выговорила вторая.

– Элен и Валерия. – Верне не потребовалось напоминать себе, что следует улыбнуться. – Запомните, Элен и Валерия: хотя многие знают больше вас и могут научить вас разным вещам, нет таких, кто стоит ближе к Создателю или дальше. Даже я. Мы все – его дети.

Послушницы ушли, а Верна еще раз улыбнулась и помахала рукой им вслед.

Оставшись вдвоем с Фебой, она прикоснулась к холодной металлической пластинке в стене. Огромная дверь, представляющая собой гигантский каменный монолит, с грохотом сдвинулась с места. Пол задрожал. Главный вход в хранилище закрывался крайне редко. Только при чрезвычайных обстоятельствах и только аббатиса могла его запечатать. Верна шагнула вперед, и дверь закрылась у нее за спиной. В хранилище было тихо, словно в могиле.

Верна прошла мимо древних, потертых столов, заваленных свитками, увидела кое-где сборники простейших пророчеств. Должно быть, сестры вели занятия. В нишах горели лампы, но все равно казалось, что в хранилище царит темень. Длинные ряды книжных полок высились вдоль стен между массивными каменными колоннами.

Уоррен был в одном из дальних залов. Доступ туда был разрешен далеко не всем, поэтому каждое из крошечных помещений имело собственную дверь и щит. Там, где сейчас находился Уоррен, хранились самые ранние пророчества, написанные на древнед’харианском. Теперь уже мало кто владел этим языком, но Уоррен и предшественница Верны были среди этих немногих.

Когда Верна вошла, Уоррен едва взглянул на нее.

– Феба сказала, что ты хотела посмотреть какие-то книги, – рассеянно бросил он.

– Уоррен, я хотела поговорить с тобой. У меня новости.

Переворачивая страницу, он даже не соизволил поднять взор.

– Да-да, хорошо.

Нахмурившись, Верна пододвинула стул, но не села. Заученным движением она выхватила левой рукой дакру. Дакра очень напоминала кинжал, только ее серебряный клинок был круглым и тонким, словно игла. Но не раны, нанесенные им, были смертельными. Дакра – оружие, обладающее древней магией, – мгновенно вытягивала жизнь из жертвы, независимо от тяжести нанесенного ею ранения. И защиты от ее магии не было.

Уоррен наконец поднял голову. Глаза у него были красные от усталости.

– Уоррен, я хочу, чтобы ты взял вот это.

– Дакра – оружие сестер.

– У тебя тоже есть дар, так что ты можешь ею пользоваться не хуже меня.

– И зачем она мне, по-твоему?

– Чтобы защищаться.

– О чем это ты? – нахмурился Уоррен.

– О сестрах... – Верна осеклась. Кто знает, как далеко могут слышать те, кто владеет Магией Ущерба. Услышали же они Аннелину. – Ну, ты понимаешь. – Верна понизила голос. – Уоррен, твой дар бессилен против них. А от этой штуки спасения нет. Никакого. – Она ловко покрутила дакрой, демонстрируя завидную сноровку. Серебро мрачно сверкнуло в тусклом свете лампы. Перехватив дакру, она протянула ее Уоррену рукояткой вперед. – Я нашла несколько штук у себя в кабинете и хочу, чтобы одна была у тебя.

Уоррен отмахнулся.

– Я не знаю, как обращаться с ней. Я умею только читать старые книги.

Верна сгребла его за воротник балахона и притянула к себе.

– Просто ткнешь ею, и все. В живот, грудь, спину, шею, руку, ногу – все равно! Просто ткни, призвав одновременно свой Хань, и противник будет мертв, не успеешь ты и глазом моргнуть!

– У меня рукава не такие, как у тебя. Я ее потеряю.

– Уоррен, дакре совершенно все равно, где ты будешь ее носить. Положи в карман, если хочешь. Только не сядь на нее ненароком.

Вздохнув, Уоррен взял дакру.

– Ну, если это доставит тебе удовольствие... Только сомневаюсь, что у меня хватит духу кого-нибудь заколоть.

Отпустив его, Верна устремила взгляд вдаль.

– Ты сильно удивишься, обнаружив, на что ты способен, если заставляет нужда.

– И ты пришла только поэтому? Потому что нашла лишнюю дакру?

– Нет. – Верна достала из потайного кармана путевой дневник и положила перед Уорреном. – Я пришла из-за этого.

Он искоса поглядел на нее.

– Собираешься в путешествие? Не выдержав, Верна стукнула его по плечу.

– Да что с тобой, в конце концов?! Уоррен отодвинул книгу.

– Я просто устал. Так что же особенного в этом путевом дневнике?

Верна понизила голос.

– Аббатиса Аннелина оставила мне послание, в котором велела пойти в ее тайное убежище в саду. Оно было закрыто щитом, сплетенным из льда и духа. – Уоррен вопросительно поднял бровь. Верна показала перстень. – Он открывается вот этим. А внутри я нашла дневник. Он был завернут в бумагу, а на ней было написано «храни его, как зеницу ока».

Уоррен взял дневник книжечку и перелистал пустые страницы.

– Наверное, через него она собирается передать тебе инструкции.

– Она мертва!

– И ты думаешь, это ее остановит? – Уоррен насмешливо выгнул бровь.

– Может, ты и прав, – невольно улыбнулась Верна. – Может, второй дневник мы сожгли вместе с ней, и она будет слать указания из мира мертвых.

Лицо Уоррена снова стало серьезным.

– А ты что, не знаешь, где его пара?

Подобрав платье, Верна уселась, придвинув стул ближе.

– Понятия не имею. Это какой-то ребус. Может, Энн таким образом хотела мне сказать, что если я найду второй, то найду и нашего врага.

Брови Уоррена сдвинулись к переносице.

– Полная бессмыслица. Как тебе только могло прийти это в голову?

– Я не знаю, Уоррен! – Верна провела ладонью по лицу. – Это единственное, до чего я смогла додуматься. Может, тебя осенит? Почему она не сообщила, где находится второй? Если бы он был у кого-то, кому можно доверять, она вполне могла просто написать имя, или хотя бы намекнуть, что второй дневник – у друга.

– Пожалуй. – Уоррен снова уставился на стол.

– В чем дело, Уоррен? – мягко спросила Верна. – Ты сегодня совсем не такой.

Уоррен посмотрел на нее. Взгляд у него был тревожным.

– Я прочитал пророчество, которое мне очень не нравится, – промолвил он наконец.

– И что в нем?

Уоррен долго молчал. Потом он двумя пальцами подтолкнул к Верне листок бумаги. Поколебавшись, она взяла его в руки и начала читать вслух.

Верна боялась встретиться взглядом с Уорреном. Уронив бумагу на стол, она сложила руки на коленях, чтобы не было видно, как дрожат ее пальцы. Она молча сидела, уставившись в пол и не зная, что сказать.

– Это пророчество истинной ветви, – нарушил наконец молчание Уоррен.

– Смелое заявление даже со стороны такого талантливого толкователя, как ты. Сколько лет этому пророчеству?

– Нет и дня.

Верна подняла на него круглые от изумления глаза.

– Что?! – шепотом выговорила она. – Уоррен, ты хочешь сказать, что... что это твое? Что ты наконец сам составил пророчество?

Взгляд Уоррена был устремлен вдаль.

– Да. Я впал в некий транс, и в этом состоянии меня посетило видение. Вместе с ним пришли и слова. Наверное, то же самое происходило и с Натаном. Помнишь, я говорил тебе, что недавно начал понимать пророчества, как никогда до этого не понимал? Истинное понимание их приходит через видение.

– Но в книгах записаны слова, а не видения, – развела руками Верна.

– Слова – только способ их передать и вызвать видения у того, кто обладает даром пророчества. Все, что сестры изучили за последние три тысячи лет, лишь в малой степени приближает вас к постижению пророчеств. Слова – это всего лишь своего рода выключатель. Я это понял, когда ко мне пришло пророчество, которое ты прочла. В моей голове словно открылась запертая до того дверь. Сколько лет потрачено, а ключ к разгадке, оказывается, был все время во мне!

– Ты хочешь сказать, что можешь прочесть любое пророчество, и в видении тебе явится его истинное значение?

Уоррен покачал головой:

– Я лишь ребенок, делающий первые шаги. Мне предстоит пройти долгий путь, прежде чем передо мной откроется все.

Верна поглядела на лежащий на столе лист бумаги, потом отвела взгляд и принялась крутить перстень на пальце.

– А это, которое пришло к тебе, означает именно то, что написано?

Уоррен провел языком по пересохшим губам.

– Как и первый шаг ребенка, оно очень неровное. Это не самое точное из пророчеств. Можно сказать, это своего рода проба пера. Теперь, кстати, я понимаю, что и многие другие, которые я читал, тоже из этой категории, но...

– Уоррен, это правда или нет?!

– Он задумчиво опустил рукава.

– Все правда, но слова, как и во всех пророчествах, не обязательно выражают то, что нам кажется.

Скрипнув зубами, Верна наклонилась к волшебнику.

Он с напускной небрежностью отмахнулся, словно хотел показать, что все это не так уж и важно, но Верна восприняла этот жест как предупреждение.

– Слушай, Верна, я знаю, что было в видении, но я новичок и не все понимаю, хотя это пророчество и сделано мною.

Верна твердо глядела на него.

– Рассказывай, Уоррен.

– Аббатиса в пророчестве – не ты. Не знаю, кто, но не ты. Верна, вздохнув, прикрыла глаза.

– Что ж, все не так плохо, как я было подумала. Во всяком случае, не я погублю Дворец. Так что можно попробовать превратить это пророчество в ложную ветвь.

Уоррен отвернулся и, схватив со стола листок с пророчеством, сунул его в книгу.

– Верна, чтобы кто-то другой стал аббатисой, ты должна умереть.