Книга: Месть пожирает звезды
Назад: 1. Давным давно: встреча
Дальше: 3. Довольно давно. Пламя и плеть

2. Иерихон. Возвращение

1
Агнесса сидела на волнорезе, глядя на сказочно бирюзовую, всегда чистую воду этого моря.
Ей бы хотелось бесконечно сидеть вот так, на красном бетоне, водить ногами в ласковой воде и слушать звон побрякушек, с которыми возится мальчик…
…А вот этого звука она лучше б никогда и не слышала.
Звук раздался над морем, глухой странный, словно гигантский любитель пива сделал традиционный, не очень приличный «ум-мб». Только эхо, разнесшее звук над округой, напомнило, что Агнесса вовсе не в пивной для великанов.
Мальчишка продолжал свои забавы, не обращая внимания на посторонние звуки, а цилиндрики все выстраивались и выстраивались в ряды и снова падали.
– Бумм! – произнес мальчишка, и тут же над морем раздался новый посторонний звук – протяжный шелест, переходящий в свист – нежный и густой.
Агнесса выпрямилась, посмотрела прямо перед собой – в сторону горизонта. Невысоко над поверхностью воды появился небольшой странный предмет: серый, обтекаемый, совершенно чуждый ласковому морскому спокойствию, непонятный. Он взбивал воздух за собой в белый полупрозрачный след и, приблизившись к волнорезу, замедлил ход и остановился в воздухе, завис, неуверенно покачиваясь. Больше всего это походило на оставшийся без присмотра хозяина большой летающий стеклянный глаз.
Шар вдруг, вздрогнув, мгновенно приблизился почти вплотную к лицу Агнессы.
– Привет, – бесцветным голосом сказала Агнесса в радужную линзу.
Линза удивленно вздрогнула диафрагмой. Агнесса глянула в черный провал зрачка, и, прищурившись от яркого солнца, погрозила пальцем.
Мальчишка, заметив пришельца, резво поднял голову и улыбнулся во весь белозубый рот.
– Чик! – подмигнула линза, поигрывая диафрагмой, и сфокусировалась на лице Агнессы. После чего окуталась клубами осыпающегося конденсата, словно закипевший чайник – паром. Шар немедленно подпрыгнул над сгустившимся воздухом.
Агнесса подняла лицо следом.
– Чик! – передразнил шар мальчишка и запустил в его серый бок маленький обломок бетона. После чего принялся корчить в удивленный объектив совершенно невообразимые рожи. Он растопыривал руки, изображая монстра, оттягивал в стороны уголки рта, выкатывал и перекашивал глаза.
Трудно сказать, насколько был возмущен поведением местной молодежи вновь прибывший шар-глаз. Только он вдруг равнодушно отвернулся и резко взмыл высоко в небо.
После чего над просторами пляжа – да, пожалуй, и над всеми ближайшими кварталами города – разнесся жизнеутверждающий, хотя и несколько заезженный, слегка тормозящий, словно на растянутой магнитофонной ленте, марш «Юнион», на фоне которого железный, немного усталый, но не дающий повода к сомнениям, голос принялся лениво ронять в море фразы:
– Доброе утро, уважаемые граждане и гости Тринадцатого Промышленного Района! Вас приветствует временная военная администрация Второго Промышленного Сектора. В данный момент на территории ваших жилых и рабочих, зон, мест отдыха, в лечебных, и образовательных учреждениях, местах общественного пользования….
– Уммб! – произнесло небо, и с лиловых небес, тяжелой тушей, ослепляя бледным огнем посадочных прожекторов, принялся валиться на грешную землю неуклюжий десантный бот, похожий на пневматическую мухобойку – из тех, коими пользуются жители богатых городов, и которые сроду не видали здесь, в Иерихоне.
– …происходит высадка ограниченного контингента Инспекции труда и социальной занятости. Она прибыла к вам с целью оказания помощи в вашей бескомпромиссной борьбе за светлое и ясное завтра… уже сегодня!
Агнесса, изменившись в лице, смотрела, как бот зависает и, кренясь над причалом, выдвигает из-под брюха покрытые маскировочным рисунком конструкции – и тут же, на множестве тонких тросов, вниз начинают скользить фигуры – черные, массивные и бесформенные. Они мягко приземлялись на бетон и тут же отпрыгивали в стороны, освобождая место все новым и новым. Вот они заполнили пристань, и, словно насекомые, полезли во все ближайшие щели…
Некоторые из них под бойкие вопли громкоговорителя поспешили к Агнессе и мальчику.
– Не вставать, не двигаться! – рыкнула ближайшая фигура, сверкнув окулярами штурмовой маски и поднимая чудовищное многоствольное оружие, – Произнести имена и места постоянного пребывания в этом городе!
Лицо Агнессы на миг окаменело. Она вглядывалась в красные окуляры этой страшной, словно из глубины давно забытых ночных кошмаров, морды. Наконец, она справилась с собой, и жесткие черты смягчились, уступая место обыкновенному женскому испугу:
– Агнесса Рондезе, девица, сирота… – спотыкаясь на каждом слове робко произнесла она, – Улица Фулмарк, сорок…
– Ребенок? – прохрипела маска, булькая противохимическими клапанами.
– Трико, десяти лет от роду, там же…Не пугайте его.
Две фигуры, сопя из под тяжеленных намордников, и пуская блики красными линзами, потоптались на месте. Почему-то здесь, на этом солнечном, лазурном и ласковом берегу, в полной боевой амуниции, под прикрытием радаров и скорострельных пушек бота они не чувствовали себя в безопасности.
– Посмотри, – произнесла одна из фигур, тыча черным гофрированным пальцем в сторону ребенка, – Что у него там? Дай! Пусть даст мне то, чем он играет…
Мальчик, сгреб в ладони груду цилиндров и поднял к намордникам. В его глазах не было страха. Только интерес и легкая насмешка.
Солдат аккуратно взял один из предметов. Продемонстрировал товарищу.
– Это гильза от крупнокалиберного пулемета, – заявил он, – Где он ее взял? У вас есть оружие?
– Он еще любит играть вон на том танке, – показала Агнесса на застывший недалеко от построек танк, со свернутой башней и погрязшими в пыли гусеницами. – А еще – прыгать в воду со ствола вот этой самоходки. Здесь много такого хлама. Неужто вы, наконец, привезли ему другие игрушки?
Солдаты проигнорировали ироническую речь Агнессы. Они вслушивались в невнятные переговоры, звуки которых доносились из-под черных намордников.
– Ладно, – сказал один из солдат, – Оставайтесь здесь и не двигайтесь, пока вас не пропустят…
2
Солнце по-прежнему светило, раздавая нежное тепло всем без разбору: и жирным чайкам, что носились над акваторией старой гавани, и замершим на песке пресмыкающимся тварям, и солдатам, что, несмотря на прекрасную погоду, оставались в своих душных масках со зловещими красными окулярами.
Инспекция труда и социальной занятости не спеша, прижимаясь к стенам, шла вдоль улицы, стволы оружия в крепких руках, казалось, двигались сами, словно принюхивались к каждой подворотне и двери.
Над пустынным городом продолжала катиться маршевая музыка и слова, исполненные сдержанного торжества и назидательности.
– …оставайтесь в своих домах и на местах работы, не создавайте излишних трудностей своим непониманием целей работы Инспекции и общественно-опасным поведением. Вы будете извещены о том, где и когда вам необходимо будет собраться для соответствующей регистрации…
Все двери и окна и без того уже были плотно закрыты, по улице пыльным ветром гоняло кучи какого-то мусора, обрывки бумаги, старых газет…
Один из солдат, с желтыми ефрейторскими вставками на плечах, пробурчал в переговорное устройство:
– Ага, попрятались!
Ветер, словно деятельный предатель, немного прибавил усердия, и оказавшаяся перед солдатами фанерная хлипкая дверь со скрипом раскрылась.
Один из бойцов заглянул в проем, включил фонарь, и поднял руку, подавая знаком всем остальным приказ остановиться.
– … если в городе есть лица, наделенные правами главы, пусть выйдут, держа в руках белые полотнища или бумагу, или, например, майку без рисунка, и пусть не спеша двигаются к центральной площади…Там их встретит представитель временной военной администрации, в должности Военного Инспектора, на его форме хорошо видны два отличительных знака желтого цвета, – вещал голос.
Солдат вгляделся в пыльную темноту подвала, и отрывисто произнес:
– Бенхо, проверь. Прикройте его…
Тихое, но триумфально шествие Инспекции труда и социальной занятости продолжалось. Через каждые десять метров солдаты прикрепляли на стены, кусками липучего вещества картонные плакатики – яркие и жизнерадостные, на которых изображен был улыбающийся человек в форме, пожимающий руки счастливой женщине. Рукопожатие происходило на фоне открытого фургона с надписью на борту «Директория – детям!».
Инспекция продолжала движение. В поступи солдат появилось больше уверенности, оружие несколько потупило свой взор. Ближе к середине цепи бойцов уверенно ступала рослая фигура, что отличалась от прочих, разве что тем, что двигалась налегке – не считая огромного автоматического пистолета, укрепленного на матово-черном бедре. К этому человеку подскочил один из солдат, коротко и неявно козырнув.
– Командор, здесь пусто, – доложил он, – Это тупик.
– Оталоре, продолжайте движение к центральной площади, – приказал тот, кого поименовали командором, – Если они не последние идиоты, там нас уже ждут.
– Надеюсь, что не самые последние…

 

Несокрушимую поступь Инспекции труда и социальной занятости внезапно остановило одно непредвиденное обстоятельство.
Ее путь перегородила красная ленточка, протянутая поперек дороги.
Солдаты огляделись. Остановившийся впереди сделал осторожный знак рукой, и позади него солдаты рассыпались, как фасоль по полу, преимущественно прижимаясь к шершавым стенам. Солдат тронул ленточку рукой в гофрированной перчатке.
На несколько секунд в воздухе повисла тягостная тишина, нарушаемая лишь далекими вскриками чаек.
Такая пауза не могла длиться долго. Из ближайшей подворотни вдруг выскочил невообразимо одетый человек, что со ржавой трубой наперевес, издавая устрашающий крик, понесся навстречу солдатам.
Приказа открывать огонь не было, и тишину нарушал только этот дикий неровный крик.
Человек размахнулся и швырнул под ноги солдатам тяжелый округлый предмет.
Солдаты моментально, как по команде разлетелись в сторону и вжались в пыльный асфальт.
Одиноко хлопнул единственный выстрел, и человек, как подкошенный рухнул на мостовую, прервав свой жуткий крик. Так он и замер – лицом вниз, в луже разбегающейся от головы крови. Только труба еще некоторое время дребезжала по разбитому асфальту, пока ее не остановила рифленая подошва тяжелого ботинка.
Граната покрутилась мгновенье на асфальте и была ловко отфутболена в ближайшую приоткрытую дверь. Взрыва не последовало. Один из солдат решительно пошел следом и вернулся с гранатой, демонстрируя ее над головой двумя пальцами в грубых перчатках.
– Из нее даже не удосужились выдернуть чеку, – сказал солдат. – Шалопаи какие-то…
Другой солдат, не опуская оружия, подобрался к убитому.
– Что это у него было?
– Ничего, просто труба. Думаю, водопроводная…
– Ты зачем тогда стрелял?!
– А откуда я знал?…
– Да кто это вообще такой?
– А граната?…
Вдруг одна из дверей в серой стене скрипуче отворилась, и солдаты увидели старика, – клочковатая седая борода, полинялый сюртук, слезящиеся глаза. Он тяжелой походкой подошел к солдату и взял у того из рук гранату. Солдат не сопротивлялся. Старик медленно перевернул пузатую «лимонку», и из ее ржавого нутра посыпался рыжий песок…
– Руки! – завопил солдат, будто внезапно выйдя из оцепенения, и сорвал с плеча автомат.
Лязгнуло с десяток затворов. Стволы уставились в спокойное, даже какое-то умиротворенное… и все же печальное лицо старика.
Тот медленно поднял дрожащие руки и произнес:
– Он был безобидным сумасшедшим. Зачем вы его убили? Он всегда здесь бегал и кричал. Он просто охранял эту дорогу. Вы ведь видели ленточку?
3
Центральная площадь города была некогда его гордостью. Здесь было средоточие истории Иерихона. Пусть недолгой, но насыщенной событиями, словно ароматное чили – приправами и острым перцем.
Вон, с боку, бывший губернаторский дворец. Вернее, то, что от него осталось, когда туда попал самонаводящийся снаряд. Откуда снаряду было знать, что никакого губернатора там давно уже не было, а был музей, которым горожане очень гордились. Ведь если в городе есть музей – значит, у города есть история. А теперь все вот так: ни музея, ни истории. Только воронка в центре, да источник какого-никакого дармового строительного материала….
С другого края – остатки городского сада. Откуда только ни завозили сюда редкие саженцы, сколько ни холили, ни поливали, ни ставили таблички с предупреждениями – чтобы спалить все это в печках в зябкие времена Первой Газовой войны.
Что уж говорить про фонтаны, которые отродясь никто не видел работающими.
Только постамент посреди площади напоминал о былой славе и величии города (конечно, в локальном понимании этого слова). Постамент был расколот когда-то болванкой, прошедшей мимо цели. Вторая болванка в цель-таки попала – вон она, стоит на перекрестке – древний сверхтяжелый танк прорыва эшелонированной обороны, такой же ржавый, как и все материальные свидетельства той недолгой войны. Из-за него пришлось надолго забыть о пользовании перекрестком. Оставалось только терпеливо ждать, пока его остов рассыплется в пыль, и его можно будет смести обыкновенной метлой…
А постамент был знатный! Кто только не стоял на нем в славную эпоху переворотов! А какие это были перевороты! Шекспир нервно покуривал бы от зависти, читая заголовки тогдашних газет! Какие интриги, какие страсти! А сопровождающие политическую жизнь карнавалы и фейерверки! А какая красивая форма была у офицеров – и как великолепно чеканили шаг солдаты… Это вам не суетливые перевороты последнего времени, когда фейерверки устраивали танки, а на резиденцию главы города сбрасывали кассетные бомбы…
А постамент пережил и это. И даже – предпоследнюю заварушку, поименованную каким-то умником Второй Газовой войной, и более поздние смутные времена… Он даже хранил на себе остатки некой значительной фигуры, имевшей честь быть установленной на столь почетном месте. У той, правда, не было уже головы, одной из ног, руки. Однако отчетливо угадывались, лихо распахнутая шинель и мундир под ней, аксельбанты, ряды наградных планок и обломок ладони, по-наполеоновски заложенной за отворот мундира…
Под постаментом, на высохшей клумбе, между двумя давным-давно погасшими прожекторами сидел тучный пожилой человек. Рядом с ним примостились женщина и еще один старик, а так же девочка, задумчиво ковырявшая в носу и слушавшая происходящий здесь тихий, но яростный спор.
– Мэрр, возьми это, – сказала женщина и протянула тучному огромные белые штаны, – Как сказали – возьми, подними над головой и стой так, пока они не появятся.
– Я не хочу, – сварливо отвечал Мэрр, – К черту. Я не буду больше вашим мэром. Выбирайте нового. Самое время…
– Ты уже пятнадцатый год так говоришь. Они назначат нового, будь уверен! Правда, только увидят тебя, и сразу же назначат, – женщина показала на девочку, – Да вот, хотя бы Клементину.
– Никому я этого не пожелаю, – пробурчал Мэрр и взял в руки белые штаны, – И наградил же бог именем – Мэрр! Будто вся судьба при этом решилась… Бог мой, какой же бесславный конец карьеры. На врага – с белыми подштанниками…
Старичок, глянув в конец улицы, охнул, поморщился, схватился за живот и суетливо забежал за постамент.
– Идут, идут, прячьтесь! Алорада, прячься! Клементина, марш подальше отсюда! Еще не хватало, чтобы солдаты девку увидали…

 

Инспектор труда внимательно изучал обстановку посредством всепогодного бинокля. Бинокль обладал встроенным целеуказателем и мигал теперь красной точкой на фоне увеличенного пейзажа.
– Командор Томас, там человек, под памятником. Он не прячется и у него в руках что-то белое!
В переговорном устройстве раздался равнодушный голос:
– Хорошо, понял, вижу… Давай звук…
Солдат с желтыми ефрейторскими вставками на броне, принялся возиться с чем-то на уровне шеи, щелкнул, и воздух наполнился шипением и характерным эхом громкоговорителя:
– Так… раз, два, раз…Гм… Гражданин! Вы слышите меня? С вами будет говорить говорит командор, отряд Пустынная Стража, Инспекция труда и социальной занятости. Слышите меня?
– Помаши ему тряпкой! – зашипела из-за постамента Алорада.
– Это не тряпка, а мои выходные штаны! – обиженно отозвался из-за постамента старичок, – Если бы у нас все еще был музей, то там им бы нашлось почетное место. За мою жизнь мы ими уже седьмой раз машем карателям аккурат под этим памятником.
– Покажите мне, что вы меня слышите! – вещал громкоговоритель, – Если у вас есть оружие, отложите его на землю, и мы не причиним вам вреда…
Мэрр, кряхтя, поднялся на ноги и принялся размахивать штанами.
– Будьте вы все прокляты! – произнес он сквозь зубы, улыбаясь.
Командор, стал пробираться к центру площади в окружении нескольких солдат. Мэрр, сопя, старательно махал тряпкой, с ужасом глядя на страшные черные морды солдат Пустынной Стражи.
Командор подошел вплотную к досмерти напуганным аборигенам..
– Благодарю… – проревел он, забыв отключить громкоговоритель.
Солдаты втянули головы в плечи, а Мэрр, аж присел от неожиданности на каменный бордюр постамента.
– Черт, – все так же громогласно произнес командор Томас, и ефрейтор суетливо, щелчком выключил усилитель.
– …вас, – закончил фразу командор.
После чего со звуком отдираемого от поверхности ванны вантуса стянул с головы штурмовой намордник.
Это был триумф. Полная и безоговорочная капитуляция дикого и забытого богом города перед благоразумием и гуманностью, принесенными на эту землю Инспекцией труда и социальной занятости.
Впрочем, в полной мере насладиться триумфом командору не дали.
С рыком, дребезжанием и поскрипыванием на площадь вальяжно выкатило местное такси – огромный бокастый автомобиль в традициях старинных фильмов, грубо, но ярко раскрашенный, древний, как какое-нибудь жуткое ископаемое. За обмотанным цветной проволокой рулем сидел, оскалившись, тип, совершенно уголовной наружности. Видимо, плевать он хотел на триумф и весь ограниченный контингент вместе с суммарным тротиловым эквивалентом его вооружения.
– Подвезти, командир? – весело крикнул таксист, – У меня самое дешевое такси в городе. И самая лучшая музыка…
Водитель дернул за какую-то «пипку» в нутре своего четырехколесного монстра, и на всю округу раздались бойкие мотивы салсы.
Огромный широкоплечий сержант сделал шаг вперед и с готовностью вскинул массивный ствол. По лбу таксиста в ритме все той же салсы запрыгало пятнышко лазерного прицела.
– Ну-ка, зубоскал, выходи… – предложил сержант, – Руки положи на капот. Документы.
– Могу положить только одну, – ничуть не смутившись, отозвался таксист. Вторую можете поискать в руинах под Колорадо!
И впрямь – у водителя оказалась только одна рука. Вместо второй из короткого рукава торчали какие-то механические плоскогубцы.
Сержант со знанием дела поставил таксиста к капоту и быстро обыскал его, хлопая по пыльным штанам.
– Ты кто? – спросил он, набычив свою красноглазую маску над бумагой.
– Частный таксист. Антонио Хенаро, – с готовностью поделился информацией таксист.
– Оружие, наркотики, запрещенная литература? – продолжил допрос сержант, – Воевал за сепаратистов, скотина?
– Было дело, – широко улыбнулся Хенаро, – Я свое в трудовом концентрате отсидел, теперь мирный инвалид. Вожу обывателей, кому по карману это удовольствие. А времена теперь пошли тяжелые, сами понимаете…
– Так, в машину не садиться, иди ко всем, на площадь. Там вам все расскажут. Что положено знать, разумеется.
Хенаро кивнул, но и не подумал отправляться к остальным. Он остался позади сержанта, слегка пританцовывая на месте под звуки салсы, продолжающей звучать из его машины. Тем более, что внимание сержанта теперь было отвлечено новым зрелищем: с другой стороны на площадь вваливался огромный и древний автобус, переделанный из самолетного самоходного трапа.
– Эй, командир! – фамильярно воскликнул Хенаро, – вам следовало было пристрелить не бедняжку Чико, а вот этого бастардито!
– А это кто еще такой, черт подери? Что за пассажирская ракетная установка?
– Это Хесус, мой молочный брат. Мы – конкуренты! – с гордостью произнес Хенаро, – Он тоже ветеран, и мы вместе даже в плен к вам когда-то попали!
– А, тоже ветеран! А ему что оторвало? – интересуется сержант, искренне любуясь чудовищным самодельным агрегатом.
– Что, разве не видите? Голову, конечно! – усмехнулся Хенаро.

 

Тем временем, горожане постепенно собирались под постаментом, в окружении неплотной цепи из солдат.
Из вновь прибывших только командор Томас снял штурмовую маску. Остальные продолжали пыхтеть в своих пыльных намордниках.
Томас оглядел округу каким-то странным тоскливым взглядом. После чего пробрался к основанию постамента, взобрался на полуметровую тумбу и с этой высоты заговорил – уже безо всякой помощи громкоговорителя.
– Добрый день, уважаемые жители и гости города! В ваш замечательный город прибыла группа военных специалистов, которая обеспечит возвращение вашего же города к нормальной мирной жизни. Мы – первые, через пару дней прибудет большой транспорт с десантом специалистов, которые начнут восстанавливать инфраструктуру всего Тринадцатого Промышленного Района. Мы знаем, что некогда ваш город славился как отличный солнечный курорт…
– Ну да, – мрачно сказал кто-то из толпы, – Нынче здесь мертвый сезон, как изволите убедиться… Посмотрите на эту пыль вокруг!..
– Вот видите, – подхватил Томас, – А наша операция носит название «Желтый сезон». Пора этот мертво-желтый сезон заканчивать, верно? Итак, мы первые…
– А вот и не первые, – раздался из толпы безликий голос, – Первые – в коробках!
В воздухе повисла зловещая тишина. Сержант снова встрепенулся и поднял ствол.
– Это кто тут такой умный? Ну-ка пусть выходит, да скажет это в лицо мне, сержанту Пустынной Стражи!
– Если бы знать еще, где у тебя лицо! – рассмеялся в толпе еще кто-то.
Сержант злобно зарычал, выискивая кровавыми окулярами обидчика.
Томас примирительно поднял руку. Оглядел присутствующих. И заговорил совсем иным тоном:
– Мы знаем, что сюда совсем недавно прибывала группа военных инженеров. И что все они трагически погибли. Не думайте, что мы ничего не знаем о генерале Рохелио Монкада, который причастен к этому факту. Знайте, граждане: в городе будет установлен жесткий комендантский час, у всех будут проверены документы, город мы оцепим и изучим, как крысу на лабораторном столе. После чего вытащим за крысиный хвост Монкаду на эту самую площадь и расстреляем. А вместе с ним – всякого, кто будет заподозрен в сотрудничестве с этим негодяем. Теперь – не расходиться, будет проведена общая проверка документов. Представители администрации пусть подойдут ко мне.
Толпа негромко загудела. Томас смотрел в толпу жадными глазами, словно выискивал прямо там пресловутого генерала Монкаду.
Или еще кого-нибудь.
…А над площадью продолжали весело звучать звуки салсы.
4
В подвале для допросов по всей науке следовало быть сырости и прохладе. Однако же в подвале Иерихонской мэрии было сухо, тепло, и, черт возьми, уютно! Томас болезненно не любил допросы, тем более – свое в них участие. Иногда он даже жалел, что в штате отряда не предусмотрена должность полевого экзекутора, чтобы не видеть и не слышать происходящего на них. Присутствующая здесь контрразведка в лице Коцепуса ни в счет…
Томас сидел за пыльным столом, а на стенах, на которых положено было висеть цепям, капать ледяной воде и бледнеть прощальным и проклинающим надписям, были прибиты полки, уставленные банками с вареньем, скрывающими тикилу и мицкаль собственной выгонки. Хотелось смотреть не на допрашиваемого, а на эти бутыли в окружении искусно свитых гирлянд из репчатого лука и красного перца.
Перед Томасом стоял Мэрр Огилви, пухлый толстяк, выполняющий обязанности собственно мэра, а также городского архивариуса.
– Это вся власть в городе? – устало спрашивал Томас, – А полиция? А судья?
– Полиции у нас, отродясь, не было, – спокойно отвечал Мэрр, – Зачем полиция там, где всем заправляют военные? А вся власть последнее время принадлежала генералу Рохелио Монкаде. Я был при нем мэром. После войны, когда Монкада исчез, я пытаюсь хотя бы сделать вид, что в городе хоть кто-то знает, что происходит. Согласитесь – без этого на горожан совсем уж тоска нахлынет…
Во время допроса рядом с Томасом неподвижно стоял офицер с красными вставками на броне. Он стоял все в той же штурмовой маске, неподвижно, словно отрешенно, казалось, не слушая, о чем говорят в этом помещении. И вдруг он заговорил через шлемофон, отчего Мэрр вздрогнул и побледнел. Голос говорившего был шелестящим, вкрадчивым и в то же время – спокойным:
– И вы совсем не знаете, куда это вдруг делся Монкада? Сколько лет вы исполняли при нем должность мэра?
– Десять…
– Ясно. Я задержу вас до выяснения подробностей вашего сотрудничества с изменниками. Вы не против, командор?
– Валяете, Коцепус, – отозвался Томас.
Мэрр потупил взгляд и втянул голову в плечи.
Командор Томас вздохнул и приказал:
– Показывайте, где размещались инженеры..

 

Томас, контрразведчик, Мэрр Огилви и несколько солдат стояли перед приземистым полуразрушенным зданием, окруженным бетонными параллелепипедами. Все стены были испещрены следами от пуль, затянуты копотью, завалены мятым железом. Асфальт в округе был усыпан гильзами и какими-то грязными тряпками. В стенах здания зияли серьезного вида пробоины. Ветер гонял пыль и поскрипывал железным листом на крыше.
– Мы собрали всех убитых отсюда, и с того, дальнего поста, – тоскливым голосом рассказывал Огилви, – Всего сто пятьдесят человек солдат и три офицера. Больше мы сюда не ходим, в этом районе города больше никто не живет, еще с войны…Вообще, нехорошее место.
Еще один солдат появился в проеме двери:
– Врасплох их застали, ясное дело. Пайки раскрытые на столе, мешки спальные в крови.
Томас мрачно сплюнул:
– На них напали очень серьезные ребята. Подготовленные и профессиональные. Я знал многих погибших – так просто их не взяли бы, даже застав врасплох. Я думаю, нам надо быть настороже, усилить посты и провести разведку…
– Вечером был бой? – спросил контрразведчик.
– Да, точно, вечером!.. – отозвался Огилви, – Был очень сильный дождь, жители спали. Я сам задержался в конторе, а потом услышал…
– Что вы слышали? – насторожился контрразведчик.
– Грохот, скрежет, вой такой, будто рудокопные машины работают. Или бульдозеры… А потом начался такой грохот, что ничего не разберешь. Я и выглядывать боялся. Только к вечеру следующего дня пошли, когда увидели, что в городе ни осталось ни одного солдата. Раньше на всех углах стояли, патрулировали. А пришли, видим, ой, святая мать Иерихонская… Их всех перебили, всех…Ну, мы постояли, помолились за души их грешные – а что делать? Пришлось собирать, отвозить… Жарко ведь очень, они уже начали…пахнуть!.
– Куда отвезли? На кладбище?
– Нет, что вы. У нас и кладбища-то толком нет. Пройдемте в городской морг, господа…
5
Здание, к которому привел их Мэрр, было удивительным. Во-первых, поражала изысканная архитектура этого небольшого, в общем, особнячка с невысокой витой чугунной оградой. Было и еще кое-что необычно, но времени разобраться – что именно – не было.
Они вошли в зал с высоким сводчатым потолком.
Сержант Салазар удивленно покрякивал, поглядывая по сторонам. Он и не представлял, насколько разнообразна местная архитектура. Снаружи-то глядя, никак не скажешь…
Только Томас, мрачно насупившись смотрел себе под ноги. Окружающее го, похоже, не очень интересовало.
Мэр тронул кнопку звонока. Звякнуло неожиданно резко, громко и отвратительно. Нет, не нужен в подобном месте такой звонок.
– Эшли! К тебе тут гости, выходи…
Со скрежетом раскрылась огромная тяжелая дверь, из нее, вытирая руки тряпкой, вышел высокий старик, в кожаном фартуке. Череп его был лыс и сверкал в лучах ламп дневного света, словно луна, которой никогда не видели жители Тринадцатого Промышленного Района.
– Это Торкис Эшли, содержатель погребальной конторы «Открытые небеса», – представил хозяина Мэрр, – В его ведении и городской морг. Покажи им свои документы, Торкис.
Старик молча повернулся спиной к посетителям и степенно удалился. Вскоре он вернулся с небольшой пачкой бумаг. И передал их Томасу.
Томас, мельком глянув, передал их сержанту. Тот отстегнул свои красные окуляры и уставился в одну из картонок.
– Торкис, – осторожно сказал Огилви хозяину, – Эти военные хотят видеть тех военных… Ну, с поста…
…Вокруг, на подоконниках, на столах и специальных подставках плотными рядами в горшках и кадках росли цветы. Все больше огромные, роскошные розы – красные, белые и желтые.
– Надо же, как в парке, – удивленно сказал сержант, – И совсем тут у вас не воняет…
Торкис неприязненно покосился на сержанта и вышел из-за широкого металлического стола.
– Руки не подаю, по причине недавнего занятия…
Сержант посмотрел на кровавую тряпку в желтых жирных пятнах. С трудом сглотнул. Томас посмотрел на Эшли каким-то острым, пронзительным взглядом, словно хотел сказать тому что-то. Но промолчал.
– Пожалуйте сюда, – предложил хозяин.
Торкис отпер ключиком высокий серый шкаф, распахнул металлические дверцы дверцы.
Перед ними в одинаковых ячейках лежали черные картонные коробки с тщательно заполненными мелким текстом бирками.
– Прошу вас. Все в алфавитном порядке.
Томас, не понимая, снял с полки коробку и прочитал вслух:
– «Бенито Сагренте, рядовой. 44 инженерный батальон». Здесь их документы, это очень хорошо, – сказал он, оборачиваясь к Эшли и отдавая ему коробку. А где же тела погибших?
– Это не документы, командаторе, это они и есть, – задумчиво произнес Торкис Эшли, раскрывая коробку.
Под крышкой оказалась кучка сухого серого пепла.
– Мы здесь всех покойников кремируем, ибо почва слишком тяжелая, каменистая. Копать – ну просто сил никаких. И потом, очень жарко, пока выкопаешь, труп разложиться, а это небезопасно. И наш падре Сальваторе, в принципе, не против, давно уже дал добро, так что с религией мы тоже не в ссоре. Здесь сто пятьдесят коробок, два тела заморожено, а бравый командир на столе. Я как раз привожу его в порядок. Его очень сильно подпортило пулями и жарой, но, я думаю, что моя работа его родственникам понравится. Если желаете полюбопытствовать – прошу.
Томас криво улыбнулся и отрицательно покачал головой.
Сержант протянул руку к коробке, загреб большой корявой рукой горсть пепла, перетер его пальцами и произнес грустно и сдавленно:
– Бенито, брат, а ты совсем не изменился…
Он втянул носом воздух и вдруг чихнул – мощно, с грохотом, как ротный миномет. Прах рядового Сагренте взвился в воздух и принялся парить по комнате.
– Салазар, ты уже предал его прах ветру, – как-то отрешенно сказал Томас. Его слова вполне могли бы звучать шуткой. Но почему-то никто не засмеялся.
– Мы знаем порядок, – продолжил Эшли. – Все документы на усопших подшиты в алфавитном порядке, нет ни одного пропавшего без вести. Мы нашли штатное расписание батальона и сверились, так что все в совершеннейшем порядке. Все заберете сейчас?
– Нет, – двумя руками отмахнулся командор Томас. – Пусть все пока находиться у вас. Мы это позже…
– Тогда разрешите откланяться, у меня срочная работа…Вы проводите, господ военных, господин Огилви?

 

Они вышли во двор, и двинулись вдоль пышных розовых кустов. Розы! Вот что поразило Томаса, едва они пришли сюда!
Мэрр семенил следом, мельком поглядывая по сторонам.
– Видите, какой цветник? – тараторил он, – На самом деле здесь, в этом месте, один песок и камень, но долгое время прах кремированных высыпали сюда и здесь же сажали цветы. О, это так трогательно, не правда ли? Естественно, с согласия родственников. И безутешные близкие приходят сюда, и могут вдоволь погоревать в одиночестве.
– Да уж, – поддакнул сержант, – Очень мило, очень… Клумбы, черт меня раздери, просто очаровательны…
6
После городского морга и даже сопутствующего ему милого цветничка пыльные улицы захваченного города казались райским уголком. Они молча вышли за изящную калиточку, словно шагнули из прихожей ада в какой-то другой, более светлый мир.
По улице ползли с натужным ревом два бронетранспортера, прикрытые брезентом, неспеша передвигались солдаты. На борту машин поблескивали эмблемы «Пустынной стражи».
– Эй, Салазар! – сказал Томас, придя в себя после посещения экзотического цветника, – Слушай сюда. Основной пост сделаем на старой фабрике, и поставим еще два на выездах из города, и к пустыне один. Как только расположитесь, начинайте обыскивать город. Прочешите все, а я вместе с Коцепусом пока побеседую с нашими новыми знакомыми…
Сержант молча кивнул и отошел к солдатам. Бронетранспортеры уползли.
Томас присел рядом, на край тротуара, закурил.
Все это время с противоположной стороны улицы на них смотрела Агнесса, держа за руку мальчишку, который даже в таком положении умудрялся играть на карманной электронной игрушке.
…А сержант стоял перед солдатами, держал на ладони кучку захваченного с собой праха и, показывая его солдатам, и говорил:
– … а потом сыплют в горшок, сажают, лютик или незабудку, и все – можно считать ты в раю! Я чуть не помер со смеху, когда увидел Бенито!
– Это Бенито? А был ведь здоровый такой, пулеметчик, таскал на себе кокон, ящик с боеприпасами, и вообще…
– Ну, да. А теперь вот, в ладошке спрячешь. Вот такая жизнь, эх…
Солдаты тем временем, машинально повернули головы в сторону девушки, словно флюгеры по ветру.
– Командаторе! – вполголоса сказал сержант, также обернувшись в сторону Агнессы, – Пойду-ка я и нее документы проверю. А то всякое бывает, знаете ли…
Томас, не глядя, кивнул.
Сержант лихим подскоком пересек дорогу, и браво отдав честь, приблизился к Агнессе.
– Отряд Пустынная Стража, Сержант Салазар, – представился он таким мягким голосом, на который только был способен. Все равно получилось излишне строго, – Ваши документы, попрошу…
Не отрывая взгляда от Томаса, который вяло пил из фляги, Агнесса спокойно ответила:
– Ведь вы уже проверяли у меня документы на берегу, как только упали с неба. К чему это снова?
– Да? – озадаченно произнес сержант, – А я не помню… Будьте добры, еще раз, чтобы я убедился…
– В чем вы хотите убедиться? – спрашивает Агнесса, протягивая ему идентификационную карточку.
– В одном из двух: в том, что это именно я упал с неба, или в том, что уже сделал это на берегу…
Сержант долго читал не слишком содержательный документ, и даже не столько читал, сколько искоса посматривал на Агнессу. Та в свою очередь продолжала пристально смотреть на Томаса. Ей он казался каким-то очень знакомым… Нет, показалось. Все же, она не видела его прежде.
Тонкое марево пыли висело между ними, будто разделяя две стороны улицы на две чуждых друг другу реальности. Томас пил из фляги, и все так же посматривал по сторонам, не обращая внимания на девушку, которую неуклюже пытался охмурить сержант.
Он будто на время ослеп.
– Агнессе Рондезе… – бубнил сержант, – Статус: сирота. Адрес: улица Фулмарк, 40… Ясно! А вот такой вопрос…
Томас не спеша завинчивал крышку фляги.
– Послушайте… Э-э…Вы случайно не прячете у себя генерала Монкаду? – ляпнул сержант.
Томас встал, и одернул на себе форму.
И неожиданно, лишь краем глаза, пронзительно глянул в сторону Агнессы. Но ту теперь закрывала массивная фигура бравого сержанта Салазара.
– Я прячу под кроватью несколько генералов, и какой из них Монкада, не могу вам ответить, – насмешливо ответила Агнесса, машинально стараясь выглянуть из-за плеча сержанта.
– Ага, – с готовностью подхватил сержант, – Я думаю, вам потребуется помощь, что бы их различить! И думаю, на эту роль трудно найти кандидатуру, лучше моей. Поэтому я всегда буду готов это сделать. Как под кроватью, так и на ней! Сколько бы там генералов у вас не набралось, различу без затруднений…
Командор Томас демонстративно потянулся и зевнул. И насмешливо крикнул:
– Сержант!
– Ну, так что? – быстро обратился к Агнессе Салазар.
Агнесса, будто придя в себя, перевела взгляд на сержанта.
– Это предложение? Или ультиматум?
– Сержант!!! – повторил командор.
– Это просто жизненное наблюдение, золотая моя, – подмигнув, бросил сержант, – Девица, да еще сирота, да еще если она живет на улице Фулмарк, 40, а память меня еще не подводила… И никак не сможет различить, кто есть кто в куче генералов… Ну, никак!
Сержант, все еще оглядываясь на девушку, подскочил к командиру. Игривость исчезла с его лица:
– Я здесь, командаторе!
– Давай команду, пошли… – приказал Томас, и сержант бросился поднимать солдат.
Томас медленно удалялся, а Агнесса провожала его странным взглядом, стоя под крытой галереей и крепко держа за руку мальчишку, который ловко играл свободной рукой в свою электронную игрушку.
Если бы в этот момент Томас направил свой усталый взгляд на Агнессу, все, возможно, сложилось бы по-другому. Но он прошел мимо.
Ничто не менялось в маленьком приморском городке. И по-прежнему развивался над ним на невообразимой высоте маленький желтый флаг.
Назад: 1. Давным давно: встреча
Дальше: 3. Довольно давно. Пламя и плеть