* * *
Из двух частей мы состоим,
не равных в весе и значении:
из тела, духа — а мученье
дано в противоборстве им.
Но расстается тело с духом,
когда земля нам станет пухом...
А. Дольский. «Баллада о душе и теле»
— Получилось? — спросил доктор Спиро, глядя на линию осциллографа, прямую, не прерываемую ни единым импульсом.
— Тебе лучше знать, — сдержанно отозвался доктор Ванн.
— Ну... из всего, что мы о них знаем, я с уверенностью взялся бы утверждать, что его тут нет.
Дрожащими от возбуждения руками он принялся лепить датчики на слиток никеля, выложенный рядом на лабораторный столик, нервно косясь при этом на осциллограф.
Ни единого всплеска. Ничего.
— Из того, что ты рассказал мне, Спиро, явствует, что и здесь его нет.
— Где же он тогда?
— Это ты мне расскажи. А я, так и быть, обязуюсь вывернуть карманы.
Спиро передвинул слиток и зачем-то заглянул под стол, словно беглая душа могла там скорчиться.
— Предполагается, что он переброшен сюда. — Он поковырял пальцем слиток.
— Кем предполагается?
— Ну... радиусом действия поля. Родственной субстанцией...
— А может, ты его убил?
— Он уже мертв. Не глупи, Ванн. Суть феномена Назгула в том, что душа бессмертна. Она может быть или здесь...
— ...или еще где-то.
— Смешно тебе?
— Не больше, чем было бы тебе в подобной ситуации. Что там у тебя с радиусом действия поля?
— А что у меня с радиусом?
— Как действует эта штука? Причиняет ему невыносимые муки?
— Ох, Ванн, ну и ассоциации у тебя! Чему там болеть? У него пет нервов. Рассматривай это как своего рода экзорцизм, не более...
Доктор Ванн покрутил головой, хотя казалось, что он с большим удовольствием покрутил бы у виска пальцем.
— А что изменилось бы, если б он угодил в этот твой слиток? В радиусе действия поля что на что он, прости, меняет? На его месте я рванул бы куда подальше.
Спиро выглянул за ширму, Норм встретил его непонимающим взглядом. Души нигде не было видно.
— И ты учти еще, — добавил доктор Ванн, — меня никто пока не убедил, что там вообще что-то было.
— Мы сделали что-то другое, — пробормотал Спиро. — Зиглиндиане перемещали душу пилота посредством полного разрушения первичного носителя. Варварски. Не оставляя ей выбора. Мы его выгнали. Что из этого?
— Если бы я был поклонником литературы определенного сорта, Спиро, — ухмыляясь, сказал Ванн, — я бы предположил, что ты предоставил ему выбор. Теперь он может быть где угодно... в пределах станции. Это ведь запостулировано: души через вакуум не летают. Ты представляешь себе последствия?
Спиро неуверенно засмеялся:
— Тебя, Ванн, по ночам не обступают призраки твоих гомункулусов? Среди них наверняка найдутся невинно убиенные?
— Нет-нет, у меня все убого и материально. Нейронная сеть, гены, импульсы... На душу я не посягаю. У всякого своя карма, у клопа карма быть созданным под заказ. Меня, в общем, вполне устроило бы, если бы у них вовсе не было души. И честное слово, Спиро, для нашего общего спокойствия было бы гораздо лучше, если бы ты сегодня опроверг тезис о бессмертии души. На его месте, если б ты меня мучил, я бы перекинулся гайкой да и укатился в первую вентиляцию. У тебя ничего не падало, не помнишь?
Они замолчали, непроизвольно прислушиваясь. Потрескивал озонированный воздух, гудели трубки освещения. Одна из них, на той стороне, мигала, словно у нее был нервный тик.
— Тот, второй, — тоже ведь пирожок с начинкой, да, Спиро?
— Да, но там задача принципиально иная. Это был наш грант, а тот — сторонний. Заказчик не позволит использовать образец иначе, чем это предписано контрактом. Вон дундук сидит, караулит — не обойдешь.
— А может, и не надо? Спиро, Спиро, а если и этот спит и видит, как смыться? И вот еще. Ты думал, что они могут быть заодно?
Дневное освещение лабораторного ангара было погашено, капоты Назгула опечатаны на ночь. Техники ушли, и стало очень пусто и тихо. Только раздражающе потрескивала дальняя лампа, которую днем за рабочими шумами, шагами, разговорами было почти не слышно.
— Биллем, а Биллем? — В голосе Назгула сосредоточилась вся язвительная сладость мира. — Отзовись! Ты же понимаешь, дружище, как нам всем интересно то, что ты сделал. Куда ты делся, Второй? А главное — как? Эй! Я, между прочим, не думаю, что ты далеко ушел. Не дальше вакуума, как справедливо заметили доктора.
Рабочий отсек доктора Спиро этой ночью выглядел несколько странно. Ученый конфисковал все наличные осциллографы, подключил их на запись и облепил датчиками все вокруг, насколько хватило, собственно, датчиков. Теоретически они должны были поймать любое проявление психической активности в каждом из предметов, поставленных на контроль.
«Чем быстрее, тем лучше!» — сказал доктор Ванн, и доктор Спиро с ним согласился.
Все вместе измерительные приборы создавали ровный звуковой фон, и ни одна зеленая ниточка не нарушалась всплеском. Только трещала себе испорченная лампа.
— Ага, — сказал Назгул, сдвигая колпак кабины и прислушиваясь. — Так я и думал. Ну и что ты намерен с этим делать, пропащая душа? Нет, я понимаю, что пригодишься, мое воображение как раз по тебе работает. Но что ты собираешься делать потом? Да я б на их месте не то что мурашками, бородавками бы покрылся от ужаса.
Имеешь право развлечься? — продолжил он после паузы, наполненной трескотней. — Едва ли они с тобой согласятся. Как — что сделают? Локализуют как миленького, и... кто тут орал так, что у меня чуть радары не посыпались? Как я представляю себе магниты такого размера? Переносные конденсаторные башни внутри комплекса? Или вообще снаружи? Ты думаешь, вся Шеба этого не стоит? У меня к тебе чисто практический интерес: они тебя вышибли или ты сам ушел, когда невтерпеж стало? Сложно сказать? Ушел бы и раньше, мало радости терпеть? Ладно, я понял. Но новое вместилище ты выбрал сам. Однозначно. Спасибо, ты дал пищу моему уму. И насколько ты его контролируешь? Перемещаешься внутри организма, и подконтрольная сфера растет? Надо бы спросить у Кирилла, как он ухитрялся держать Императора Улле под замком. Хочешь сказать, для тебя есть разница в проницаемости пласталевых конструкций? К тому же августейший дедушка имел небольшой практический опыт воплощений: его убили только однажды. И потом, это глубоко личное. Наверное, он чувствовал себя неуютно в мире, который потомки перестроили вопреки его личным вкусам, потому и сидел в своих покоях. Не то чтобы вовсе не мог выйти, а не так уж и хотел.
Извини, дружище, коммунальная сфера — это баловство. Что, будешь звонить своему доктору по ночам и дышать в трубку? Эй! Это нехорошая идея! Мне нужно, чтобы ты овладел причальными механизмами, лифтами, шлюзами. Хорошо бы еще и орудийной палубой, но это уже слишком большое счастье.
Мне вот еще интересно: они догадаются вчинить Зиглинде иск за захват станции посредством злобного полтергейста? А я бы какой был на твоем месте? М-да... хороший вопрос. В общем, я этому фашисту-вивисектору не завидую.
Брюс еще несколько раз навещал истребители, но доктора Спиро за работой больше не видел. Мальчик чаще натыкался на него в коридорах: упершись взглядом в схему уровня, заштрихованную в некоторых местах, тот нес на ремне через плечо компактный осциллограф и вид при этом имел возбужденный и даже какой-то всклокоченный. Сотрудники здоровались с ним преувеличенно вежливо и старались пройти мимо как можно быстрее. Кому не повезло, имели сомнительное удовольствие наблюдать, как Спиро трясущимися от возбуждения руками опять лепит на стены свои датчики, и недоумевали, какого черта ему разрешается тратить на эту ерунду время и бюджетные средства.
Впрочем, госпожа Рельская, даром что имела репутацию сделанной из стали, тоже в последние дни выглядела неважно. Что-то не давало ей спать, и, разумеется, поползли слухи. Где-то что-то, мол, вышло из-под контроля. Расходились только во мнениях, что именно пошло наперекосяк, но сходились, что лишить ее сна может только мысль о банкротстве. Или о возвращении под протекторат с неизбежным в таком случае пересмотром исследовательской программы. Когда тамплиеры стали независимы и богаты, что стало с тамплиерами? Вот то-то же.
По всей станции в срочном порядке проверяли противопожарные системы и исправность энергоблоков, а Эвридика выдала Брюсу дыхательный аппарат и убедилась, что он умеет им пользоваться. Она же заставила мальчика затвердить схему эвакуации — что было вовсе не лишним, учитывая его страсть к свободе. А еще им с доктором Ванном пришлось однажды все бросить и в компании с другими докторами, донельзя раздраженными, исполнять все благоглупости, предписанные правилами учебной тревоги.
Как-то раз в их лабораторию наведался со своим осциллографом доктор Спиро. Нельзя сказать, чтобы доктор Ванн ему обрадовался, но пропустил к своим драгоценным чанам, и те все подверглись непременной процедуре сканирования психополя.
— Это ведь для него желанная добыча! — свистящим шепотом объяснил Спиро. — Этот, этот и еще вон тот фонят. Ты это можешь как-то объяснить или этим мне заняться?
— Еще бы им не фонить, — пфекнул Ванн. — Они ж почти готовы, мы, не сегодня завтра их вскрываем. И кстати, Брюс, насчет вопроса, с какого момента мы перестаем воспринимать это как «бульон»! Помедитируй над этим.
— У вас, — самым невинным тоном поинтересовался мальчишка, — никак Назгул сбежал?
Он на самом деле так и не понял, куда делся Биллем, но, судя по хорошему настроению «спецгруппы» и ее явному намерению курить бамбук вплоть до часа «X», все вышло как нельзя лучше.
— А ты не думал, Ванн, что оно может вышибить человека из тела ко всем чертям и само в него вселиться? Ну и что с того, что этого нет в техпараметрах заказчика! Пошли бы они к нам, если б знали, как это у них работает? Кто знает, какие свойства они приобретают, будучи перенесены неоднократно? Опыт? Навык? Новые степени свободы? Кто там был, когда это случилось? Ты, я, полдесятка техников, парень от заказчика и твой мальчишка. Ты ни в ком не заметил ничего необычного?
— Водевиль, — в сердцах сказал доктор Ванн. — Чтоб они сгорели, твои осциллографы! Астрал-ментал... Ты что, ко всему дурдому еще и охоту на ведьм тут развяжешь? Как ты отличишь правильное психополе от неправильного?
— Придется разработать какие-то тесты, — вскинулся Спиро, и Брюсу почему-то сделалось неудобно на него смотреть. Было что-то непристойное в его азарте, вызванном, вероятно, крайним изнеможением, и еще казалось, что ему важнее пошевеливаться, чем сесть и поразмыслить. — О! И образец «неправильных» реакций у нас есть. Пожалуй, я этим займусь.
— Ты уверен, что заказчик платит тебе именно за это?
— Это вам, батенька, не конвейер! — хмыкнул Спиро и напомнил коллеге старый анекдот о сферических конях в вакууме. — Технология уникальная и требует деликатного подхода.
Доктор Ванн возвел очи горе, но, когда через день сама собой открылась и закрылась дверь-диафрагма, поджал губы и позвонил куда следует.
И вновь явился Спиро и опять ничего не нашел.
Первым ударом по плану спасения стало совершенно неожиданное появление Люссаковых «горилл». Неизвестно, где они зависали все это время: у них, в отличие от Гросса, не хватило харизмы убедить администрацию в необходимости своего присутствия при исполнении совершенно рядового заказа. К тому же три скучающих эсбэшника — это уже фактор хаоса, а хаоса в эти дни на Шебе и так было предостаточно. К счастью, план был заведомо и принципиально не проработан, а потому ему не грозило рухнуть от одной влетевшей в форточку мухи.
— Вскрывать это вы будете при нас, — заявили они, вторгшись в лабораторию доктора Ванна и выразительно постучав по крышке. — Мы обязаны проконтролировать исполнение в пределах своей ответственности.
— Это, — с вызовом заявил им хозяин, — вскроется автоматически, когда будет исполнена программа. Не раньше и не позже, если вы хотите получить его живым. Это женщины могут рожать с патологией, а у меня шаг вправо-влево — и можно сливать в унитаз. Так что сидите тихо и не делайте вид, будто что-то смыслите!
И Брюс, проходя мимо, одарил их независимым взглядом.
— А что? — шепотом спросил он. — Он там жидкий?
— Я тебе его не покажу, — доктор Ванн подмигнул. — Если ты поглядишь на него сейчас, твое сердце навсегда отвратится от брата. Ты станешь видеть его таким, недоделанным, будто это его истинная натура. Зачем тебе кошмар? Ты ведь собираешься любить его?
Брюс вскарабкался на табурет и положил локти на стол, а поверх них подбородок. Ну-с, господа «гориллы», кто кого переждет? Доктор Ванн возбудил его воображение. Там, в темноте капсулы, перед его внутренним взором формировались трубчатые кости, эластичные связки оплетали их, как приводы совершенного механизма, внутренние органы собирались, как из мозаики, влажные красные мышцы прилегали к скелету, пронизанные алыми и синими сосудами — как на анатомической схеме. И кожа. Смуглая, того же природного оттенка, что у самого Брюса, обтягивает весь этот конструктор. Последними, должно быть, сформируются ногти. Сейчас-то они еще вроде желе.
— Вы тут круглосуточную вахту собрались нести? — поинтересовался доктор, когда настал вечер и Эвридика явилась отвести своего питомца в душ. — Если так, я категорически возражаю и немедленно звоню директору. Я несу полную ответственность за исполняемый мною заказ. Мало ли с какой целью вы собираетесь остаться с ним наедине. Никто не останется тут на ночь, а лабораторию я запру. И опломбирую!
Бедняги, они и прежде были уверены, что Шеба заселена одними психами. Хе-хе, между прочим, это они еще Спиро не видели.
Между тем приблизилось время «X».
Так они и планировали: выхватить Брюса за несколько дней до того, как за ним приедут, чтобы дать пространство маневру. Кто же знал, что те приедут настолько раньше? Гостиницы тут нет, это Брюс усек, а значит, их поселили где-то в этом же блоке, предназначенном для предпродажной подготовки кукол. Мелкой, но очаровательной чертой подобного размещения было то, что «комнаты» запирались исключительно снаружи. Или не запирались вовсе, в соответствии со статусом гостя. Брюс как раз размышлял, как было бы здорово прокрасться по коридору на цыпочках и закрыть всю эту ничего не подозревающую компанию хотя бы на одну нужную ему ночь, и вовсе не ожидал, что одна из «горилл» бросит свой надувной матрац в его собственной камере. Его взяли под круглосуточный присмотр.
Это выглядело полным крахом всего предприятия. Он даже не мог теперь отправиться к Назгулам и предупредить Норма и, пожалуй, впервые с момента начала этой эпопеи был так близок к настоящей панике.
Его не так воспитывали: да, дома его звали рядовым, но у него всегда было право голоса и собственное мнение, которое высказывалось, даже когда никто его не спрашивал. Когда его похитили в первый раз, переведя его, единственного и неповторимого, в разряд товаров, Брюс решил, что это сбой правил реальности, что Мак-Диармид виновен в нарушении законов, заложенных в основание мира, что он — враг каждого и за это должен быть наказан. Но потом... потом они начали перебрасывать его друг другу, как мячик: сперва Люссак, а потом эти все — и мадам хозяйка Шебы, и пустоглазая Эвридика, и Сниро, и все те, кто спешил по коридорам, озабоченный своими делами. Они ставили его не больше, чем в ничто.
Но по крайней мере до сих пор у Брюса была своя комната! Вторжение постороннего мужчины, который не разговаривал с ним, смотрел сквозь него и время от времени пользовался их общим унитазом по малой нужде, словно его, Брюса, вообще тут не было, уничтожило его морально. Его «я», прежде распространявшееся сколько видел глаз, — горизонты Нереиды особенно в этом отношении хороши! — сделалось крохотным, как искорка, и еле теплилось где-то в животе. Пытаясь сберечь хоть эту угасающую искру» Брюс скорчился на койке, лицом почти вплотную к голубому пластику стены, и обхватил себя руками. У него просто кончился резерв негодования, на котором он держался все это время, и сейчас он остался полностью беспомощным. Сил хватало только на то, чтобы не выпустить наружу слезы: он мог, наверное, плакать беззвучно, но шмыганье носом не утаить. А вот это было бы совсем уж стыдно.
И от всего этого мальчишка так устал, что заснул.
При этом ему снилось, что он не спит. Будто бы дверь открывается, вокруг — и в коридоре тоже! — ходят какие-то люди, о чем-то говорят, стоя над ним, и это было так страшно, что спастись он мог, только продолжая прикидываться спящим.
Очнулся внезапно, словно толкнули кровать. Горела лампочка-ночник у изголовья, но сбоку на полу лежала глубокая тень, и там происходила какая-то возня с пыхтением. Слезть с кровати, чтобы не наступить на извивающиеся тела, было совершенно невозможно, а потому он, подскочив, как укушенный, встал на кровати на коленях и опасливо свесился вниз, пытаясь выяснить, где тут «не наши» и кому помогать.
— Шеба всегда представлялась мне чудным местечком, — сказал Норм, поднимая к свету всклокоченную голову и тяжело дыша. — Пойдем!
— A этот?
— Тут полежит. Дверь запрем.
— А лазер ты с него не снимешь? Он же им замок прожжет, когда очухается.
— Нет на нем никакого лазера. Никому не позволяется расхаживать тут с оружием, и уж тем более гостям вроде этих. Остальные где, не знаешь?
Брюс покачал головой.
— Ладно, наплевать. Пошли в лабораторию.
По коридору налево, шесть дверей, лифт. Второй уровень. Брюс нервно сглотнул.
— Я не мог предупредить, что они приехали.
— Все нормально, я знал.
— А-а! Тогда ладно.
Лаборатория, как и обещал доктор Ванн, была заперта, а свет в коридоре приглушен. Над дверью, слабо жужжа, крутилась камера слежения.
— Э-э-э? — поинтересовался насчет нее Брюс.
— Не бери в голову, — отмахнулся Норм, зачем-то прижимаясь к стене ухом. — Она нас не видит. Биллем, вы тут? Нам надо попасть внутрь. Справитесь?
Брюс все еще смотрел на камеру и потому увидел, как та помотала объективом, словно глазом в глазнице повращала, а после и вовсе отвернулась в противоположную сторону. Что-то щелкнуло в замке, но ожидаемого шипения, с каким всегда открываются герметичные двери, не последовало.
— Это еще что?
Каждый из лепестков двери-диафрагмы был снабжен ушком, а ушки все соединены тонкой проволочкой. Концы проволочки уходили в зеленую пломбу из мягкого пластика с оттиснутой поверху печатью. Брюс сроду не видел ничего подобного и теперь соображал, с какого боку в эту штуку может быть встроена вопилка.
А Норм просто взял и сорвал пломбу.
— Секретность нам больше не нужна. Время наглеть. Вперед.
Свет включился автоматически, что было весьма кстати. Брюс ястребом ринулся на холодильник. Номер своего заказа и коды проб он помнил наизусть и помеченную ими пробирку нашел в мгновение ока. Норм тем временем включил микроволновой уничтожитель. Минута — и нету у Шебы никакого запаса драгоценных генов Эстергази.
— Ну?
— Есть еще одно. — Брюс давно маялся, как об этом сказать. — В общем, тут есть еще одна штука, где мои гены. С ней не так просто.
Чан с «братцем» стоял на стеллаже: третья полка, второй справа. Контрольная панель вся в зеленых огоньках: развивается нормально. На таймере бежала цифра: время до автоматической готовности. Брюс нажал кнопку, и полка выдвинулась вперед, держа матовую капсулу как на протянутой ладони. Обойдя полку, Брюс взял у стены лабораторную тележку и встал так, что она пришлась между ним и Нормом. Посмотрел исподлобья.
— Я без него не полечу.
Он нормальный. Он... он приходит, когда другой надежды нет. Он поймет. У него была Игрейна.
— Брюс, — сказал Норм, — операция на него не рассчитана. Ты понимаешь?
— Я его туда не суну.
— Я тоже не наемный убийца. Давай разделим цели. Мы спасаем тебя, чтобы вернуть матери. Пока мы ограничиваемся только этим, мы хоть и мешаем тем и другим, так удобно насчет тебя сговорившимся, но по большому счету они могут на нас только досадовать и мелко гадить из-за угла. Если мы заберем чан, мы оказываемся виновны в краже дорогостоящего имущества и уникальной технологии. Мы становимся подсудны. Более того, в нас теперь можно стрелять. Разрушать планы Люссака мы станем в следующий раз. Если мы оставим его здесь, господину Президенту придется им удовлетвориться.
— Не придется. — Брюс кусал губы. — Я его... испортил. Нет! Он живой будет, и все у него в порядке, но похож он на меня не больше, чем вы! Они его не возьмут. Они снова его скопируют, теперь уже правильно, а этого отправят в свои боксы для опытов! Они тестируют свои разработки на клонах, доктор сам сказал.
Норму ничего не стоит разрешить это дурацкое затруднение силой, в том смысле, что взять его, Брюса, в охапку, перекинуть через плечо задницей вверх и унести, невзирая на вопли и попытки лягаться.
— Я не могу принять такое решение на свой страх и риск, — сказал наконец «сайерет». — И то, очень уж гладко шли сюда: пора случиться какой-нибудь пакости. Или даже самим ее спровоцировать. Пусть командует старший по званию. Твой отец, то есть. Давай сюда каталку.
Было каким-то восхитительным безумием шествовать позади тележки на старомодных поскрипывающих колесиках: сперва в лифт, а потом обратно на восемнадцатый уровень. Если и был тут прямой путь в ангар-лабораторию, к Назгулам, они его не знали, а потому шли известным путем, но Шебе, послушно слепнувшей на их пути, а тележка с капсулой до смешного напоминала таран. Ну, то есть это Брюсу было смешно от возбуждения, а Норм даже не улыбался.
Лучшим их прикрытием была наглость. В самом деле, если кто-то открыто везет на тележке груз, лицо у него будничное и даже слегка недовольное, да рядом еще плетется заспанный мальчишка в форменной пижаме, довольно трудно предположить, что он этот груз крадет.
Трудно выглядеть заспанным, когда сердце от возбуждения чуть ли не через горло выпрыгивает. Поворот, еще поворот, а Биллем, где бы и чем бы он ни был, обеспечивал им «коридор».
Интересно, сколько народу застряли из-за нас в лифтах?
К сожалению, не все. Норм, у которого, по-видимому, был лисий слух, притормозил перед поворотом и сделал знак остановиться.
— Нас там ждут.
Брюс и сам услышал. Они шли по его родному восемнадцатому уровню, и вероятность напороться тут не на первых встречных, а как раз на знающих, была весьма высока. Двое. Приглушенные мужские голоса. Разговаривают вполголоса, возбуждены, а потому пока не слышат нас. Возможно, нашли своего товарища, погруженного в глубокий и не совсем добровольный сон.
И нас сейчас найдут. Глупо надеяться, что не сделают несколько шагов по коридору, к лифтам. Был бы Брюс лисенком, припал бы сейчас к земле, не сводя глаз с умного и опытного лиса. Двинемся с места — те услышат скрип проклятых колес. Ну? В какую пору нам забиться?
Норм посмотрел вправо, затем влево: двигались только глаза. Увидел что-то и согласно кивнул собственным мыслям. Протянул раскрытую ладонь к решетке вентиляции. Брюс округлил рот в безмолвном «О». Блестящие шурупы, кренившие ее, каковые без крестовой гидравлической отвертки с места-то, он полагал, не сдвинуть, вдруг зашевелились и полезли наружу, как червяки из яблока. Пара секунд — и они упали в подставленную ладонь. Норм подсадил Брюску, тот втянулся в пластиковую трубу, в точности повторявшую изгибы коридора, а решетка встала на место.
План был настолько прост, что ею и дурак бы понял: проползти поверх церберов Люссака к лифтам следующей секции. А Норма они не знают. Идет себе и идет по своим делам.
Диаметр воздуховода в самый раз позволял перемещаться в нем ползком, их такими делают специально — для профилактики и ремонта. Мягкий бесшумный пластик, но вот пылища! И еще напор воздушной струи, фактически ветер, от которого у Брюса в одну минуту окоченело лицо. Пытаясь защитить глаза от пыли, он полз сощурившись и почти ничего не видел. Ремонтники, должно быть, ныряют сюда в очках и с лампочкой на лбу. Немного света в трубу попадало только через решетки вроде первой. Зато слышимость была хоть куда!
— Эй! — услышал он под собой голос Норма, исполненный осторожной подозрительности. — Что вы тут?
Они, видимо, растерялись. Оки, наверное, сами привыкли прижимать к стене, руки за голову, ноги на ширину плеч, и задавать вопросы, но им напомнили, что они тут чужие.
— Да так... случилось кое-что.
— А? — Норм, очевидно, попытался заглянуть в приоткрытую дверь бывшей Брюсовой спальни, но издалека и с опаской: не вышло бы чего. — Что это с ним? Живой?
— Тут одного пацана держали. Наш человек его охранял. Пришли сменять, открыли — он лежит, как младенец, и пузыри пускает. Мальчишка исчез. Ты не видел?
— Мальчишку-то? Видел в столовой пару раз. С доктором он ходит. Мужики, у нас тут, по правде говоря, такое творится... Скажу — смеяться станете, потому промолчу лучше. Вы хоть сообщили кому следует?
«Гориллы» обменялись взглядами. Норм, безусловно, умел говорить с существами подобного рода как свой.
— А кому? Директорше вашей звонили, только у нее комм отключен.
— Ну в СБ позвоните. И доктору. Дека с номерами у дежурной на посту.
Один пошел звонить, второй остался караулить место. Норм неторопливо двинулся своим путем. Колесики постанывали, маскируя легкий шорох, издаваемый ползущим поверху Брюсом. Таким образом они добрались до лифтового холла, где шурупы-фиксаторы с той же охотой выскочили Норму в ладонь, а затем в его объятия вывалился чрезвычайно вымазанный мальчишка. Вызвали лифт. Если это всего лишь компьютерная игра, надо полагать, уровень с тупыми «гориллами» мы прошли.
Ой! Вот всегда так.