Спустя два часа непрестанного ерзания на скамье Джейль уверился – шотландец и его подопечные не намерены покидать постоялый двор. Мессир Ральф уже приготовился к тому, что Мак-Лауд с воплями скатится вниз и примется вытряхивать душу из владельца «Трех стрел», а заодно из всех, кто под руку подвернется.

Однако на лестнице так никто и не появился. Сие означало только одно – у Ральфа Джейля осталось всего несколько часов. Кельт и юная парочка решили набраться терпения и не обращать внимания на передряги – им всего-то нужно дождаться утра. Загромоздили дверь сундуками и сидят в ожидании рассвета.

Утром Марсель станет для них всего лишь еще одним оставшимся позади городом. При таком количестве судов в гавани Мак-Лауду наверняка не составило труда найти попутный корабль до Сицилии. Итальянец со своей девчонкой либо потащатся следом за ним (что маловероятно), либо потопают в итальянский квартал, искать защиты, помощи и убежища.

Значит, нужно действовать как можно быстрее.

Но как?!

И что, ради всего святого, произошло в комнате наверху?!

…Дугал обычно привык доверять своим глазам, но сейчас они вступили в оживленный спор с рассудком. Ибо первое, что узрел шотландец, открыв дверь, был бросившийся на него с ножом Франческо. Обезоружить и отшвырнуть мальчишку в сторону не составило никакого труда, но Мак-Лауд желал узнать причину столь неуважительного отношения к себе.

Второй странностью была девица Бланка. Растрепанная, полуодетая, она сидела посреди постели, поджав под себя ноги и раскачивалась из стороны в стороны, еле слышно поскуливая.

– Френсис, Бланка, вы белены объелись и дружно спятили? – иного объяснения в голову просто не приходило. – Или того… малость переусердствовали в стремлении возлюбить ближнего своего?

– На нас напали, – не удержавшийся на ногах Франческо заерзал, но встать не сумел и остался сидеть, мешком привалившись к стене.

– Кто? Когда? Ты кого-нибудь запомнил в лицо? – шотландец прыжком пересек комнату, вздернул Франческо с пола и пристроил на сундуке. – Давно?

– С четверть часа назад. Пять или шесть человек. Ворвались, ничего не говорили, не требовали денег, не угрожали. Просто схватили нас и попытались… – молодой человек сглотнул, – попытались…

– Я понял, понял, – отмахнулся Дугал. – Давай дальше! Да шевели языком быстрее, прах тебя подери!

– Бьянка что-то с ними сделала, – еле слышно пробормотал итальянец. – Они вдруг оставили ее. Задергались, точно куклы на веревочках. И вышли вон – один за другим. У них были такие тупые лица… как у деревянных болванов… А Бьянка теперь не слышит, когда я ее зову…

«Такому горю легко помочь, – по разумению кельта, девицу нужно было всего лишь стащить с постели и залепить парочку хороших оплеух. Незамысловатое средство мгновенно исцеляло любую страдалицу. – История невероятная, но, похоже, правдивая. Пара молодых влюбленных просто притягивает к себе всевозможные неприятности! Скорее всего, здесь побывали местные сорвиголовы – рассчитывая быстренько прикончить мимоезжих парня с девицей, забрать все ценное и улизнуть. Гнаться за ними не имеет смысла – девчонка сама прекрасно справилась. Ох, намучается еще Френсис со своим краденым сокровищем… Пойти, что ли, вправить мозги хозяину гостиницы, чтобы впредь старательнее заботился о постояльцах?»

Один из стоявших на столе кувшинов упал и разбился, второй уцелел и в нем что-то плескалось. Шотландец насильно втиснул сосуд в руки молодому человеку, приказав: «Пей!». Франческо покорно забулькал. К облегчению Дугала, девица перестала выть – слушать ее было поистине невыносимо – и неуверенно потянула к себе плед.

– Стало быть, все обошлось, – бодро заявил Мак-Лауд. – Маленькая дорожная неурядица, не первая и не последняя в вашей жизни. Жаль, уже ночь на дворе, а то бы мы перебрались в другую гостиницу. Но не думаю, что ваши обидчики вернутся. Кстати, эти ублюдки не успели под шумок нас обокрасть?

– Не знаю, – оторвавшись от кувшина, помотал головой Франческо.

– И где шляется Гай, тоже не знаешь? – на всякий случай Мак-Лауд небрежно поворошил сваленную в углу кучу вещей. Нахмурился, кинулся за стоявшей на столе свечой, принялся расшвыривать седла, вьюки и дорожные мешки ногами. Когда показались некрашеные доски пола, кельт обернулся – и выражение его лица стало таким же, как у давешних неудачливых грабителей.

– Где они? – прозрачным голосом осведомился он.

– Кто? – растерялся итальянец, в суматохе напрочь позабывший об исчезновении сундуков Лоншана.

– Костыль дедушки Брана и приданое прабабушки Джейны! Ящики с архивом, разумеется! – раненым быком взревел Дугал, кидаясь к дверям. – Ну, если эти идиоты их уволокли, я в этом проклятом городишке все вдребезги…

Ровный, негромкий голосок заставил его замереть на месте в весьма неудобной позе.

– Замолчи, у меня голова болит, – произнесла Бланка и добавила: – Если ты не заткнешься, я сделаю так, что при каждом слове у тебя будут черви изо рта сыпаться.

Мак-Лауд беззвучно пробормотал что-то… развернулся, внимательно посмотрев на угрюмую девицу… и очень медленно отступил на пару шагов, старательно являя всем видом искреннее дружелюбие. Ничего не понимающий Франческо переводил обескураженный взгляд с подруги на шотландца.

– Сундуки еще днем забрал мессир Гай, – скучным тоном продолжала Бланка, глядя из-под длинной челки мимо скотта в окно. – Он счел, что ты его предал, и решил сам доставить архив госпоже Элеоноре. Ты его уже не догонишь.

С десяток ударов сердца Дугал просто стоял, покачиваясь вперед-назад. Затем кельт съехал спиной по бревенчатой стене и захохотал – искренне, от души. Франческо, ожидавший неминуемой вспышки ярости попутчика, погрома в гостинице и семи казней египетских, взбодрился и перебрался ближе к подруге.

– Ой, не могу… – всхлипывал Мак-Лауд. – Влип бедолага по самые уши! К Элеоноре, говоришь, подался? Старая хитрюга своего не упустит, ей такие молодые да бойкие всегда позарез необходимы! Нацепят на бедного Гая хомут, заставят до конца дней своих трудиться на благо короны! Вот уж повезло так повезло! Надо же, додумался, простая душа! Подвиг совершил, вырвал сокровище из лап злодея…

– То есть ты – не злодей? – уточнила Бланка. Девушка отчасти пришла в себя – может, оттого, что Франческо сидел рядом с ней, обнимая за плечи.

– Я хуже, – откровенно признался Мак-Лауд. – Я всего лишь подручный и приспешник, которому изрядно приелось его паршивое ремесло. Этот архив был для меня отличной возможностью наконец-то рассчитаться с сюзереном и зажить собственной жизнью.

– И кто же ваш загадочный сюзерен, мессир Дугал? – нерешительно поинтересовался Франческо. Кельт на мгновение замялся перед ответом:

– Коррадо ди Монферрато. Маркграф Конрад Тирский. Это ему я вез свой подарок из Лондона… а теперь не знаю – стоит ли вообще показываться его светлости на глаза. Шкуру ведь сдерет. Собственноручно. Или голову оттяпает.

– Значит, вы не поплывете в Тир? – голос девицы Бернардоне зазвучал робкой надеждой. – И не бросите нас на произвол судьбы?

– Брошу! – немедля огрызнулся Мак-Лауд. – Не маленькие, чтобы ходить за вами! – он с силой потер лоб, тоскливо протянув: – Все равно придется ехать – признаваться… Ладно, выкручусь. Я ж не арабам продал этот треклятый архив и не византийцам… Да и сколько с ним мороки было, теперь хоть вздохну свободно… Пускай Гай отдувается, а с меня хватит! – шотландец снова захихикал самым пакостным образом и после двух неудачных попыток встал на ноги. – Давайте-ка спать. Утром посмотрим, как и что.

– Но если грабители вернутся? – испуганно вскинулась Бланка.

– Я их придушу, как крыс, и выкину в коридор, а ты даже ничего не услышишь, – пообещал Дугал.

Около полуночи в общей зале «Трех стрел» оставались только самые отпетые гуляки да прикинувшийся спящим мессир Джейль. Сонная прислуга лениво прибиралась после долгого дня, компания в дальнем углу метала кости под вялую перебранку, Ральф соображал. Как назло, ничего толкового на ум не шло. Раздобыть бочонок жира, ведро смолы и мешочек серы, состряпать горючую смесь, окатить ей стену гостиницы под окнами нужной комнаты и подпалить? И кто поручится, что из эдакой безумной затеи выйдет толк? Чего он вообще хочет добиться – уничтожить архив или заполучить его в свои руки?

То, что при пожаре могут погибнуть невинные, шевалье Джейля не обеспокоило. Его мысли назойливо вертелись вокруг достойного отмщения более удачливому сопернику. Может, наведаться с утра в квартальную ратушу и сообщить, что в «Трех стрелах» живет человек, приговоренный судом английской короны к смертной казни? Приговор вынесен лет десять назад, во времена Старого Гарри, когда Прованс принес вассальную присягу королю Острова… Но, даже если служители в ратуше ему поверят, неизбежна долгая возня и выяснения – кто, да как, да когда, да почему. Бенедектинские братья-inquisitios, возможно, окажутся проворнее – если сообщить им о скрывающемся в Марселе волкодлаке, истинном демоне в человеческом обличье. Священнослужители держат в подчинении светскую власть, они распорядятся задержать указанного человека и приступят к вдумчивому расследованию. Однако свидетель-доносчик тоже лишится возможности покинуть город – пока не закончится процесс и суд не вынесет решение. Ральф отказывался понимать, каким образом убитый кельт вновь стал на его дороге, но нюхом чуял: представители Inquisitio крайне заинтересуются подобной историей. Нет, слишком долго.

Что остается? Идти за помощью к верным людям, собратьям в тяжком ремесле лазутчика? Шевалье помнил имена по меньшей мере троих доверенных лиц мадам Элеоноры, обитающих в Марселе, но ведь их еще нужно разыскать, убедить в том, что он, Ральф, именно тот, за кого себя выдает, заручиться обещанием поддержки… Драгоценное время уйдет на проволочки, а постояльцы покинут гостиницу.

Как ни крути, придется действовать самому. Тихо, аккуратно, стараясь не повторять ошибок головорезов Гуго Ан гро до. Что же все-таки с ними случилось, дьявол их раздери? Какая сила могла за четверть часа лишить разума пятерых костоломов? Может, девчонка или парень-итальянец умеют ворожить? Джейль грешил на девицу – за время сидения в Куизе он вволю наслушался сплетен о Бешеном Семействе из Редэ и их диковинных способностях. В таком случае нужно соблюдать сугубую и трегубую осторожность. Вокруг наследства покойного канцлера Британии и так произошло слишком много ничем не объяснимых странностей, мрачных чудес и пугающих совпадений. Все, что ему нужно – проникнуть в комнату и без лишнего шума прикончить троих постояльцев. Англичанин, так и не появившийся на постоялом дворе, даже не представить не может, насколько ему посчастливилось.

Пять вожделенных сундуков – груз довольно тяжелый и объемистый, с ними придется повозиться. Волочь их по лестнице и через общий зал – вызовет подозрения. Вытолкнуть в окно и спустить на веревках вниз. Затем… затем…

Джейль и его спутники пришли к «Трем стрелам» пешком, поскольку никаких трудностей с перемещением трофеев не предвиделось. «Мальчики» Ан гро до взвалили бы себе на спины по сундуку да и пошагали обратно. Шевалье Ральф на собственном опыте убедился, что ящики с пергаментами весят немало. В одиночку человек поднимает их с трудом. Да, можно приспособить все пять сундуков на спину лошади – покряхтит, недовольно пофыркает, однако сдюжит. Но где посреди ночи раздобыть эту самую лошадь?

Куда могут выходить окна комнаты, где поселились его добыча, мессир Джейль примерно представлял. Местечко вполне отвечало его целям – дальний конец обширного двора, темный и пустынный. Слева приютилась дощатая хозяйственная постройка, от которой за лигу несет запахами курятника, справа тянется стена гостиницы, каменная понизу, а на высоте человеческого роста сменяющаяся бревенчатой. Вон и темный проем окна с покосившейся рамой, затянутой бычьим пузырем. Ловкий человек протиснется. И, точно подарок свыше, лежащая под стеной короткая лестница, пусть даже с расшатавшейся боковой опорой.

Поднятая и установленная лестница коснулась перекладиной нижнего края намеченного Джейлем окна. Покачав ее и убедившись, что лестница не завалится набок, шевалье огляделся по сторонам, прислушиваясь к звукам дремлющего города. На постоялом дворе наверняка есть сторожа, совершающие обходы – но пока ни один из них на глаза не попадался. За высоким каменным забором проплыло тусклое оранжевое пятно, зазвякал колокольчик – ночная стража бдит, надзирает за порядком. Ральф уже занес ногу на ступеньку, приготовившись одним махом взлететь наверх и взрезать закрывающий окно пузырь, когда его, словно неосторожного путника лавиной, настиг единственный тоскливый вопрос.

«Зачем ты идешь туда?»

– Я… я исполняю свой долг… – в растерянности пробормотал мессир Джейль, не замечая, что говорит вслух.

Годы, миновавшие с того далекого дня, когда он явился в замок Винчестер, к опальной королеве Элеоноре, предложив ей свои услуги, налетели чередой лихорадочно сменяющих друг друга картин и образов. Лица, города, дороги, крепости, постоялые дворы, снова лица – врагов королевы, ее немногочисленных друзей и союзников, и невероятного количества дальних и ближних родственников. Письма, зашитые в подкладку или спрятанные в книжных переплетах. Условные слова и знаки, тщательно хранимые в памяти. Паутина интриг, обещаний, посулов и обманов, которую плела заточенная в Винчестере Элеонора против своего супруга Генриха и его невенчанной жены, Алисы Французской. Отпрыски Элеоноры, мятежные принцы, ведущие затяжную и бессмысленную войну с собственным отцом. И он, неприметный человек без лица и имени, верный слуга мадам Элеоноры, пользующийся ее абсолютным доверием. Убивающий, крадущий и лгущий по ее слову. Всегда остающийся в выигрыше. Отделенный от будущей великолепной победы и признания ее величества пятью ступеньками кривой лестницы и тремя жизнями. Впрочем, на самом деле его волнует только одна. Жизнь кровного врага, убийцы и лазутчика. Исполняющего приказы тех же хозяев, что и Ральф. Человека, чьи поступки порой казались зеркальным отражением поступков шевалье Джейля.

«А как же архив?.. – жалобно пискнул внутренний голос, в отчаянье цепляясь за остатки былых убеждений. – Хорошо, допустим, ты отказываешься от мести за пролитую кровь родственников! Все-таки прошло уже десять лет. Ты изменился, твой враг тоже, вы теперь на одной стороне… Но нельзя обмануть доверие старой королевы! Что ты скажешь своей госпоже при встрече? Как посмотришь в глаза?»

– Ничего не скажу, – Ральф неторопливо, словно во сне, снял ногу с перекладины и аккуратно опрокинул лестницу набок. С глухим стуком она приземлилась в увядшие лопухи. – Потому что никакой встречи не будет. Я уезжаю. Сегодня у меня наконец-то достало сил признаться самому себе: я устал. Мне надоело быть пешкой в играх Элеоноры. Пусть теперь другие лезут из кожи вон, исполняя ее приказы и добиваясь ее расположения.

«Но ты приложил столько стараний! Добыл архив, а теперь Мак-Лауд привезет бумаги на Сицилию и получит вознаграждение! – в панике заныл голос. – Он, а не ты, займет выгодное место рядом с Аквитанкой!»

– Ну и пусть подавится своим вознаграждением.

«Куда ты пойдешь? Кому ты будешь нужен? – умоляюще бормотал безмолвный голос, здравомыслящая, благоразумная и слегка трусоватая часть рассудка Джейля. – Ты посвятил свои лучшие годы служению Элеоноре, и ничего не оставил для себя! Без нее ты ничто!»

– Может, мои лучшие годы еще как раз впереди, – отрезал мессир Ральф, не желая длить бесполезный спор с самим собой. – Я вернусь домой – есть же у меня дом, в конце-то концов! Пережду год-другой, глядишь, отыщу нового покровителя. Или пребуду сам по себе.

«Элеонора не простит… – голосок становился все глуше и тише. – Она найдет тебя и потребует ответа…»

– Когда найдет, тогда и потолкуем, – шевалье Джейль перемахнул через каменный забор, замер в тени подворотни, пропуская очередной патруль. На душе было пусто и спокойно, словно именно к такому поступку он шел всю свою жизнь. Повернуться и уйти. Побежденный, победитель – какая разница? Да и существует ли она на самом деле, эта тонкая черта между победой и поражением? Своей волей я превратил свою жизнь в непрерывную погоню, но пришла пора остановиться. Иначе в этой гонке я потеряю самого себя и никогда больше не смогу отыскать.

«Есть еще мэтр Калькодис… – совсем беззвучно выдохнул голос. – И твое обещание…»

Вместо ответа Джейль пожал плечами. Слишком глубоким и нерассуждающим было его отчаяние в тот день на Камаргских болотах, коли он пошел на столь низкую сделку. Если загадочный толстяк с рыжей бородкой когда-либо вновь появится на его пути и спросит об участи двух молодых людей, Ральф объяснит, почему они остались в живых. Может, оно и к лучшему, что замысел покончить с парнем из Италии и его подругой провалился? Пусть живут. Во славу Господа, отсчитывающего наши дни, и во искупление грехов некого Ральфа Джейля, самоуверенно полагавшего, будто ему позволено решать, кому жить, а кому умереть.

Дозорные на барбикене Ренн-ле-Шато постепенно свыкались с мыслью, что замок превращается в военный лагерь, находящийся в постоянном движении и перемещении. Метались туда-сюда гонцы, начали подтягиваться и располагаться под Куизой первые отряды сторонников разгорающегося мятежа. Все были озабочены, деловиты и напряжены, а молодой хозяин – больше всех. Никто прежде и представить не мог, что флегматичный и вроде бы равнодушный ко всему происходящему мессир Тьерри способен всюду успевать, знать все обо всем, держать в голове незримый список количества припасов, снаряжения, слабые и сильные стороны сторонников и без малейшего колебания сыпать приказами. Железный Бертран как-то померк на фоне среднего отпрыска, добровольно отодвинувшись в тень и удалившись в свои покои.

В хлопотливой круговерти прибытие еще одного человека поначалу осталось незамеченным. Всадник на старой соловой кобыле беспрепятственно въехал в нижний двор, оставил свою животину подле коновязи и осведомился у пробегавшего мимо гвардейца, где можно найти… кстати, кто нынче старший в замке? Мессир Тьерри? Ну да, именно его. В точности не знаешь, на стенах или в арсенале? И на том спасибо.

Лишь спустя полсотни шагов гвардеец сообразил, с кем перемолвился словом, и оторопело остановился. Бродяга Лоррейн, известный в провинции всем и каждому! Но ведь Лоррейн никогда прежде не являлся в Ренн вот так – открыто, в середине дня, да еще в поисках хозяина! Он всегда приходит украдкой, в сумерках, не задерживаясь надолго и больше напоминая ожившую тень, нежели живого человека! Да, порой в замке звучит его голос, но, прислушавшись, начинаешь гадать – то ли это человек поет, то ли ветер вздыхает среди башен и шпилей Ренна. И впрямь настали удивительные времена, коли лангедокская притча во языцех сама пожаловала в Ренн-ле-Шато! Рассказать кому – не поверят!

Поиски длились недолго. С четверть часа бродяга кружил по замку, порой расспрашивая попадающихся навстречу обитателей, уверенный, что ноги сами выведут его в нужное место. Так, собственно, и случилось – на площадке подле всхода в Верхний двор он налетел прямо на искомую персону, стоявшую в окружении небольшой свиты. Шел горячий спор, и Лоррейн какое-то время скромно держался в сторонке, с явным удовольствием прислушиваясь к голосам и согласно кивая. Кто-то случайно бросил взгляд в сторону, заметив бродягу. Разговоры стихли. Благородные господа, также как и безвестный гвардеец замка Ренн, пребывали в озадаченном удивлении. Одно дело – слушать россказни о встречах с бессмертным созданием, и совсем иное – неожиданно столкнуться с ним лицом к лицу. Причем не ночью, располагающей ко всяческим загадкам и тайнам, но при свете солнца, в собственном владении!

– Могу я с вами поговорить? – преспокойно заявил бродяга, обращаясь к нахмурившемуся Тьерри. Просьба, высказанная как требование, сопровождалась полагающимся вежливым поклоном. Да и на голь перекатную Лоррейн сегодня ничуть не походил – так, небогатый дворянчик из захолустья. – Это не займет много времени. Я привез вам кое-что потерянное и хочу вернуть.

– Н-ну… Хорошо, слушаю, – неутоленное любопытство оказалось сильнее любых доводов разума. И, если говорить по правде, разве не загадочные предостережения-пророчества Лоррейна несколько лет тому заставили Тьерри начать эту рискованную игру? Тьерри помнил свой внезапно нахлынувший ужас перед нарисованными воображением картинами запустения и гибели цветущего Юга, и робкую надежду на то, что катастрофу еще удастся предотвратить. Он не знал, как – и придумал свой способ.

А теперь истинная причина всех перемен, взбудораживших графство, стоит перед ним и криво ухмыляется, склонив голову набок.

– Вот, – Лоррейн вытащил из заплечного мешка резную шкатулку желтоватой кости и протянул молодому хозяину Ренна. – Это твое. Твое по праву наследования.

В незапертой шкатулке покоился томик, переплетенный в выцветшую синюю кожу и украшенный по углам бляшками шлифованного оникса. Тьерри, не веря своим глазами, протянул к нему руку – и отдернул, словно обжегся. Что-то изменилось. Раньше при любом прикосновении к Книге ее хранители ощущали короткий обжигающий укол – то ли раскаленного докрасна льда, то ли леденящего пламени. Теперь от старого пергамента исходило тепло, золотистое, ровное, как от тлеющей под спудом свечи, того сбереженного священного огня, что бережно хранится в ожидании праздничного дня.

– Она изменилась, – то ли сказал вслух, то ли подумал Тьерри. – Она покинула замок и вернулась другой. Но почему?

– Потому что все вокруг когда-нибудь меняется, – безмолвно прозвучало в ответ. – Ты, эта земля и Книга тоже. Береги ее. Не дай повториться тому, что было сотворено в горе и жажде мести. Не спрашивай, где она побывала и что с ней случилось. Прежние знаки и ошибки стерты, писец начинает новую страницу. Только от вас зависит, что будет начертано на ней. От тебя, от твоих соратников, от твоей сестры…

– Ты видел Бланку? – диковины и чудеса Книги меркли в сравнении с беспокойством Тьерри об участи взбалмошной сестрицы. – Где она? Что с ней?

Посланный вдогонку за сбежавшей девицей отряд пока не возвращался, а присланная с дороги весточка гласила: Бланка и ее спутники по-прежнему едут вдоль морского побережья, приближаясь к Камаргу.

– Она следует за своей судьбой, – ушел от прямого ответа Лоррейн. – Ей тяжело, но она справится. А твой старший брат более не стремится никуда. Не ищи его. Не опасайся, что однажды он встанет на твоем пути.

– Так Рамон умер? – дня три тому Транкавель-средний проснулся в глухую полночь, ощутив, как с тоскливым звоном оборвалась кроваво-красная нить. Яркая, суматошная и страшная жизнь его брата закончилась, страница дописана до конца и перевернута. – Значит, я теперь истинный наследник Ренна?

– Желаю удачи в столь трудном деле. Полагаю, в ближайшее время она тебе очень и очень пригодится, – смешливо фыркнул Лоррейн, развернулся и прочь. Тьерри чуть было не закричал ему в спину: «Погоди, стой, я же еще столько хотел спросить! Чем закончится мой замысел – провалом или успехом? Что теперь хранит в себе Книга? Произойдет ли то, о чем ты предостерегал – или впервые твои предсказания не сбудутся? Скажи хотя бы толком, кто ты? Для чего тревожишь наши души странными загадками, зачем заставляешь желать несбыточного?»

Здравый смысл удержал Тьерри на месте, напомнив, сколь нелепо будет выглядеть господин Ренн-ле-Шато, пытающийся догнать какого-то бродягу. Можно, конечно, кликнуть стражу, приказать не выпускать Лоррейна из замка – но зачем? Чудеса не удержишь насильно. Они происходят сами по себе, тогда и там, где считают нужным. Лучше просто следить за их прихотливой игрой и втихомолку радоваться невеликой тяжести костяной шкатулки в руках. Старый библиотекарь вновь оказался прав – Апокриф возвратился к своим Хранителям.

…Возившийся с лошадями прибывших гонцов конюх так и не смог толком понять, куда подевалась старая соловая лошадь, стоявшая с краю. Вроде только что была, а отвел глаза – уже нету, как корова языком слизнула! Стража на воротах тоже не могла толком ответить – проходил мимо них тощий беловолосый парень или нет? Раз его нет в замке, стало быть, проходил. Но вот когда? Упустили в общей толкотне, что ли?

А кобыла со своим всадником неспешно протрусила вниз по замковой дороге, свернула на неприметную тропинку и побрела, куда глаза глядят. Брошенные поводья свободно висели на луке седла. Бродяга беспечно насвистывал, разглядывая нависающую над долиной громаду замка, потом вытащил из-за спины неизменную виолу и принялся наигрывать. Поначалу это была просто незамысловатая мелодия, чуть позже в нее вплелись слова. В какой-то миг Лоррейн сбился, озадаченно нахмурился, словно не ожидал от себя подобной песни, и замурлыкал снова, громче и веселее:

Солнце висело в зените. Осенним золотом горели оливковые рощи на холмах, кружил в безоблачном небе ворон. Поднимали паруса корабли, шли, вздымая клубы пыли и оставляя за собой вытоптанную землю, армии под знаменем Креста. С каждым прожитым часом, с каждым днем дорога к далекому Иерусалиму становилась все короче.