Глава 9
Общение со штабными специалистами — медиками, акустиками, техниками по вооружению, инженерами-гравиониками и прочими— не принесло ничего нового ни одной, ни другой стороне. Разве что была принята во внимание нестандартная реакция индапа, после чего офицер из отдела разработок медицинского оборудования пообещал, что больше этого не повторится. К счастью, как он сказал Джокту, ты у нас редчайшее исключение, поэтому нет нужды производить замену индапов во всем флоте.
Акустик вновь демонстрировал свою коробочку. Она исправно вызывала мерзкий гул, от которого Джокту хотелось выпрыгнуть в окно. Акустик при этом чему-то радовался. Джокт — нет.
Специалиста по вооружению привлек подробный рассказ о размерах излучателей, и путем каких-то пространных рассуждений он пришел к выводу, что это, скорее всего, не гравитационное оружие. Джокту не то чтобы было наплевать на такие выводы, но к восторгу оружейника, тешившегося джоктовыми химерами, он отнесся безразлично, без всякого ликования.
Медик-психиатр разбил в пух и прах теорию полковника Бар Аарона о временном помешательстве Джокта, расхохотавшись во весь голос. И снова был приглашен акустик, который на пару с психиатром подвергли пилота воздействию мерзкого приборчика, а Джокт еле удержался, чтобы не выбежать из конференц-зала. Теперь они оба чему-то радовались — акустик и психиатр. Джокт снова — нет.
Вообще каждый из участников разношерстной штабной комиссии выражал свою радость по-разному, но при этом у всех имелось какое-то сожаление во взглядах. Джокт докопался до причин этого сожаления. Причина была одна и являлась вполне очевидной — через сутки их «обследуемый» должен был покинуть Землю, и выковырять его из Крепости на более длительный срок почему-то не представлялось для них возможным.
Главный курьез всей заварухи заключался в том, что Джокт вновь и вновь отказывался признать материальность объектов, на которые уже дважды натыкался в Приливе. А все специалисты, как один, убеждали его в обратном, с жаром доказывая свою позицию. На самом деле Джокт, привыкший доверять собственному зрению и слуху, был куда более убежденнее их всех вместе взятых, но подыгрывать не собирался. К тому же все больше и больше он понимал, что такое изучение явления не даст и не может дать никаких реальных результатов. Кроме его рассказов у комиссии на руках ничего не было, бортовая аппаратура «Витража» по-прежнему не фиксировала никаких объектов и посторонних излучений в Приливе. Оставался только Джокт да еще срабатывание индапа — хоть что-то! — который был слеп ко всем внешним проявлениям, реагируя исключительно на состояние пилота.
Никаких новых откровений насчет других астронавтов, встречавшихся в Приливе с «Летучими голландцами» (это стало уже устоявшимся термином). Никаких пояснений по поводу исчезновений и последующих появлений. Никто ничего больше не собирался рассказывать Джокту. Когда он сам битый час пытался вызвать на откровенность медика-разработчика индапов, то встретил уже не сожаление во взгляде, а неподдельную тоску и вселенскую скорбь. Значит, не хитрил Старик! Что-то или кто-то не дает военным до конца разобраться с этим феноменом. Для Джокта, может быть, это являлось благом, иначе он ни за что не вернулся бы отсюда в Крепость — летал бы каждый день на каком-нибудь неуправляемом одноместном корыте сквозь ближайший Прилив. Войти в приливную точку — выйти. Разворот. Войти — выйти. Разворот. Пока космос не поквитался бы с ним за такие извращения неподдельным безумием.
Открывшаяся перспектива заставила вздрогнуть почище любого акустического приборчика.
«Еще день. Всего лишь день!» — твердил он себе.
Ночевать Джокт остался, как и советовал комендант, в гостинице. Во избежание, так сказать. Там же, в гостиничном номере, у него состоялся интереснейший разговор с особистом, который затянулся за полночь.
Вначале шли ничего не значащие пространные беседы о сложностях внутриполитических процессов в Солнечной, из которых Джокт не понимал ровным счетом ни бельмеса, а потому лишь поддакивал. Фракции войны, лоббисты, демпинговая политика, военные поставки, банковские кредиты, Экономическое Равновесие, даже почему-то смена всего состава межпланетного арбитража — все оказалось густо переплетено и зависело друг от друга. Убедившись, что его собеседник очень далек от мысли примкнуть к Юпитерианской сепаратистской группировке и даже ни разу не читал программу оппозиционной партии Банковского клуба Европы, особист перешел к более привычным Джокту вещам. Коснулся даже нежеланной темы атаки Бессмертных на Плутон. Но этим ему хотя бы удалось оживить пилота, и они яростно спорили на избитую тему: прав или нет был капитан Альварес, предавший, по сути, мученической смерти сотню тысяч человек, пытавшихся укрыться на «Хванге».
— Нельзя — понимаешь? — нельзя никому дарить ложную надежду!
— Тогда еще не было известно, ложная она или нет! Он пытался хоть что-то сделать!
— Разве это геройство — подставить под удар рубку управления? Дальше — что? Даже если бы транспорт оставили в покое.
— Ему могло хватить инерции... Его должны были встретить домашний флот и Юпитерианские патрули! Вместо этого весь Плутон остался без прикрытия! Скажите, если можете, кто-нибудь понес за это наказание? Или все посчитали халатностью? Если не хуже — свалили на неодолимую силу...
Джокт, к собственному удивлению, поддержал эту беседу, что далось ему безболезненно. Почти. И отстаивал собственную точку зрения о бесполезности обвинений единственного героя во всей этой истории, капитана Альвареса, считая виновными штабистов, допустивших дыру в обороне Плутона.
Офицер особого отдела настаивал на том, что если кто-то и виновен, то только враг. Винить же Бессмертных было не просто бесполезно, скорее — бессмысленно.
— Истребители! Почему рядом не оказалось истребителей! Если бы у него оказалось прикрытие, хотя бы полтора десятка «Зигзагов», все могло окончиться по-другому! Не для всех, только для находившихся на борту «Хванга»!
— Ну тогда ты бы так и не стал пилотом. — Отшучивания особиста оказались злыми, но удар ниже пояса не застал Джокта врасплох, ведь он внутренне был готов к чему-то подобному.
— Возможно! И тогда бы мне не пришлось околачиваться два дня в штабе и вести разговоры, которые мне совершенно не хочется вести.
Его визави игру принял.
— Тем более с людьми, которых не хочется видеть, — поддакнул он.
— И это тоже. Если бы кто-нибудь сказал, что вам всем от меня нужно, разговаривать стало бы проще. А так я жду каждую секунду какого-нибудь подвоха, жду, что меня поймают на слове... Вот вы... вы только и делаете, что цепляетесь за слова, и не говорите, что вам надо.
— А ты не догадываешься?
— Пока что нет. Я дважды встречал в Приливе «Летучих голландцев». Не знаю, случайность это или нет, но вторая встреча чуть не убила меня. И если только из-за этого теперь...
— Ты вынужден меня терпеть. — Особист наполовину закончил фразу за Джокта.
— Да! — выдержав очередной изучающий взгляд собеседника, ответил Джокт. — Меня держат в неведении, а это, мне кажется, большая ошибка!
— Продолжай, — поощрил особист.
— Тут нечего продолжать! Кто-то до меня видел эти же самые звездолеты, слышал такой же звук или зов, как угодно, потом с ними происходили таинственные исчезновения, потом...
— Они появлялись и тут же оказывались «под колпаком», — прервал особист, теперь уже заканчивая до конца, — И больше никто в штабе их не видел. Даже моя контора. Мне кажется, ты слишком хорошо информирован. Не поделишься секретом — откуда?
Ну вот. Влезть в душу, поговорить о том о сем, а после врубить в лоб — откуда? Кто? С какой целью? Извлечь все, чего не смог вытащить из Джокта командующий.
— Мы уже перешли к официальному допросу?
— Пока нет, но...
В этом «но» было и обещание, и угроза, и все, что угодно, кроме понимания.
— Я все уже сообщил заместителю командующего ВКО, гелиокомандору Бисмару. Честно и правдиво. Разве вам неизвестно?
— Странно. — Особист усмехнулся. — Он так не считает... Насчет честности и правдивости. Кстати, это одно и то же, с чего бы тебе повторяться?
У Джокта чуть было не вырвалось, что ему плевать, кто и что считает, и плевать на филологические находки особиста. К счастью, он смог удержаться и промолчал.
— Ладно. Раз ты и так знаешь много, я тоже кое-что расскажу... Активизация «Летучих голландцев» происходит почему-то именно тогда, когда штаб ВКО планирует какую-нибудь крупную операцию.
— И что? Каким боком это касается меня?
— Через одиннадцать, — особист взглянул на часы, — нет, уже через десять дней будет проведена Самая Крупная Операция. И «Летучие голландцы» — тут как тут. Улавливаешь?
Джокт улавливал. Еще бы! Офицер-особист, верный своему делу, так натурально взглянул на часы и так проникновенно сказал про десять дней, что неинформированный поверил бы на раз!
— Ха! Первый контакт произошел давно, да и второй — за одиннадцать дней. А флот всегда проводит какие-нибудь операции. И вместо того чтобы разбираться с загадками Прилива, вы начинаете искать вражеских лазутчиков.
— Это не я! Ты сам так сказал! — довольно хохотнул особист.
— Сам, согласен. Нужно быть полным идиотом, чтобы не понять, к чему все идет. Ведь если я не ошибаюсь, ваша служба не занимается изыскательской деятельностью? Нет?
— Не занимается. Тут ты прав. А насчет лазутчика — не угадал. Если бы мне что-то показалось странным даже в твоей улыбке, не говоря о более веских подозрениях, то... Тебя немедленно бы изолировали, нилот Джокт! И наше дальнейшее общение происходило бы в другом месте, независимо, кстати, от пожеланий коменданта «Австралии».
А ведь это уже угроза, понял Джокт! Это уже прямой намек на то, чтобы я стал посговорчивей! И еще... Почему здесь все так не любят Старика?
— Завтра с подъема тебя подвергнут медсканированию, и если что-нибудь...
— Я знаю. Вот когда подвергнут, тогда и поговорим. А сейчас извините, но если это не официальный допрос, мне бы хотелось выспаться. Вдруг снова придется спасать Землю? — сказал Джокт, намекая на результаты предыдущего медсканирования, которое он прошел, будучи еще курсантом.
Особист щелкнул пальцами и неожиданно легко согласился.
— Ты прав. Сначала дождемся результатов, а потом вместе их обсудим. Спокойных снов, пилот!
Офицер ушел. Джокт, не снимая формы, рухнул на широкую гравикойку. И оказалось, что спокойных снов как раз-то и не будет!
В памяти вертелся и вертелся весь этот разговор. Разговор ни о чем, глупые, притянутые за уши подозрения, Альварес, «Хванг», какие-то политические партии, позиции и оппозиции... И можно смело делать вывод, что после Старика особист был вторым человеком, который подтвердил, что в Джокте видят чужого лазутчика. Пусть сделал он это косвенно, не говорил ничего такого в глаза, но этот визит, полуночные разговоры, верчение вокруг да около — они говорили сами за себя. Опять же, что случится, если медицинские приборы найдут что-то необычное? Малейшее отклонение от нормы...
Но как? Почему? Джокт принялся размышлять.
Определенно во всем этом разговоре крылся какой-то смысл. Намеки и еще что-то... Не зря особист поделился с ним дополнительной информацией о предыдущих пилотах, встречавшихся с «Летучими голландцами». Не просто так указал на возможную связь этих встреч с планируемыми операциями. Но почему такое выпало именно ему, Джокту?
Отбросим как уже несущественное. Что случилось, то случилось. Нужно подумать кое о чем другом.
Звездолеты в Приливе были именно такими, какими их мог создать человек. Пусть непохожие на все известные Джокту типы кораблей, пусть превосходящие размерами земные линкоры. Но это явно не техника Бессмертных или каких-нибудь других, пока незнакомых Ино-рас. Очень уж по-человечески выглядела компоновка некоторых блоков и надстроек таинственных «голландцев». В них не угадывалось ни намека на закругленные обводы звездолетов Бессмертных, у которых, кстати, все оружие, раструбы всех излучателей «утоплены» в корпус, поэтому создается впечатление зализанности... Никакой угловатости и геометрического примитивизма. Хотя... Почему бы и нет?
Там, где человечество использовало квадрат и круг, основу геометрии Солнечной, у Бессмертных были ромб и овал. Соответственно все квадратные сечения становились ромбовидными, а круглые — эллиптическими.
Джокт вспоминал, каким прогностическим программам обучали их в Плутонианском институте гравионики...
Представьте себе, — начиналась такая лекция, — что у вас под рукой достаточно мощный вычислительный терминал, содержащий полную базу данных по антропологии и зоологии других земных существ, а также базы данных по механике, архитектуре и всем-всем достижениям человечества.
Первая ступень, первое орудие труда — палка-копалка. Ее можно использовать и в качестве оружия, и как рычаг, и как средство для сбивания высоко расположенных плодов. Потом — веревка. Сначала из каких-нибудь лиан, например из длинной лозы, потом из внутренностей животных. Веревка — это обобщающий термин. Под него подпадает и тетива для лука, и праща для метания, и средство, чтобы прикрепить обтесанный камень к уже имеющейся палке-копалке. Так человек получил топор, копье и молот.
Создание каждого последующего орудия труда напрямую зависит от предыдущего. Появился молот — человек придумал набойки, колья, гвозди и много чего еще. Появился нож, ну или хотя бы каменное скребло, стало возможным качественное ошкуривание убитых на охоте зверей. Шкуры — не только набедренные повязки и накидки, впоследствии это и кузнечные меха для нагнетания жара. И стали возможны изделия из металлов. Естественно, появился молот. Потом прогресс становится лавинообразным. Металлы — это и наконечники для стрел и копий, и кольчуга, и более совершенные орудия труда. Огонь — это приготовление пищи, обогрев и сигнальные костры. А позже — стекло и зеркала.
Чуть раньше было колесо и рыболовная сеть, чуть позже — химия, электричество и фабричное производство мебели.
Выдолбленный древесный ствол, плот с шестом, лодки весельные и лодки парусные, галеры — пароходы — теплоходы — атомоходы. Воздушные змеи на веревочках, фейерверки, воздушные шары — аэропланы — самолеты — звездолеты. Наскальные рисунки углем — и головидение. Шаманские обряды, примитивное мореплавание и караванные переходы — астрономия. Физика и астрофизика. Каменные пещеры, шалаши и небоскребы. Много, много чего! Но!
Основой, первым кирпичиком (забудем пока про веревку, огонь и шкуру убитого животного) остается та же палка-копалка.
А почему? Да очень просто — конечности с развитыми кистями очень замечательно подходили к этой основе. Палку можно было перехватить поудобнее, она хорошо ложилась и ложится в ладонь. Не зря ведь даже обезьяны умеют приспосабливать прутики для поедания муравьев. Втыкают такой прутик в глубь муравейника, а когда достают обратно, на нем полно добычи, и не нужно ловить муравьев поодиночке. Обезьяне остается просто облизнуть свой прутик.
Если бы у человека не имелось рук, скорее всего, он пользовался бы пальцами ног, тоже изначально задуманных природой как хватательные инструменты. А что пришлось бы делать разумной корове, окажись она исполненной решимости построить и развить цивилизацию парнокопытных? Вот здесь палка-копалка могла и не пригодиться. Но что-то они бы все равно использовали в качестве основы. Например, камень, который можно перекатывать по земле. Возможно, благодаря этому цивилизация парнокопытных быстрее бы изобрела колесо. И намного позже пришла к палке и веревке. А значит, все дальнейшее развитие покатилось бы на этом коровьем колесе чуть-чуть в сторону. Теперь можно опустить промежуточные этапы и сразу представить звездолет разумных парнокопытных. Будет он похож на звездолет, к которому в своем развитии пришел человек?
Будет ли небоскреб, построенный цивилизацией разумных псов, похож на здание Генерального Штаба ВКО Солнечной? Собаки, как раз, может быть, и начнут с палки. Разовьют в процессе эволюции свои конечности, научатся прямохождению. Их зубы и когти — ну представьте себе самую большую земную собаку, каковой является медведь! — как нельзя лучше подойдут для выделки шкур и прочего. А вот нет...
Несмотря на то, что у человека и собаки на девяносто семь процентов совпадает строение генов, природные их возможности разные. А значит, и возможности развития разные. Человек способен различить около пяти миллионов цветовых оттенков и воспринимает несколько тысяч запахов. У собак все наоборот: полмиллиона запахов, но они почти не различают цвета. Далекие неподвижные объекты собака не видит вообще. И это значит...
А что это значит? Может быть, им не понадобятся небоскребы? Человечество всегда стремилось за горизонт, для собаки горизонт находится совсем близко. Будут ли они мечтать о покорении неба? Будет ли мечтать о покорении неба придуманная раса лошадей, коз, овец, которые совсем его не видят? Вернее, видят лишь серый провал, потому что не воспринимают синий цвет. Как быть с пчелами, что улавливают ультрафиолетовую часть спектра? С некоторыми морскими животными, слышащими в инфразвуковом диапазоне и чувствующими, как трется волна о воздух?
Постепенно-постепенно все физиологические различия приведут к тому, что звездолеты их будут отличаться, как отличается синее небо от серого. Бесцветный мир — от мира, насыщенного ультрафиолетом, далекий горизонт — от горизонта, находящегося на расстоянии вытянутой руки.
Вспомнив эту прогностическую программу, Джокт уже твердо был уверен: то, что он встретил в Приливе, дело рук человека, а не чьих-нибудь лап, копыт, крыльев, плавников, ложных конечностей и псевдоподий!
Но вдруг он с ужасом осознал, что это не объясняло ровным счетом ничего. Если Бессмертные нашли способ внедрять в человеческий мозг свои закодированные послания, почему они обязательно должны завлекать своей техникой? Ведь сразу станет ясно: тут что-то не так!
Нет, уровень развития разумных червей никак не назвать ниже уровня развития человека. Может быть, у них тоже есть прогностические программы и операторы Бессмертных вогнали в память вычислителей банк антропологических данных, смоделировав в конечном итоге объемное изображение этих самых «Летучих голландцев»? Чем можно разбить такое предположение? Звуки... Вот тут как раз больше оправдывалось недоверие к «Летучим голландцам». Что это за звук — «Ом»? Почему не обычная речь? Бессмертные умеют воспроизводить человеческую речь! И еще. Общение Бессмертных между собой происходит именно с помощью инфразвука.
Джокт обхватил голову руками, увидев все, приключившееся с ним, в другом ракурсе. Значит, подозрения могут оказаться небеспочвенными? Тогда почему его не изолировали с самого начала? Ведь это так очевидно! И он не раз уже сам спрашивал именно об этом. Ведь если все так, то он может представлять потенциальную опасность, как минимум, для своей истребительной группы! Может служить каналом связи, через который Бессмертные будут вытягивать из его сознания все сведения, которыми он располагает.
Почему же он не под замком? И неважно, у кого может находиться ключ — у офицеров штаба ВКО или у таинственных служб хайменов, забравших из ведения военных остальных пилотов, которые слышали и видели то же самое.
Джокт встал, испытав потребность покинуть помещение, лишенное к тому же окон. Выйти хотя бы в коридор... Коснулся сенсора, подергал дверную ручку и убедился, что заперт.
Что-то становится на свои места! А потом он неожиданно успокоился.
Э, нет! Так действительно можно свести себя с ума! И где-то во всей этой логике имелся изъян.
То, что особист заблокировал дверь снаружи, тоже еще ни о чем не говорило. Это могла быть простая мера предосторожности, чтобы молодого пилота, чьи дни пребывания на Земле за последние несколько лет можно пересчитать по пальцам, не потянуло на какие-нибудь ночные подвиги. Ночь, она ведь располагает... К той же Эстеле в гости забежать, например...
Еще, возможно, стало обыкновением блокировать все двери штабной гостиницы. Взгляд Джокта уперся в коммуникатор. На нем имелась маленькая пластинка с указанием номера сержанта-консьержа. Стоит его набрать и сообщить, что есть необходимость покинуть гостиницу. Что он будет делать? Как отреагирует?
— Пилот Джокт, комната двести четыре. У меня почему-то заблокирована дверь.
— Доброй ночи! Извините, господин офицер! Магнитный замок начал барахлить всего день назад, и пока не успели его заменить. Сейчас я разблокирую дверь снаружи. Еще раз извините!
Чудно! Налицо первые признаки приближающейся паранойи. А скоро он начнет шарахаться собственной тени...
Не дожидаясь прихода консьержа, Джокт наконец-то разделся и нырнул под одеяло. Включил видео, выбирая из сотен каналов любимый (время все лечит, теперь Джокт снова с интересом просматривал этот канал) «дискавер», но передача посвящалась жизни в Крепости «Азия», которая ничем от жизни в «Австралии» не отличалась. К тому же пояснения давал такой же молодой пилот, как и Джокт, только почему-то со знаками различия капитан-лейтенанта. Вот это было странно. Ни одного знака отличия, и уже капитан-лейтенант. Ах да, вот же строка состоя... тьфу, черт! — обычная бегущая строка. Пресс-секретарь комендантства. Тогда понятно. Лиин знала о таких капитан-лейтенантах намного больше, чем Джокт. Потом тихо щелкнул замок, и все страхи улетучились сами собой вместе с этим щелчком. Хотя на завтра было назначено медсканирование, оно вряд ли требовало от Джокта предполетного сна, и он снял индап, бережно уложив его на пол так, чтобы тот оказался под рукой.
Изъян был. И Джокт все-таки нашел, в чем он заключался.
Тех пилотов, что изолировали от остального мира, спрятав невесть куда, наверняка уже подвергли и сканированиям и, скорее всего, куда более скрупулезным обследованиям. Как там Старик сказал? Разбирают сознание на фрагменты? Вот если бы в их сознании нашли что-то такое... Да нет, не гостиничная скука, консьерж и поломанный замок, не далекий от реальностей службы командор-медик, а транспорт с охраной, «Фениксами» или «Саламандрами», и нескольких крейсеров, особая конвойная рота, действительное ограничение свободы и совсем другие разговоры с особистами — вот что ожидало бы Джокта!
Выключив видео и пожелав себе хоть каких-нибудь сновидений, Джокт уснул. И черта с два поймал за хвост ускользнувший сон, когда утром его разбудил офицер особого отдела. Зато теперь он получил еще одну возможность убедиться, как сильно отличается сон с индапом от обычного, потому что Джокту почудилось, будто он всего минуту назад погасил свет.
— Я сейчас, — буркнул он особисту, застывшему в ожидании у двери, и направился в ванную.
Почему-то пользоваться услугами индапа, раз это здесь являлось необязательным, Джокту не хотелось.
Потом, после контрастного душа, прихватив на всякий случай полотенце, он направился в медицинское управление.
— А это зачем? — удивленно спросил особист, указывая на полотенце.
— Да так, имею некоторый опыт, — уклончиво ответил Джокт.
Нет, второй раз он не собирался умирать. И хотя понимал бесполезность этого занятия, всю дорогу давал себе внутренние установки.
«Я не рвусь в герои. Я не должен умирать. Все будет не по-настоящему!»
Его встретил тот самый полковник-медик, что проводил сканирование в прошлый раз. Тот, который собирался наградить Джокта «Солнечной короной» и доверил бы сопровождение госпитального транспорта. На удивление, все происходило быстро и сухо, словно они виделись впервые. Виной всему был, скорее всего, сопровождающий Джокта.
— Надень-ка вот это. — Вместо приветствия медик подал Джокту новенький индап. — Я слышал, с прежним у тебя вышла какая-то размолвка.
И все. А еще удивительнее было, что вместо сна на медицинском сканере его отправили к штабному космодрому.
— ...Тебе не нужно отсчитывать секунды, будешь стартовать в энергетическом луче! — Веселый техник, па удивление хорошо осведомленный о прошлых виртуальных приключениях пилота, стукнул по шлему СВЗ. — Полетное задание получишь на орбите!
Вот это да, подумал Джокт, неужели уже существует модификация «Зигзага», которая позволяет вести медсканирование в полете?
— И что, мне опять придется встретиться с Йоши? И он снова окажется программой-провокатором? — осведомился Джокт, когда после жесткого старта, от которого затрещал экзоскелет скафандра, истребитель вышел на внешнюю орбиту.
— Нет, Джокт. Не будет никаких программ-провокаторов и никаких нападений Бессмертных на Землю тоже не будет. Так что забудь, что происходило в прошлый раз, а сосредоточься на задании, теперь все по-другому... Знаешь, как можно отличить иллюзию, даже наведенную, от яви? Просто скоси глаза. Предмет, который находится сбоку от тебя, будет виден боковым зрением. Во снах и в тестах он исчезает или превращается во что-то другое.
— Только и всего?
— Конечно нет. Но это самый простейший способ, придуманный на Земле тысячелетия назад. Так убеждали людей, страдавших галлюцинациями.
Слева от «Зигзага» повисло узкое веретено исследовательского судна, обвешанное спутниками-зондами. Две внушительных размеров гигантские чаши параболических антенн придавали ему сходство с карикатурным носом, к которому пририсовали слоновьи уши. Джокт попытался уловить его боковым зрением — ушастый нос был на месте.
— Но почему мне не сказали, что предстоит боевой вылет? Я спал без индапа, — признался Джокт.
В ответ он услышал смех медика, оставшегося внизу, под облаками.
— Посмотри на тактический дисплей. Что ты видишь?
— Нормальным или боковым зрением? — съязвил Джокт.
— Каким угодно. Ну?
Состояние двигательных систем... Отсутствие обратной реакции гравиквазеров... Работа криогенераторов, грависканер и энергорадар — норма. Навигационные системы — норма. На подвесках... А что с арсенальными подвесками?
— Почему я иду «нулем»?
— Оружие тебе не понадобится, Джокт. Район, где производятся исследования полностью безопасен. Возможно, Бессмертные даже не догадываются о его существовании. Все, что вам придется делать, — войти в Прилив. После выхода — войти обратно. Потом — снова войти, опять выйти, войти...
— Выдавить шампунь, втереть, смыть, повторить процедуру, — пробормотал Джокт, начиная догадываться, что за испытание его ожидает.
— Вначале тебе нужно добраться до места исследований, это через три Прилива, значит, час — час двадцать в один конец. Плюс столько же обратно. Работаем... — Пауза, медик сверялся по времени. — Работаем восемь часов без учета дороги. Примерно двадцать проходов через Прилив. Ты готов?
Войти — выйти, войти — выйти, выйти — войти... Подобным изнасилованием Прилива до него не занимался ни один пилот «Австралии», подумал Джокт. Еще он подумал: сюда бы Эстелу, вот кто бы оценил это сочетание полета на боевом истребителе с неким знакомым ей процессом. Тут же мысли обратились к другому... А ведь подвески не зря пустые! И не зря Старик перед отправкой на Землю цитировал ему служебный Регламент КС, особенно про офицеров, находящихся в отпуске, и о невозможности их использования в боевых операциях! Барон еще как-то по-своему объяснял некоторые положения Регламента. Вассал моего вассала... Что-то из древней истории, означающее для Джокта невозможность боевого вылета с Земли без приказа коменданта «Австралии».
Вот, значит, как они выкрутились! Зачем тратить время на возню с медсканированием, не приносящим ни пользы науке, ни удовольствия испытуемому, когда можно использовать пилота по прямому назначению, то есть кинуть его, как кролика, двадцать раз через Прилив? И Регламент не нарушен, и исследования ведутся, и все вассалы при деле! А двадцать раз — это без учета дороги, еще шесть проходов в Приливе. Авось, на втором десятке загнется. Исчезнет или хотя бы еще раз вступит в контакт. Ведь именно это их всех интересует?
Джокту было неприятно ощущать себя лабораторной крысой. Но что можно поделать в его положении? Разве что отправить по мгновенке депешу в Крепость. Так, мол, и так, господин комендант. Катаюсь вот туда-сюда. Лечу сквозь Прилив, как на качелях. По заданию штаба, в рамках проводимого обследования, совершая звездные фрикции до наступления полной импотенции... А почему нет? Что такого в этой передаче?
Уже потянувшись к сенсорам связи для подготовки к передаче голосовых сообщений, Джокт увидел еще одну странность «Зигзага»...
Заблокирована антенна даль-связи! Свинство? Конечно! И все сигналы, входящие и исходящие, были замкнуты на том самом Ушастом исследователе.
— Вас будет сопровождать на протяжении полета исследователь «Прометей». Для того чтоб вы не вышли за радиус действия его регистрирующей аппаратуры, на истребителе установлена блокировка скорости. — Джокт округлил глаза, похоже, кто-то читает его мысли. — Также все принимаемые и излучаемые истребителем сигналы перенаправлены на «Прометей». Учтите, пилот, этот исследователь — очень дорогая игрушка и стоит намного дороже того, на сколько он выглядит.
Ага, понял Джокт, пытаются скормить хоть какое-то правдоподобное объяснение, нашли идиота! Не выйдет, парни! А в голове уже крутилась совсем уж нехорошая догадка.
— Прошу докладывать во время полета обо всем необычном, не бойся ошибиться в своих ощущениях, «Прометей» оборудован новейшими регистраторами энергетических полей и сигналов любого уровня. Может быть, нам вместе удастся...
Дальше Джокт не слушал, переключив все внимание на корпус «Прометея». Выдав несколько корректирующих импульсов, движки «Зигзага» заглохли, и теперь Джокт сумел рассмотреть корабль-исследователь со всех сторон, описав вокруг него петлю.
Так. Понятно. Регистраторы, говорите? Уши? В случае чего эти уши умеют, оказывается, складываться, а вместо них возникает очертание малой боевой рубки, на три турели. Да еще и не все спутники, крепящиеся к бортам «Прометея», являются исследовательскими зондами. Два но левому борту и столько же по правому — дистанционно управляемые обоймы-аресеналы, снаряжаемые обычно тремя малыми торпедами близкого радиуса действия. Судя по всему, пустыми обоймы па «Прометее» не были, иначе зачем они тогда вообще место занимают? Вывод: блокировка скорости до двух десятых световой вовсе не для облегчения работы регистрирующей аппаратуры. «Зигзаг» идет «нулем». Идет медленно. Еще наверняка какая-нибудь каверза имеется вроде ограничений по маневру, и короткие радиусы разворотов ему сейчас недоступны. А вот Ушастый — настоящий заяц-оборотень. Даром что тихоходный. Если что — сожжет на счет три. И даже торпеды ему не понадобятся. Много ли нужно ума попасть в ползущий как муха, да еще по максимальной дуге на развороте, беззащитный истребитель?
— Чего они от меня ожидают в таком случае? — ужаснулся Джокт после осмысления всей диспозиции полета. — Что я коршуном накинусь на «Прометей» и набью им всем морды, взяв исследователь на абордаж, как Балу центральный пост вражеского линкора? Или просто сбегу, куда подальше... Но куда? К «Австралии»? Или, помахав на прощание пустыми подвесками, прямиком к Бессмертным?
Нужно будет сразу определиться с радиусами и с двигательными заслонками. Не скорость, так маневр, не оружие, так хоть возможность уйти в полет-кувырок. Что-то же должно у него остаться на самый крайний случай? Это только в штабе считают, что район, куда его отправляют, напрочь безопасен. То же самое думали когда-то про Плутон.
— Удачи, пилот! — снова прорезался сквозь невеселые мысли голос медика, ответственного за эксперимент. — Пойми главное! Это не боевая операция! Это очень и очень важная исследовательская работа. Четко следуй инструкциям с «Прометея», не отвлекайся ни на какие другие вещи. Думай только... Ты знаешь, о чем тебе думать в Приливе. Все, до встречи! Передаю связь «Прометею»!
Вот-вот, и все «Летучие голландцы» Вселенной налетят на запах моей мысли, как мухи на сладкое!
— Ну что, пилот? Поищем твою галлюцинацию? — возник другой голос, и Джокт чертыхнулся.
Особист-то здесь зачем? Что нужно от меня злому гению разведки? Боится, что сбегу? Наверняка ведь его идея — раздеть и обездвижить «Зигзаг», посадить подопытного, или поднадзорного, как угодно, словно куклу в люльку, и гонять туда-сюда. Спасибо еще, на дистанционку не поставили. Хотя, может быть, все еще впереди. Просто время не пришло. Как придет, засунут в спасательный бот, встанут два таких Ушастых по обе стороны одного Прилива и начнут перекидываться ботом, как шариком для пинг-понга.
— Ты чего отмалчиваешься? Не рад меня слышать или все никак не можешь решить, что для тебя было бы лучше, простое медсканирование или такой вот эксперимент?
— Я бы выбрал сканирование, — ответил особисту Джокт, — но меня, наверное, забыли спросить. Или я не расслышал, когда предлагали выбирать. Но вы не стесняйтесь! Это же во благо, я понимаю...
— Точно! Не расслышал! Всего, что я вчера говорил. Давай без истерик, пилот. Мне еще меньше улыбается целый день шнырять туда-сюда, присматривая за твоим хвостом, а вот видишь — приходится.
— Какие истерики? Какие обиды? Спал и видел этот счастливый день во снах!
— Ну и замечательно.
— Значит, Ушастый... то есть «Прометей»...
— Пойдет за тобой след в след. Вернее, перед тобой. А за корму «Зигзага» перед каждым новым погружением в Прилив будет запускаться зонд. Так что дистанция должна быть выдержана строго: между тобой, исследователем и зондом. Две сотни километров, не больше, поэтому на «Зигзаге» установлено ограничение скоростного режима. Входить — на двух сотых, а дистанция действительно невелика, и выдержать ее, повторяю, нужно в точности. Так что потребуются все твои навыки. Запомни: двести тысяч метров, ни больше ни меньше, иначе все насмарку! А один час полета «Прометея» обходится дороже того же часа работы эскадры линкоров. Так что постарайся. В своих же интересах...
В моих, в моих! Еще немножко — в интересах самого особиста, что приставлен ко мне, хорошо, если не пожизненно! Немножко — в интересах штаба ВКО, чуть-чуть — в интересах тайной спецслужбы хайменов. Знать бы, чья доля тут больше?
«Прометей» обозначил начало движения топовым сигналом, тут же продублированным вспыхиванием навигационного экрана, и джойстик удобно лег в руку (опять палка-копалка!), а педали ответили звоном, который умеют различать только пилоты истребителей.
Навигатор «Прометея» рыскал вправо и влево, уходил в провал и поднимал Ушастика в крутую горку. К тому же менял скоростной режим и дважды погасил инерцию, компенсируясь до полной остановки. Видимо, желал проверить реакцию Джокта.
«Наивный щенок!» — Почему-то думать о себе самом хотелось как о матером пилотище, умеющем продевать истребитель сквозь «игольное ушко».
Был такой тренировочный финт: обруч, диаметром в сотню метров, сквозь который нужно провести «Зигзаг» на половинной скорости. Правда, о таком тренинге Джокту доводилось только слышать, потому что предназначался он для «Фениксов» и «Саламандр», элиты истребительного флота. Обычные фронтовые «Зигзаги» не имели для прохождения «игольного ушка» необходимого уровня чувствительности управления, да и лишних полтора года на овладение этим трюком — откуда их взять?
«Щенок!» — еще раз мысленно повторил Джокт, следуя за исследователем как приклеенный.
И как-то даже не задумался, что за навигаторской панелью «Прометея» — один из бывших «Фениксов», возвратившийся в строй после полугода скитания но госпиталям и хирургическим отделениям. А ведь легко было догадаться, кому еще можно доверить управление кораблем, напичканным сверхдорогой экзотической аппаратурой стоимостью в два-три линкора? По поводу аппаратуры Джокту представился случай убедиться, когда на подходе к первой приливной точке доминирующая система позиционирования исследователя вдруг вывела на экран «Зигзага» полную проводку курса, вплоть до места прибытия.
— Вот это да! — выдохнул Джокт, увидев, что «Прометей» локирует разом едва ли не все пространство, контролируемое Солнечной.
Теперь он мог видеть на экране при изменении масштабирования и «Австралию», и «Азию» — да что там! — все пять Крепостей и даже рудный район, прикрываемый «Европой», куда прямо в эту минуту спешили сразу десять транспортов со штурмовой пехотой под прикрытием эскадры крейсеров и истребителей.
Даже пространственные локаторы «Австралии» были на порядок слабее, охватывая взором только подответственный район и краешек зоны ответственности «Африки».
Изображение исчезло, видимо, это был просто короткий, но очень уж действенный акт демонстрации возможностей исследователя. Причем далеко не всех возможностей. Потому что в следующую секунду другой, незнакомый голос с «Прометея» осведомился:
— Это ты обо мне так плохо подумал? Нехорошо...
Навигатор! Точно он! Это что же означает? Что они на Ушастом уже и мысли читать умеют?
— Удивлен? Вот то-то же. Извини, что погонял тебя, как мальчишку. Нужно же было как-то убедиться, что у меня надежный ведомый.
Нет, в самом деле, дистанционное чтение мыслей! Это же, это же...
— Не переживай, Прима! Сканируется только твой эмоциональный фон. Вначале ты был раздражен, теперь — удивлен. Остальное отгадать несложно. Если из чайника валит пар, значит, вода закипела, а не замерзла. Верно?
Так Джокта впервые назвали когда-то общеупотребительным, а ныне почти забытым словечком на пилотском сленге. Секунд — второй, Прима — первый лейтенант. В отрядах «Фениксов» и «Саламандр» явление крайне редкое, если даже на подхвате у них работают сплошь капитан-лейтенанты. Кэпы. В Крепостях же три четверти флотского состава — лейтенанты. Первые и вторые. Поэтому слово перестало звучать.
— Молодец, кстати, шустро пляшешь... — Это он о маневрировании, догадался Джокт, вовсе незнакомый со всем набором словечек у элитаров. — Майор Куман, экс-«Феникс». Еще раз извини за проверку. Уклонение вправо надо бы тебе отрихтовать...
— Почему? — вступил в разговор Джокт, а сам подумал: какой странный день, все перед ним извиняются, но ему почему-то не становится легче.
— Все очень просто, пилот. Судя по полету, ты — типичный правша. Уклон влево ведешь нормально, вправо — амплитуда чуть меньше.
Надо же! Такое подметить — немалое мастерство требуется, и взгляд наметанный. Причем очень большое мастерство, и очень наметанный взгляд.
— На самом деле это характерно для всех правшей, так что ты не тушуйся. Инстинкты, пилот, инстинкты... И в бою, если будет без разницы, куда сваливаться, влево или вправо, ты уйдешь влево. Потому что твой мозг знает о том, что ты правша. Значит, правая рука сильнее и развита лучше, а самое главное — все действия подсознательно подгоняются для использования правой руки. Атавизм! Как у краба движение боком. Тем боком, где клешня побольше.
— Я учту, — коротко ответил Джокт, удивляясь, почему никто из инструкторов раньше не подмечал эту особенность в пилотировании?
— Учти обязательно. Не подумай, что какой-то списанный болтун решил поучить уму-разуму новичка, просто так, от нечего делать. Бессмертные-асы, а рано или поздно ты с ними встретишься, вступают в бой вторым эшелоном. Удобно. Под удар подставляются менее опытные пилоты, и есть время проанализировать действия и намерения противника. То есть наши действия. Угадав, кто из пилотов левша, а кто правша, они начинают атаковать из невыгодных позиций, пользуясь уже этим знанием. И если у Бессмертного появится выбор — как лучше произвести стрельбу, зная о том, что ты с наибольшей вероятностью уйдешь с курса туда, куда тебе привычней уходить, он обязательно рубанет справа. Для тебя — слева. Туда, где ты окажешься, подставляясь под торпеду или энергетические излучатели.
— Как-то не замечал раньше, но все равно, спасибо.
— Раньше? Ты сколько раз участвовал в бою? Девять? Десять? Ну от силы двадцать. В настоящем, не тренировочном, без Первого Боевого.
— Два, — тут же смутившись собственной резкости, ответил Джокт и сразу переспросил: — А почему не считая Первый Боевой?
— Потому. Сам знаешь, — сказал, будто отрезал майор. — Такие Бессмертные, которых я привел в пример, на самом деле встречаются не часто. Но встречаются.
— Спасибо, — повторил Джокт.
— Не за что. А теперь уравнивай дистанцию. Произвожу запуск зонда.
Зонд? Хотя все правильно. Чем черт не шутит? Вдруг в первом же Приливе они и наткнутся на «Летучих голландцев»?
Дистанция... Отработать курс... Тьфу, точно на петлю влево пошел, можно было вправо... Где-то позади раскрыл серебристо-черные антенны-зонтики зонд. Зонд — зонт. Так становятся поэтами. Плохими. Исчез исследователь, отрубилась связь. Туман, весь в слабых проблесках. Прилив!
Выход в пространство, наполненное звездами, как глоток воздуха после всплытия из глубин на поверхность. И снова немножко пилотского трепа с майором, который успел научить еще одной маленькой хитрости пилотажа. Ах да! Их же обучают пилотированию вражеских звездолетов, вот откуда он знает, почему комендоры «Кросроудов» в первую очередь стараются выбить истребители второй волны. Надо же, упрощение работы навигационно-тактического оборудования и переориентирование орудийных установок...
Корректировка курса и дистанции. Зонд — зонт. Проблески...
Снова. И два корабля вышли в заданном секторе, где им предстояло, чуть ли не взявшись за руки, прыгать парой туда и обратно. Групповая любовь с криком. Да еще в таком месте!
— Сигма Мак-Дональдса! — Джокт присвистнул. Красивейшее место! Звездочки, как блестящие игрушки. Будто улыбаются, встречая тебя. Если бы еще не три черных дыры поблизости...
Во всех лоциях это место отмечалось как крайне нежелательное для навигации. Разве что для глупых туристов, да еще за большие деньги... Ну их, эти улыбающиеся звездочки. Вспухнуть от страха! Всего одна пульсация черной дыры, и все. На всю жизнь покойник! — так говорили, когда имелось в виду, что нечего будет даже отправлять к месту «второго срока службы».
Хвала исследовательской станции «Антиглоб»! Если бы не они, до сих пор про пульсации черных дыр не было бы известно... Тоже интереснейший феномен в основе — «гравитационная память»!
Джокт запустил программу «Астронет» из стандартного набора информационных справочников, вшитых в память бортового вычислителя как раз для таких вот случаев, восьми часов тупого блуждания сквозь Приливы. Никакой опасности. Только каждые двадцать пять минут — перестроение, запуск зонда и следующий нырок. Сдохнуть со скуки!
В четверть экрана выделился квадрат со знакомой заставкой «А-Н». Голосовое сопровождение Джокт включать не стал. Так ему нравилось больше...
Плыть с полностью активированным обзором, то есть зависнуть в пустоте, где можно было бы добавить сюрреализма, передвигая ногами, будто шагая по Вселенной. Можно, если бы не необходимость контроля педалей управления.
Со всех сторон — бесконечность. Целая бесконечность бесконечностей! И легче всего понять обреченность одинокого путника-человека на бескрайних полях космоса. Где вместо злаков колышутся звезды, где нет ни лета, ни зимы, только весны... Ну вот. Сначала зонт-зонд, теперь это...
Точка выхода из Прилива располагалась в не менее живописном месте — Дабл-ви Окна. Часть звездного конгломерата Гейтса, названного именем полунищего, как гласила легенда, одиночки, который на последние средства выкупил у флота списанный одноместный исследователь и подался когда-то в искатели Приливов. Он был одним из множества бескорыстных романтиков, что делали открытия — находили новые Приливы и передавали все сведения о них в безвозмездное пользование всей Солнечной. Не путать с Гейтсом — известнейшим филантропом, который полтора века назад из удачливого топ-менеджера превратился в простого администратора игрового детского центра, передав свои сбережения Детскому Фонду. Да, были люди... Теперь вот — дабл-ви Окна осталась. На века!
Две черные дыры, уже втянувшие в себя вещество нескольких ближайших звезд, и к ним в придачу нестабильный газовый гигант, в шутку названный «Маленьким и мягким». Одна пульсация — и нет никаких темных шатунов. Так, за миллионы лет гигант подмял под себя все огромное скопище планетоидов, когда-то существовавших здесь, и комет, чьи яркие орбиты пересекались с невероятно прожорливым полем тяготения гиганта.
«А-Н» услужливо отреагировала на касание экрана пальцами, затянутыми в перчатку СВЗ. И без того непередаваемо-яркие ощущения полета с полным обзором стали еще ярче, еще красочней, потому что программа демонстрировала сведения как раз о тех объектах, в опасной близости от которых шагал-плыл-летел Джокт.
