Глава седьмая Воспоминания о будущем
Капитан третьего ранга Петр Сухов принимал фрегат «Котлин» на верфях планеты Новая Британия.
Для русского моряка быть командиром фрегата или первым помощником на крейсере — карьерный потолок. И если Петр Иванович Сухов в тридцать семь лет достиг своего потолка, теперь его удел — героически погибнуть в бою, медленно спиться от тоски или броситься с головой в какую–нибудь самоубийственную авантюру. Спиваться и гробиться Сухов не собирался. Значит, ему оставалось только одно — положить голову на алтарь отечества. Но вот незадача: он никогда не считал ООН своим отечеством.
Военморы и морпехи в парадной форме выстроились на взлетно–посадочной площадке военного космодрома «Хитроу». Командир фрегата «Котлин» медленно обошел строй.
Экипаж «Котлина» был укомплектован заранее. Две трети ребят попали сюда с корвета «Джанкой». Они прошли с Суховым и Христианию, и захват хаарского рейдера. Остальных — по человечку, с самой тщательной проверкой подбирали среди выпускников училищ и резерва Шестого флота капитан третьего ранга Бульбиев и начальник БЧ–два старлей Хвостенко. В этом непростом деле Петр им всецело доверял.
В первом ряду, на крайнем правом фланге, стоял кондуктор Спиваков. Сухов забрал–таки его из парижского гарнизона и назначил своим адъютантом. Аристарх Львович в считаные дни помолодел лет на десять, расправил плечи и был теперь полон сил и желания жить. А уж в парадной форме он в свои сорок три года и вовсе казался завидным женихом.
Вытянувшиеся в струнку военморы поворачивали головы, следуя движению своего командира и ели его глазами. Традиция — дело святое.
Обойдя строй, Петр Сухов остановился, обвел взглядом боевых товарищей и новичков.
— Здравствуйте, господа военные моряки! — гаркнул он во всю мощь легких.
— Здравь, здравь, здрувь!!! — откликнулся экипаж.
— Друзья мои! Соратники! Поздравляю вас с новосельем! Уверен: честь свою на «Котлине» не посрамим!
— Ура–а–а! Ура–а–а! Ура–а–а! — проревел строй.
Потом военморы под развернутым флагом фрегата «Котлин» прошли торжественным маршем мимо своего командира. На самом корабле–то особо не помаршируешь, хоть фрегат — посудинка не самая малая.
Сухов отдавал честь парням, с которыми ему предстоит сражаться в новых войнах. А то что войны будут — и очень скоро — Петр не сомневался.
Этот небольшой парад разворошил память. Петру Сухову вспомнилась первая в его жизни война — та, что случилась больше года назад.
Воевал каплейт Сухов вроде бы с мятежниками. Но если копнуть глубже, то с инопланетным агрессором. Вот оно как порой бывает…
У лохов все неприятности происходят неожиданно. На сей раз новость оказалась совершенно неожиданной для вездесущей контрразведки ВКС ООН. Выяснилось, что с планеты Христиания перестали прилетать торговые и пассажирские корабли, а те суда, что ушли туда за последние недели, назад так и не вернулись. Адмиралтейство соизволило встревожиться.
Крейсер «Плимут» Шестого флота Объединенных Наций охранял Христианию в штатном режиме. За время его дежурства на околопланетное космическое пространство не посягнул ни один враг. В поле видимости не появлялись неопознанные или хотя бы подозрительные корабли.
Командиром крейсера был матерый кавторанг Пинчер–Васкес. По тахионной связи он получил приказ командующего Шестым флотом, подошел к планете и завис на высокой орбите. Оставалось взглянуть на злосчастную Христианию в фотоумножитель. Взлетно–посадочные площадки единственного на планете космопорта были тесно уставлены разнокалиберными кораблями. Видно, копились здесь уже не первый месяц.
Три десантных катера спустились на поверхность планеты, не встретив сопротивления. Морпехи без единого выстрела заняли здание космопорта. Начальник абордажной партии доложил кавторангу, что внизу все спокойно, сотрудники космопорта занимаются своими делами.
Переговорив с комфлота, Пинчер–Васкес решил связаться с губернатором провинции Христиания. Вскоре на экране возник кабинет господина Йоргена Свенсена. Губернатор неподвижно сидел в кресле.
Его седые волосы были коротко пострижены. Свенсен имел длинное, плоское, загорелое лицо с белесыми бровями и ресницами. Водянистые глаза смотрели в одну точку.
— Здравствуйте, господин губернатор. Успехов и процветания вашей прекрасной планете! — вежливо обратился к Свенсену кавторанг.
— Здравствуйте, — невыразительным голосом ответил губернатор. Лицо его было неподвижным. — Чем обязан в столь поздний час?
— Командование Шестого флота поручило мне задать вам несколько вопросов.
— С удовольствием отвечу на них. — На лице Свенсена нельзя было найти ни грамма раздражения или любого другого чувства. Это было лицо говорящего манекена, которых в древности делали из мертвого пластика.
— По какой причине Христиания прекратила космическое сообщение с соседними мирами?
— Участились случаи крушений. Пришлось поставить торговый флот на профилактику.
Пинчер–Васкес понял, что говорит с психом или зомби, но вопросы задавать не перестал.
— Почему с планеты не могут улететь чужие корабли? Их экипажи под арестом?
— Экипажи арестованы за провоз контрабанды. Идет следствие.
В логике губернатору было не отказать, но поверить ему мог только круглый идиот.
— Неужто все до одного корабли везли контрабанду? — не поверил командир «Плимута». — Так не бывает.
— Прежнее правительство смотрело на такие вещи сквозь пальцы. Вот у торговцев и возникло искушение.
У губернатора на любой вопрос имелся готовый ответ. Вот только с каждой следующей фразой он все меньше походил на живого человека.
— Я ответил на все ваши вопросы? — поинтересовался Свенсен.
— На сегодня — да, — выцедил кавторанг. — Благодарю вас.
Пинчер–Васкес доложил о разговоре в штаб Шестого флота и ждал дальнейших указаний. Время шло. Указаний не было. На Христиании тоже ничего не происходило.
Кавторанг решил провести глубокую разведку. Следовало посмотреть на Христианию изнутри. Но высадившихся на планету морпехов он задействовать не стал. В космопорт с «Плимута» прибыли еще два десантных взвода и отправились в увольнение «на берег». Морпехи уселись в глайдеры–такси и улетели в город.
Спустя шесть часов разведчики благополучно вернулись на крейсер. А еще через полчаса связь с «Плимутом» прервалась. И только тут штаб Шестого флота забеспокоился всерьез.
Когда тахионная связь была восстановлена, оказалось, что экипаж крейсера жив и здоров. Лишь одно насторожило начштаба: слишком сильно изменился кавторанг Пинчер–Васкес — стал абсолютно спокоен и безразличен. Похоже, ситуация на Христиании его больше не интересовала, однако такое равнодушие было совершенно не в его характере.
Штаб Шестого флота действовал по обычной схеме — обычной при ведении звездной войны. Сначала во главу угла встало флотское разведывательное управление. На Христианию были посланы тысячи роботов–разведчиков. В штаб полились ручейки, а затем и целые реки разнообразных сведений. Аналитики разведуправления пили кофе, глотали стимуляторы и сутки напролет фильтровали информацию.
Разведке хоть и не сразу, но удалось выяснить, что в тело каждого гражданина Христиании, а также всех торговцев и военморов, попавших на ее поверхность, вселилась некая инопланетная сущность.
Официально признать этот факт руководство Объединенных Наций не осмелилось. Во избежание паники и приступов изоляционизма, который пагубен для столь огромного, мультипланетного государства, как ООН. Многие планеты–провинции немедленно прекратили бы любые межзвездные контакты, дабы пресечь распространение смертельно опасной угрозы, и потребовали бы жесточайшей изоляции для всех участников христианского конфликта.
А посему жители Христиании во всеуслышание были объявлены мятежниками — отъявленными сепаратистами. Дескать, решили отделиться от ООН, захватили больше тысячи заложников и поставили ультиматум, мерзавцы.
К планете Христиания был направлен сводный отряд кораблей. В его состав включили корвет «Джанкой» под командованием старшего лейтенанта Петра Сухова. Правда, включили задним числом. Потому что «Джанкой» патрулировал сектор и оказался ближе всех к месту событий. Он вступил в бой, не дожидаясь подхода главных сил.
Крейсер «Плимут» был теперь основной ударной силой «мятежников». Кроме того, планета Христиания обладала собственной небольшой флотилией. Флотилия состояла из «галош» — кораблей планетарной обороны и орбитальных тральщиков, дивизиона зенитных платформ и трех эскадрилий орбитальных истребителей.
«Джанкой» подошел к Христиании и тотчас попал под обстрел.
— Прекратите огонь! Готов на переговоры! — передал по рации командир корвета и продублировал сообщение, просигналив бортовыми огнями.
Сражаться с юнитскими военморами не было ни малейшего желания. Но пришлось. «Плимут» не захотел разговаривать. Главный калибр крейсера продолжал лупить по «Джанкою». У экипажа корвета развеялись последние сомнения: врага нужно топить — и без всякой жалости.
Бой с крейсером длился долгих пять минут и ни к чему не привел. Измененный экипаж «Плимута» утратил часть боевых навыков и вел огонь куда хуже, чем раньше. Словно бы его команда заново училась управлять кораблем. Только это и спасло корвет. А иначе даже мастерство Сухова и его экипажа не помогло бы — слишком неравны были силы.
Корвет с огромным трудом отбивал ракетные и лучевые атаки. «Плимут» же с легкостью защищался от залпов более слабого противника. Боеприпасы на «Джанкое» подходили к концу. Но еще хуже было с АЛЦ и мобильными щитами, которые до сих пор принимали на себя удары «мятежников». Скоро корвету нечем будет обороняться, и первая же меткая ракета или пучок антипротонов разнесет его на куски.
Командная рубка содрогалась от близких разрывов, экраны то и дело чернели, защищая глаза экипажа от ослепительных вспышек. Казалось, выход один — немедленно уходить в гиперпространство. «Драпануть в гипер», — как говорят седые военморы.
Но была одна загвоздка: уходить из евклидова пространства рядом с планетой, которая имеет мощное гравитационное поле, — сущее самоубийство. «Джанкой» могло кинуть прямиком в солнце или черную дыру. Или выбросить на другой конец Вселенной. Туда, откуда нет возврата. И самое главное: драп не делает чести русскому моряку. Отступить без приказа невозможно — позор всегда хуже смерти. Оставалось только атаковать.
Командир «Джанкоя» Петр Сухов принял решение начать атаку, несмотря на всю ее обреченность. Корвет ринулся на врага.
Командир БЧ–пять Гурко тратил последние АЛЦ, уводя вражеские ракеты с траектории корвета. Активные ложные цели закончатся через полминуты. Петр об этом не думал — у него не осталось времени на дурные мысли. И на остальные — тоже.
«Джанкой» несся на всех парах, а вокруг словно рвалось в клочья само мироздание. Прошивая трехмерное минное поле, корвет сносил тралом умные мины, поставленные командой крейсера. «Мятежники» не сразу поняли, что «Джанкой» идет на таран. Это было против правил.
«Плимут» открыл шквальный огонь, но без толку — получая пробоины, корвет стремительно приближался. Команда крейсера словно бы растерялась.
— Жми, жми, салага! — ревел в машинное отделение старпом.
И «салага» лейтенант Иван Прохазка выжимал все, что можно и что нельзя. В реакторе начался перегрев, но командир и главный механик решили рискнуть…
Когда дистанция сократилась вдесятеро, крейсер начал маневр уклонения, пытаясь уйти от лобового столкновения. Сухову казалось, что огромная бронированная туша «Плимута» разворачивается неспешно, почти торжественно. Она была уязвима. Она притягивала нос корвета, как магнит — железные опилки.
И все–таки корвет проиграл эту гонку. Движки выдали даже больше, чем могли, однако «Джанкой» чуть–чуть не успевал протаранить борт неприятелю. Крейсер «разводил пары», и с каждой секундой скорость его нарастала.
«Он уходит, уходит, уходит!..» — металась в голове старлея Сухова единственная мысль. Но еще можно было нанести по уходящему «Плимуту» последний удар.
— БЧ–два, огонь из всех стволов! — рявкнул командир корвета.
— Пусто, командир! — в отчаянии крикнул старший лейтенант Хвостенко.
Батареи БЧ–два выпустили все боевые ракеты, а единственная артиллерийская башня расстреляла все заряды.
— За–алп!!! — ревел Петр Сухов, не слыша старлея.
— Зеро!
До Сухова дошло. Продолжая поливать «Джанкой» огнем, «Плимут» начал удаляться. На принятие решения у командира корвета оставались доли секунды.
«Джанкой» содрогнулся от носа до кормы, завибрировал, как танк под ударом болванки. От грохота у Петра заложило уши.
— Попадание во второй маневровый, — доложил Прохазка. — Пробоина в корпусе затягивается.
— БЧ–три, торпедный залп! — не обращая внимания на доклад, приказал Сухов.
Гиперторпеды не положено использовать в обычном пространстве — у них слишком маломощные движки. А потому если бить, то в упор. Почти обнявшись с врагом.
Торпеды шли страшно медленно — почти пешком, но уж слишком близко был сейчас «Плимут».
— Хитро придумал, — успел сказать старпом.
Три полосатые смерти были сожжены зенитными установками «мятежников», но четвертая тихоходочка поднырнула и ударила в борт — как раз между огневыми рубками. Боезаряд у гиперторпеды достаточен, чтобы пустить на дно огромную астроматку — не то что крейсер среднего класса.
Эта четвертая торпеда приговорила крейсер. В недрах «Плимута» рвался боезапас, пробивая в обшивке дыры и выплевывая в вакуум языки пламени. Ни одна спасательная шлюпка почему–то не отчалила с гибнущего крейсера.
А корвет, форсируя работу уцелевшего двигателя, уходил из зоны поражения. Подстрелить его могли и с мертвого крейсера — достаточно одного, не впавшего в панику стрелка.
Затем «Плимут» раскололся пополам. Огромный корабль был уничтожен маленьким корветом. Петр Сухов не сразу поверил своим глазам.
— Ну, ты как, командир? — хлопнув Сухова по плечу, осведомился старпом.
— Пысать хочу, — ответил Петр, смачно потянулся и, неуловимым движением отстегнувшись от командирского кресла, отправился в гальюн.
Памперсы, встроенные в боевой гермокостюм, он, как и все военморы, терпеть не мог. Шел быстро, пружинистой походкой. После всего ноги держали. «Ни–че–го… — прорвемся».
Корвет «Джанкой» в тот же день состыковался с плавучей базой снабжения, загрузил на борт топливо, провиант, воду и, главное, боеприпасы. И теперь в одной из кильватерных колонн русский корвет снова шел к Христиании.
Навстречу отряду кораблей Шестого флота с Христиании стартовали все гражданские суда. Гражданские капитаны дружно подавали сигналы «SOS». Они лишь чудом вырвались с опасной планеты, просили защиты у военных моряков.
Неровный строй гражданских судов приближался, охватывая корабли сводного отряда с четырех флангов. Проще говоря, пытался соткать мешок и натянуть на юнитские корабли.
Петру Сухову такой расклад сильно не нравился. Он не терпел, когда его окружают, — кто бы это ни был. Старлей связался с командиром колонны каперангом Манкузе, но тот лишь посмеялся над его дурацкими страхами.
— Если мятежники захватили наш крейсер, что им мешает заполучить кучу жестянок? — убеждал каперанга командир корвета. — Нельзя их подпускать на дистанцию выстрела.
— Не бзди, пацан! — громогласно вещал Альфред Манкузе по открытому каналу. Он любил публично учить жизни сопляков. — Перед кем ты трясешься? Это стадо испуганных баранов!
— Даже испуганные бараны могут затоптать сонного пастуха.
— Пусть попробуют!
Сухов еще минуту смотрел, как тесными рядами надвигаются суда с Христиании, затем объявил на корвете боевую тревогу. «Джанкой» шел третьим в колонне, так что отсидеться за чужими спинами ему не удастся.
Командир корвета снова и снова посылал радиограммы на идущие навстречу отряду кораблики, требовал остановиться, грозил открыть огонь на поражение. А их капитаны и не думали стопорить ход. Бубнили едва ли не слово в слово:
— Терпим бедствие. Просим помощи. За нами гонятся пираты. Спасите нас.
Контр–адмирала Синдзо Хашимото такой ответ, очевидно, устраивал, потому что он ни на йоту не стал менять ордер вверенного ему отряда и вообще пальцем не шевельнул. А вот каперангу Манкузе быстро надоели занудные переговоры каплейта Сухова со штатскими, и он язвительным тоном запретил занимать основные частоты.
Когда первая волна христианийских суденышек накатилась на головные корабли, на дистанции прямого пуска торпед оказались сразу пяток катеров, каботажников и буксиров. Сухов, не ожидая каких–либо приказов, скомандовал:
— БЧ–два! Огонь по движкам и ходовым отсекам!
Электронный наводчик огневой башни взял пять целей, антипротонные излучатели дали залп.
За доли секунды до этого рванул головной юнитский фрегат «Аделаида». Командир фрегата никак не ожидал, что безобидный пассажирский паром подойдет вплотную к грозному боевому кораблю и его экипаж подорвет ядерную головку от ракеты «земля–космос».
Электромагнитный импульс страшной силы разметал кильватерную колонну. Четыре боевых корабля столкнулись. Еще несколько перемешались с христианийскими суденышками, которые были под завязку напичканы взрывчаткой. Началась форменная мясорубка: десятки разнокалиберных плавсредств старались подойти вплотную к юнитам и подорвать заряды.
Отряд кораблей Шестого флота ответил шквальным огнем. Гражданские суда взрывались один за другим, нередко губя при этом и юнитские корабли. Надо было срочно выводить отряд из–под огня.
Синдзо Хашимото справился с испугом и приказал кораблям отступать. А когда христианийская флотилия осталась далеко позади, он отдал команду уничтожить ее ракетной атакой. Через минуту хищная стая мелких суденышек перестала существовать. В ход пошел главный калибр: у ракет класса «космос — космос» были самонаводящиеся головки с антиматерией. Вспышки аннигиляции не оставили от христианийцев ни обломков, ни трупов.
Пришло время подсчитать потери. Было потоплено шесть юнитских кораблей, включая легкий крейсер «Толедо». Вместе с крейсером погиб упрямый каперанг Альфред Манкузе. От личного состава «Толедо» уцелели не больше полусотни военморов. Еще десять кораблей получили повреждения, но семь из них остались на плаву и могли участвовать в десантной операции.
На следующий день корвет «Джанкой» поддерживал огнем и маневром высадку полномасштабного десанта на планету.
Контр–адмирал Синдзо Хашимото решил не тратить впустую время и отказался от полномасштабной огневой подготовки. И по–своему он был прав: когда все закончилось, с него не стали спрашивать за гибель лишней сотни военморов и морпехов — даже вручили золотой крест «За заслуги перед Флотом». С формулировкой «за умелое планирование и блестящее проведение планетарной десантной операции».
К поверхности Христиании устремились полсотни катеров и двенадцать десантных барж. Зенитные батареи на орбитальных платформах встретили десант плотным огнем. Зенитчики не боялись ракетных залпов и сражались ожесточенно — пока платформы не были уничтожены все до единой.
Подбитые христианийские истребители шли на таран, пытаясь напоследок утащить за собой хотя бы один катер. Пехотинцы, засевшие на космодроме, бились насмерть — цеплялись зубами за каждую пядь земли. Но уж больно велико превосходство юнитов в огневой мощи, технике и живой силе.
«Мятежники» были уничтожены до последнего человека. Несмотря на приказ Адмиралтейства, десант пленных не брал. Люди слишком боялись заразиться от жителей Христиании. Поэтому так и не удалось выяснить, кто именно захватил человеческую планету и в конечном счете погубил ее население. Это могли быть хаарцы или вовсе не известная человечеству и потому еще более опасная раса.
За Христианию Петр Сухов получил капитан–лейтенанта и Военно–морской крест. На какое–то время он стал самым популярным русским военмором. Несколько новостных каналов, несмотря на раздражение флотского начальства, взяли у него интервью.
Ушлый корреспондент агентства «Рейтер» добивался, чтобы Сухов признался под камеру: лобовая атака корветом крейсера «Плимут» была актом отчаяния. Петр Сухов стоял на своем:
— У меня был приказ. — Петр лукавил: приказа топить вражий крейсер «Джанкою» никто не давал. — И я выбрал единственную возможность выполнить его.
— Вам не жаль моряков с «Плимута»? — напирала рыжая репортерша из «Космополитен». Она была затянута в тончайшую черную кожу, которая делала ее похожей на женщину–кошку из феминистского сериала.
— А вы прикажете жалеть каждого вражеского солдата, убитого в бою? — разозлившись, контратаковал Сухов. — Может, вы — воинствующая пацифистка? Или вам не по душе Организация Объединенных Наций?
Девица молчала, лупала глазами. Скорей всего, она не поняла и половины его слов.
— Мятежников я убивал без малейшего сожаления, а вот людей мне было жаль, — решив не ждать ответа, произнес каплейт. — Но я — солдат, если вы еще не заметили.
Вскоре пресса забыла о Сухове. Наша Галактика велика — жареный материал всегда в достатке, а медийных лиц — больше, чем нужно.
Снова вспомнили о Петре Сухове после пограничного инцидента и захвата хаарского рейдера. Но тогда репортеров в военный госпиталь не пустили. Интерес к его персоне ко дню выписки угас, и можно было спокойно продолжать службу на флоте ООН.
Жизнь шла своим чередом. Плененный хаарский рейдер был доставлен в форт Абрахам. Там в обстановке глубокой секретности его винтик за винтиком принялись изучать светила юнитской науки. Но спокойно работать им не давали — то и дело приходилось отбивать наскоки сгорающих от нетерпения адмиралов, которые требовали немедленных результатов. Адмиралам страсть как хотелось узнать самую главную военную тайну Великого Хаара. Ученые злобно огрызались.
Нетрудно понять нетерпение, охватившее высший комсостав Флота. Академик Саркози Тер–Арутюнян, руководивший проектом, был вызван на ковер в Адмиралтейство. И там этого седого мужа и нобелевского лауреата едва не довели до истерики. Адмиралы требовали результата — и как можно скорее. Возражений они не принимали.
В бешенстве он саданул кулаком по дубовому столу так, что зазвенели стаканы, потом овладел собой и изрек: «Тот, кто требует понять чужую цивилизацию в считаные недели — глупец. Или саботажник. Среди вас дураков нет, значит, кто–то хочет помешать нашей работе. Я обращусь в контрразведку Флота, чтобы нас защитили от агентов Хаара…»
Адмиралы онемели, а затем дружно набросились на академика. Его обвиняли в наглой попытке переложить ответственность на чужие плечи, в преступном пацифизме и даже в государственной измене.
Тер–Арутюнян решил до времени запереть рот на замок. Он расправил плечи и, сверкая черными глазами, молча выслушал упреки. Когда поток обвинений иссяк, академик встал из–за стола и быстрыми шагами устремился к выходу из огромного кабинета Председателя Комитета Начальников Штабов. Его не осмелились задержать.
Выбравшись из монументального здания Адмиралтейства на гранитную лестницу, академик Тер–Арутюнян перевел дух. Его подташнивало. Он глядел на голубое небо в белых барашках облаков и уговаривал сердце остановить барабанную дробь. Сердце нехотя послушалось. На лбу выступила испарина. И только тут академик разглядел собравшуюся на нижних ступенях группу репортеров. Над их головами реяла темная стая кибер–видеокамер.
Кто организовал утечку информации и помог репортерам оказаться в нужное время в нужном месте — осталось неизвестным. Расследование, организованное по приказу начальника контрразведки ВКС ООН, ни к чему не привело.
Академик не спеша спустился по высокой лестнице.
— Как вы прокомментируете свой визит в Адмиралтейство? — перекричав конкурентов, спросил военный корреспондент агентства «Франс–пресс».
— Это позор! — выкрикнул Тер–Арутюнян, и толпа разом смолкла. — Наши адмиралы не компетентны. Все до одного. Коммандер Сухов — единственный моряк, кому бы я доверил управление нашим Флотом. Он честно делает свое дело — защищает нас с вами от врага. А в этом клоповнике умеют только вопить о патриотизме. Но они пальцем о палец не ударили, чтобы подготовиться к войне с Хааром. — О захваченном рейдере академик говорить не стал — с юности привык блюсти государственную тайну.
Петр Сухов, понятное дело, коммандером не был. Но эта оговорка в дальнейшем лишь усилила эффект тирады, которой разразился академик. Так в политическом лексиконе объединенного человечества появилось новое имя. Предвестника грядущих перемен звали хлестко и звучно: Коммандер Сухов.
— Вы обвиняете адмиралов в заговоре или они просто глупы? — задал вопрос корреспондент «Синьхуа». Ханьцы использовали любую возможность, чтобы куснуть Адмиралтейство. Причина проста — их неохотно пускали во флотскую верхушку.
Тер–Арутюнян понял, что перегнул палку:
— Я обвиняю их в пассивности. Если адмиралов заменить, положение еще можно исправить.
Репортеры зашумели с новой силой — большинству из них не понравилось, что академик дает задний ход. Пламя следовало не гасить, а раздувать.
— Поможет ли захваченный Суховым рейдер победить хаарцев? — спросил военный корреспондент агентства «Интерфакс».
Матерый журналюга не хотел ссориться с флотскими, чтобы не лишиться своего хлеба, но и отмолчаться не мог. Ударил вроде легонько, но зато в самое больное место.
— Поможет, если мне дадут работать. Вот вы скажите мне… — Тер–Арутюнян взыскующе протянул руки к репортерам. — Можно разобраться в чужом разуме, когда чувствуешь себя загнанной лошадью? Когда тебя гонят шенкелями?
Заявление Тер–Арутюняна вскоре дезавуировали, но дело было сделано. О военморе снова заговорили все новостные каналы первого разбора, его подноготную изучали информационные агентства, над его домом круглосуточно дежурили неутомимые кибер–видеокамеры, а за ним самим временами следили вездесущие папарацци.
Например, парад на космодроме снимали несколько человек, которые, сидя на холме, использовали длиннофокусную технику. Слава Космосу, гражданских на военный объект не пускали.
Ближе к вечеру все новостные каналы и сайты выдали на первых полосах красочные изображения могучего командира фрегата с шуршащей русской фамилией, который жгучим взглядом буравил строй грозных военморов. Такие спуска хаарцам не дадут…
Несмотря на тяжкую разлуку с Марусей, в глубине души Петр Сухов хотел побыстрее свалить с Малайи. Только в космосе он сможет избавиться от слежки и вздохнуть полной грудью, как бы ни были тесны отсеки звездного корабля. На борту «Котлина» Петр будет поступать без оглядки на прессу и общественное мнение. Быть самим собой — что может быть дороже?
* * *
Эти человеки — забавные создания. Их было бы любопытно поизучать пару сотен лет, поэкспериментировать всласть, пытаясь приучить к цивилизованному поведению, да времени в обрез. Время работает против нас.
Они очень забавны, но еще более они опасны. Не только для едва зародившегося разума, но и для развитых цивилизаций. Человеки не умеют проигрывать. Эта раса слишком молода, чтобы уважать своих врагов, находить союзников и здраво оценивать ограниченность своих возможностей. Быть может, именно поэтому наглые двуногие шагают по Галактике как по собственному лесу, сметая все на пути. Они норовят всюду навести свой собственный порядок, причесать разумные расы под одну гребенку. Они даже не пытаются услышать других. Зачастую человеки вовсе отказывают в разуме тем, кто не похож на них — на обезьян, которые недавно слезли с деревьев и, по сути, остаются покрытыми шерстью, сосущими молоко животными.
Человеки быстро осваивают чужие технологии, но куда быстрее они перенимают чужие пороки. Они неплохо умеют сражаться, что еще больше усиливает их и невероятную самоуверенность. Они всерьез считают себя непогрешимыми.
Толерантность — превыше всего. Можно повторять этот лозунг с утра до вечера, но так и не заставишь себя полюбить человеков. Или хотя бы примириться с фактом их существования. Этот гадкий народец воплощает в себе все, что ненавистно любому разумному существу: ограниченность, самовлюбленность, наглость и нетерпимость. Победоносный марш человеков по Галактике следует остановить — и как можно быстрее. Пока они не успели натворить великих бед.
Эти надменные и жалкие двуногие еще вчера лазали по деревьям и кидались друг в друга плодами и калом. И вот они уже пытаются вершить судьбы Галактики. Они успели переименовать ее согласно собственной физиологии — в Млечный Путь. То бишь путь сосущих гадкую белую жидкость, которая сочится из их рыхлых тел.
А мы, одна из величайших рас Галактики, стечением трагических обстоятельств вынуждены бежать, бросая насиженные гнезда, оставляя на поругание родные, любовно обустроенные планеты. Мы вынуждены терпеть злодеяния и мерзости, творимые человеками, ибо мы твердо знаем: возмездие не за горами. Дикое и гнусное человечество станет буфером между страшным злом и всей цивилизованной Галактикой. Оно неотвратимо будет затянуто в циклопическую мясорубку и перемолото… или же невероятным усилием, запредельным напряжением сил сломает ее.
В любом случае обе злокозненные силы будут ослаблены борьбой и перестанут угрожать самому существованию разума в нашей Галактике. Мы очень на это надеемся. Ведь больше Великому Хаару надеяться не на что.