Нью-Йорк. Февраль 1934 г

Когда Гурьев вошёл в охотничий домик, детектив уже начинал нервничать. Увидев Гурьева, живого, невредимого и даже не запыхавшегося, он только хрюкнул и покрутил головой. Гурьев жестом успокоил его, распахнул дверь и шагнул в комнату, где находилась Эйприл с детьми.

– Ну, вот, – проговорил он и улыбнулся. – Теперь всё закончилось. Мальчики спят?

– Да. Они так устали, и…

– Конечно. Всё, Эйприл. Сейчас вы поедете домой. Мистер Хоук, который помогал мне заботиться о вашей безопасности, отвезёт вас с детьми к мужу.

– Это правда? – молодая женщина, проведя несколько часов в обществе крайне расположенного к ней Хоука, да ещё и поговорив с мужем, почти совсем успокоилась.

– Разумеется.

– Но не вся.

– Не вся. Всей правды никто никогда не знает. Да и зачем? Я только должен кое-что спросить у вас, Эйприл.

– Я… Пожалуйста. Если я смогу ответить.

– Очень надеюсь. Не бойтесь, уже всё позади. Постарайтесь выслушать меня внимательно, Эйприл, – мягко проговорил Гурьев. – Прежде, чем вы отправитесь домой, вы должны взглянуть на одну вещь. Я понимаю, что сейчас, вероятнее всего, не время, но это очень, очень для меня важно. Попытайтесь сосредоточиться, хорошо?

Женщина кивнула и проглотила комок в горле. Гурьев достал рисунок кольца и протянул ей:

– Постарайтесь вспомнить. Может быть, вы когда-нибудь видели это?

Эйприл долго рассматривала изображение. Потом, вернув его Гурьеву, подняла взгляд:

– Какой удивительный рисунок. Нет. Я не видела никогда этого украшения.

– Ваш супруг не мог… спрятать его?

– От меня? – Эйприл покровительственно улыбнулась и с сомнением покачала головой: – Не думаю. Разве что он хотел сделать мне сюрприз?

– Эта вещь пропала шесть – почти семь – лет назад. В России.

– Нет. Так долго?! Нет. В России? вы – русский?!

– Это кольцо принадлежит моей семье. Я должен его вернуть.

– Понимаю.

– Вряд ли, – усмехнулся Гурьев. – Но это неважно.

– Вся эта история с похищением…

– Нет, Эйприл. Просто совпадение. Я мог бы ему помешать, но это, скорее всего, привело бы к последствиям, ещё менее предсказуемым.

– То есть, вы всё-таки знали?!

– Знал. Видите, я с вами вполне откровенен. Знал. Но я знал и ещё кое-что. Если бы я помешал Карлуччо до похищения, он не оставил бы этой идеи. Мне нужно уехать, и в моё отсутствие это могло закончиться настоящей трагедией. Я также знал, что в любом случае вытащу вас с детьми совершенно невредимыми. Как видите, всё произошло именно так, как я и рассчитывал. Вы живы, здоровы и свободны, а Карлуччо больше нет. И все теперь знают, что так вести себя, как он, опасно для жизни.

– Вы…

– Я его устранил. Незаконным способом, но это вторично.

– Устранили? То есть… вы… убили его?!

– Конечно, – Гурьев пожал плечами.

– Вот как… У меня возникло ощущение, что всё как-то… особенно, когда увидела, что с нами обращаются так…

– Как?

– Как будто боятся кого-то. А когда увидела вас… снова, то поняла. Поняла, кого они боялись.

– Ну, и отлично, что боялись. Правильно боялись, кстати, – Гурьев улыбнулся и выдержал некоторую паузу, чтобы до миссис Рассел полностью дошёл смысл сказанного. И произнёс уже обыденно: – Давайте вернёмся к нашей теме, Эйприл. Потому что, вопреки очевидному, я всё-таки хороший парень.

– Мне очень помог ваш совет, – Эйприл вдруг улыбнулась. – Тот, насчёт скольжения между обстоятельств. И насчет равновесия. Вы ведь не случайно дали мне его, да ещё таким способом?

– Нет, конечно.

– Покажите мне рисунок ещё раз, пожалуйста.

Снова посмотрев на изображение кольца, миссис Рассел проговорила:

– Оливер купил у большевиков много ценностей. Я знаю, наверное, многие русские, и вы, возможно, в том числе, считаете его мерзавцем. Это несправедливо по отношению к нему. Он просто не хочет, чтобы эти сокровища разлетелись по свету так, что их невозможно будет потом отыскать! Мы ведь не вечны, Джейк. Когда-нибудь…

– Это всего лишь отговорка, Эйприл, – Гурьев чуть наклонился к ней, сложив кончики больших и указательных пальцев рук, но не сводя вместе ладоней. – Ваш муж, может быть, и не мерзавец. Но точно глупец. Разве можно покупать то, что не принадлежит продавцу? Это называется не покупка, а скупка. Скупка краденого. И, кроме того, – разве он не понимает, куда направляются те средства, которые получают большевики с его помощью?

– Куда же?

– Чтобы учредить новый мировой порядок, Эйприл, при котором вашего мужа пристрелят из револьвера в затылок, всё, что у вас есть, заберут, а вас с детьми – в одном варианте – отправят в северные районы СССР, туда, где, забросанные кое-как осколками промёрзшей на глубину нескольких метров земли, человеческие останки не разлагаются, а высыхают, превращаясь в мумии. А в другом варианте – шлёпнут, как они любят говорить, несколькими часами позже в том же самом подвале. Как вам это нравится?

– Вы… сумасшедший, – Эйприл побледнела до синевы. Сейчас, после всего только что пережитого, слова Гурьева подействовали на неё, как глоток серной кислоты.

– Нет, Эйприл. Сумасшедшие – они. Сумасшедшие бандиты, во много раз страшнее, беспринципнее и беспощаднее всяких Карлуччо. А я – я всего лишь кое-что знаю. И я ведь, в отличие от вашего супруга, имел счастье наблюдать их в естественной среде обитания. Я просто не хочу, чтобы что-то подобное произошло. Ни с вами, ни с вашим мужем, ни с кем-нибудь ещё. Между этих обстоятельств вам точно не удастся проскользнуть. Никому не удастся. И это непременно случится, если вы не одумаетесь.

– Это… Это ведь просто бизнес… – жалобно прошептала миссис Рассел.

– Нет, – покачал головой Гурьев. – К сожалению, это не так. Вот совершенно. Танк Кристи. Тракторные заводы. Химическая промышленность. В иных условиях от этого не было бы вреда. Но не в случае с коминтерновской бандой. Они рвутся заполучить оружие. То самое оружие, с помощью которого будут убивать вас и ваших детей, Эйприл. Вы этого не знаете, но знаю я. Сейчас в секретных лабораториях в Крыму учёные под руководством чекистов пытаются скрестить обезьяну с человеком, чтобы вывести породу безмозглых и покорных солдат для коминтерновских армий. А сами чекисты широко ставят оккультные опыты, надеясь получить в союзники самого дьявола. И пускай я не верю, что у них это выйдет, но не думать об этом я не имею права.

– Господи Иисусе, Джейк, что вы говорите?! – отшатнулась Эйприл. – Этого просто не может быть! Ради всего святого!

– И рад бы соврать, да не могу, Эйприл. Слишком надёжны мои источники. Ещё вождь «комми» – Ленин – говорил о таких, как ваш муж: буржуи сами продадут нам верёвку, на которой мы их повесим. Поверьте, он знал, что говорил.

– Откуда… Откуда вам это известно?

– Есть те, кто хочет знать и те, кто не хочет.

– Что же будет… из всего этого… если…

– Будет война, Эйприл. Ужасная война, в которой погибнет во много раз больше людей, чем в мировую войну. А потом, когда победят эти – погибнут ещё сотни. Сотни миллионов, я имею ввиду. А самое страшное – даже не это. Самое страшное – то, что если весь мир объединится, – хотя это маловероятно, но в принципе возможно, – моей страны, России, не станет. И будет новая война, и не одна. И погибнут в ней – сотни миллионов. Нужна третья сила, которая остановит всё это. Это я, Эйприл. Не один, разумеется. с вами вместе. С сотнями и тысячами таких, как вы. Подумайте, Эйприл.

Молодая женщина, прищурившись, словно близорукий без очков, разглядывала Гурьева. Если бы кто-нибудь другой сказал ей такое, она… Наверное, это прозвучало бы смешно, глупо, напыщенно. Но этот… Он… Сейчас, когда все её чувства и, в первую очередь, материнский инстинкт, инстинкт самосохранения, были обострены до предела, – сейчас она поверила. Поверила безоговорочно. Поверила, потому что здесь и сейчас никто не стал бы говорить ей такие вещи без веских на то оснований. Или крайней необходимости. Или – того и другого вместе.

– Вы оставите выкуп себе? – спросила она после некоторого молчания.

– О каком выкупе вы говорите? – улыбнулся Гурьев.

– Я написала записку с требованиями гангстеров. Речь шла о пяти миллионах. Вы не можете не знать.

– Я знаю.

– Оливер… не заплатил?!

– Мистер Рассел заплатил. Всё до последнего гроша. Он не торговался и не сомневался ни одной секунды, Эйприл. Ваш муж любит вас, и для него нет ничего дороже вашей жизни и жизни ваших детей. Я могу засвидетельствовать это под присягой, а мистер Хоук подтвердит мои слова. Вы ведь именно это хотели услышать, не правда ли?

– Мне… очень приятно это слышать, – Эйприл опустила на мгновение взгляд. – Не могу сказать, что я сомневалась… Но… Где же, в таком случае, деньги?

– Они исчезли, Эйприл. Испарились. Их нет. Эти деньги ваш муж получил с помощью большевиков. Значит, вы не имеете на них никакого права. Никто не имеет на них права. И поэтому их больше нет.

– Я бы предпочла, чтобы они достались вам.

– Почему?

– Мне кажется, вы сумели бы ими распорядиться, как следует. Просто… вы не похожи на человека, который тратит деньги на удовольствия и купается в роскоши.

– Я ни на кого не похож, – усмехнулся Гурьев. – Но вы угадали. Я не стремлюсь к богатству, в отличие от мистера Рассела. Очень немногие знают, как правильно распорядиться богатством. В русском языке есть другое слово для обозначения цели, ради которой нормальный человек стремится заработать деньги. Достаток. Не богатство. Достаток возможно создать, оставаясь честным человеком, но богатство – никогда. Богатство – громадное искушение, Эйприл. Оно позволяет менять мир. Нарушать Равновесие. Кто обладает должными необходимыми знаниями, чтобы делать это правильно, помогая людям? Очень, очень немногие. Единицы.

– А вы?

– Я? Сложно сказать однозначно, – Гурьев вздохнул. – Во всяком случае, Карлуччо наворотил бы с вашими деньгами такую кучу дерьма, что пол-Америки могло бы задохнуться от её аромата. Хорошо, что они ему не достались.

– Карлуччо – преступник. Бог с ним. Но… Ведь прогресс немыслим без богатства? Без капитала?

– В чём прогресс, Эйприл? Больше вещей? Разве в этом прогресс? Это его результат, но никак не смысл. А богатство – оно ведь не берётся из воздуха, не так ли? Я не стану повторять пропагандистских штампов о том, что богатые, становясь богаче, делают бедных беднее. Не совсем так, а иногда – совсем не так. Но за богатство всё же приходится расплачиваться, Эйприл. Самым ценным, что есть у человека – душевным равновесием, временем и любовью к близким. И вам, Эйприл, очень, очень хорошо это известно.

На этот раз миссис Рассел умолкла надолго.

– Я сумею сделать так, чтобы у вас не было неприятностей с этими деньгами, – тихо проговорила она, поднимая на Гурьева взгляд. – Неприятностей вообще, – если…

– Если – что?

– Если всё, что вы говорили мне о большевиках, правда.

– Это правда, Эйприл. Мне жаль. Что же касается денег – то, как я уже сказал, их больше не существует.

– Для меня – безусловно, – кивнула Эйприл. – И мне вовсе не жаль. Скорее, наоборот. Скажите, Джейк… Сколько денег вам нужно?

– Не думаю, что у вас найдётся достаточно их для меня, – пожал плечами Гурьев. – Кроме того, я вовсе не собираюсь вас разорять.

– Жизнь дороже любых денег.

– Честь, Эйприл. Честь и долг.

– Да. Конечно. Просто вы сумасшедший. И если вам что-нибудь потребуется здесь, в Америке, вы можете смело на меня рассчитывать.

– Не думаю, что мистер Рассел будет в восторге от вашей решимости.

– Мне всё равно, что подумает в этом случае Оливер. Я управлюсь как-нибудь с этим, не беспокойтесь. Дайте мне рисунок. Если кольцо всё-таки у нас, вы его получите. Клянусь моими детьми.

– Спасибо, Эйприл, – Гурьев встал. – Вы – отважная и великодушная женщина. Кажется, вашему мужу везёт не только в делах.

– У вас есть бумага и ручка?

– Не нужно. Я запомню.

Эйприл продиктовала Гурьеву номер телефона:

– Позвоните мне… через пару дней. Это мой личный аппарат, никто другой не снимет трубку. Я узнаю всё, что можно, об этом кольце.

– Как я смогу отблагодарить вас?

– Это я обязана вам жизнью, Джейк, – в упор посмотрела на него Эйприл. – И не только своей. У меня много недостатков, но неблагодарность среди них не числится.

– Недостатков? – приподнял брови Гурьев. – Ну, скажете тоже. Вам пора.