Глава 21

Отец Герман передал кадило служке, поддернул рукава одеяния и положил мощную длань на бритый загривок стоящего перед ним голого по пояс татуированного детины. В церкви наступила тишина, только еле слышно потрескивали свечи перед ликами святых. Бледная рука священника резко контрастировала с темной кожей мужчины.

Повинуясь, детина наклонился и погрузил голову в купель. Священник приложил некоторое усилие, удерживая в купели голову, потом вынул руку и вытер пальцы поданным служкой полотенцем.

Татуированный вынырнул, вращая глазами и отдуваясь. Стерев воду и с лица, он оглянулся. Иван Зазнобин взял со стола серебряный крестик на тесьме и с улыбкой надел ему на шею.

— Ну, раб Божий Юрий, теперь перекрестись, как положено. Не забыл?

Детина сложил троеперстие и медленно перекрестился справа налево, настороженно наблюдая за реакцией священника и Зазнобина. Со стороны стоящих вокруг купели мужиков с «Псковитянки» послышались одобрительные возгласы.

— Молодец! — воскликнул Иван и сам размашисто перекрестился.

Священник последовал его примеру и подал Ивану свидетельство о крещении.

— Ну, Иване, как крестный отвечаешь теперь за обращенного в православие отрока Юрия перед людьми и перед Богом.

— И перед собой, — добавил Зазнобин и спрятал свидетельство в карман.

Отрок Юрий, которому было лет тридцать, взял на ладонь крестик, внимательно его рассмотрел, как ребенок подаренную игрушку, затем надел через голову поданную Зазнобиным полотняную рубаху свободного покроя и счастливо улыбнулся. Лицо его, также как и тело сплошь покрытое татуировкой, расплылось, губы приоткрылись, показывая отсутствие четырех передних зубов.

— Ну, доволен? — Иван обнял его.

— Нет, это не то слово, которое я хочу сказать, — ответил новообращенный. По сильному акценту и тому, как он подбирал слова, можно было понять, что русский язык для него не родной. Собственно, и весь вид его смуглого, с вывернутыми губами лица говорил о полинезийской крови предков, — радость, счастье и… я не могу сказать — нет таких слов.

— И не надо ничего говорить. Пойдем к мужикам.

Моряки с «Псковитянки», «Садко» и «Колокольного звона», которым не хватило места в церкви, поджидали окончания обряда на церковном дворе. Разговоры смолкли, и взгляды обратились к Зазнобину. Иван вытолкнул вперед смущенного крестника в белой рубахе, и толпа взорвалась приветственными криками. Выждав некоторое время, Иван поднял руку. Крики постепенно стихли.

— Братья! Сегодня к нам присоединился еще один человек, пожелавший принять православную веру. Вот он, этот отрок!

— А чего он такой немытый? — выкрикнул кто-то, явно успевший хватить пивка, но скорее — водочки для разминки перед праздником.

— Каким цветом Господь осветил его шкуру, такая и сгодится. Главное — чтобы душа была белая и чистая. Я вижу, некоторые уже успели принять по сто граммов и не виню — ждать всегда тяжко, — усмехнулся Иван, — однако есть у меня к вам, братья, серьезный разговор.

Толпа подалась к паперти — если уж командир «Псковитянки» решил сообщить что-то, отложив традиционное веселье в честь нового брата во Христе, значит, дело и впрямь серьезное.

Зазнобин оглядел обращенные к нему лица. В основном это были выходцы с планет, подконтрольных Российской империи, однако встречались и желтые с узким разрезом, и черные и смуглые. Это были те, кто захотел служить в командах ушкуйников и принял православную веру — без этого условия будь ты хоть самым лучшим комендором или штурманом во Вселенной, не служить тебе на русских кораблях. Вернее, на кораблях тех, кто называет себя «ушкуйниками».

— Не знаю, как вам, братья, а мне надоело просиживать штаны и сопровождать ржавые лоханки Макнамары от пункта А в пункт Б. Правильно, когда мы согласились на эту работу, выхода не было: или мы работаем на компанию, или нам перекрывают кислород. Сами помните — эсминцы Содружества были на подлете к системе, и деваться нам было некуда. Но теперь дело другое. Появилась возможность вспомнить старое ремесло, если, конечно, мы еще не окончательно приржавели к этой убогой планете. Деньги предлагают такие, что месяц работы окупит пять лет безделья. Как, разомнем косточки, мужики? Не стыдно вам отсылать домой копейки, когда можно взять кошель с золотом и поделиться им с родней, которая прозябает на Волхове, на Ильмене или на Лесной?

— Давно пора, Иван Савельевич!

— Сколько можно выхлопом атмосферу коптить, пора и по другим системам пробежаться!

— Стало быть, решено! — Зазнобин поднял руку. — Сегодня — гуляем, а завтра — подготовка кораблей, проверка систем, закупка продовольствия, ну сами знаете, что делать. Валентин Петрович и Станислав Тимофеевич, прошу ко мне. Обговорим условия.

Капитаны «Садко» и «Колокольного звона» — Валентин Раскатов и Станислав Юхтин отделились от толпы, которая повалила к воротам церкви, и поднялись по широким ступеням к Зазнобину.

Иван вернулся в церковь, перекрестившись на входе. Отец Герман ждал его и поманил за собой в маленькую неприметную дверцу рядом с царскими вратами. Зазнобин пропустил вперед Юхтина и Раскатова и, оглядев полупустую церковь, вошел следом за ними.

Коротким узким коридором священник проводил их в маленькую комнатку с побеленными стенами, грубым столом, накрытым гобеленом с распятием Христа сундуком у стены и лампадой в красном углу. Спросив, не надо ли чего и получив отрицательный ответ, он с едва видимой иронией извинился перед гостями, что мебели маловато — спит он на сундуке, плоть умерщвляет, поклонился и вышел, оставив капитанов одних.

Зазнобин откинул гобелен с сундука и поднял крышку, под которой обнаружился пульт системы подавления электромагнитных излучений. Иван поколдовал над пультом, прислушался к возникшему комариному гудению аппаратуры, удовлетворенно кивнул и повернулся к капитанам.

— Ну, други, а теперь поговорим по существу.

— Вроде вчера все решили, — сказал Раскатов, присаживаясь на край стола.

— Ага, мы решили, да за нас перерешили, — проворчал Зазнобин.

— Давай не темни, Иван. — Юхтин устроился на сундуке, собрал в кулак светлую бороду и сверкнул зелеными глазами: — Что, за глотку взяли?

— Еще как вязли, — подтвердил Зазнобин. — Капитан Небогатов правильно рассудил — нанимают нас гетайры.

— Язычники, — скривился Раскатов.

— Да, язычники. Когда я сегодня передал О’Кифу наше решение — что нам и здесь неплохо, он прямо заявил: Макнамара нас увольняет, но из системы нам уйти не дадут. Там, — Зазнобин поднял палец к потолку, — ждут нас две группы кораблей Александра Великого, по пять единиц. Одной командует Ким Дук-Удавка, а второй — Гвендинор Слезливый. Это на случай, если мы попытаемся уйти. Не знаю, как Ким, а Слезливый с удовольствием перережет нам глотки. Вот так, мужики.

— А если здесь попробовать отсидеться? — спросил осторожный Юхтин.

— Не получится. О’Киф дал понять, что губернатор не потерпит нашего присутствия. Мы не можем драться против всей планеты. Всех на каторгу, корабли — на слом, или Макнамаре под грузовики пойдут.

Раскатов крякнул, вскочил с табурета и истово перекрестился на икону.

— Как знал, что этим кончится. Эх, выпить бы! Может — башка соображать начнет.

— Все уже сообразили, Валентин, — сказал Юхтин, — и сообразили правильно. Поступаем к Александру, но нос по ветру держать будем. Командам — ни слова. Не удержится кто: под рюмкой или из похвальбы сболтнет, и все, кранты. Я так думаю, Иван, что раскидают нас по эскадрам, так что соображай, как нам вместе собраться. Сигнал какой нужен или знак.

— Что-нибудь придумаем, — согласился Зазнобин, — а с Александром и его шавками сочтемся еще. И с Макнамарой тоже. Все, теперь пошли к народу, а то скажут: зазнались капитаны. Уже и нос воротят — выпить с мужиками зазорно, — он отключил систему подавления, перекрестился на икону. — Ну, Господи, помоги.

Подойдя под благословение к отцу Герману и поставив по свечке Николаю-угоднику, они вышли из церкви.

Экран крупно взял лица появившихся на паперти капитанов.

О’Киф склонил голову к плечу, задумчиво их рассматривая. Капитан Макдиган, развалившийся в кресле, закинул ногу на ногу.

— Думаете, согласятся?

— Им деваться некуда, — сказал О’Киф и отключил экран, — жаль, что не удается разместить аппаратуру в церкви, впрочем, это и не обязательно. Думаю, они поставили по свечке своему святому Николаю, испросили благословения у батюшки, а теперь со спокойной совестью пойдут пить свою водку. Дикари. Ну да ничего, Александр их живо обломает.

— Дикари не дикари, а воевать умеют, — проворчал Макдиган.

— Вот их умение и пригодится. Эсминец ушел?

— Да, утром снялся с бочки и покинул систему. Направление мы засекли, но это ничего не значит.

— С постов перехвата что-то новое докладывали?

— Прошло несколько передач, но все кодированные. Не с нашим оборудованием читать, что они докладывают адмиралтейству. А кораблик хорош. — Макдиган покачал головой и восхищенно причмокнул: — Нам бы таких десяток-другой.

— Будут, будут корабли и не хуже, а лучше, Джеймс, — сказал О’Киф, — имейте терпение. Что удалось узнать сканированием.

— Немного. Эта чертова аномалия уж очень не вовремя проела корпус. Никогда с таким не встречался.

— Может, это русские? Они ведь знали, что вы их сканируете.

— Все может быть, однако никто из-за сканирования скандал поднимать не будет, если только не хочет что-то спрятать. Они нас тоже просканировали, да и плевать. Характеристики эсминца я уже передал. Вооружение по сравнению с обычной серией усилено, энергетическая установка явно не стандартная, но это объяснимо: «Дерзкий» — лидер серии, а кроме того, выполняет одиночное патрулирование и разведку. Экипаж по численности соответствует такому классу судов. Меня больше смущают участки корабля, которые мы не смогли разглядеть.

— Думаете, могут быть неприятные сюрпризы?

— Как это обычно у русских — самый главный сюрприз представляют их командиры и экипаж. Честно говоря, я не хотел бы столкнуться в открытом бою с капитаном Небогатовым, даже имея двукратное преимущество.

— Вы преувеличиваете, Джеймс, — коротко рассмеялся О’Киф, — сейчас все решает количество орудий и дальность действия артиллерии. А экипаж… ну что ж, значит если придется брать русских на абордаж, понадобится чуть больше людей, вот и все. Сила солому ломит, мой друг.

— Вы не солдат, Патрик, иначе так не говорили бы. Кстати, в баре у ваших людей было чуть ли не трехкратное превосходство, а чем дело кончилось?

О’Киф огорченно махнул рукой. Инцидент в баре «Безрогая улитка» стоил ему лишних седых волос.

— В баре русским помогла мафия. Сейчас этих людей ищут, и можете мне поверить, губернатор не остановит поиски, пока не обнаружит виновных.

— Какая мафия, Патрик? Вся мафия на Сан-Анджело под вашим контролем. Я бы понял, если бы русским помогли ушкуйники, но они ни при чем. Ваши люди, а заодно и полиция здорово обгадились. Сейчас бы эсминец висел здесь, требуя освободить своих людей, посольства обменивались нотами протеста, а мы бы спокойно разобрались, с каким заданием и куда направляется капитан Небогатов.

— Вы не все знаете, старина. Если нужные сведения не удается получить из одного источника, всегда найдется другой. Это — азы разведки. Пусть полагают, что обвели нас вокруг пальца, но здесь была только попытка решить проблему. Одна из многих и предпринятая в основном с отвлекающими целями. Это просто удача, что эсминец попался в ловушку к пиратам. Думаю, они даже пожалеть об этом не успели, а уж то, что он решил ремонтироваться на Сан-Анджело — так это и вовсе чудо из чудес. Но любой, даже самой чудесной случайности нужно иногда помогать или хотя бы воспользоваться ею. Мы задержали «Дерзкий» на четверо суток, а большего и не требовалось, мой дорогой Макдиган.