Глава 17

Следующие сутки прошли спокойно — больше никто не пытался ни сканировать эсминец, ни еще каким-то образом воздействовать на «Дерзкий». Сменялись вахты, ремонтные бригады в авральном режиме перемонтировал и энергетическую установку. Главный по энергетике — капитан-лейтенант Трегубов за прошедшие двое суток не сомкнул глаз и держался только на стимуляторах, пообещав Небогатову, что отоспится, как только эсминец выйдет в открытый космос.

Неприятности начались к вечеру. Отбывшая в увольнение команда, во главе с лейтенантом Титовым, запросила разрешения вернуться на борт раньше положенного срока на два часа. Титов попросил, чтобы в шлюзе команду встречали санитары.

Кроме санитаров модуль встречали Небогатов, Вайнштейн и Полубой.

Из распахнувшегося люка первым выскочил лейтенант Титов, пропустил санитаров, хотел, было, помочь им, но, увидев командира, подошел с рапортом.

— Господин капитан первого ранга, — губы у лейтенанта были разбиты, нос свернут на сторону и в тонких щегольских усиках запеклась кровь, — группа матросов и старшин прибыла из очередного увольнения. Происшествий не случилось, за исключением…

— Короче, лейтенант, — проявил нетерпение Небогатов, — не на плацу. В чем дело?

— С местными зацепились, господин капитан первого ранга. — Титов обернулся к модулю, из которого санитары осторожно выгружали носилки. Лейтенант Вайнштейн, склонившись к раненому, что-то тихо говорил ему, — ей-богу, мы ни при чем.

— Кто это?

— Старшина Неволин. Стилетом в бок…

— Постройте команду.

Мимо пронесли носилки, лейтенант Вайнштейн на ходу распоряжался по коммуникатору готовить операционную.

Через минуту прибывшие были построены. Небогатов пошел вдоль строя, разглядывая людей. У большинства парадная форма была порвана. Кто щеголял синяками, у кого лицо было расцарапано, словно его волочили головой по асфальту. У боцмана Опанасенко один глаз закрылся напрочь, зато второй горел боевым задором и усы топорщились, как у дикого кота. Небогатов остановился напротив боцмана.

— Как же так, Гаврила Афанасьевич? Уж от тебя-то не ожидал. Ладно, лейтенант Титов — у него кровь играет, НО ТЫ!

— Так это… господин капитан первого ранга! Разве ж можно стерпеть, как Расею позорят?

— И каким же образом позорили Россию?

— Ну зашли мы по кружечке пропустить. Бар такой симпатичный, «Безрогая улитка» называется, ага. А за нами компания вваливается и давай ребят задирать. Я к хозяину — вызывай полицию, а он, сук… вредитель, говорит: что, обосрались? А тут один орет: вы, говорит, пидоры неумытые, хотели наших ребят на смерть послать под вашим еврейским адмиралом! Это они, значит, о вице-адмирале Белевиче…

— Я понял, о ком они. Дальше что было?

— Ну… эта… он, значит, вот так вот сделал, — боцман согнул правую руку и ударил по сгибу левой, — и говорит: вот, говорит, вашему жиденку и вам всем, вместе с вашим императором! А вас, говорит, сейчас к стойке поставим и будем… эта… ублажать, значит. А тебя, старый пердун, это про меня, охальник, так говорит, будем учить, значит, сосать с заглотом. Я, говорит, люблю, когда мне яйца усами щекотют.

Полубой закусил губу, чтобы не расхохотаться — уж очень старательно боцман перечислял оскорбления и делал это настолько живописно, что сцена предстала, будто Касьян сам в ней участвовал.

— Подробности можно опустить, — сказал Кирилл.

— Ага… ну, я самого говорливого приложил раз, — боцман поднес Небогатову кулак с небольшой арбуз величиной с ободранными костяшками пальцев, — вот не сойти мне с этого места, господин капитан первого ранга! Только один раз и приложил, а он… того… вырубился. А дружки его на нас полезли. Ну мы «Дерзкий» не посрамили, вот только Володьке перо… старшине Неволину стилетом под ребро кто-то ткнул. Не уследили мы — уж очень много их набежало. Едва к космопорту пробились. Спасибо — какие-то мужики в кожаных куртках помогли. По-нашему базарили, ага.

Полубой помянул про себя добрым словом Ивана Зазнобина и его друзей.

Боцман тяжело вздохнул и виновато опустил голову.

Небогатов оглядел строй.

— Лейтенант! Был приказ не поддаваться на провокации. Вы что, не могли удержать людей?

Титов начал что-то мямлить, старательно пряча руки за спину, и Полубой понял, в чем дело — кулаки у лейтенанта были сбиты и кожа содрана чуть не до кости. Не иначе, как о чужие зубы — уж Касьян знал толк в подобных травмах.

— Могли или нет? Не слышу ответа, господин лейтенант!

— Никак нет, — внезапно четко сказал Титов, твердо глядя на командира, — не мог я удержать людей и не стал бы этого делать.

Небогатов, прищурившись, долго смотрел на него, но лейтенант не отвел глаз.

— За невыполнение приказа до конца ремонта под домашний арест, — сказал Небогатов и затем после паузы продолжил: — А за то, что сумели вывести людей из-под удара, объявляю благодарность. Остальным — разойтись, привести себя в порядок. Боцман, выдать людям новую форму.

Оставшись с Полубоем в опустевшем ангаре, Небогатов заложил руки за спину и прошелся вокруг модуля, насвистывая скабрезную песенку про горничную Машку, на которую молодой господин адвокат сначала глаз положил, а потом кое-что потяжелее. Полубой молчал, боясь спугнуть то, на что надеялся.

— Ну что, господин майор? — спросил Небогатов, остановившись перед Касьяном. — Не пора ли вам принять участие в игре?

— Фу-у… — выдохнул Полубой, — я уж подумал, что ты решил запереться на корабле, будто ничего не случилось. Пойду, обрадую ребят — засиделись хлопцы в седлах.

— Эх… — мечтательно сказал капитан первого ранга Небогатов, — вот бы и мне с вами. Давненько я… — тут он опомнился и строго добавил: — Оружия не брать. Слышишь?

— Да на кой леший оно, оружие? — искренне удивился Полубой.

Если вчера бар «Безрогая улитка» и пострадал во время драки моряков с «Дерзкого» с неизвестными, то сегодня этого было незаметно. Даже зеркала за стойкой, перед которыми выстроились шеренги разноцветных бутылок были целы, хотя, как рассказал Полубою лейтенант Титов, целой вчера ни осталось ни одной стекляшки в помещении бара.

Разноцветные панели перемигивались в такт незатейливой тоскливой мелодии, лившейся неизвестно откуда, посетители пили пиво, виски, водку, текилу, словом — все, что могла предложить усталому и страждущему моряку любая портовая забегаловка.

Полубой отобрал на дело полдюжины пехотинцев — остальные несли службу в карауле. Лейтенант Старгородский, как разводящий, должен был бы остаться на корабле, но упросил Касьяна взять его. По глазам лейтенанта Полубой понял, что если откажет в просьбе, то поможет насмерть обидеть своего толкового взводного — несмотря на все свои понты, лейтенант службу знал хорошо и имел солидный боевой опыт.

Боцман Опанасенко, с разрешения Небогатова, вызвался сопровождать морпехов, чтобы указать на вчерашних обидчиков. В том, что они непременно появятся в баре, Полубой был уверен — ведь, по их мнению, сражение с русскими они выиграли. Правда, моряков было всего десять человек плюс лейтенант Титов, а нападавших в два раза больше, но кто сказал, что драка должна идти по-честному? Оказался в меньшинстве, не сдюжил — вытирай кровавые сопли и махай кулаками с орбиты.