Ларион Савостьянович Багрянцев пребывал не в духе. И причина заключалась вовсе не в вызове на службу в неурочный день. В конце концов, ему ли привыкать к неожиданностям? Начав свою карьеру с вышибалы в крохотном баре в полуподвале «Пасифик Националь», он поднялся по реальной лестнице до пятьдесят второго этажа, а по служебной — до должности старшего метрдотеля «Края неба». Так что удивляться или, уж тем более, пугаться господин Багрянцев разучился довольно давно.

Однако младший коллега, чей призыв о помощи пару часов назад выдернул Лариона Савостьяновича из мягкого кресла, оказался совершенно неспособен правильно обрисовать проблему. Дело ведь не в том, что откуда ни возьмись посыпались заказы на столики. Тут в корень надо зреть, в корень! Заказы — полбеды, хотя и странно для вечера четверга. Ты, мил человек, изволь посмотреть: какие именно столики заказывают? И кто их занимает? И прикинь: пора уже предупреждать старшего смены охраны или погодить пока, посмотреть по обстоятельствам?

Калач предельно тертый, Ларион Савостьянович мгновенно уловил закономерность, ускользнувшую от внимания напарника. И мысль о том, что вот именно поэтому не напарник старший метрдотель, а он, Багрянцев, сейчас совершенно не грела. Потому что все началось три часа назад, когда некая миссис Морган (иридиевая карта «Америкэн Трейдинг Бэнк») сделала заказ на двенадцатую ложу. И буквально четверть часа спустя были с очень небольшим временным интервалом забронированы десять столиков на два или четыре человека.

В далекой уже юности Багрянцеву довелось послужить в войсках планетарной обороны. И теперь он предельно ясно видел, что целью произведших бронирование людей является отнюдь не хорошее времяпрепровождение. Ориентир определенно был взят на полное перекрытие подступов к упомянутой ложе. Ни на один из столиков, кстати, спиртное не заказали даже в формате легких коктейлей. А рассаживающиеся по местам люди (что мужчины, что женщины) являлись кем угодно, только не праздными гуляками. И, кстати, не полицейскими.

Поэтому когда минут пятнадцать назад сверху доложили о прибытии миссис Морган, Ларион Савостьянович лично проводил ее в ложу. Искренне жалея о том, что должен идти впереди гостьи: посмотреть было на что. Во всяком случае, старший метрдотель получил огромное удовольствие, пропуская даму в комнату и придерживая для нее кресло. Жаль, что задержаться подольше повода не нашлось!

Разумеется, для некоторых выводов хватило одного взгляда. Миссис из нее никакая: под тонкими перчатками, обливавшими руки как вторая кожа, не было заметно ни одного кольца или перстня. Кто такой этот мистер Морган, неизвестно, но не муж, точно не муж — иначе уж обручальное-то кольцо на дамочке было бы. Платье и туфли совсем новые, куплены, похоже, только что, однако хорошую одежду носить привыкла.

Как привыкла и к наличию подчиненных, причем подчиненных вменяемых и ответственных. Об этом говорил еле заметный кивок тому головорезу, которого Багрянцев вычислил среди занявших столики в общем зале как главного, и его ответная собранность. Ну, и слава богу, значит, драки или стрельбы не намечается. Присутствие этой компании явно запланировано и согласовано. Охрана — она охрана и есть. Правда, количество впечатляет. А где же наш, с позволения сказать, муж?

Муж прибыл без всякой помпы. За несколько минут до его появления человек, определенный метрдотелем как командир телохранителей, поднялся со своей спутницей на крышу. Поэтому Ларион Савостьянович ничуть не удивился, получив сообщение о том, что мистер Морган почтил своим присутствием «Край неба». Из лифта вышел мужчина лет пятидесяти, одетый с некоторой претензией на следование моде, и Багрянцев проводил его в ложу.

Лицо гостя показалось ему знакомым, но что-то мешало вспомнить. Может быть, очки? И лишь когда «мистер Морган» с улыбкой поблагодарил Багрянцева и с порога слегка поклонился ожидавшей женщине, Ларион Савостьянович его узнал. Теперь, поняв, кто перед ним, метрдотель узнал и женщину. Узнал, и понял, что никогда, ни при каких обстоятельствах не расскажет об этом визите ни куратору из полиции, ни репортерам. Разве что любимым внукам, в качестве сказки на ночь.

В ближайшие несколько дней Константину представилась малоприятная возможность убедиться в правоте Тохтамышева. Он не только не видел Марию — он даже ни разу не слышал ее.

Через четверть часа после прибытия в роскошные апартаменты гостевой части Запретного города великому князю доложили, что с ним желает побеседовать Мудрая Госпожа. Изящная женщина неопределенного возраста утонченно извинилась за то, что монополизировала время и внимание его личного помощника и испросила для «капитана Гамильтон» отпуск. Разрешение тут же было дано, и Мария растворилась в пространстве.

Коммуникатор ее предлагал оставить сообщение. В отведенных ей помещениях на вызов отвечали исправно — но только служанки или телохранительницы. Госпожа, Сохраняющая Преемственность, обедает с Мудрой Госпожой. Госпожа, Сохраняющая Преемственность, тренируется. У Госпожи, Сохраняющей Преемственность, примерка церемониального платья.

Оставшаяся до начала торжеств неделя у самого Константина была занята бесконечными встречами и переговорами. Разумеется, для каждого мероприятия Марией были подготовлены самые подробные заметки, но наследнику престола не хватало именно присутствия личного помощника. Быстрый ум и прекрасная память графини Корсаковой послужили бы немалым подспорьем, но, увы: Госпожа, Сохраняющая Преемственность, пребывала неизвестно где.

В конце концов, великий князь сдался и решил смотреть на вещи проще. Госпожу Юань вполне можно понять: «капитан Гамильтон» ей явно симпатична, а пообщаться без помех в любое другое время не позволяют жесткие рамки дворцовой жизни. На торжествах они уж точно увидятся, а до тех пор можно и потерпеть. Ну не украдут же здесь Марию, в самом-то деле! Правда, попробовать переманить вполне могут… да ну, чушь собачья, взбредет же в голову. Если кого и будут переманивать, так это Рори О'Нила.

Ситуация сложилась более чем забавная. В программу второго дня визита входила экскурсия в высшее летное училище, где глазам Константина действительно предстал большой снимок Марии в парадной форме и при всех регалиях. Под портретом, как пояснил переводчик, помещалась подробная биография, включавшая в себя скрупулезное перечисление наград. Текст получился, прямо скажем, не самый короткий. Еще бы!

Этикет не позволял начальнику училища обратиться к сиятельному гостю напрямую, хотя знание языков, несомненно, давало ему такую возможность. Поэтому сожаление, что госпожа Гамильтон не смогла оказать честь сему учебному заведению своим посещением, было высказано от имени наставников и курсантов через все того же переводчика. Черт дернул Константина сообщить, что на крейсере «Москва» в данный момент находится еще один член экипажа, осуществлявшего приснопамятный перелет!

Далее последовало краткое совещание, из которого великий князь, не слишком сведущий в «чайнизе-боевом», не понял почти ничего. Нюансы произношения и использование большого количество спецтерминов делали практически бесполезной и программу синхронного перевода. Затем у него почтительно спросили, не позволит ли он господину О'Нилу прочитать лекцию об особенностях управления двигателями малых кораблей в плотном астероидном потоке. Константин связался с «Москвой» и заручился согласием Рори. А потом началось веселье.

По словам Терехова, выделенного двигателисту в качестве сопровождающего лица, прочитанная на следующий день лекция прошла на «ура». Однако после нее бедняге-лектору пришлось туго. Нет, с вопросами будущих коллег-бортинженеров он справился быстро и легко. Но были ведь еще и девушки со штурманского и пилотажного отделений, на которых высоченный (и знаменитый!) рыжий детина произвел неизгладимое впечатление.

Небесная Империя официально практиковала и даже поощряла многоженство, наложниц и вовсе никто не воспринимал всерьез, поэтому ссылка на наличие жены девиц ничуть не смутила. Взгляды становились все более плотоядными, намеки истончились до полной прозрачности. Во взгляде О'Нила появились заметные признаки затравленности. Дальше же произошло нечто, повергшее Терехова в шок.

Рори непосредственно из холла училища связался с супругой через стационарный коммуникатор и прямым текстом изложил ситуацию. Вскинувшая брови Элис потребовала представить ей претенденток. Претендентки были представлены, причем Даниил ясно видел, что произвести впечатление на «Первую жену» они стремятся даже в большей степени, чем на мужа. В итоге отставной премьер-лейтенант снисходительно махнула рукой, попросила «девочек» оставить от ее супруга хоть что-нибудь для использования в хозяйстве, величественно кивнула «Можешь!» и отключилась.

Теперь пропал и О'Нил. Правда, впоследствии выяснилось, что за сутки до отлета он появился на «Москве», похудевший, осунувшийся и, несмотря на трезвость, слегка пошатывающийся. Как он добрался до станции «Благоденствие», так и осталось загадкой для всех, включая, похоже, и самого господина старшего техника. Пробормотав что-то о местном гостеприимстве, Рори одну за другой проглотил три порции обеда, завалился спать и добудиться его смогли только к моменту начала прогона предстартовых тестов.

Но все это Константин узнал потом. Пока же он, чертыхаясь, в очередной раз просматривал загодя составленную Марией справку по завтрашней церемонии. И в очередной же раз вздыхал об отсутствии личного помощника в пределах прямой досягаемости, с изрядным удивлением понимая, что… соскучился. Вот просто соскучился, и все.

Его высочество Харуки, наследный принц Сегуната, в последний раз поклонился императору Лин Цзе, и настала очередь Константина. Перестав безуспешно выглядывать среди собравшихся Марию, он двинулся к трону. Великого князя сопровождали граф Тохтамышев и Зураб Гогитаури, тот самый пожилой орнитолог, променявший упорядоченную жизнь доцента университета на перспективу хоть одним глазком взглянуть на самую знаменитую коллекцию птиц в Галактике. Четверо дюжих (по местным меркам) слуг несли просторную клетку с цветиками. В тот момент, когда Константин договорил положенную формулу поздравления, Гогитаури тихонько присвистнул, и дюжина птичек одновременно вспорхнула с жердочек, расправляя крылья и заливаясь мелодичным щебетом.

История умалчивала, происходило название птиц от цветов или от самоцветов, но Константин был склонен придерживаться второй версии. Сейчас, в лучах искусно направленных светильников, темно-синие цветики, с алой нижней стороной крыльев и пронзительно-зелеными хвостами, блеском перьев действительно напоминали ожившие драгоценные камни.

Император был явно доволен. Во всяком случае, на подчеркнуто неподвижном лице возникло что-то, подозрительно напоминающее улыбку. Когда же великий князь сказал, что в случае необходимости господин Гогитаури готов задержаться в Бэйцзине и дать любые консультации по уходу за капризными питомцами, Лин Цзе улыбнулся уже в открытую.

Вернувшись на место, Константин снова стал исподтишка оглядывать зал. Тщетно: Марии не было. И тут церемониймейстер провозгласил:

— Мэри Александра Гамильтон, вдовствующая графиня Корсакова, Госпожа, Сохраняющая Преемственность! — и от свиты императрицы-матери отделились две женские фигуры.

Одна из них, своим ростом и подчеркнутой угловатостью напоминавшая подростка, несла на подносе небольшую ажурную металлическую шкатулку характерного зеленоватого цвета. Если это действительно был тариссит, то сама по себе вещица стоила возмутительных денег. Но великого князя занимал сейчас не подарок и уж тем более не его стоимость. Замерев, утратив на время способность шевелиться, он вглядывался в ту из женщин, что была повыше.

Темно-зеленое, почти черное, закрытое шелковое платье в пол было таким узким, что окажись носки туфель хоть чуть-чуть длиннее, они вполне сошли бы за плавники на конце рыбьего хвоста. Ширина юбки — точнее полное отсутствие ширины — заставляла незнакомку (да-да, незнакомку!) делать крохотные, почти незаметные шаги, и ирреальный силуэт плавно и беззвучно скользил над полом в оглушительной тишине.

На золотом шнуре, игравшем роль пояса, слегка покачивалась в такт движению нефритовая табличка. Золотые же драконы браслетов обвивали обнаженные руки от запястий до локтей. В уложенных в сложную прическу волосах сияли перья шпилек. Кристалл в центре ордена «Великой Стены» искрился, переливался и как будто пульсировал.

Других украшений не было, да они и не требовались, более того, отвлекли бы внимание от лица, а оно стоило того, чтобы от него не отвлекали. Искусный визажист сделал глаза огромными и немного раскосыми, чуть заострил высокие скулы, смягчил подбородок, выпрямил и слегка сузил линию носа.

Сердце Константина пропустило удар, и теперь тяжело ворочалось в груди. Дыхание перехватило. Он знал офицера, танцовщицу, наездницу. Он знал исполнительную служащую, знал аналитика, знал мать. Остановившуюся перед троном королеву он видел впервые. Только голос, привыкший отдавать приказы, а теперь произносящий поздравления и легко накрывающий замерший зал, остался знакомым.

— …и я могу лишь надеяться, что мой незначительный дар понравится вашему величеству.

Император открыл поднесенную поближе шкатулку и довольно заметно приподнял правую бровь. Достал лежавший внутри предмет, повертел его в пальцах. Как сумел разглядеть со своего места слева от трона великий князь, это был простой, строго утилитарный браслет коммуникатора.

— Именно этим прибором ваше величество воспользовались двадцать четыре года назад в системе Хэйнань, — внесла ясность ожившая статуя, которая не могла быть, но все-таки была Марией. — По завершении контракта я выкупила его у премьер-лейтенанта Харриса и сегодня принесла сюда в знак того, что преемственность сохраняется.

Лин Цзе неопределенно повел правой рукой, в которой держал своеобразный дар. Невесть откуда появившийся слуга принял с поклоном браслет и почтительно застыл. Тем временем виновник торжества отвернул край левого рукава, снял свой собственный коммуникатор и положил его на поднос. Подскочивший уже слева слуга чуть потеснил девушку, сопровождавшую Марию, и осторожно застегнул подарок на запястье.

Император поднялся на ноги, слегка поклонился дарительнице, благосклонно улыбнулся и провозгласил, не сводя с женщины внимательных, словно пытающихся проглотить ее целиком глаз:

— Вы правы, капитан. Преемственность сохраняется.

Госпожа Юань несколько раз соединила маленькие ладони. Принявшие этот жест за руководство к действию гости присоединились к аплодисментам. Рядом с Константином потрясенный Тохтамышев бормотал что-то о незаурядных дипломатических способностях графини Корсаковой и беспрецедентном нарушении церемониала.

Великому князю было не до того: он не сводил глаз с двоих людей, стоявших у трона. Абсолютно разные, сейчас они были удивительно похожи: разворотом плеч, посадкой головы, манерой смотреть прямо в глаза. Они имели право не склоняться ни перед кем, и знали это. Они были вместе — а все остальные словно оказались за прозрачной, но непреодолимой стеной.

Император сказал что-то, очень тихо, почти не шевеля губами. Графиня Корсакова лукаво сощурилась, отвечая. Она улыбалась повелителю Небесной Империи, улыбалась заговорщицки, словно знала что-то, недоступное другим, что-то, касающееся только их двоих. До сих пор Константин полагал, что после гибели Никиты эта ее улыбка принадлежит только ему — и никому больше.

«Вот этот удар под ложечку, от которого темнеет в глазах, — думал он. — Этот ушат ледяной воды на голову… этот глоток кипящей кислоты… это и есть ревность?»

После окончания церемонии поздравления императора начался менее официальный прием в парке, с фуршетом и оркестром, наигрывающим попурри из классической музыки пополам с этническими мелодиями. Однако и здесь, в обстановке почти неформальной, Константину пообщаться с Марией не удалось. Нет, разумеется, они обменялись приветствиями и поклонами (сделать в таком платье реверанс личный помощник великого князя не могла), но и только. Желающих поближе познакомиться с дамой, которой в открытую благоволил хозяин праздника, нашлось столько, что наследник русского императора мог лишь следить взглядом за мелькающей в толпе темно-зеленой тенью.

Впрочем, и это удавалось ему только время от времени. Такие приемы, как этот, негласно предназначались именно для того, чтобы представители правящих кругов различных государств могли наладить контакт, минуя хитросплетения дипломатического протокола. И то, что Лин Цзе довольно быстро распрощался с гостями и удалился, лишь добавило собравшимся свободы действий. Поэтому Константину Георгиевичу оставалось только одно: надеяться, что Мария знает, что делает, а ее благоразумия и осторожности хватит на то, чтобы не переступить некую невидимую, но ясно ощутимую черту.

Иногда течение приема ненадолго сводило их вместе, но это случалось редко, а продолжалось совсем недолго. Тут же находился кто-то, желающий что-нибудь обсудить либо с Константином, либо с графиней Корсаковой, и они снова оказывались разделены нарядными, обманчиво-легкомысленными людьми.

Больше всего донимали великого князя желающие поздравить его с таким удачным выбором личного помощника. Причем он даже не мог сказать, что раздражает его больше: многозначительные подмигивания мужчин или лицемерные улыбки и подчеркнуто сладкие голоса женщин. В Новограде его нежелание поддерживать разговор на определенную тему было бы немедленно принято во внимание, но здесь был не Новоград. И его статус, ничем не отличавшийся от статуса других приглашенных, не давал никакого преимущества. Впору позавидовать Лин Цзе. Хорошо быть хозяином. Хозяином хорошо, а гостем — как получится.

— Графиня любит и умеет блистать в первых ролях. А положение личной гостьи императрицы-матери дает ей такую возможность, — глубокомысленно заметил граф Тохтамышев, когда они почти случайно столкнулись у столика с фруктами и остались практически наедине, если не считать замерших, как изваяния, слуг. И добавил, не меняя интонации:

— Ваше высочество, не стоит так смотреть на мистера Литовински. Широко известно, что вице-президент Американской Федерации голубее любого из озер Осетра, его интерес к Марии Александровне вряд ли носит мужской характер. В том же, чтобы обаять собеседника и не дать тому ни грамма информации, ее сиятельство, думаю, даже и такому стреляному воробью, как я, даст сто очков вперед и не поморщится. Дипломат она, похоже, прирожденный. А уж если это действительно был тот самый коммуникатор… да, такого подарка император не получил бы ни от кого и, будьте уверены, он это запомнит.

Константин на секунду опустил веки, соглашаясь и прикидывая, не позеленели ли у него глаза, затем приятно улыбнулся и отсалютовал бокалом одному из представителей Венецианской Республики. От необходимости отвечать Тохтамышеву его спас богато одетый господин, чья одежда выдавала принадлежность к свите императора.

— Его величество Лин Цзе, да продлятся его дни, ожидает ваше высочество, чтобы, как и было условлено, побеседовать в более спокойной атмосфере.

— Почту за честь, — коротко поклонился Константин, пристроил бокал на поднос выросшего как из-под земли официанта и двинулся за своим провожатым. Оглянувшись напоследок, он заметил, как губы Тохтамышева беззвучно, но отчетливо выговорили: «Удачи!». Мария опять исчезла.

По всему выходило, что аудиенция намечается самого частного характера: добираться пришлось довольно долго. Видимо, утомленный шумным праздником император предпочел уйти как можно дальше от суеты. Константин знал из аналитических сводок, что Лин Цзе свойственна некоторая мизантропия, и от всей души сочувствовал человеку, которому принятые в Запретном городе порядки почти не давали возможности побыть одному.

Резиденция повелителя Небесной Империи действительно была городом, чьи многочисленные строения тонули в зелени (и не только зелени) садов, парков и самых настоящих лесов. Легкому кару, снабженному антигравом, дороги были ни к чему, и он бесшумно плыл над луговинами и изысканными цветниками, узкими каналами и обширными прудами, огибал деревья и легко переваливал через искусственные возвышенности.

Красота пейзажей завораживала. Константин сожалел, что не догадался попросить принимающую сторону о воздушной экскурсии: он не отказался бы взглянуть на Запретный город с высоты птичьего полета.

Ему пришло в голову, что кто-то из предков Лин Цзе был большим поклонником «Волшебника Страны Оз». Или Изумрудного города: Константин читал оба варианта, но русский ему нравился больше. Как бы то ни было, каждый из секторов имел свой собственный цвет, причем это выражалось даже в одежде и окраске его обитателей.

Например, часть, которую великий князь про себя окрестил «Желтой», была заполнена цветами и деревьями с лепестками и листьями всех оттенков этого цвета. Вымощенные лимонным камнем дорожки во всех направлениях пересекали лужайки, заросшие золотистой травой. В этой траве нежились великолепно-солнечные львы. Кару кланялись люди в одежде из желтого шелка. На медовой коряге важно восседал удивительно крупный удод. И Константин готов был поклясться, что слышит пение иволги.

Кар скользнул в просвет, обнаружившийся в плотной стене белоствольных буков, и картина разительно изменилась. Неожиданная здесь, березовая рощица словно светилась изнутри. Белесая трава казалась покрытой инеем. В центре явно накрытого силовым полем озерца на засыпанном самым настоящим снегом островке предавался лени полярный медведь. За холмом, покрытым вывезенными с Алабамы уайткэтами, располагался пруд, заросший белыми водяными лилиями с почти прозрачными лепестками. Там, где не было цветов, по зеркальной глади величаво скользили силуэты лебедей. Двойные силуэты, потому что каждой птице сопутствовало ее отражение. А на противоположном берегу пруда сидел в белом кресле под белым навесом хозяин всего этого великолепия, кормивший с руки белоснежного павлина.

Кар опустился поблизости от навеса, и Константин вышел на белый песок. Одетый в белое — конечно же! — слуга подал императору платок, которым тот вытер руки, и повелительно поцокал языком. Павлин развернул хвост в ослепительный веер, презрительно покосился на пришельца и удалился, а Лин Цзе поднялся на ноги и приветствовал гостя легким поклоном.

— Присаживайтесь, Константин. Вы позволите обращаться к вам так? А вы зовите меня Цзе. Если мои аналитики правы — а ошибаются они крайне редко — нам предстоит еще не один год иметь дело друг с другом, так что не стоит тратить время на церемонии.

Такого Константин не ожидал, хотя в логике его собеседнику отказать было невозможно. Но как же нормы? И правила? Традиции, наконец?

— Как вам будет угодно… Цзе.

И началась беседа. Неспешная, вкрадчивая, на полутонах. Так искусные фехтовальщики медлят, прощупывая противника, пытаясь понять, чего от него можно ожидать, а чего ждать бесполезно — не дождешься. Ситуация осложнялась (а может быть и упрощалась) тем, что они вне всякого сомнения нравились друг другу: император и наследник престола. Повелитель огромной Империи и будущий повелитель еще более огромной. Почти ровесники — Константин был семью годами старше по календарю, но определенно моложе в том, что касалось правления. Два человека, которые повидали виды. Пусть разные, но их было вполне достаточно для достижения взаимопонимания.

— Везение — понятие относительное, — задумчиво говорил Лин Цзе. — Повезло ли мне двадцать четыре года назад? Я до сих пор не всегда бываю уверен в этом. А уж поначалу нередко бывали дни, когда я от всей души проклинал мастерство госпожи Гамильтон, сохранившее мне жизнь и приведшее на Яшмовый трон.

— Думаю, что понимаю вас, — кивнул Константин. Исходящие от крохотных плошек с острыми закусками ароматы таяли в предвечернем воздухе. От пруда тянуло свежестью и чуть заметным запахом тины. — Власть это работа, а большая власть — большая работа, и пресловутый «груз ответственности» не только и не столько литературный оборот. Этот груз действительно давит.

— Вижу, вы представляете, о чем идет речь. И я не удивлен. Регентство в какой-то степени накладывает даже большую ответственность, чем собственное правление. Ведь в этом случае приходится соотносить свои решения с тем, как поступил бы на вашем месте тот, кого вы замещаете. И исходить не только из собственного понимания ситуации и предъявляемых ею требований. Большая работа, согласен. Даже для того, кто всегда знал, что эта работа ему предстоит и готовился к ней всю жизнь. Я немного завидую вам, Константин, — несколько неожиданно завершил свой пассаж император.

Имя своего собеседника он произносил не то чтобы по слогам. Просто раздельно. Кон Стан Тин.

— Завидуете? И что же служит предметом вашей зависти?

— Время. Подготовка. Люди.

Казалось, Лин Цзе не собирается развивать тему. Константин же, в целом примерно представлявший себе, что имеет в виду его собеседник, тоже предпочитал молчать, любуясь прудом.

Где-то вдалеке незнакомая птица назойливо высвистывала один и тот же мотив. Поднявшийся ветер наморщил водную гладь и тут же стих. Отражения лебедей, исказившиеся было, снова стали безукоризненными и четкими, как на картине.

— И происхождение, конечно, — негромко продолжил император, прерывая затянувшееся молчание.

Великий князь слегка приподнял брови:

— И чем же мое происхождение лучше вашего? Вы-то, кстати, были сыном правящего императора, а в момент моего рождения…

— В момент вашего рождения ваш отец был единственным наследником, а вы — его старшим и долгое время единственным сыном. У меня же было восемь братьев. Братьев, рожденных Императрицей и Второй женой. Традиции Небесной Империи таковы, что Третья жена мало чем отличается от простой наложницы, ее дети — это ее личное дело.

Неслышно подошедшие слуги расставили на столе горячие блюда, заменили узкогорлые кувшины с вином и растворились среди деревьев.

— Еще один принц… не люблю это слово, но наш термин очень сложен для адекватного перевода… коротко говоря, еще один принц не был нужен никому, кроме собственной матери. Более того. Раз уж я сказал о подготовке… Кон Стан Тин, вы плохо представляете себе реалии Запретного города. Один неверный шаг, одно неосторожное слово… если бы хоть кто-то заподозрил меня в наличии каких-либо амбиций, несчастный случай произошел бы практически мгновенно. И не так уж важно, съел бы я за ужином что-нибудь не то, оступился на лестнице или просто утонул в ванне. Я получил образование, но править меня никто не учил. И когда — через вот этот самый коммуникатор, — Лин Цзе небрежно постучал себя пальцем по предплечью левой руки, — ко мне обратились «Ваше величество!», оказалось, что я не готов. А времени уже не оставалось. Мне доводилось читать, что некий ваш предшественник услышал однажды: «Довольно ребячиться, ступайте царствовать!» Могу представить, что почувствовал он в этот момент. Я — могу.

Он отрешенно полюбовался небом, сделал глоток вина и слегка пожал плечами.

— Я говорю все это вовсе не для того, чтобы вызвать у вас жалость или сочувствие. Просто обрисовываю обстоятельства, которые заставляют меня завидовать вам.

Император улыбнулся и указал на тяжелую квадратную тарелку с чем-то, происхождение чего Константин не мог определить ни по виду, ни по запаху.

— Попробуйте вот это. У меня есть веские основания гордиться своими поварами. Да, ну так вот… Представьте себе семнадцатилетнего мальчишку, который вдруг, в одночасье, становится правителем. Не имея ни соответствующей подготовки, ни времени на нее, ни единомышленников. Пришлось учиться на лету, как сказала бы наша с вами общая знакомая. Которой я, кстати, тоже не мог предложить задержаться в Бэйцзине. А вот вы учились годами. И годами выбирали и готовили людей, которые будут рядом с вами в политике, в правлении… в жизни, наконец. У вас было время, Кон Стан Тин. И оно все еще есть у вас. Совсем немного, но есть. Мой вам совет, совет человека, который старше вас на четверть века правления: воспользуйтесь этим временем. Не тратьте его понапрасну.

Задумчивость исчезла из голоса Лин Цзе. Он пристально посмотрел на своего визави и выговорил, отчетливо и веско:

— В игре, именуемой жизнью, две фигуры не прощают промедления и колебаний. Только две, но их вполне достаточно, чтобы, промедлив или заколебавшись, проиграть всё. Эти фигуры — власть и женщина. Может быть потому, что правильно выбранная женщина — это тоже власть.

Все оказалось настолько просто, что Константин никак не мог взять в толк, почему не додумался до этого элементарного решения раньше. Как выяснилось, все, что требовалось, чтобы увидеться с Марией — это изложить свое желание одному из его местных телохранителей. Великому князю тут же был выделено сопровождение, к просьбе не предупреждать о визите отнеслись с уважением и пониманием, и полчаса спустя он уже стоял на одной из лужаек сектора, который был, судя по всему, синим.

Возможно, однако, что со зрением Константина сыграли шутку сумерки, вплотную обступившие довольно большое озеро. На его берегу изысканным цветником толпились с десяток девушек, а от воды, под негромкий аккомпанемент небольшого водопада, доносились плеск и смех. Озабоченный женский голос, отчетливо слышный в вечерней тишине, на унике умолял госпожу не заплывать далеко, госпожа сообщала, что плавает как рыба… идиллия.

Оказалось, однако, что на купальщицу было направлено внимание далеко не всех девушек. Стоило посетителям приблизиться шагов на пятьдесят, как от стайки красавиц отделилась одна фигура, скользнувшая к ним по голубоватой траве. Константин, полагавший себя знатоком хорошего умения владеть своим телом, увиденное оценил по достоинству. Сейчас, пожалуй, он склонен был согласиться с Тохтамышевым. Не хотелось бы встретиться с этой «куколкой» в поединке. Такое никому не пожелаешь. Даже злейшему врагу.

— Чем я могу помочь господину? — голос девушки был наполнен холодом безукоризненно острого стилета, который — до поры — пребывает в бархатных ножнах. Говорила она по-русски, причем исключительно чисто, без каких-либо искажений произносимых звуков, что, как правило, уроженцам Небесной Империи давалось нелегко.

— Я пришел, чтобы встретиться с госпожой Корсаковой.

— Госпожа купается, — краешек клинка угрожающе сверкнул под эфесом. Руки девушки прятались в широких рукавах просторной рубахи или короткого платья. Руки — и что еще?

Изрядно позабавленный, Константин примиряюще улыбнулся:

— Я готов подождать. Не торопите госпожу, у нее был непростой день.

На лице изящной стражницы, кажется, той самой, которая первой приветствовала Марию на «Благоденствии», не дрогнул ни единый мускул, но непроницаемо-черные глаза определенно потеплели.

— Мы постараемся сделать ваше ожидание приятным.

Казалось, она даже не пошевелилась, но от берега к ним уже бежала еще одна девушка с легким раскладным креслом в руках. Кресло, как заметил, внутренне усмехаясь, Константин, установили спинкой к озеру. И опять же прав посол: комфорт Госпожи, Сохраняющей Преемственность, здесь и сейчас важнее комфорта ее нанимателя. Хотелось бы ему понаблюдать за купанием и — особенно — за процессом выхода из воды, но…

Красот, однако, хватало и при таком ракурсе. Впору было пожалеть о том, что вечер был уже совсем близко, и разглядеть удавалось далеко не все. К примеру, эти странные маленькие деревца… знакомый голос произнес за его спиной с мягкой насмешкой:

— Добрый вечер, ваше высочество!

Константин поднялся на ноги и повернулся лицом к озеру и источнику голоса. Мария стояла не более чем в метре от него, на ее чуть побледневших от холодной воды губах играла лукавая улыбка.

— Что, мои верные стражи не только не подпустили вас близко, но даже и смотреть не позволили?

— Не позволили, — сокрушенно развел он руками. — У ваших прекрасных телохранителей очень четкие представления о приличиях. Или о безопасности.

— О том и о другом, полагаю. Вы поужинаете со мной?

Великий князь, который уже некоторое время ломал голову над тем, как бы напроситься в гости, слегка поклонился.

— Почту за честь. Правда, я уже поужинал с его величеством…

Мария легкомысленно махнула рукой, отметая возражения.

— Во-первых, это было какое-то время назад. Думаю, довольно заметное. Так что речь шла скорее о позднем обеде. Во-вторых, при всем уважении к его величеству, серьезная беседа не способствует получению удовольствия от еды. Да и нормальному пищеварению тоже. Кстати, как прошло?

— Графиня! — укоризненно покачал головой Константин. — Кто-то не далее как несколько секунд назад рассуждал о вреде серьезной беседы…

— Вы совершенно правы, — рассмеялась она. — Цинчжао, сегодня на моем столе должно быть два прибора.

— Да, госпожа, — почтительно поклонилась девушка, которая первой подошла к нему. — Я предупрежу слуг. А вам следует подняться в дом, роса уже упала.

Она повела рукой. Проследив за жестом, Константин увидел, что на выглядывающих из-под подола длинной шелковой сорочки туфельках Марии, как и на самом подоле, расползаются пятна сырости. Чуть более короткий стеганый халат насыщенного кораллового оттенка надежно защищал свою владелицу от вечерней прохлады, но распрямленные купанием мокрые волосы настойчиво требовали тепла закрытого помещения.

Еще один кар — и где его только прятали? — остановился в двух шагах от них. Минуту спустя он уже мягко двигался над поверхностью озера к противоположному берегу, где на вершине скалы прятался среди изысканно-корявых сосен небольшой дом. Терраса с резными столбиками, поддерживающими прихотливо изогнутую крышу, нависала над водой метрах в тридцати.

Внутрь они попали при помощи лифта, шахта которого пронизывала скалу насквозь. Ведущий в него коридор скрывался за дверью, замаскированной под участок склона, и, Константин готов был поклясться в этом, простреливался во всех направлениях. В том, что пол заминирован, сомневаться также не приходилось. Похоже, здесь ради безопасности постояльцев не пренебрегают ничем. Отведенные ему самому апартаменты были оборудованы немного иначе, но сюрпризов для незваных гостей хватало и там. Великому князю вдруг пришло в голову, что даже сразу после покушения на отца дворцовый комплекс Новограда охранялся несколько менее… параноидально.

Тем временем подъем завершился. Большая комната без окон, вполне уютная, но безликая, служила, должно быть, помещением для охраны. Лестница за фальшпанелью вела на следующий уровень. И вот там-то царил уже порядком поднадоевший Константину местный антураж. Ковры и шелка, ширмы и причудливые светильники, росписи на полотнищах драпировок и затейливые узоры, образуемые рисунком древесных волокон на кое-где проглядывающих досках пола…

Следовало, однако, отметить, что Мария в своем наряде вписывалась в обстановку идеально. Вот она подошла к некоей помеси дивана и кушетки, усыпанной подушками… кажется, этот предмет мебели называется оттоманкой… вот сбросила промокшие туфельки… вот поджала под себя ноги, укутывая их полами халата…

— Вы мерзнете? — участливо поинтересовался Константин.

— Немного, — призналась она со смущенной улыбкой.

— В таком случае, вы действуете неправильно, — наставительно заметил великий князь.

— А как надо?

— Вот так, — прикоснулся он к сенсору на подлокотнике кресла.

В дверях немедленно возникла давешняя девица.

— Цинчжао, госпожа озябла. Принесите покрывало и горячий чай.

— Да, господин. Подогреть вино?

— Обязательно. И поторопите с ужином.

Девушка поклонилась и исчезла.