Глава 1
2578 год, август.
Удивительно, как быстро сгущаются в конце лета сумерки! Вот только что светило солнце — и уже почти темно. И дневное тепло испарилось, словно по мановению волшебной палочки: от распахнутого окна отчетливо тянет холодом. Конечно, следует учитывать и развесистые, неохватные деревья парка, но все же, все же…
Сидящая за массивным столом женщина с силой потерла лицо ладонями, усмехнулась и решительно поднялась на ноги. Хватит на сегодня. Всех дел не переделаешь. Надо же и отдыхать хоть иногда. А завтра тоже будет день.
Не сдержавшись, она фыркнула. О да, конечно. Будет. Еще и как будет. А уж послезавтра…
Следующее ее движение человеку неосведомленному могло показаться не слишком уместным: элегантные молодые (то ли к сорока, то ли чуть за) дамы не должны вот так простецки чесать в затылке. Но неосведомленных в радиусе пары километров не наблюдалось, а в дворцовом комплексе каждая собака знала о скрытом под волосами тарисситовом импланте. Как и о привычке его хозяйки потирать овальную пластинку зеленоватого металла в минуты задумчивости.
Подумать ей сегодня было о чем. Как и вчера. Как и несколько последних месяцев. Но сейчас в голове вертелось только нежелание идти домой. Пусто там. Пусто и тихо. Завтра утром вернется из отпуска работающая в доме супружеская пара, а в середине дня с Авлабара прилетят в сопровождении наставника дети, и она еще не раз помянет добрым словом сегодняшнюю тишину. Но это будет завтра. Сегодня же дома ни души.
Хотя, подумала женщина, это еще с какой стороны посмотреть. Узнай нахальная троица о том, что их к душам не причислили, быть ей облитой презрением с головы до ног. Основательным таким презрением, полновесным. Кошки умеют презирать.
Впрочем, свойственная зверью телепатия вряд ли работает на таком расстоянии. А вот опоздания к позднему ужину ей действительно могут и не простить. И дело даже не в отсутствии еды: уж что-что, а таймер на дозаторе работает исправно. Но усатые морды искренне полагают, что основное предназначение Марии Александровны Корсаковой (особенно в отсутствие детей) состоит в почесывании трех шеек и шести ушек. Кстати, не исключено, что они правы. Все, пора.
Женщина сняла с напольной вешалки жакет, явно состоящий в близком родстве с форменным офицерским кителем, накинула было на плечи, но покосилась на окно и вдела руки в рукава. Секунду подумала и застегнулась до самого горла, так, что белая сорочка скрылась под высоким воротником-стойкой. Нельзя ходить распустехой. Во дворце — точно нельзя. Слухи и сплетни подобны торфяному пожару: как его ни туши, что-то да останется тлеть, даже под снегом, даже под водой. И давать кому-то пищу для злословия она не намерена. Особенно сейчас. За два дня до коронации.
Приветливо кивнув вскочившему при виде ее сменному секретарю («Вы сегодня больше не понадобитесь, Владимир!»), женщина пересекла маленькую приемную и тихо прикрыла за собой тяжелую дверь. Это мог сделать и секретарь, но у парня выдался непростой день. Набегался, хватит.
Графиня Корсакова (в девичестве Сазонова, а урожденная так и вовсе Мэри Александра Гамильтон) успела сделать всего несколько шагов по широкому коридору, когда от полускрытого тяжелыми портьерами окна донеслось вкрадчивое:
— Мария Александровна! Не уделите ли вы мне несколько минут?
Двенадцать лет назад.
Вызов по личному каналу с запросом на визуализацию контакта застал Мэри в саду. Лето было в разгаре, Иван Кузьмич постарался на славу, и теперь она частенько проводила время в шезлонге, любуясь кустами роз и немножко слишком вычурными клумбами. Тепло, тихо… чего еще желать?
Что-то изменилось в ней после боя в системе Соколиный Глаз и последовавшей за ним полугодовой комы. И не просто изменилось. Сломалось. Во всяком случае, скажи кто-нибудь Мэри еще год назад, что она будет часами просиживать на солнышке, обложившись подушками и укутав ноги покрывалом, она бы даже смеяться не стала. Грешно, знаете ли. Над убогими.
Сейчас же… лень. Всё — лень. Двигаться, говорить, думать. Даже предписанные профессором Эренбургом упражнения и процедуры раздражают самой необходимостью их производить.
Хорошо, что Никита вернулся в расположение эскадры, не хватало еще, чтобы он начал ее тормошить. Нет, ну кому это неймется? Не знаю я тебя, не знаю! И знать не хочу!
Известие о помолвке поставило на уши всю журналистскую братию, пишущую на светские темы, — еще бы, кто сват-то! — и покоя не стало ни днем, ни ночью. Вокруг дома кишмя кишели автоматические камеры. За ограду, правда, не совались. Один-единственный выстрел, прозвучавший после лаконичного комментария «Нарушение границы частных владений!», моментально убедил ушлых репортеров не пересекать эту самую границу. Однако это вовсе не означало свободы периметра.
В голосе экономки, отвечающей по домашнему номеру, все чаще проскальзывали нотки, больше подходящие для ее отслужившего в десанте супруга. Номер личного коммуникатора пришлось сменить и позаботиться о том, чтобы новый не попал в общедоступные справочники.
Знали его только входящие в ближний круг, поэтому на вызовы с незнакомых номеров Мэри не отвечала из принципиальных соображений. Не ответила бы и на этот, но мигавший в уголке дисплея символ указывал на то, что вызов — межсистемный. Конечно, с этих придурков станется… ладно, отвечу. Только без визуализации. Обойдетесь.
Тронув сенсор приема, Мэри равнодушно произнесла:
— Мария Сазонова! — и почувствовала, как по венам и нервам побежал полузабытый огонек — такой энергией был наполнен голос ее невидимой пока собеседницы, говорящей на унике с мягким, чуть грассирующим акцентом.
— Contessa Мария? Меня зовут Франческа Корсо. Уверена, вы слышали обо мне — раз уж заказали моему Дому подвенечное платье — поэтому перейду сразу к делу. Меня несколько смущает выбранная вами модель, вернее, смущает очень сильно. А поскольку мой старый приятель попросил меня уделить вашему заказу особое внимание, я хотела бы посмотреть на вас вживую и решить, что же мне делать с этим вашим платьем. Если с ним вообще можно что-то сделать, в чем лично я сильно сомневаюсь.
Покровительственный, почти надменный тон известного модельера не оставлял сомнений в том, что с выбором клиентки означенный модельер не согласна категорически. Мэри же, имевшая на этот счет свое собственное мнение, терпеть нотации (а тем более — отказы) вовсе не собиралась. Знакомый боевой азарт встряхнул ее почти физически, и это было так здорово, что словами не передать. Попросив грозную сеньору немного подождать, графиня Сазонова сгребла в охапку пригревшуюся Матрену и ринулась в кабинет, по второй линии на ходу требуя подать кофе.
Захлопнув за собой ведущую в сад стеклянную дверь, Мэри ссадила кошку, донельзя возмущенную таким обращением, на диван и плюхнулась в кресло перед столом, одновременно разворачивая виртуальный дисплей. Возникшая на нем хрупкая женщина, черноволосая и черноглазая, всем своим видом отрицала саму возможность существования СТАРЫХ приятелей. Об этом Мэри и сообщила ей, получив в ответ мягкую улыбку и непередаваемый жест, которым истинные южанки обычно отвечают на комплимент.
— Мне приятно ваше мнение, contessa, но сеньор ван Хофф действительно один из самых старых моих приятелей. — Переждав понимающее «А-а, Эрик!», она продолжила: — Именно он предложил мне поподробнее ознакомиться с вашим заказом, и что же я вижу? Кобальт! Ну, что это за цвет для подвенечного платья?! Тем более что, если я не ошибаюсь, речь идет о первом браке! А фасон? Нет, это решительно не годится в таком виде! Только белое, длинное белое платье, шлейф… вы мне не поверите, но далеко не все монахини пилотируют рудовозы, кое-где они все еще плетут кружева!
— Сеньора Корсо! — медленно, отчетливо выговорила Мэри. Даже ей самой тон показался ледяным, и глоток обжигающего кофе, принесенного экономкой, положения отнюдь не спасал. — Эта свадьба — сплошное недоразумение. Все, буквально все лучше меня знают, где будет происходить венчание, кто будет венчать, кого следует позвать на торжество и как его лучше организовать. Но чтоб меня черти взяли, если я буду выходить замуж в платье, выбранном кем-то другим! Хоть что-то же должны оставить на мое, и только мое, усмотрение! Я начинаю думать, что вы говорили не с Эриком, а с моим женихом. Ему, знаете ли, тоже мерещится белое со шлейфом и чуть ли не флердоранж. Нашел девственницу. Уж кому и знать, как не ему…
— Ах, вот оно что! — на лице Франчески Корсо умиление смешивалось с сочувствием. — Как же я сразу не догадалась?! Тигрице пытаются повязать бантик на шею… ну конечно! Капитан первого ранга, офицер и джентльмен… skusi, леди. Война, командование, раны, чины, ордена… а тут… понимаю.
— А раз понимаете… — Мэри уже остывала.
— И все же я с вами не соглашусь, — перебила ее кутюрье. — Contessa…
— Пожалуйста, Мария! — проворчала Мэри.
— Тем более! — воспрянула духом собеседница. — Мария — самое сильное из всех женских имен, слабая женщина не могла принести миру Спасителя! А эта ваша выходка с платьем, уж извините, свидетельство именно слабости. Вы просто перепутали понятия, так бывает. Упрямство — еще не признак силы. Поверьте, стоит, действительно стоит потрафить мужу в мелочи, тем легче будет впоследствии поставить на своем в чем-то действительно важном. Можете положиться на мой опыт, я-то в мужьях разбираюсь, у меня их как-никак было четверо!
— Я настаиваю, сеньора, — непреклонно возразила Мэри. — Как показывает МОЙ опыт, уступка в малом обычно формирует у того, кому уступают, стойкое убеждение, что так будет всегда и во всем. Если вы не хотите шить это платье — воля ваша, я обращусь к кому-нибудь другому.
— Porca madonna, Мария! — взорвалась Франческа, у которой, должно быть, лопнуло терпение. — А вы не думали о варианте, который убил бы двух зайцев — так, кажется, говорят в Империи? Можете быть совершенно спокойны. Я сошью то платье, которое вы выбрали. Но я сошью также и то, которое вижу на вас. И если вы выберете первое — я, клянусь Богом, уйду из бизнеса!
— Вы рискуете, сеньора, — прищурилась графиня Сазонова.
— Ничуть. И кстати: мне не нравится ваша физическая форма. Уделите ей внимание немедленно, платье я буду шить на Аманду Робинсон, учтите. А теперь, с вашего позволения, я займусь делом. Два месяца до свадьбы! Вы бы еще за неделю спохватились!
Энергия, неизвестно откуда взявшаяся в процессе разговора, никуда не делась и после него. Апатия схлынула, словно ее и не было, и этим следовало воспользоваться. Во внешнем мире, от которого она так долго была отгорожена сначала стенами больничной палаты, а потом садовой оградой, наверняка хватало проблем, требующих самого деятельного участия. А значит — что? Значит, надо ознакомиться с последними новостями и хорошенько подумать.
Немедленно выяснилось, что проблем действительно выше крыши. В частности, до сих пор оставался нерешенным вопрос о подготовке Империей собственных кадров в области ментального воздействия на противника. Во всяком случае, в доступных ей источниках ничего обнадеживающего не наблюдалось. А если учесть, что должность его императорского высочества офицера для особых поручений вопреки всякой логике все еще оставалась за Марией Сазоновой, то источников хватало.
Интересная картинка вырисовывается. Вот только не слишком дружащая со здравым смыслом. Нет, все можно понять, пока что вакансии с успехом заполняются бельтайнскими резервистами, но так не может продолжаться до бесконечности. Основные военные действия уже на излете, пора прикинуть перспективы. Непонятно только, почему об этом должна думать хворая графиня Сазонова, что, больше некому?
Мэри извлекла из архива коммуникатора копии своих донесений, направленных в период подготовки к сражению у Соколиного Глаза. Привычку всегда иметь под рукой дубликат полученных приказов, отданных распоряжений и переправленных по назначению докладов она по настоянию бабки выработала у себя еще под конец обучения в Звездном Корпусе. Береженого Бог бережет, тылы должны быть прикрыты.
И вот тут-то ее ждал пренеприятный сюрприз. В результате внимательного прочтения выяснилось, что в донесениях она не раз указывала на почти невероятные способности Егора Грызлова, но ни словом не обмолвилась о своих выводах на этот счет. Правду сказать, выводы вполне могли бы сделать и за нее… можно подумать, у нее было много времени непосредственно перед боем… сиди тут теперь, копайся…
Мэри повеселела, допила кофе, закурила и погрузилась в поиски и анализ информации. Не с пустыми же руками на доклад являться. Засмеют.
Столь бестолково начавшийся день интересно продолжился, а закончился так и вовсе волшебно. Во всяком случае, впервые за последние недели она заснула мгновенно, ни секунды не ворочаясь и не рассматривая потолок. Вот так и надо жить, а то выдумала тоже: сад… шезлонг…
А вот утро не задалось, причем категорически. Вчерашнюю сентенцию сеньоры Корсо по поводу физической формы она в пылу проснувшейся жажды деятельности пропустила мимо ушей. И, как выяснилось, совершенно напрасно: привычный когда-то комплекс гимнастики дался с ощутимым скрипом, а китель сидел плохо. Отвратительно он сидел. Два месяца… м-да, сколько там великолепная сеньора предполагает шить платье — ее дело, а вот привести себя в порядок действительно можно и не успеть. Разве что попробовать сделать внушение организму.
Что это он, в самом-то деле? Расслабился? Решил, что больше владелице не понадобится? Где хваленая скорость регенерации? Что, мыши закончились, ловить некого? Матрена! Матрена-а-ааа! Как тут у нас с мышами, морда твоя кошаческая? Всех перевела? Ну-ка, быстро изыскать хоть одну!
Полчаса спустя, когда Мэри под одобрительным взглядом экономки поглощала завтрак, Матрена бесцеремонно запрыгнула на стол, положила перед тарелкой задушенную мышь и слегка придавила ее лапой. «Заказывали? Получите!» — было написано на презрительно кривящейся мордочке. Также там просматривалось требование благодарности за то, что мышь оказалась именно перед тарелкой, а не в ней. Надежда Игнатьевна ахнула и прижала руку к обширной груди, но пронять отставного пилота было несколько сложнее.
— Спасибо за заботу, лапушка моя! — усмехнулась Мэри, мысленно приказывая организму принять во внимание тот факт, что уже даже и мышь ему поймали. Чего еще-то? — Давай меняться. Как тебе вот этот кусочек рыбки? Только, будь любезна, не на скатерти. Вот и молодец. Что? Ой, Надежда Игнатьевна, да бросьте вы! У меня бывали сотрапезники, по сравнению с которыми дохлая мышь — образец вкуса, стиля и хорошего поведения!
— Все в сборе, ваше высочество. Можно начинать.
Голос фон Фальц-Фейна отвлек Константина от размышлений. Великий князь окинул взглядом зал совещаний, скосил глаза на хронометр и слегка покачал головой.
— Назначено на полдень, Яков Петрович, — вот в полдень и начнем. Я жду еще одного человека.
Секретарь императора, на время болезни основного работодателя перешедший в распоряжение регента, еще раз сверился со списком, но почел за лучшее промолчать. Его высочеству виднее. Хотя… Что именно «хотя», додумать барон не успел. Дальняя дверь распахнулась, и в зал стремительно вошла графиня Сазонова. Наметанному глазу было видно, что привычный темп дается женщине с некоторым трудом, но горящие энергией глаза утверждали, что все это мелочи. Подумаешь — труд! В первый раз, что ли?
— Вот теперь в сборе действительно все, — удовлетворенно усмехнулся Константин. — Рад вас видеть в добром здравии, Мария Александровна. Прошу садиться, дамы и господа.
Следующие полтора часа убедили всех, кого требовалось убеждать, что так долго пустовавшее кресло слева от регента его офицер для особых поручений занимает по праву. Графиня Сазонова явно была в курсе текущего положения дел, вопросы задавала редко и только по существу, имела аргументированную точку зрения по любому поводу и заметно наслаждалась своим участием в совещании.
Ее выступление на достопамятном заседании Военного совета многие из присутствующих прекрасно помнили. И теперь любой желающий мог удостовериться, что полученные в бою травмы нисколько не повлияли ни на скорость мышления, ни на категоричность высказываний. Удовольствие от этого, правда, испытывали далеко не все, но желание его высочества — закон, по крайней мере до тех пор, пока он остается регентом.
Так что никто не удивился, когда Константин, слегка кивнув сидящей рядом с ним женщине, проговорил:
— А теперь я предоставляю слово графине Сазоновой. Не вставайте, Мария Александровна.
— Благодарю вас, ваше высочество. Итак, дамы и господа, я предлагаю обсудить вопрос комплектации имперских вооруженных сил — в частности, флота — подготовленными кадрами интеллектуальных операторов. Так, кажется, называют сейчас тех, кто способен справляться с ментальными атаками бестелесных мозгов, которых натравили на нас «Гекатонхейры».
— Вы совершенно правы, графиня, — поднялся на ноги адмиралтейский чин, имя которого Мэри запоминать не сочла нужным, дабы не забивать себе голову сведениями о самом кислом из всех виденных ею лиц. Капитан первого ранга — вполне достаточная информация. — Мы называем их именно интеллектуальными операторами. Однако я не вижу никаких проблем. Ваши соотечественники…
— Мои соотечественники, при всех своих достоинствах, являются всего лишь наемниками, — перебила его Мэри. — Да, Бельтайн — союзник Империи, кто бы спорил, но союзы создаются и распадаются. Столь важное направление следует прикрыть людьми, впитавшими верность Империи с молоком матери.
— Я полностью с вами согласен, однако пока мы не можем найти достаточного количества персонала имперского происхождения. Кое-что есть, конечно. Но даже разрабатываемое Академией Наук совместно с Исследовательской Секцией Бельтайна аппаратное обеспечение суггестивного эффекта Гамильтон…
— Что?! Какого-какого суггестивного эффекта?! — графине Сазоновой показалось, что она ослышалась. — Гамильтон? Р-романтики…
Довольный произведенным эффектом адмиралтейский чин усмехнулся и продолжил:
— Так вот, даже упомянутое аппаратное обеспечение сейчас не дает нам возможности задействовать удовлетворительное число имперских уроженцев в качестве интеллектуальных операторов. Разработки продолжаются, подвижки уже есть, но…
— Гм… — Мэри задумчиво потерла подбородок. — А кто и как проводит отбор кандидатов?
— Флотские психологи, разумеется. При поддержке Института высшей нервной деятельности.
— Понятно. И ищете вы, естественно, во флоте.
— Естественно.
— Так я и думала. Вот что значит вовремя не отправить соответствующее донесение, а потом на полгода выпасть из нормальной жизни. Mea culpa, mea maxima culpa. Дамы и господа, вернемся к событиям в системе Соколиный Глаз. Бой тогда был выигран в очень большой степени благодаря способностям капитан-лейтенанта Егора Грызлова. В сущности, он спас нас всех. И я на досуге, которого у меня сейчас неоправданно много, решила собрать и проанализировать некоторые факты. В частности, выяснилось, что практически все по-настоящему успешные имперские артисты оригинального жанра, подвизающиеся в области чтения мыслей, гипноза и прочих ментальных фокусов, родом с Голубики, родины Егора. Вам это ни о чем не говорит?
— Вы хотите сказать… — прищурился великий князь, жестом унимая поднявшийся было в зале шум.
— Я хочу сказать, что к Голубике следует присмотреться повнимательнее. Как мне кажется, было бы совсем нелишне объявить о наборе добровольцев и провести соответствующие тесты. Тренированных операторов мы сразу не получим, но задел на будущее — вполне. И вот тут-то как раз не грех подключить бельтайнцев. Тех, кто работал с Грызловым в том бою и знает, что и как искать.
— У вас есть предложения по персоналиям?
Лицо адмиралтейского чина стало напряженно-заинтересованным, и Мэри тут же вспомнила, что его зовут Дмитрий Фомин. Вот и хорошо, вот и славно. А то стоял тут, кривился, поставь рядом свежее молоко — получишь простоквашу.
— Капитан Роджерс. Капитан Фаринтош. Капитан Макартур. Все они служат в имперском флоте. Капитан Донован, как ни странно. Она из действующих пилотов, но Грызлова слышала на «ура». Нравился он ей, что ли? Конечно, лучше всего было бы задействовать меня и премьер-лейтенанта О'Нил, но Элис ждет ребенка, а вашу покорную слугу профессор Эренбург еще на пару месяцев к грунту прикует, тут и к бабке не ходи.
— Николая Эриковича надо слушаться, — вклинился улыбающийся Константин. — Он, конечно, деспот, каких поискать, но дело свое знает.
Мэри с грустной улыбкой покачала головой. Вот и еще один опекун на ее голову, будто мало их…
— Да я же и не спорю! Просто речь сейчас идет о том, что выдергивать людей с планеты в разгар страды не слишком разумное решение. Значит, надо лететь туда, а в этом случае я абсолютно бесполезна.
— И вы полагаете, что три человека справятся с объемом работы? Там как-никак сорок шесть миллионов населения…
Графиня Сазонова мысленно сосчитала до десяти.
— Во-первых, мы говорим только о добровольцах. Физически здоровых людях не старше сорока и не моложе… какой в Империи возраст принятия решения? Двенадцать лет? Значит, не моложе двенадцати. Голубика — мир аграрный, а стало быть, патриархальный, слишком большого числа желающих служить ожидать не приходится. Да и спешка в таких делах не особенно уместна. Во-вторых, почему три? Я назвала четыре имени.
— Но капитан Донован, как вы только что заметили, действующий пилот, и после Соколиного Глаза вернулась в распоряжение ВКС Бельтайна. Как вы предполагаете ее привлечь? — Похоже, по параметрам и процедуре отбора у Фомина возражений не было. И сейчас его интересовали чисто технические вопросы.
— Я думаю, не стоит пока поднимать шум и привлекать внимание. Тара Донован служит на Санта-Марии. А поскольку заместителем военного министра Pax Mexicana является мой старый друг сеньор Вальдес, больших проблем не предвидится. Я частным порядком попрошу его об услуге, и, думаю, он мне не откажет. Ну а если вдруг… что ж, тогда я перекуплю контракт капитана Донован, только и всего.
— Вот так просто? Возьмете и перекупите? — Теперь на лице каперанга было написано неприкрытое изумление.
— Вот так просто. Возьму и перекуплю. Я неприлично богата, Дмитрий Валентинович, и могу позволить себе маленькие прихоти. Или — большие.
По окончании совещания великий князь предложил Мэри связаться с Хуаном Вальдесом немедленно, но наткнулся на почти жалобное:
— Извините, Константин Георгиевич, но я… я немного устала. И очень хочу есть.
Хлопнув себя по лбу так, что слышно было, наверное, и в дворцовом парке, регент во всеуслышание обозвал себя идиотом и приказал немедленно подать обед на две персоны в свой кабинет. Туда они и направились через залы, коридоры и галереи, на ходу раскланиваясь со знакомыми и болтая о пустяках.
Никуда особенно не торопясь, они дошли до кабинета, в котором молодой мужчина с безукоризненной выправкой придирчиво изучал накрытый стол, ища несуществующие огрехи в сервировке.
— Знакомьтесь, Мария Александровна! — весело сказал Константин. — Мне, как регенту, навязали лейб-конвой, так вот я имею удовольствие представить вам Сергея Северцева. Лейтенант — капитан первого ранга Сазонова. Рекомендую вам этого офицера, графиня. Умен, находчив, исполнителен, абсолютно надежен.
Получивший столь лестную характеристику молодой человек слегка порозовел, почтительно пробормотал «Ваше сиятельство!» и щелкнул каблуками.
— Рада знакомству, лейтенант, — дружелюбно кивнула Мэри и окинула взглядом кабинет.
Здесь ничего не изменилось с тех пор, как больше года назад она впервые переступила порог этой комнаты. Все так же заплетал балкон упрямый плющ. Все так же царил над окружающей обстановкой огромный стол. Все так же висела на стене картина, на которой София Гамильтон обнимала свою внучку. Как же давно были этот пляж, этот закат, эти волны… даже не верится.
— Знаете, Мария Александровна, — проговорил неслышно подошедший Константин, — «Семья» вызывает у меня смешанные чувства. Умом я понимаю, что эта маленькая девочка — вы, но сердцем принять не могу.
— Я немного выросла с тех пор, ваше высочество, — мягко улыбнулась она. — Простите мою назойливость, но… обед…
— Да-да, прошу к столу. Спасибо, лейтенант, дальше мы сами.
И они пошли к столу. В течение примерно получаса Мэри не была способна поддерживать связную беседу. Ей было немного стыдно своей жадности и торопливости, но она ничего не могла поделать. Внезапно проснувшийся после почти месяца безмятежного сна аппетит хозяйничал в организме нагло и бестрепетно и вообще вел себя как последняя свинья. Регент только сочувственно улыбался, со сноровкой заправского официанта подкладывая и подливая того-сего.
— Извините меня, Константин, — выговорила, наконец, Мэри, сконфуженно окидывая взглядом стол, приведенный ее стараниями в полное разорение.
Великий князь только покачал головой и еще раз наполнил ее бокал вином. Красным. Полусухим.
— Я рад, что вам понравился обед. И еще больше я рад тому, что тень, которая на помолвке кивала, улыбалась и говорила только тогда, когда к ней обращались, ушла в небытие. Могу я узнать, чему или кому обязан столь радостной переменой?
Мэри слегка пожала плечами, секунду подумала и решила не врать:
— Вчера я пообщалась с кутюрье, которой заказала свадебное платье. Сеньора Корсо заявила, что моя физическая форма ее не устраивает. Не слишком вежливо с ее стороны…
— …но подействовало? — подхватил регент. — Отлично. Могу я пригласить вас на верховую прогулку? Для поддержания физической формы?
— Вы смеетесь, Константин? Да меня сейчас сбросит самая-разсамая дохлая кляча, а таковых в ваших конюшнях не водится.
— Кстати, о клячах и конюшнях! — оживился великий князь. — Вы в курсе, что семья Рафферти намерена поставить на Кремле конный завод?
— Да, я говорила с Джереми на прошлой неделе. Строительство в разгаре, скоро начнут завозить лошадей. Неплохая задумка. Выгодная. И парню на пользу, не все ж ему за дедовы штаны держаться.
— Ого! — Константин явно развеселился. — Вы настолько хорошо знакомы с этими людьми, что называете Джереми Рафферти просто по имени?
— Да, неплохо, — кивнула Мэри, уделяя пристальное внимание десерту. — Бельтайн — маленький мир, друг друга знают если не все, то очень многие. Что же касается Рафферти, то я кое-что сделала для них. А потом они кое-что сделали для меня. Так бывает, знаете ли — ты мне, я тебе. Но за Джереми я действительно рада. При всех своих достоинствах старый Мозес… подавляет.
В глазах по-прежнему улыбавшегося регента мелькнуло странное выражение. Мелькнуло и пропало, но Мэри была уже вполне сыта (ну почти), а потому за окружающей действительностью следила. Так что выражение было поймано за кончик хвоста и рассмотрено со всех сторон на предмет пристального изучения и оценки.
— Почему хорошо? — осведомилась она как можно небрежнее.
— Что, Мария, простите?
— Почему хорошо, что я близко знакома с Рафферти?
— Ну наконец-то! Вот теперь вас можно узнать!
— А все же?
Константин немного помялся, потом махнул рукой — дескать, семи смертям не бывать — и предельно серьезно поинтересовался:
— Как вы относитесь к перспективе обзавестись вечным должником?
— А это смотря по тому, кто набивается в должники. Вообще-то, скорее, отрицательно. Не люблю долгов, своих или чужих по отношению к себе. Но зависит от обстоятельств, конечно. Так кто наш соискатель?
— Алексей Туров. Я не помню, вы знакомы?
— Еще бы нам не быть знакомыми, — пожала плечами Мэри, — он же входит в Совет. А, кроме того, концерн Туровых — это корабельная броня, что автоматически делает знакомство с Алексеем желательным для любого старшего офицера флота. И вообще, Никита пригласил его на свадьбу.
— Так вот. Дело в том, что Лешка — страстный лошадник. А у Рафферти некоторое время назад появился уникальный, по его мнению, жеребец. Туров хотел его купить, предложил какие-то сумасшедшие деньги, но они не продали. Может быть, вы могли бы замолвить за него словечко?
Мэри задумчиво постучала серебряной ложечкой по зубам.
— Жеребец — племенной?
— Если я правильно понял Турова — да.
— Тогда Алексею можно только посочувствовать, — со вздохом резюмировала графиня Сазонова, откидываясь на спинку кресла. — Не продадут, сколько словечек не замолвливай. То есть мне, может быть, и продали бы… а может быть, и нет. Во всяком случае, ради Турова я даже и пробовать не стану. Единственное, что я могу сделать для него — это свести их с Джереми на свадьбе на предмет неофициальной беседы. Ну а уж там как карта ляжет. Может, Алексею и повезет. А вы сами-то не хотите себе этого жеребца?
Великий князь развел руками, несколько преувеличенно вздохнул, а потом решительно покачал головой.
— Хочу. Но не могу себе позволить. Предложить сумму меньшую, чем предложил Туров, неприлично, а равную или большую… как регент я могу распоряжаться всеми фондами Империи, но как частное лицо я не настолько богат. Во всяком случае, на жеребца я столько тратить не собираюсь. Вышел я из того возраста, когда ради новой игрушки разбивают копилку. Одно дело — Лешка, для него лошади если и не смысл жизни, то заметная его часть, а я… Ладно, бог с ним, с Туровым и его страстью к лошадям. Вы готовы поговорить с Вальдесом?
Несколько минут спустя Мэри на безукоризненном спанике объясняла секретарю заместителя военного министра Pax Mexicana, кто она такая и что ей требуется. Секретарь артачился, напирал на отсутствие у сеньора Вальдеса времени для незапланированных бесед, тянул резину, как мог, и сдался только после угрозы воспользоваться личным номером патрона. Еще секунд пятнадцать, и Константин, предусмотрительно вышедший из обзорной зоны, имел удовольствие наблюдать, как на лице его недавней сотрапезницы появляется выражение насмешливого лукавства.
— Сеньор Вальдес?
— Сеньорита Сазонова.
Голос бывшего военного атташе посольства Pax Mexicana на Кремле звучал холодновато и немного отчужденно. Великий князь не мог видеть лица Вальдеса, но едва шевелящиеся губы, сжатые в тонкую линию, представил предельно отчетливо. Все любопытственнее…
Словно услышав его мысли, Мэри вскинула брови и столь же прохладно поинтересовалась:
— Вы не рады видеть меня, Хуан?
— Не рад? Да, пожалуй, не рад.
— Если не секрет — почему?
— Я предпочел бы не останавливаться на этом, сеньорита, — Вальдес был все так же официален.
— И тем не менее? — теперь в интонациях графини Сазоновой проскальзывали лед и сталь. Одинаково холодные и одинаково острые.
На месте дона Хуана Константин ответил бы немедленно, не рискуя тем, что собеседница дотянется до его горла даже через коммуникатор. С этой, пожалуй, станется.
— Ваше грядущее бракосочетание с сеньором Корсаковым сделало меня посмешищем всего Pax Mexicana. Прикажете радоваться нашей беседе?
Неподдельное изумление на лице Мэри — Константин и свою-то челюсть успел поймать в самый последний момент — очень быстро сменилось весьма хищным выражением. Ох, и получит же сейчас сеньор Вальдес, ох, и получит…
— Так-так-так… — пропела госпожа капитан первого ранга. — Ну-ка, дайте я догадаюсь. Во время моего последнего визита на Санта-Марию вы сделали мне изрядное количество авансов. А потом весьма точно оценили свои шансы затащить меня в постель… или что там было в ваших планах? Ну не брак же? Хотя от вас и этого можно ожидать, м-да. И тогда вы распустили слух, что самоустранились, дабы не путаться под ногами у первого наследника престола Российской Империи. И, разумеется, все восприняли это как должное и восхищались вашим благородством: достойный соперник и все такое. Теперь же… я права?
— Мария, — теперь Вальдес, похоже, улыбался. Через силу, но все же, — ваша проницательность разбивает мое бедное сердце!
— Ну-ну, Хуан! — добродушно усмехнулась она. — В щелчок по самолюбию я еще поверила бы, но сердце! Неужели оно у вас есть? Прекрасное известие для Долорес Дуарте!
— Мария!
— А вот известие о том, что сердце вам разбила именно я, донье Долорес вряд ли понравится. А уж как оно не понравится ее достопочтенному батюшке, не говоря уж о дяде Альфонсо… вы поосторожнее, Хуан, с семьей Дуарте ссориться себе дороже.
— Умная женщина — наказание Господне! — проворчал Вальдес.
— Вот и радуйтесь, что счастливо избежали опасности, — хладнокровно парировала Мэри. — Впрочем, на вашем месте я бы не стала недооценивать ум сеньориты Дуарте. Если она не демонстрирует его вам, то это еще не означает, что его нет.
— Я учту ваш совет, Мария, — дон Хуан резко посерьезнел. — Но вы ведь связались со мной не за тем, чтобы поделиться житейской мудростью?
— Верно. Вы помните, как уговаривали меня слетать на Кортес? А я сказала тогда, что, если соглашусь, вы будете должны мне услугу?
— Конечно, помню. Что я могу сделать для вас?
— В бельтайнской эскортной группе служит капитан Тара Донован. Она нужна мне.
— Где и когда она вам нужна?
— Здесь, на Кремле. Вчера.
— Понял. Минуту, Мария.
Константин услышал, как Вальдес негромко говорит куда-то в сторону: «Диего, подготовьте приказ об откомандировании капитана ВКС Бельтайна Тары Донован в распоряжение Адмиралтейства Российской Империи. Вас это не касается. Под мою ответственность. С сеньором Фернандесом я сам переговорю. Выполняйте, Диего».
— Мария, я вышлю вам эту даму срочной почтой.
— А я — срочной почтой же! — высылаю приглашение на свадьбу. Вам и сеньорите Дуарте.
Вальдес тяжело вздохнул.
— Когда-нибудь кто-нибудь обязательно убьет вас, Мария. Или, по крайней мере, приложит все возможные усилия в данном направлении. И даже если это буду не я, могу вам гарантировать, что кто-то обязательно попытается. Будьте осторожны. Пожалуйста.
— Буду.
Никита Корсаков чувствовал себя неважно. И дело было не в слегка гудевшей голове, хотя погуляли вчера в «Подкованном ботинке» знатно. Некоторый мандраж, заставлявший противно сжиматься район солнечного сплетения и подрагивать руки, вызывался тем, что невеста безбожно опаздывала. Вернее, пока что не опаздывала, но сам-то он под сочувственными взглядами Дубинина переминался у дверей Покровского собора без малого час.
Гости, приглашенные на собственно церемонию венчания, уже собрались. Представители обоих планирующих породниться семейств тоже стояли поблизости, мило общаясь между собой и насмешливо косясь на нервничающего жениха. Особенно ехидно посматривал Ираклий Давидович Цинцадзе, время от времени склонявший голову набок, дабы выслушать очередную сентенцию супруги.
Наконец на площадь перед собором опустился лимузин. Держащиеся на почтительном удалении репортеры оживились, вокруг машины немедленно запорхали автоматические камеры. Имелась все-таки у журналистской братии некоторая надежда, что по случаю торжественного момента оружия у невесты не окажется.
Дверца открылась, и появился великий князь, серьезный, почти благообразный, только в глазах плясали хорошо заметные чертики. Он протянул руку внутрь, и глазам заждавшегося жениха и подобравшихся гостей явилась невеста. Корсаков услышал, как сквозь стиснутые зубы втянул воздух стоящий рядом Дубинин. И позавидовал другу. Потому что сам он забыл, как дышать.
Верх платья был скроен флотским кителем. Казалось бы, струящаяся кружевная юбка не должна была с ним сочетаться, но сочеталась, еще и как. Волосы были убраны под берет, и кокарда в виде золотого двуглавого орла ослепительно блестела в солнечных лучах. А на кителе, в полном согласии с соответствующими статутами, располагались орден «Великой стены», знак «ап Бельтайн», «Милитар де Сантьяго» и «Анна» с «Владимиром». Теперь-то Никита понял, почему Мэри просила его быть на венчании в парадной форме и при всех орденах. Да, понял. А толку…
— Ты, брат, рот-то закрой, — тихонько пробормотал Дубинин. — Лучше оцени, какая тебе послушная невеста досталась. Все как ты хотел. Белое? Белое. Длинное? Длинное. Со шлейфом? Со шлейфом. И шила сеньора Корсо, мне племянницы все уши прожужжали. Чего тебе еще?
