В конференц-зале повисло мрачное молчание. Правда, оно было недолгам: еще раз пробежавшаяся вокруг стола Мэри остановилась рядом с Мамонтовым и сухо поинтересовалась:

— А что там с пассажирами?

— Полная смена личного состава миссии Pax Mexicana. И военный министр в придачу.

— Ха! Вот это лихо. Они там что, совсем с ума все посходили? Небось, еще и сообщили на Кортес… впрочем, этого как раз и не требуется, болтунов и просто хорошо оплачиваемых людей везде хватает.

Ответить Мамонтов не успел. Вызовы пришли почти одновременно на его коммуникатор и коммуникатор Рамоса, и, похоже, услышанное не понравилось обоим. Аркадий тронул пульт и на большом экране возник Энрике Маркес. Судя по всему, это был отрывок из выступления. Мэри пришлось напрячься — говорил Маркес на официальном языке Кортеса, мешая спаник с русским и коверкая и тот и другой:

— …случае, если «Сантьяго» не капитулирует, мы, в знак серьезности наших намерений, начнем орбитальную бомбардировку, превратим Кортес в руины, но не сдадимся! И пусть наша забывшая о чести бывшая родина несет всю меру ответственности за все жертвы и разрушения! Свобода или смерть!..

— Выключите этот бред, Аркадий Евгеньевич, — скривилась Мэри. — Тошно слушать.

Мамонтов послушался. Тишина в зале была такой, что было слышно, как поскрипывает спинка кресла под стиснувшими ее пальцами Мэри.

— А если… — начал было Рамос и осекся.

— Слушаю вас, генерал, — отозвался Аркадий; по общему согласию собравшиеся говорили на спанике, который был ближе Рамосу в силу этнической принадлежности.

— У меня вопрос скорее к сеньорите Сазоновой. Если «Сантьяго» подойдет к «Конкистадору» в тот момент, когда крепость будет над океаном? Или хотя бы над Жезлом либо Денарием? Я думаю, что Маркес не станет бомбить своих, хотя с этого, пожалуй, станется… да, ну так вот. Я, конечно, не флотский, но не получится ли так, что угроза будет ликвидирована до того, как под «Конкистадором» окажутся заселенные территории?

Теперь все смотрели на Мэри.

— Дайте мне карту. У вас есть схема движения крепости? Накладывайте, поглядим.

Несколько минут она вдумчиво изучала картинку на экране, потом заметно поморщилась и покачала головой.

— Не выйдет, господа. Могло бы получиться, но… «Сантьяго»… я до сих пор не могу понять, каким образом этот крейсер-переросток пошел в серию. У него прекрасный главный калибр, но практически нет вспомогательного вооружения и очень слабая броня. О маневренности я вообще молчу. «Сантьяго», «Калатрава» и прочие их систершипы хороши только при условии мощной поддержки малых кораблей.

— Простите, Мария Александровна, — вступил в разговор Филатов, — но я тут посмотрел параметры… «Сантьяго» может накрутить хвост «Конкистадору», не подставляясь под орудия крепости. У его главного калибра дистанция больше.

— Вы были бы правы, Михаил, если бы не одна загвоздка: «Конкистадор» несет на себе около двух с половиной сотен единиц москитного флота. «Сантьяго» просто не дойдет до того рубежа, с которого сможет достать крепость главным калибром. А если и дойдет, то будет так потрепан… не говоря уж о времени, которое для этого потребуется. Дон Энрике не дурак, тактическую кафедру военного факультета Академии на Картане он закончил в свое время вполне прилично.

Она снова принялась расхаживать по залу, не обращая внимания на поднявшийся вокруг шум. К ней осторожно приблизилась Элис Донахью, до тех пор смирно сидевшая у стены вместе с остальными членами команды «Джокера», подергала за рукав, и, когда командир наклонилась в ее сторону, что-то прошептала. Мэри вскинулась, задумчивость испарилась с лица как по мановению волшебной палочки.

— Аркадий Евгеньевич! — позвала она, и Мамонтов быстро подошел к ней, не дожидаясь, пока она сама приблизится к его месту. Хромота ее уже почти прошла, но он прекрасно видел, что до полного порядка еще далеко.

— Слушаю вас, Мария Александровна.

— А скажите мне… на «Сантьяго» летит военный министр, так?

— Так.

— И что же, с такой шишкой на борту этот, прости господи, гибрид идет сам по себе? Без эскорта?

Аркадий удивленно вскинул брови.

— С эскортом, конечно.

— С бельтайнским эскортом? — и, дождавшись подтверждающего кивка Мамонтова: — Сколько их там? Шесть? Восемь?

— Секундочку, графиня, я уточню… — он послал запрос, дождался ответа, кивнул и снова перевел взгляд на Мэри:

— Восемнадцать.

— Сколько?! Восемнадцать корветов? Откуда они взялись, ведь всегда нанимали дюжину! Ладно, неважно. Восемнадцать… Да это же… — Мэри рухнула в первое попавшееся кресло, быстро потерла виски и заговорила на тон ниже. — Восемнадцать. Урезанный «Стоунхендж». С ума можно сойти. А мы тут головы ломаем… Что ж вы молчали?

— Простите, сеньорита… но что могут сделать восемнадцать корветов против двухсот пятидесяти москитников? — Рамос смотрел на нее со странной смесью скепсиса и надежды.

— Дон Хавьер, при всем уважении к вам… вы только что сами сказали, что не имеете отношения к военно-космическим силам. Аркадий Евгеньевич, а свяжите-ка меня с командиром «Сантьяго». Самый закрытый канал, какой сможете обеспечить.

Мэри стояла в зале прилета. Орлан остался позади, и в последние дни у нее совершенно не было времени не только на то, чтобы проанализировать полученную там информацию. Даже просто сесть и спокойно подумать о чем-то абстрактном не получалось. Сразу по возвращении на Кремль жизнь стала настолько насыщенной, что времена действительной службы вспоминались с некоторой ностальгией.

Окружающие как будто сговорились привлечь ее ко всему, что имело к ней хоть отдаленное касательство. Толком доложиться — и то не вышло. Не считать же, в самом деле, докладом полученную от Ираклия Давидовича короткую, но емкую выволочку за проявленную неосторожность? Основным аргументом князя было «а о деде с бабкой ты подумала?» и возразить на это было нечего. То есть возразить-то было что, но вряд ли и без того взъерошенному главе Службы безопасности понравилось бы обвинение в шантаже. Сама Мэри искренне считала, что не может строить свою жизнь исходя исключительно из того, как бы не причинить боли тем, кому она дорога. Ладно, там видно будет. Пообещал не распространяться в семье о ее приключениях, прислал неболтливого хирурга-пластика — и на том спасибо.

Кое-что было сделано непосредственно на борту «Эльбруса», забравшего ее с «Александра». Во всяком случае, для того, чтобы разглядеть ожог на виске и следы разворотившего щеку удара, надо было очень внимательно приглядываться. С грудью было сложнее, поразвлекся покойный (ах, какое прекрасное слово — «покойный»!) Леха от души. Да и спина оставляла желать много лучшего. Когда она наконец добралась до панорамного зеркала, увиденное ей, прямо скажем, не понравилось. А собственная реакция на это самое увиденное не понравилась еще больше. Нет, это просто кошмар какой-то — боевой офицер, переживающий из-за шрамов! Ладно, пролетели. Бог даст, все постепенно придет в норму. Вот только категорический запрет на физические нагрузки до тех пор, пока ювелирная работа хирурга не подживет окончательно… ничего, прорвемся. Были бы целы кости, а мясо нарастет.

Мэри покосилась на Константина, стоявшего по левую руку от нее, и едва заметно улыбнулась. Первый наследник престола, как ему и было положено, провел изрядное время в боевых частях, но все же его китель выглядел скромнее ее собственного. Что ж, все верно: у старшего сына императора хватает обязанностей и забот помимо воинской службы. Это у нее по завершении учебы на Картане были только контракты, а Константину Георгиевичу было чем заняться и на родной планете. Взять хотя бы сегодняшнюю встречу бельтайнского посольства: по протоколу присутствие на церемонии великого князя было обязательным. Как, впрочем, и ее. Ох уж эти дипломатические тонкости! Сколько времени на них уходит, сколько нервов и сил… нет, не годится она для такой работы.

Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Вся подготовительная работа проведена, причем в значительной степени проведена при ее непосредственном участии. Выбранный еще до отлета Мэри на Орлан особняк был готов принять посольство Бельтайна. Декораторы постарались на славу. Если бы еще ее не привлекали постоянно для консультаций… ну да ничего. Благое дело, как-никак. Сбросить бы уже, наконец, с себя хотя бы обязанности дипломатического представителя! Сил никаких нет. Ничего, вот сейчас появится Френсис Кемпбелл, и можно будет перевести дух. Неплохой, кстати, сделали выбор на Бельтайне. С одной стороны, Старшему наставнику Звездного Корпуса давно пора передать свой пост преемнику. С другой же — если человек на протяжении десятилетий ухитрялся управляться с преизрядной толпой кадетов и наставников, дипломат он прирожденный. Вот и пусть займется…

Ворота открылись, почетный караул вытянулся и застыл. Представители средств массовой информации, держащиеся на почтительном удалении от встречающих, напряглись в ожидании. Мэри слегка при щурилась, вглядываясь. Интересно, это Кемпбелл усох или она подросла с тех пор, как видела его в последний раз?

Константин и Кемпбелл встретились точно на середине ковровой дорожки. За спиной посла Мэри увидела еще несколько знакомых лиц и удовлетворенно усмехнулась, обмениваясь кивками с заметно постаревшим Фицхью и чуть напряженным Мало-уном. Хорошо. Действительно хорошо. И София тоже будет работать в посольстве, что совсем нелишне: как ни хороша семья Сазоновых, а со своими бабушке будет попроще.

Между тем обмен приветствиями завершился, встречающие и встречаемые смешались и медленно двинулись вдоль строя почетного караула вслед за первыми лицами. Мэри на секунду стало искренне жаль гвардейцев — она-то знала, какое зрелище предстоит им увидеть через несколько минут. Как-никак, заниматься организацией гастролей в Империи прославленной труппы «Дети Дану» пришлось тоже ей. Ага… кажется, началось.

Первым появился красавец-тамбурмажор, вытворявший что-то невообразимое своим жезлом. За ним шагали волынщики, казавшиеся здесь, среди людей в форме, диковинными пестрыми птицами. Потом, повинуясь неслышному посторонним сигналу, они расступились, и в образовавшемся широком проходе в ногу, печатая шаг, и при этом словно скользя над полом зала прилета, двинулись вперед знаменитые на всю Галактику танцовщики. Все они когда-то служили в В КС и теперь, в парадных кителях, при всех орденах, были так хороши, что дух захватывало. Это касалось и мужчин, а уж женщины…

Нет, все-таки не зря в Лиге Свободных Планет самыми красивыми женщинами числились именно бельтайнки. На какой-то миг Мэри почувствовала укол зависти, но тут же отбросила это чувство в сторону, просто любуясь соотечественницами. Усмехающийся Кемпбелл скомандовал «равнение направо» и майор Гамильтон с удовольствием констатировала, что неподвижность дается почетному караулу с превеликим трудом. Она почти слышала, как замершие по стойке «смирно» парни приказывают самим себе не тянуть шеи вслед проходящим мимо красоткам. Ох, и будет же разговоров в столице…

Три дня спустя, уже после торжественного вручения императору верительных грамот — как же все происходящее в Андреевском зале отличалось от Белого павильона! — Мэри сидела в кабинете Чрезвычайного и Полномочного посла Бельтайна. Кемпбелл на правах хозяина разливал по стаканам привезенный непосредственно из Нью-Дублина виски и исподтишка внимательно наблюдал за своей гостьей. Что-то не нравилось ему, и он никак не мог понять, что именно. Странная она была, утомленная. Достали, похоже, ее здесь, на Кремле. Крепко достали. Понять бы еще, чем. Хотя… адаптация к штатской жизни всегда проходит не слишком легко, а Мэри Александра Гамильтон оказалась ко всему прочему среди чужаков. Да, по большей части благожелательных. Но все же — чужаков.

Впрочем… не исключено, что и он сам приложил руку к этому выражению брезгливой усталости на ее лице. Кто же знал, что Мэри нравятся далеко не все приобретенные родственники? И что далеко не всем приобретенным родственникам нравится она? Дернул же его черт приказать секретарю посольства проследить, чтобы приглашения на сегодняшний прием были посланы в том числе и графу и графине Денисовым! Услышав о том, что на приеме будет присутствовать ее тетка Лидия, Мэри сначала взвилась, а потом потребовала — именно потребовала! — что-нибудь выпить. И вот теперь они сидели в кабинете посла, и Френсис Кемпбелл положительно не знал, что делать. То есть можно, конечно, попытаться накачать девчонку до прыжка без ориентиров. На ногах она будет держаться, и язык у нее заплетаться не начнет, пилот как-никак.

Вот только где гарантия, что настроение, пока что просто смурное, не сменится агрессией? А ведь, пожалуй, может. Они не виделись почти двадцать лет, и предсказать поведение майора Гамильтон премьер-лейтенант Кемпбелл не взялся бы. Он, помнится, и с предсказанием поведения кадета Гамильтон в свое время справлялся не слишком хорошо…

— Мэри, — начал, наконец, посол, просто чтобы прервать поигрывающее на нервах молчание, — а ты абсолютно уверена, что на самом деле хочешь принять подданство Империи?

— Не абсолютно, — криво усмехнулась она, с благодарным кивком принимая у него из рук тяжелый стакан с янтарной жидкостью. — Но если я хочу служить здесь в полную силу — а я действительно хочу, — то это просто необходимо. В прямом смысле слова — условие, которое нельзя обойти. Вот и все. Кроме того… Видишь ли, Френсис, — они решили в частной обстановке обращаться друг к другу по имени и на «ты», — за все надо платить. И за чувство прикрытой спины в том числе.

— На Бельтайне у тебя не было такого чувства? — осторожно уточнил Кемпбелл.

— Не было. Не знаю, почему. Должно было быть, по крайней мере в то время, когда я служила в полиции, но вот не сложилось… А здесь все по-другому. Та же Лидия не в счет — с такими, как она, я сталкивалась в учебном центре, а потом и в Корпусе постоянно, и ничего. Просто дело, видимо, в том, что в процентном соотношении на Кремле — и вообще в Империи — людей, которым все равно, какая кровь течет в моих жилах, больше, чем на Бельтайне. Существенно больше. С другой стороны, местным проще: они-то рассматривают пригодность к использованию уже готового продукта, а там, у нас, окружающие имели дело с сырым материалом, из которого еще неизвестно, что получилось бы…

— Я понял. Кажется, понял. Что ж, не мне давать тебе советы. И уж тем более не мне тебя судить. Давай-ка допивай, и поезжай переодеваться.

Френсис Кемпбелл осекся на полуслове и с насмешливым любопытством уставился на поднесенный к его носу кулак, затянутый в тонкую шелковую перчатку. Из кулака торжественно и недвусмысленно поднимался вверх средний палец.

— Ну вот, пожалуйста! — шутливо всплеснул руками посол Бельтайна, оглядываясь на наслаждающегося зрелищем великого князя, неодобрительно качающего головой адмирала Сазонова и невесть как присоединившегося к маленькой группе Хуана Вальдеса. — Полюбуйтесь! Классическое использование своего положения в неподобающих целях. В данный момент майор Гамильтон старше меня по званию, вот и… А я ведь еще помню те благословенные времена, когда я лично отправлял этого кадета на гауптвахту!

— У майора Гамильтон были проблемы с дисциплиной? — Константин изо всех сил старался не расхохотаться. Получалось так себе.

— Это у дисциплины были проблемы со мной! — высокомерно бросила Мэри, но руку, впрочем, все же опустила. — Кстати, сэр, вы не помните, по какому случаю тогда пришлось вмешаться именно вам? Обычно такие вопросы решались на уровне взводных наставников.

— Честно говоря… за давностью лет… вы подрались, Мэри, подрались у меня на глазах, но вот с кем… С Филипс, что ли? Точно, с Филипс.

— А, — она облегченно махнула рукой, — тогда понятно. С Филипс я дралась регулярно. Странное дело: вроде бы с мозгами у нее все было в порядке, она даже на Картане училась, а вот втолковать ей, что меня задирать не стоит, не удавалось довольно долго. Только курсу к восьмому она попритихла. Хотя… Я сейчас лукавлю, сэр. Как минимум в пятидесяти процентах случаев зачинщицей любого безобразия с моим участием выступала именно я.

— Боже мой, Мэри, что вы такое говорите? Ради всего святого — зачем вам это понадобилось?! — ошарашенный Кемпбелл поперхнулся шампанским и закашлялся. Мэри участливо похлопала его по спине.

— Чтобы попасть на гауптвахту, разумеется! — Константин мысленно поаплодировал выражению полнейшей невинности на ее лице. Менее сдержанный в проявлениях эмоций Вальдес смотрел на Мэри с нескрываемым восторгом. Вспомнивший, должно быть, что-то свое адмирал Сазонов улыбался то ли грустно, то ли растроганно — не разобрать. — Мне надо было учиться, причем учиться как можно быстрее, пока принципалом был старый О'Киф. А на гауптвахте были терминалы. В отличие от придурков, на которых приходилось отвлекаться. Это вы почему-то считали изоляцию от коллектива наказанием, а по мне так было в самый раз.

Закончив беседу этим изящным пассажем, Мэри слегка поклонилась и смешалась с толпой, улыбаясь, говоря и выслушивая комплименты и стараясь сделать так, чтобы каждому гостю досталось хоть немного ее внимания. Как ни крути, но в данный момент она выполняла (в первый и хоть бы уж в последний раз!) обязанности хозяйки приема, поскольку Кемпбелл был холост. Ничего, уже завтра она станет подданной Российской империи и пускай Старший как хочет, так и ищет, на кого свалить все эти нескончаемые реверансы. Без нее, господа. Дальше — без нее. Вон, пусть хоть Софию припряжет. А что? Самое милое дело. Тем более что бабушка Френсису, похоже, симпатична и эта самая симпатия ничего общего не имеет с ее заслугами боевого пилота. София только послушница, в случае чего монастырь возражать не станет… Удивляясь тому, куда повернули ее мысли, Мэри совсем уже было собралась присоединиться к Терри Малоуну, который в полном одиночестве курил возле кадки со штамбовой розой, как вдруг…

— И все-таки вы совершенно напрасно решили принять имперское подданство, мисс Гамильтон, — раздавшийся за спиной голос тетки Лидии был так сладок, что сомневаться не приходилось — сейчас Мэри услышит какую-нибудь гадость.

— Почему же? — она резко развернулась на каблуках, вглядываясь в лицо той из новых родственниц, без которой вполне могла бы обойтись. С другой стороны, только деготь дает в полной мере оценить вкус меда…

— Как гражданка Бельтайна вы значите хоть что-то. По крайней мере, до тех пор, пока его посольство нуждается в ваших консультациях. Кроме того, то, что прощается невежественной иностранке, для русской подданной непозволительно. Вам придется самым тщательным образом следить за своим поведением, а в том, что вы на это способны, я сомневаюсь.

— Следить за поведением? Чем же это, скажите на милость, вам, Лидия Николаевна, не нравится мое поведение? И какое вам до него дело? — Мэри вдруг почувствовала настоятельную необходимость «перечеркнуть t».

— Мисс Гамильтон, — Лидия глядела на нее подчеркнуто покровительственно, как и подобало, с ее точки зрения, аристократке, снизошедшей до разговора с чернью, — должна ли я вам напоминать, что любая ваша выходка отразится на членах вашей семьи? Опрометчивое решение моего брата — к счастью, не реализованное — жениться на вашей матери не дает вам права ставить под удар все то, чего удалось добиться семье Сазоновых. Кстати, на вашем месте я не строила бы иллюзий: покойный Александр не был глупцом и, думаю, даже останься он в живых, свадьба не состоялась бы.

Тетушка картинно развела руками.

— Мужчины из достойных семей не женятся на женщинах того сорта, к которому принадлежат представительницы Линии Гамильтон. Ваше темное прошлое, уж поверьте, никогда не позволит вам занять положение, на которое вы столь бесцеремонно смеете претендовать после того, как согласились на сентиментальное предложение моего батюшки войти в семью Сазоновых. Моя точка зрения, кстати, блестяще подтверждается тем неопровержимым фактом, что контр-адмирал Корсаков даже не соблаговолил появиться на вашем первом балу. Конечно, это было не слишком учтиво с его стороны, но что ему еще оставалось? Авантюристкам вроде вас и вашей матери не место в приличном обществе, что и дал ясно понять один из ваших любовников.

Лидия, вполголоса выдавшая эту сентенцию с приторной улыбкой, развернулась, чтобы уйти, но не тут-то было. Негодная девчонка каким-то непостижимым образом оказалась у нее на пути и теперь стояла, скрестив на груди руки и меряя графиню Денисову тяжелым, ничего хорошего не сулящим взглядом.

— Я выслушала вашу точку зрения, сударыня, а теперь вы выслушаете мою, — понижать голос Мэри и не подумала. Лязгающие интонации в нем, как с неудовольствием и почти со страхом отметила Лидия, изрядно отдавали казармой. Вокруг них внезапно образовалось пустое пространство, разговоры затихали. Кажется, к ним сквозь толпу проталкивался ее муж, но проклятые серо-голубые глаза, горящие угольями сазоновские глаза на сазоновском лице, держали цепко, не давая отвернуться.

— Вы можете говорить все что угодно обо мне, — продолжила Мэри, — возможно, ничего лучшего я не заслуживаю. Но тех, кто мне дорог, извольте оставить в покое. Иначе, клянусь, вы пожалеете о том, что вообще родились на свет. Усвойте раз и навсегда: если вы еще раз посмеете в таком тоне говорить о моей матери либо о ком-то, кого я считаю своими друзьями, я вспомню, что в моем темном прошлом есть и служба в полиции. И тогда я выверну наизнанку все ваши шкафы и вытряхну на свет божий все скелеты, которые там прячутся. Вам ясно?

Голос Мэри, который — проверено! — вполне мог, не срываясь на крик, накрыть почти любой из кабаков Бастиона Марико, звучал сейчас в ушах Лидии похоронным колоколом.

— И вот еще что. Вы не желаете признавать наше родство — прекрасно, мне оно тоже не доставляет ни малейшего удовольствия. Но раз уж вы твердо решили называть меня «мисс Гамильтон», сделайте одолжение, добавляйте «ап Бельтайн». Это звание существенно старше графского титула Сазоновых. Да и Денисовых тоже. А теперь… теперь убирайтесь отсюда вон. Я, черт побери, хозяйка этого приема, и вас я на нем видеть не хочу.

Последние слова Мэри сопроводила недвусмысленным жестом — весьма при этом элегантным, как не преминул отметить про себя Хуан Вальдес. Правая рука, на мизинце которой рассыпал брызги света чистейшей воды бриллиант, всплеснула кистью в сторону выхода из зала, напомнив крыло бабочки. Дон Хуан прекрасно видел, что, попадись на пути этой руки чья-то кожа, упомянутой коже пришлось бы несладко. Да, пожалуй, и мышцам под ней тоже. По счастью, донья Мария решила, видимо, не уродовать свою оппонентку — пальцы промелькнули в четверти дюйма от носа графини Денисовой, с лица которой во время учиненной ей словесной взбучки сошли все краски.

Между тем Мэри, потерявшая к поверженной противнице всякий интерес, повернулась к ней спиной, рискованный вырез на которой безуспешно и довольно пикантно маскировала тончайшая сетка. Повернулась, и, чуть склонив голову набок, уставилась на великого князя. Константин, успевший подойти почти вплотную, держал в руках два бокала, один из которых и протянул сейчас Мэри со словами:

— Браво, графиня. Браво. Надеюсь, этот маленький инцидент не испортил вам настроение настолько, чтобы вы забыли о завтрашнем заседании Малого Совета?

— Ни в коем случае, ваше высочество, — бельтайнка уже выровняла дыхание, сбившееся было в процессе пространной отповеди. Ее реверанс был исполнен сдержанного достоинства и — Константин был уверен, что не ошибся — ехидства.

— Что ж, ваше присутствие на нем доставит мне истинное удовольствие. И позвольте заметить — я счастлив, что ваше решение о принятии имперского подданства позволяет мне сделать вас действительным членом Совета. Хватит вам ходить в кандидатах, это, в конце концов, просто нелепо при том, сколько вы уже успели сделать для Империи.

Среди присутствующих прошелестел короткий шепоток. Действительный член Малого Совета? Вот это да! Интересно, и каким же это местом теперь попрут против Марии Сазоновой те, кто недоволен ее появлением на светской и политической аренах Кремля? Его высочество высказался совершенно недвусмысленно. Кем бы ни была эта женщина в прошлом, в данный момент она являлась фавориткой великого князя в изначальном значении этого слова: возможно и не любовницей, но любимицей — точно.

В парке было шумно и весело. Лето заканчивалось, но погода не вредничала, и по любой дорожке, лужайке или площадке со спортивными снарядами и обычными качелями носились стайки детей. Многоголосый гам Мэри не раздражал, она испытывала, по жалуй, только что-то вроде зависти. Черт возьми, этим детям не только не запрещали играть во что им вздумается — их в этом поощряли! Их игры не были тренировками, они просто играли, радовались жизни и, похоже, не думали о том, что надо набрать максимальный балл на Испытаниях… Впрочем, Испытаний у этих детей тоже не было. Нет, какие-то, наверное, все-таки были, но никто не пытался убедить малышей в том, что успешное прохождение тестов — единственное, ради чего стоит жить. Помнится, когда его величество во время аудиенции заявил, что бельтайнские методы подготовки экипажей отдают средневековым варварством, она обиделась. Виду, конечно, не показала, но обиделась. Теперь же… теперь она понимала, насколько ущербным, однобоким было ее собственное детство. Вон, даже с горкой она впервые столкнулась здесь, на Кремле.

А еще именно здесь, в Гагаринском парке, она своими глазами увидела памятник человеку, который первым из землян — первым из всего Человечества! — преодолел притяжение родной планеты. Невысокий и не сказать чтобы особо плечистый молодой мужчина улыбался так, что сердце замирало и хотелось улыбнуться ему в ответ. Мэри отдала должное мастерству скульптора: ни одно из до сих пор виденных ею изображений Юрия Гагарина не передавало в такой степени кипучую, бьющую через край энергию. Казалось, что ему и корабль-то не был нужен — и так бы взлетел. А что? Запросто.

Приятно все-таки погреться на солнышке. Особенно теперь, когда основные дипломатические моменты утрясены, а второстепенные являются уже не ее заботой. Хотя Френсис и убежден в том, что без ее вмешательства Бельтайн не получил бы от Империи два списанных линкора в качестве орбитальных крепостей… Вздор, она тут ни при чем. Ну, обмолвилась на Малом Совете…

Неслышно подошедший Вальдес деликатно откашлялся, привлекая к себе ее внимание:

— Мария?

— Здравствуйте, Хуан, — улыбнулась она, стряхивая с себя задумчивость. — Спасибо за приглашение на прогулку, оно пришлось как нельзя кстати. Что-то я в последнее время совсем света белого не вижу. Хандрю, раздражаюсь по мелочам…

— Я так и понял. Ваше блестящее выступление третьего дня, на приеме в бельтайнском посольстве, произвело на всех присутствующих неизгладимое впечатление. Но мне показалось, что вы остались не слишком довольны — то ли сказанным, то ли собой.

Мэри досадливо скривилась:

— Не напоминайте, Хуан. Черт знает, что такое — совершенно вышла из себя. И казалось бы, что за повод? Ну, наговорила мне тетушка глупостей…

— Должен вам заметить, сеньорита, — наставительным тоном начал Вальдес, — что будь у меня такая тетушка, я бы…

— Ничего бы вы не сделали, сеньор. Вы же, как-никак, кабальеро. А вот я, похоже, действительно не умею вести себя в приличном обществе.

Вальдес нетерпеливо взмахнул рукой, словно Отметая сказанное:

— Прежде всего, как показала практика, этого не умеет графиня Денисова.

— Очень может быть, — пожала плечами бельтайнка. — Но это не оправдание для меня. И бабушка расстроилась… ладно, оставим эту тему, она мне непри ятна, и я не собираюсь портить себе настроение в такой прекрасный день, как сегодня.

Мэри дождалась, пока проворный официант поставит на маленький столик запотевшие бокалы с лимонадом и удалится, с удовольствием отпила несколько глотков и требовательно посмотрела на своего собеседника.

— Давайте перейдем к делу, Хуан. Только не говорите мне, что предложили мне прогуляться по парку исключительно ради моего несомненного очарования.

— Мария, вы разбиваете мое бедное сердце! — подчеркнуто театрально вздохнул Вальдес и тут же стал серьезным. — Впрочем, вы правы, хотя бы отчасти. Я действительно считаю вас очаровательной. И, будем откровенны, не отказался бы как-нибудь утром подать вам кофе в постель, — Мэри приподняла брови и вопросительно улыбнулась. Хуан слегка развел руками — мол, что есть, то есть — и продолжил: — Но сейчас меня интересуют не ваши прелестные ушки, а то, что находится между ними. Прежде всего, позвольте еще раз поблагодарить вас за встречу с князем Цинцадзе, которую вы мне организовали.

Мэри довольно прищурилась. Означенная встреча произошла на приснопамятном балу. После разговора со свояком и сумасшедшего чардаша она посчитала, что терять ей, в сущности, нечего: сплетней больше, сплетней меньше… невелика разница. Поэтому она быстренько поинтересовалась при помощи коммуникатора, что думает Ираклий Давидович по поводу конфиденциального разговора с военным атташе Pax Mexicana. Отцовский крестный не возражал. Так что Хуан, совсем было решивший (в результате пары прозрачных намеков), что после танца ему перепадет поцелуй в укромном уголке на балконе, внезапно оказался в обществе главы Службы безопасности. Выражение лица достойного кабальеро в тот момент Мэри с удовольствием отложила в свою копилку приятных воспоминаний. Туда же отправилась мысль о том, что подумают собравшиеся, если в зал она вернется одна, а сеньор Вальдес не вернется вовсе.

Между тем Хуан, переждавший, пока мечтательное выражение на ее лице сменится спокойным вниманием, снова заговорил:

— Наша беседа с его светлостью принесла определенные плоды, однако…

— Хорошо, но мало? — понимающе усмехнулась Мэри.

— Именно так. Я получил исчерпывающую консультацию, но для того, чтобы я мог воспользоваться ею, мне не хватает фактических данных. Ладно, не буду ходить вокруг да около. Как вы смотрите на то, чтобы немного развеяться и попутно обзавестись вечным должником?

— Вы хотите, чтобы я прогулялась на Кортес, составила собственное мнение по поводу происходящего там и поделилась им с вами?

Военному атташе внезапно стало немного не по себе. Слишком умных женщин он не любил и, правду сказать, побаивался, поэтому просто кивнул в ответ.

— А вы нахал, сеньор, — голос его визави ощутимо похолодел.

— Это для вас новость, сеньорита? — Хуан решил идти напролом. Как это говорят здесь? «Либо пан, либо пропал»? — Мария, поймите меня правильно. Мой визит туда невозможен по целому ряду причин. И рядом со мной нет никого, чье суждение было бы по-настоящему независимым. Независимым и квалифицированным, заметьте. Никого, кому я мог бы доверять. Никого, кроме вас, как ни странно это звучит. Я понимаю, что прошу непомерно много. И что мне, в сущности, нечего предложить вам взамен, я понимаю тоже.

— Это хорошо. Хорошо, что вы понимаете, — она откинулась на спинку легкой пластиковой скамьи, и полузакрыла глаза, подставляя лицо пробивающемуся сквозь ажурную листву солнцу. Казалось, она потеряла всякий интерес к разговору. Несколько минут спустя, когда Хуан уже мысленно распрощался с надеждой на положительный или хотя бы нейтральный ответ, Мэри подняла веки и посмотрела на него в упор.

— Ладно, допустим. Давайте договоримся так: если я сделаю то, о чем вы просите, вы будете должны мне услугу. Лично вы, Хуан. Со своей стороны обещаю не просить ничего такого, что поставило бы вас в неловкое положение или задело бы вашу честь. Устраивает?

— Мария, я… вы можете не сомневаться…

— Не спешите, сеньор. Подумайте хорошенько. Да и я тоже подумаю, стоит ли мне ввязываться в эту авантюру. Крепко подумаю.

— Даже и не думай! — нельзя было сказать, что Ираклий Давидович Цинцадзе кричит. Но и спокойными его интонации не были. — Опять собираешься неприятностей на свою голову искать? Мало тебе Орлана? Что это за привычка такая — всем доказывать, что круче тебя не доищешься! И ради чего?! Сама же говорила, что Вальдес предпочитает таскать каштаны из огня чужими руками! Я категорически запрещаю, слышишь?!

— А на каком, собственно, основании? — забравшаяся с ногами на диван Мэри отхлебнула чаю и с интересом продолжила наблюдать, как вышагивает по ее кабинету взбешенный князь. Строго говоря, для такого рода упражнений кабинет был маловат, и поэтому создавалось впечатление, что гость мечется, как хищник в клетке.

— Что — на каком основании? — не ожидавший подобного вопроса Цинцадзе запнулся на ходу и остановился, возмущенно глядя на хладнокровную улыбку «крестной внучки». Сидящая на подлокотнике дивана пушистая полосатая кошка косилась на него с явным неодобрением: бегает тут… шумит… непорядок.

— Вы мне запрещаете лететь на Кортес… на каком основании, Ираклий Давидович?

Глава имперской Службы безопасности набрал полную грудь воздуха для ответа, но вдруг выдохнул, покачал головой и нарочито спокойно осведомился:

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты засранка?

— Неоднократно, — пожала плечами Мэри. — Засранка, нахалка, поросенок… Но вы не ответили на мой вопрос. Я не ваша подчиненная, не ваша несовершеннолетняя дочь и, тем более, не ваша собственность. Вы можете мне советовать. Вы можете меня уговаривать. Вы можете попытаться изменить мою точку зрения. Но приказать или запретить? Извините, нет. Я рассказала вам о своем намерении посетить Кортес с одной-единственной целью: возможно, у вас имеются какие-то вопросы, ответы на которые вы хотели бы получить. Или задачи, которые вы хотели бы решить. Быть может, есть поручения, которые необходимо выполнить. Но я не спрашиваю у вас разрешения. Не спрашиваю, потому что не нуждаюсь в нем.

— Ты нужна Империи!

— И очень этому рада. Но уверены ли вы, что в данном случае заботитесь именно об интересах Империи?

Цинцадзе, который, положа руку на сердце, не мог ответить на этот вопрос однозначно положительно, мрачно посмотрел на нее из-под насупленных бровей. Однако дерзкую девицу это не смутило: привыкла, должно быть, к недовольству реальных и потенциальных командиров. Вон как глаза сверкают, еще немного — и дырку прожгут. Поэтому князь только махнул рукой, пробормотал нечто среднее между «потом поговорим» и «черт бы тебя побрал», кивнул и вышел из кабинета. Сдаваться он не собирался, и это было очень заметно. Даже со спины.

Мэри с хмурой улыбкой посмотрела на закрывшуюся дверь. Подождав для верности несколько минут, она решительно водрузила Матрену на правое плечо и вышла в сад. Ей надо было как следует подумать и запастись хорошими, выверенными аргументами. В глубине души она признавала правоту отцовского крестного: как минимум половина неприятностей на Орлане произошла с ней потому, что она, почуяв слежку, не обратилась за помощью, полагая себя самой компетентной на планете и в прилегающем пространстве. Сочла расследование отцовской гибели своим личным делом и вполне закономерно огребла. А ведь твердь — не космос, на поверхности ее навыки боевого пилота малоприменимы, а как полицейский оперативник она всегда выступала под прикрытием. Да и было тех выступлений… Но просьба Вапьдеса оценить обстановку на Кортесе по непонятной пока причине казалась ей обязательной к выполнению, а в таких вопросах она привыкла доверять своей интуиции.

Как бы то ни было, больше она без надежного сопровождения в потенциально опасное место не сунется. Хватит строить из себя великую воительницу древности, пора повзрослеть. Да и экипажу надо бы проветриться. Хотя… был один нюанс, смущавший Мэри при составлении планов на ближайшее будущее. Она была вовсе не так уверена в неприступности своих позиций, как стремилась это продемонстрировать Ираклию Давидовичу.

Да, ее начальством он не являлся, но это не значило, что у него не найдется рычагов воздействия на нее. Правда, насколько Мэри успела узнать этого человека, привлекать к решению вопроса ее родню он не станет. По тем же самым причинам, по которым пытается не позволить ей отправиться на Кортес. Так что с этой стороны опасность ей почти наверняка не грозит. Но как бы она ни хорохорилась, два командира у нее на Кремле все-таки имеются. Князю есть к кому апеллировать. И если старшего по возрасту и званию Цинцадзе, скорее всего, беспокоить не станет, то младшего в известность поставит всенепременно, тут уж, как говорится, и к бабке не ходи.