Книга: Посох. Тетралогия
Назад: Часть 1
Дальше: Чаша тьмы

Часть 2

— Кстати, надо бы статую Бога на прежнее место вернуть, — проговорил Курт. — А то все-все убрали, а она как валялась, так и…
— Надо, — согласился Мур. — Верни.
Курт пересек храм и приблизился к статуе. Статуя широко улыбнулась и зевнула. Курт вздрогнул. Статуя открыла глаза.
— Ой… — тихо сказал Курт. И еще тише повторил, — Ой.
— Ты кто? — спросил он у статуи.
Надо же что-то спросить. Неудобно вот так вот глядеть друг на друга и молчать.
— Сам ты кто? — ответила статуя, превращаясь в человека. То есть не в человека, конечно, а… кто его знает, во что такие статуи превращаются? Курт до сего дня и вовсе не знал, что они способны превращаться — так откуда ему знать, во что?
— По-моему он — это ты! — гнусно хихикнул Мур. — Или ты — это он! Короче, познакомьтесь, мальчики! Это — вы!
«Лучше бы ты совсем молчал, чем такую чушь молоть!» — подумал Курт.
— Какие ценные замечания, уважаемый собрат! — язвительно хихикнул посох в руках ожившей статуи.
— Мур… это… ОН?! — тихо спросил Курт.
— Нет. Моя троюродная мамочка, — пробурчал посох. — Не удалось нам с тобой смыться по-тихому.
— Не удалось, — кивнула бывшая статуя. — Придется поговорить. Должен же я знать, кто вы такие и что делаете в моем храме.
На свое несчастье, именно в этот момент протрезвевший и проспавшийся жрец почел себя в состоянии выполнить жреческий долг и засвидетельствовать свое почтение божеству, у которого явно намеревался выпросить еще одно благопожелание на божественное опьянение. Совершив подобающие случаю церемониальные поклоны, он распрямился — и застыл, вытаращив глаза.
Два совершенно одинаковых Бога Повседневных Мелочей с посохами в руках глядели на него мягкими всепрощающими взглядами.
Несчастный жрец тихо икнул и зажмурился. Изо всех сил потряс головой. Открыл глаза. Поглядел.
Два.
Опять зажмурился. Опять потряс. Опять поглядел.
Два.
Протер глаза. Старательно подергал себя за нос и ущипнул за ухо.
Два.
В голове жреца медленно и неуклонно разгорался какой-то мощный теологический процесс.
— Я ведь уже трезвый… — жалобно пробормотал он. — Трезвый! Или… нет? Разве это можно, чтоб у совершенно трезвого жреца живой Бог в глазах двоился?
— Не переживай, сын мой! — откликнулся настоящий Бог Повседневных Мелочей. — У меня легкое раздвоение личности. С нами, Богами, это случается. Иди пока, выпей за мое здоровье, а я тут сам с собой за жизнь побеседую.
— Сам с собой? — пролепетал жрец.
— А ты можешь предложить мне более мудрого собеседника? — улыбнулось божество.
— Я?! — испугался жрец. — Помилуй… да я бы никогда не осмелился на подобную дерзость!
— Ну, так ступай, — пожал плечами Бог Повседневных Мелочей.
— Слушаюсь, — поклонился жрец. — А только… сделай милость… как обычно… пожелай мне чтоб опьянение… ну… того…
— «Того», говоришь? — удивился Бог. — Даже так? Надо же! Ну, быть по-твоему. Желаю, чтоб твое опьянение было божественным, а похмелье кратким.
Когда жрец, вышел Бог укоризненно посмотрел на Курта.
— Один жрец в храме — и тот по твоей милости спивается! — обвиняющим тоном начал он.
— Он и до меня спивался, просто я сделал этот процесс менее вредным и более приятным, — возразил Курт.
— Кто вы вообще оба такие? — спросил Бог Повседневных Мелочей.
— А ты, если и в самом деле Бог, воспользуйся всеведеньем, — ехидно подсказал Мур. — Даже у моего хозяина это вышло — так неужто Бог оплошает?
— Я и в самом деле Бог, — усмехнулся тот. — Воспользуюсь.
Прикрыв глаза, он на мгновение сосредоточился, брови его удивленно поднялись — а потом он неудержимо расхохотался. Расхохотался и сел на пол, уронив посох.
— Курица! — стонал он, хлопая себя по коленям. — Крыша! Чем вы тут занимались, сумасшедшие?! Нет, вы мне скажите, чем вы тут только не занимались?! И что я теперь со всем этим делать буду?! Заборы поправлять! Сараи вручную чинить! Коней ковать! Коз доить! А еще эта курица!
Он вскочил и прошелся по храму качая головой не то с удивлением, не то с недовольством.
— Так. Похоже, очень уж серьезно нам не влетит, — заметил Мур.
— Вам и вообще не влетит, — ответил лежащий неподалеку посох Бога. — Не за что. Вы делали что могли — и весьма неплохо справились. Пусть он только попробует!
— Благодарю, уважаемый собрат! — отозвался Мур. — Ох! Кажется, твой хозяин все же заметил невинные развлечения моего!
У изображений с девицами Бог и впрямь остановился надолго.
— Так, — ошарашено пробормотал он. — Ты еще и это им делал… И что теперь — получается, я тоже должен?! Ну, знаешь ли…
— А я, между прочим, на твое место и не напрашивался! — вскипел Курт. — Если б не этот ваш Всезнающий!
— Да-да, — покивал Бог Повседневных Мелочей. — Этот поганый маразматик. Он уже всех достал. Всех Богов, по крайней мере. Теперь, видать, за людей принялся. Убивать его вроде не за что, да и хлопотное это занятие — богов убивать, вот его Старшие Боги и терпят. А мы, Младшие, мучаемся. Но… все равно, девицы — это перебор!
— Я их уже всех выпроводил, — обиженно заметил Курт. — И… должно же у меня было случиться хоть что-то хорошее! Знаешь, как я с непривычки на твоей работе замаялся?! А ты-то сам где шлялся? Надрывайся тут за тебя!
— Да у любовницы я был! — фыркнул Бог Повседневных Мелочей. — Что ж мне, и отдохнуть нельзя, что ли? Любовью заняться, с Богом Вина море-другое винца молодого выпить? Если я — Бог, так уж и не человек вовсе? Ты в моей шкуре сколько просидел? Неделю? А я веками корячусь! И… хоть бы просьбы, что ли, менялись! Ладно. Наразвлекался я, аж уставать начал. Думал, здесь отдохну — так на ж тебе! Ты мне здесь целый развлекательный батальон организовал, спасибо на добром слове!
— На добром деле, — педантично поправил Бога его посох.
— Зануда, — пробурчал Бог.
— Мой — тоже зануда! — обрадовался Курт.
— Они все такие, — вздохнул Бог.
— От кого слышу! — взревели в один голос оба посоха.
И началось…
Через каких-то неполных два часа Курт и Бог Повседневных Мелочей совершенно точно знали обо всех проявлениях занудства, произошедших по их вине или произведенных ими в их долгой и неблаговидной жизни. А еще часа через полтора они уже в точности знали, почему посохи, как существа деревянные, уступают в занудстве всем недеревянным существам, в том числе людям, богам, сусликам и ослам-иноходцам. А еще через час посохи, наконец, заткнулись. Бог и человек обменялись понимающими взглядами и вздохнули.
— Тихо как… — задумчиво произнес Бог Повседневных Мелочей. — Что ж мне с тобой делать, маг-недоучка?
— Как — что?! — громко изумился Мур. — Разумеется, наградить и в Джанхар доставить!
— Наградить и доставить, — повторил Бог. — Ладно. Будь по-вашему. Награждать так награждать. Есть у меня для тебя подарочек, Курт. В самый раз для такого недотепы, как ты. Вот только сходить тебе за ним самому придется. Мне, как Богу, недопустительно такими делами заниматься — а для тебя, как для мага, в самый раз подвиг.
— Какой еще… подвиг? — осторожно спросил Курт.
«Только подвига мне и не хватало!»
— Не то, чтобы очень уж большой, — усмехнулся Бог. — Но и не маленький. Средний такой подвиг. Тут, неподалеку — дня три пешком — замок один есть. Колдовской, разумеется, замок. Поганый-препоганый. У Верховных Богов до него руки не доходят, а каких-никаких магов или хотя бы Младших Богов здесь и вовсе нет. Кроме меня, конечно. Но у меня очень уж профессия неподходящая, чтоб с колдунами связываться. Я все ж таки Бог Повседневных Мелочей, а не Вооруженных Столкновений.
— С какими еще колдунами? — охрипшим голосом спросил Курт.
— А я не сказал? — удивился Бог. — В замке этом колдун живет. Замок у него, как я уже сказал, поганый-препоганый, а сам он во сто крат поганее своего замка. Он даже не то чтобы черный маг какой-то, а просто гад несусветный. Людей похищает, мучает их всяко, хвори разные насылает на кого ни попадя и прочее. В общем, зажился он на свете, а убить некому. Вот и постарайся.
— Ничего себе — подарочек! — хихикнул Мур. — Божественный, слов нет!
— Это не подарочек. Это всего лишь то, во что он завернут, — ответно усмехнулся Бог Повседневных Мелочей. — А подарочек — зеленое кольцо на руке этого урода. Вэйэрн Лаанрон.
— Что?!! — кажется Мур был потрясен. — Настоящий Лаанрон?!! Не врешь?!!
— Подлинный, — улыбнулось божество.
— Поклянись! — воскликнул посох.
— Честное божественное! — пожал плечами Бог.
— Но как же Курт сможет победить того, кто владеет таким кольцом? — огорченно проговорил Мур.
— Что еще за кольцо? — спросил Курт.
— Потом, ладно? Это долго рассказывать, — торопливо ответил Мур. — Лаанрон — это… в общем, лучшего подарка для тебя и быть не может. Конечно, если это действительно Лаанрон и мы сможем его добыть.
— Это действительно Лаанрон, и вы сможете его добыть, — объявил Бог Повседневных Мелочей. — Конечно, если проявите осторожность и не станете валять дурака.
— Но Лаанрон… — начал Мур. — Если его хозяин им воспользуется… у нас нет шансов.
— Колдун не знает всех свойств кольца, — поведал Бог Повседневных Мелочей. — Он и вообще не осведомлен толком, что за драгоценностью владеет. Так что сражаться вам придется только с ним самим. Он, конечно, серьезный противник, но, думаю, вы справитесь. А когда это кольцо окажется у вас — сами доберетесь, куда захотите.
— Мур, завтра приступ, — напомнил Курт. — Завтра я не то, что с колдуном — с тараканом не справлюсь.
— Приступ? — удивился Бог Повседневных Мелочей.
— Плохо твое всеведенье работает, — пробурчал Мур.
— Да нет. Оно-то как раз — неплохо. Я сам виноват. Просмотрел, видно, — озадаченно проговорил Бог Повседневных Мелочей. — Ничего. Сейчас. Иди ка сюда, Курт. Я тебя лично осмотрю. Безо всякого всеведенья.
Бог Повседневных Мелочей возложил свои божественные длани на плечи Курта и внимательно посмотрел ему в глаза, а потом куда-то глубже глаз — глубже, еще глубже…
— Так. Понятно, — вздохнул он. — Кто-то уже ставил временный блок против этой «болезни юного мага»?
— Ставил, — кивнул Курт.
— Черный маг ставил. Сам Зикер Барла Толлен из Ордена Черных Башен, — добавил Мур.
— Наслышан, — кивнул Бог Повседневных Мелочей. — Добавлю еще десять дней к его хитростям. Хватит?
— Двенадцать, — начал торговаться Мур.
— Тогда уж пятнадцать, — поморщился Бог. — Блок на двенадцать дней ужасно неудобно ставить. Даже божественным изволением неудобно. Примерно как суп через ухо хлебать. Бог, конечно, и с этим справится, но зачем?
— Ладно уж, ставь на пятнадцать, — притворно вздохнул Мур. — Никогда-то вы, Боги, не даете того, что у вас просят. Всегда — что-то рядом. Всегда другое. Хоть чуть-чуть, а другое.
«Ну и нахал!» — подумал Курт. — «Надо ему будет потом по набалдашнику настучать!»
— Не ворчи, — отмахнулся Бог. — Небось, тремя лишними днями не подавишься.
— Ладно-ладно, колдуй, пока я добрый, — проворчал Мур.
— А то — что? — разулыбался Бог.
— Знаешь, как он больно по лбу бьется? — наябедничал Курт.
— Да?! Ты знаешь, мой тоже! — рассмеялся Бог.
И тут же получил по лбу.
— Уй! — взвыл он, хватаясь за божественную лбину. — Осторожней, мучитель! Весь нимб расквасишь!
— А ты не болтай лишнего. Колдуй давай! — проворчал посох Бога.
— Уже начал, — отозвался тот. — Только не дерись больше, а то перед верующими неудобно выйдет. Что это за бог такой с битой-то мордой?
Одно заклятие. Одно повеление. Полтора магических пасса… и дело было сделано.
— Порядок, — выдохнул Мур. — Все пятнадцать.
— Ну за пятнадцать-то дней вы с этим колдуном точно разберетесь., — заметил посох Бога Повседневных Мелочей.
— Постараемся, — ответил Мур.
Курт молча кивнул.
"Из истории в историю, " — думал он. — «Теперь вот колдуна этого убивать… Неужели у магов всю жизнь — вот так? А живут они, черти, долго. Ужас, если всегда так будет. Или… привыкну? За столько-то времени, наверно, все же привыкну. Привыкают же другие как-то…»
— Что ж, — сказал Бог, — осталось дорогу вам указать и до околицы проводить. Снимай личину, Курт. Хватит моей рожей щеголять. Своя, небось, не хуже.
— Твоя любовница и впрямь изрядно тебя утомила! — фыркнул Мур. — Нет на нем никакой личины. Это его лицо.
— Его лицо? — пробормотал Бог Повседневных Мелочей. — Очень интересно. С такой магией — и такое лицо… да… очень интересно.
— Ты что-нибудь знаешь? — требовательно вопросил Мур.
— Видишь ли… я не знаю о том, знаю я это или нет, — осторожно ответил Бог. — Может, знаю, может нет. Тут никакое всеведенье не помогает. И кому, как не тебе знать, насколько это ограниченная штука.
— Ну, а ты все же поделись своими догадками, — настаивал Мур.
— Вот еще! Стану я такими глупостями делиться! — фыркнул Бог Повседневных Мелочей. — Все и так само собой разъяснится. Если моя догадка справедлива, мы еще встретимся. Тогда и разговор будет. А если нет — значит, и говорить не о чем. И не с кем. Ладно. Придется мне тогда самого себя до околицы проводить.
— Ничего. С нами, Богами, еще и не такое случается! — усмехнулся Курт. — Пошли!
До околицы добрались без приключений и без излишнего шума. Правда, немногочисленные встречные не только кланялись, но еще и таращили глаза, однако никто так и не посмел задать вопрос — отчего это у него Бог в этих самых вытаращенных глазах двоится? То ли трезвых среди упомянуых встречных оказалось маловато, то ли подвела врожденная скромность — но только поклоны и удивленные взгляды были, а вопросов не было.
Дойдя до околицы, Курт попрощался с Богом, и тот указал ему прямую дорогу до злого колдуна — после чего повернулся и зашагал в сторону собственного храма.
"Это еще очень большой вопрос, пойду ли я туда, " — подумал Курт. — «Колдунов мне только не хватало для полного счастья! Тоже мне, подарочек! Чтоб ему самому что-нибудь такое подарили!»
— Гляди-гляди! — шепотом возопил Мур и тихо хихикнул.
Навстречу Богу радостно вышагивал девичий строй, громогласно прославляя тот божественный атрибут, который им понравился больше всего. Завидев их Бог вздрогнул и выругался так, что даже Курт с Муром услыхали.
— Пойдем-ка отсюда! — сказал Мур. — А то так и до греха недалеко.
— Девочки мои… — вздохнул Курт. — Оставлять их какому-то… он все равно не оценит.
— Он выдаст их замуж — и правильно сделает, — отрезал Мур. — Пошли, говорю! Не знаю, как тебе — твоя голова, а мне мой набалдашник еще дорог.
— Пошли, — кивнул Курт. — Что нам еще остается?
— Дяденька маг! — внезапно услышал он за спиной.
— Здравствуйте, коллеги! — тут же отозвался Мур. — Приятно видеть вас снова!
Правая рука Курта привычно дернулась в благославляющем жесте божества, но так и не завершила движения — ей было как-то неудобно, как-то неправильно.
Рука еще миг повисела в воздухе. Курт поболтал ею — кажется, лишь затем, чтобы окончательно убедиться, что она вновь отныне принадлежит ему, а не тому образу божества, что он невольно из себя создал. Поболтал — и опустил.
— Здравствуйте, коллеги, — вслед за Муром промолвил он.
— Это хорошо, что ты от больших ушел, — одобрительно сказал мальчик.
— Они совсем глупые, — добавил другой. — Разве же можно кого так мучить? Хорошо хоть, этот Бог, наконец, явился, а то они бы тебя совсем заездили.
— Особенно эти девицы! — фыркнула девочка. — Ненормальные они, что ли? Даже детям известно, что двое на одного — нечестно, но чтобы такой кучей!
Мур раздулся от желания что-то сказать, но получил чувствительный щелчок по набалдашнику и промолчал.
— Нам тебя жалко, — добавила другая девочка. — А дудочки у тебя замечательные вышли. Вот.
— Спасибо, — ответил Курт.
— Это тебе спасибо! — откликнулись все четверо.
— Мы тебя проводить пришли, — сказал мальчик. — Тут, в лесочке… опасность случается. Не каждый раз, конечно, а все же… Местным-то ничего, а чужака одним разом съедят. Не посмотрят, что маг.
— Но… если там опасно даже для взрослого… — нерешительно начал Курт.
— Именно для взрослого там и опасно! — обиженно оборвала его одна из девочек. — Для глупого, самонадеянного взрослого-зазнайки! Ты чужой в этих местах, а мы здесь каждую травинку помним. так что не задавайся!
— И мы не всегда дети, — добавила другая девочка.
— Простите моего дурня, уважаемые коллеги, — виновато проговорил посох. — Вы — уже состоявшиеся маги, а он лишь проходит свой путь обретения силы. Так пусть ваша несомненная мудрость простит нелепые выкрутасы его восторженной юности.
— Во загнул! — уважительно воскликнул один из мальчишек.
— Пойдем, чего зря стоять? Заметят еще, — добавил другой.
Был день. Ярко светило солнце, и лес мягко покачивался в переливах золотисто-зеленой тени. Пели птицы, уютно жужжали насекомые — нет, лес вовсе не выглядел хоть в чем-то опасным.
— Мерк ползет, — негромко и ровно сообщил один из мальчиков.
— И Шуршава шуршавит, — в два голоса добавили девочки.
Откуда-то слева наползло громадное — ростом с дом, не меньше — как бы пятно тяжелого дыма, имеющее форму крысы. Курт вздрогнул, крепче сжимая в руках посох, и тут же услышал легкое шуршание. Шуршание переросло в оглушительное стрекотание, стрекотание — в металлический грохот и лязг. Словно тысяча воинов, закованных в броню, методично молотила друг друга стальными щитами по железным головам. Огромная стальная тварь, слегка напоминающая гигантскую саранчу, медленно наползла справа.
Остановилась.
Чудовищный лязг смолк.
— Так-так, — сказал Мур. — Магические Хранители. Крыса и Саранча. Если мне не изменяет память, именно Крыса и Саранча были Священными Животными того, недоброй памяти, Ордена, что некогда здесь обретался. Местных жителей они, разумеется, не трогают — та же кровь, потомки — а вот чужих… Ну как, Курт, справишься с Магическими Хранителями?
— К-к-как?! — выдохнул Курт.
— То-то, — усмехнулся посох. — Хорошо, что у нас есть защитники и проводники через это воистину ужасное место.
— Ну и подлец же этот Бог! — глядя на приближающихся чудовищ, пробормотал Курт. — Знал же, небось…
— Так он и про то ведал, что мы тебя проводить собирались, — сказал один из мальчиков.
— Вот именно! — выдохнул Курт. — Бегите ребята, а я…
— Бежать? — удивилась девочка. — Мы никогда от Мерка и Шуршавы не бегаем. Смотри.
Четверка юных магов на миг застыла в напряженно-потянутых позах, а потом… угольно-черные, антрацитово-звездные тени пролились на дрогнувшую землю, и низкое бархатистое рычание сотрясло лес. Рядом с Куртом, окружая его со всех сторон, стояли четыре огромные, черные, как смоль, кошки.
— Пантеры, — выдохнул он.
— Притом взрослые! — восхищенно добавил Мур. — Они и правда не всегда дети — только когда люди.
Пантеры шагнули вперед, и магические стражи отступили. Огромная туча магической крысы поблекла и выцвела, магическая саранча съежилась, громогласное шуршание ее больше не сопровождало.
«Идем же!» — услышал Курт голос в своей голове.
И сделал шаг.
Так он и шел — магические Стражи, пятясь, отступали, он наступал, а вокруг него плавно текли, стелились по земле громадные черные коты и кошки. И звездная ночь, такая невероятная посреди яркого солнечного дня, окружала их могучим защитным сиянием. Курт не заметил, когда Стражи исчезли. Он слишком увлекся, глядя на восхитительных зверей. Потом лес кончился. Звери превратились в людей.
— Удачи тебе, дяденька маг! — сказали четверо юных магов-оборотней.
— Убей этого гадкого колдуна! — добавили они чуть погодя.
— Спасибо вам, ребята! — проговорил Курт. — И… я даже не спросил, как вас зовут…
— И правильно сделал, — заметила одна из девочек. — Ты и своего-то имени не знаешь — так зачем тебе наши?
— Как это — не знаешь? — растерялся Курт. — Да я…
— Все понятно. Ты еще даже и не знаешь о том, что ты его не знаешь! — рассмеялась другая. — Не беда. Это проходит!
— И тем не менее, имя одной из вас я слышал, — возразил Курт. — Кажется, это ты — Леля?
— Разве это имя? — отмахнулся один из мальчиков. — Ты еще назови именами те клички, которыми нас мамаши кашу лопать зовут! Рано тебе об именах спрашивать.
— А колдунов убивать — не рано? — рассердился Курт.
— В самый раз, я думаю, — очень серьезно ответил мальчишка. — Да ты не обижайся на нас. Сам потом поймешь, что мы правы. Встретимся еще — тогда и услышишь наши имена.
— А встретимся? — спросил Курт.
— Обязательно! — расхохотались все. — Чтоб такие великие маги как мы — и не встретились?! Не бывает!
— Ну… тогда — до свидания! — сказал Курт.
— До свидания, уважаемые коллеги! — попрощался Мур.
И вновь Курт видел ночь посреди ясного дня. Она медленно шествовала сквозь нежащийся на солнышке лес. Четыре громадных зверя несли ее на своих плечах.

 

Его Милость господин Архимаг, Великий Владыка Ордена Черных Башен спал. Не орал, не топал ногами, не жрал девствениц, не пытал драконов, не разносил вдребезги злобных врагов Ордена, не поглощал Башен, не перечитывал доносы, не вопил на Великих Магистров, не испепелял разную там под руку попавшую мелюзгу — просто спал спокойным сном хорошо потрудившегося и уставшего за день черного мага… то есть, виноват, черного Архимага. Спал. Бывает такое. Даже с Архимагами бывает. Случается это с ними.
Господин Архимаг спал, и ему снился замечательный сон. Он стоял возле огромного ярко освещенного окна, а на окне была масса мух. И никто не мешал ему их давить. Никто не входил с гадкими новостями, не требовал приказов и распоряжений, никто не орал голосом утопающего: «Ваша Милость!» Никто. Был день — огромный день у огромного окна, и жирные мухи сами ложились под пальцы.
Но ведь Архимаг на то и Архимаг, чтоб объективная реальность могла его почем зря мучить и изводить — это когда он сам ее, родимую, не терзает разными по долгу службы ему положенными зверствами и прочими мелкими пакостями.
Не успел господин Архимаг наложить свои шаловливые пальцы на самую восхитительную из мух, как его опять — в который раз уже! — гнусно и подло разбудили. И ладно бы это еще был очередной мелкий прислужник-пакостник — убил-съел-спи дальше!
Так нет же!
Чужой настойчивый голос нагло вломился в сон Архимага и, ухватив за шиворот, попытался выволочь его оттуда. Господин Архимаг сопротивлялся. О! Он еще как сопротивлялся!
— Пошел прочь, кто бы ты ни был! Испепелю!!! — не открывая глаз, грозно пробурчал Архимаг, силясь хотя бы мизинцем дотянуться до облюбованной мухи.
Что-то темное с силой ударило его по руке, и муха улетела.
Архимаг застонал от огорчения.
Но тут на него посыпался ворох настолько чувствительных предметов, что предаваться и дальше сладостным подробностям сна стало попросту невозможно. Сами попробуйте чему-то такому предаваться, когда на вас градом рушатся тяжеленные магические книги. В них одних заклинаний-то — на изрядный рыцарский доспех весом, а то и на драконью задницу в урожайный год… а если еще и переплет свинцовый, да с разными там рубинами-морионами и прочей драгоценной пакостью, да еще если вся эта радость да со всего размаху падает… Ого-го получится! И добавки никто не попросит. Ни дракон. Ни герой. Ни маг.
Да ладно бы только книги падали!
Магические шары, волшебные кристаллы, колдовские кольца, заколдованные мечи, наговорные диадемы, заклятые доспехи, троны великих магистров и прочая пакость сыпалась на господина Архимага, словно кто-то нарочно собирал весь этот мусор по Ордену, а собрав, вывалил на голову его фактическому главе.
Господин Архимаг едва успевал отбрасывать от себя все эти утомительные предметы, как вдруг ему на живот шлепнулась визжащая от ужаса девственница — а когда Архимаг открыл рот, дабы исполнить высочайшее желание собственной милости и заорать, в рот ему плавно влетел его собственный архимагический жезл.
— Ук! — невнятно икнул Архимаг.
А что ему еще оставалось? У жезла был здоровенный набалдашник. С таким набалдашником во рту не слишком-то много наразговариваешь. Архимаг спихнул с живота орущую девственницу, выплюнул жезл и попробовал заорать сам. Девственница орала громче. Архимаг орал изо всех сил, но девственница не сдавалась. Смирившись, с поражением Архимаг сел. Потом вскочил, усилием воли заставил себя замолчать и, припомнив надлежащее заклятье, заткнул громогласную девственницу.
«Ей бы зазывалой в балагане работать. Или — вместо колокола… висеть… дернул за веревку — заорала.»
Вещи перестали сыпаться. Архимаг облегченно вздохнул и оглядел разгромленную спальню. Будь эти предметы обычными — и Архимаг бы мигом испепелил их или переправил куда подальше. Но что может поделать заклинание с фолиантом, доверху наполненным такими же заклинаниями? То есть может, конечно. Есть и такие заклинания, но… Если все это добро испепелять, оно, чего доброго, взорвется. Архимаг уже раз снес верхушку собственной Башни. Давно было. Так ведь анекдоты и посейчас рассказывают. А такой взрыв может и вообще камня на камне от Башни не оставить. Сам-то Архимаг, конечно, уцелеет, на то он и Архимаг, чтоб не погибать по разным пустякам… но вот останется ли он после таких фортелей Архимагом? И с переносом этих проклятущих вещей тоже ведь загвоздочка. Колдовские вещи активно противятся переносу куда ни попадя — значит, чтоб их всех убрать, нужно знать, откуда они. Какая именно хреновина какому именно из многочисленных магов Ордена принадлежит. А если все же выбросить их куда попало, то их ведь и подобрать кто-нибудь может. Какой-нибудь талантливый самоучка вроде Курта. И ведь всегда найдется хоть один мерзкий шептун, который с удовольствием обвинит господина Архимага в разбазаривании имущества Ордена — ищи его потом, поглощай, переваривай эту пакость… бр-р-р.
Архимаг еще раз оглядел свое обезображенное обиталище, почесал царапину на скуле, поморщился и посмотрел на девственницу. Та молчала, глядя на него огромными глазами, и часто-часто моргала. Длинные пушистые ресницы были похожи на крылья какой-то диковинной бабочки.
— Хоть с этой мучиться не придется, — облегченно вздохнул Архимаг. — Убирайся отсюда! — добавил он. — Домой, девушка!
И он произнес заклятие. Девушка охнула и исчезла. Впоследствии она написала ученую монографию, в которой пространно и обстоятельно доказывала, что среди черных магов и прочих отпетых злодеев того же рода промыслами Богов тоже встречаются добродетельные существа, склонные совершать позитивные поступки, выправляющие мировую гармонию… однако это к делу не относится.
А несчастный Архимаг задумчиво осматривал открывавшиеся ему диковинные виды собственной спальни и размышлял. Вопросов было всего два: «Кто?» и «Зачем?». В конце концов, Архимаг решил ничего не убирать — ни магическим способом, ни каким иным — а вместо этого вызвать прямо сюда Великих Магистров и поинтересоваться у них, как это они допустили чтобы его, самого Архимага, нагло лишили сна путем заваливания разным магическим мусором?
Кстати, надо бы разобраться где там чьи вещички: некоторые ему уж слишком хорошо знакомы. Не иначе, как господа Великие Магистры проморгали свое барахлишко — а кто-то и развлекся за их и за его счет.
«Уж не Зикер ли?» — мелькнула внезапная мысль. — «А что? Такая гадость вполне в его стиле!»
Мысль была неприятной, но правдоподобной.
Архимаг уже собрался было призвать кого надо и устроить им такое, чтоб сто лет потом икалось без передышки… но тут ничто — то самое ничто, в которое он спрятал наговорный стальной ящик с амулетом Темного Бога — это самое ничто стошнило прямо ему под ноги. Стошнило как раз ящиком. А потом стошнило и сам стальной наговорный ящик. Он прямо-таки вывернулся наизнанку, и амулет Темного Бога, медленно покачиваясь, выплыл из его стальных недр, подплыл к Архимагу и повис у его лица.
— Ты все-таки проснулся! — загремело из амулета. — Ну надо же! А я уж и не чаял! Столько времени на тебя извел!
— Так это ты… ты… — от ярости Архимаг начал задыхаться. — Так это благодаря тебе…
— Молчи, дурак! — загремело из амулета. — Я бы с удовольствием обрушил на тебя и всю твою Башню, но ты мне пока нужен! Ты что ж это?! Не в силах удержать собственный Орден в повиновении?!
— Ты… ты… — не мог остановиться Архимаг. — Да ты… да как ты…
— Не я, а ты… — презрительно бросил Темный Бог, появляясь из глубин амулета. — Ясновиденье тебе, болвану, зачем было дадено?! Зачем, я спрашиваю?!
— Да я… да я тебе… — шипел и булькал Архимаг. — Да ты…
— Да хватит тебе заикаться, ты не милостыню просишь! — оборвал его Темный Бог. — Почему не пользовался ясновиденьем?!
— Вот я тебе покажу ясновиденье! — проикавшись и прошипевшись, выдохнул Архимаг. — Вот ты у меня получишь милостыню! Сейчас я призову…
— Да, — кивнул Темный Бог. — Призывай. Это интересно. Очень интересно, кого ты можешь призвать, Архимаг без Ордена!
— То есть как… без Ордена?! — испугался Архимаг.
— Сам поглядишь, — вздохнул Темный Бог. — Спать нужно меньше. И орать на людей — тоже. Они хоть и маги, а… Мой тебе совет — спасай то, что осталось. Обласкай тех, кто еще не сбежал. Подари им часть своей прежней силы. Одним словом, будь с ними поласковей. Тебе скоро пригодятся все, кого ты сможешь удержать. Все. До последнего ученика. До последнего прислужника.
— А… много сбежало? — жалобно вопросил Архимаг.
— Много, — ответил Темный Бог и амулет погас.
Прошло совсем недолгое время — и Архимаг уже знал о состоянии Ордена все, что только может о нем узнать могучий и всесильный господин Архимаг. То есть многое, но все-таки не все. Однако и того, что он узнал, оказалось достаточно. Сбежал едва ли один процент действительных членов Ордена — но зато какой процент! Только два Великих Магистра остались верны Ордену и Архимагу. Остальные… кто их знает, куда они направили свой путь?
«Ясновиденье тебе, болвану, зачем было дадено?!» — припомнилось Архимагу, и он, хлопнув себя по лбу, схватил первый подвернувшийся под руку магический шар. Однако ясновиденье не получалось. Не ясновиделось Арихимагу, и все тут. Как ни старался господин Архимаг, как ни надрывался, пытаясь пробуравить взглядом хрустальный шар — однако ничего, кроме оравы пьяных драконов, методично поедавших собственные хвосты, он не увидел. Внезапно его утомленный взгляд упал на небольшую царапинку на хрустале. Вглядевшись, Архимаг различил надпись — такую мелкую, что даже магическим зрением тяжело разобрать.
"Драконьи хохмы, " — было написано на хрустальном шаре.
«Выходит, это вовсе не для ясновиденья шар, а для… вот для этого вот идиотизма!»
— И ведь нравилось же это какому-то придурку! — прорычал Архимаг, отбрасывая шар и лихорадочно роясь в окружающем барахле. — Ага! Вот он.
Архимаг внимательно осмотрел найденный шар.
— Так. Этот годится, — пробурчал он, приступая к новой попытке ясно увидеть бежавших Великих Магистров.
— Ага! А вот и вы, голубчики! — довольно пропел он. — Надо же, как удобно устроились! Да еще в таком известном месте! И ничего-то нам не страшно! Никого-то мы не боимся! Ну-ну. Надо же… И Зикер тут! Славная компания, ничего не скажешь. Ловко устроился, старый шут! Вот ты уже и Архимаг! И Орден при тебе! Ах, мошенник! Так-то оно, конечно, легко! Чего уж проще — присвоил себе чужих великих Магистров, и порядок, вот тебе и Орден готов! Что тут думать, к чему стараться — совсем даже не трудно! И Архимагу вызов бросать не надо — а зачем? Украл, и все! Но в этот раз ты просчитался, Зикер! Да. Просчитался. И крупно. Я тебя нашел, ты это понял?! Еще нет?! Ну, не беда. Уже скоро. Мне ничего не стоит поделиться своей силой с десятком-другим Старших Магистров, а тогда они тебя и всех этих «великих»… предателей проклятых!.. всех, всех за пояс заткнут! Десяток не справится — сотню пришлю. Жди меня, Зикер! Жди. Уже скоро… Ох и зря же ты, Зикер, такое приметное место выбрал…
Место и в самом деле было приметное. Когда-то давным-давно некий серый маг, имени которого за давностью времен уже никто и не помнил, выйдя по старости веков на пенсию, устроил роскошнейший ресторан в горах под открытым небом. Красота тех мест была неописуемой, а удобства он организовал — не без помощи магии, конечно, — просто первостатейные. И очень скоро его дело настолько процвело, что нашлось еще несколько престарелых колдунов, пожелавших принять участие в этом предприятии. Заведение было настолько же старше войн Оннера и Голора, насколько эти древние страны старше нынешних городов и государств. Давно уже ушли в небытие маги-основатели, да и про Оннер с Голором не всякий вспомнит — а ресторан живет и процветает, и охрана у него мощнейшая. Все больше из магов — да не абы каких, а лучших из лучших.
И в сам ресторан тоже не кого попало пускают. Не обладая магией определенной ступени посвящения, туда и вовсе не попасть. Защита не пропустит. Летают вокруг гор легкие такие облачка. Пушистенькие такие. От непрошенных гостей один пепел оставляют. Опять же, украшение интерьера — тоже, знаете ли, не последнее дело. Ну, конечно, ежели простому смертному или слабоватому магу сильно приспичит и он, например, как следует заплатит, пропустят его облачка — как не пропустить? — и самолучший маг ему подняться к вершинам пособит. Почему нет? Бизнес есть бизнес. Серьезное, одним словом, заведение этот ресторан. Хорат Арзон называется. Кто знает, почему? Название еще тогда давали, в те незапамятные времена. Кто их упомнит, тогдашние языки — да и к чему? Важно, что в заведении этом совершенно спокойно могут встретиться злейшие враги для каких-то своих переговоров. Даже злейшие друзья, и те могут. И хозяева проследят, чтоб с гостями ничего не вышло. Здесь встречаются шпионы и предатели, свергнутые короли и заговорщики, маги всех мастей и головорезы без капли совести. Чтобы попасть в Хорат Арзон, требуется только одно качество — наличие больших денег. А хозяева обеспечат красоту, уют, и безопасность.
«На территории Хорат Арзона вы совершенно бессмертны!» — таков лозунг этого во всех отношениях примечательного заведения.
Хорат Арзон — посредническая территория. Давно. Очень давно. Еще давнее. Вам так давно и не снилось. И не приснится. Таких длинных снов просто не бывает. Совсем.
Вот в этом-то достославном заведении и узрел Архимаг Зикера в теплой компании бывших Великих Магистров Ордена Черных Башен.
— Вот вы где, голубчики, — еще раз повторил Архимаг. — Ну, не век вам там сидеть. Слишком дорого станет! А я… ничего. Я подожду. У дверей подожду. В замечательненькой такой компании. Вы еще удивитесь, правда. И убивать я вас не буду, долго не буду… даже не надейтесь, дорогие…
Зикер погасил магический шар и вытер вспотевший лоб.
— Ну, и как?! — спросил он.
— Бесподобно! — хором ответили Великие Магистры.
— Он поверил? — продолжил Зикер. — До конца поверил?
— Ни на миг не усомнился! Я следил за каждым жестом, — заверил один из Великих Магистров.
— Просто отлично, Учитель! — добавил Тенгере.
— Этот Архимаг такой смешной! — улыбнулась Богиня. — Такой сильный, такой хитрый — и при этом такой глупый…
— А как я выступил в роли Темного Бога? — спросил Зикер.
— Если б ты в таком виде явился на Темную Сторону Неба, тебя бы приняли, можешь не сомневаться, — ответствовал Арилой.
— А лучше всего вышли драконы! — усмехнулся Фарин. — Ничто не убеждает так сильно, как общий идиотизм окружающей среды.
— Так, — распорядился Зикер. — А тогда убирайте эту иллюзию, кто там ее наплел, и садимся ужинать.
— А быть может, так и поужинаем? — заикнулся кто-то из Великих Магистров, — Красиво же…
— Пора отвыкать от иллюзий, господа! — наставительно произнес Зикер, слегка шевельнул мизинцем — и величественный Хорат Арзон растаял, словно его и не было. Путники сидели на небольшой лесной поляне, и на расстеленных плащах перед ними возлежала нехитрая снедь: хлеб, лук, картошка, и немного сала. По кусочку на брата.
— Интересно, когда же он сообразит, что нас там нет и никогда не было? — пробормотал один из Великих Магистров.
— Не скоро, господа Великие Магистры, — негромко пообещал Зикер, приступая к сотворению древнейшего из известных ему заклинаний Защиты От Ясновиденья. Заклинание он получил некогда от выжившего из ума древнего мага, которого вскоре после этого убил в поединке. Вряд ли кто еще в мире владел таким способом преодоления. — Нескоро.

 

Король Дарман сидел на верхушке самой высокой башни своего замка и прикидывал, чем бы еще запустить в наседающих на него верноподданных… или, лучше сказать, неверноподданных? В общем, тех, кому Его Величество хоть сколько-нибудь, а успел поддать, потратив все бывшее при нем оружие — правда, не без пользы. Три живописных трупа украшали внутренний двор замка. Еще двое хоть и выжили, но имели не совсем исправный вид и щеголяли физиономиями, не совсем подобающими уважающим себя заговорщикам. Остальные целили в любимого монарха из арбалетов или потрясали золочеными шпагами. Впрочем, влезать на башню никто не торопился. С единственным храбрецом, осмелившимся на это антиправительственное деяние Его Свергаемое Величество проделал такое, что заговорщики чуть было не разбежались в испуге. Остановило их одно нехитрое соображение: раз король их всех уже видел — значит, запомнил. Даром, он что ли, столько лет в морской страже служил? И еще как служил! Ну, а раз запомнил, значит, все равно казнит — так что обратной дороги нет, господа!
Поэтому Его Величество король Дарман, скрипя зубами и ругаясь на чем свет стоит, обозревал заговорщиков с верхушки самой высокой башни своего замка и раздумывал, расстаться ли ему со своими любимыми сапогами для верховой езды или еще погодить — а взбунтовашиеся придворные продолжали нерешительные и пока безуспешные попытки лишить жизни своего горячо любимого монарха. Наконец король Дарман решительно махнул рукой на личную привязанность и сентиментальное чувство.
«Сапоги сапогами, а жизнь дороже!» — решил он.
С глубоким вздохом он снял левый сапог, посмотрел на его янтарную кожу, полюбовался тисненным орнаментом — скачущие по волнам кони — аккуратно снял шпору, сдул невидимую пылинку и прицелился сапогом в голову Тайного Советника, выкрикивающего какие-то распоряжения людям с арбалетами.
— Тайный Советник не должен становиться явным предателем! — прорычал король Дарман — и сапог с треском впечатал свою подошву в голову поименованного Тайного Советника.
Тот захлебнулся командой, дернулся, словно собирался рассыпаться на куски, и упал раскинув руки.
— Вряд ли я его убил, — с сожалением вздохнул король, болтая босой ногой и взвешивая на ладони шпору.
Новый рой арбалетных стрел с визгом пронесся мимо него. Одна стрела едва не угодила ему в плечо. Король Дарман улыбнулся и угостил меткого арбалетчика шпорой в глаз. Тот взвыл и уронил арбалет.
— Что, звезды из глаз посыпались? — довольно пробормотал Его Величество.
Арбалетчик покачнулся и прилег.
— И этот выживет, — огорченно заметил Дарман и негромко запел «Доступную Красотку» — любимую песню моряков и контрабандистов. Запел и начал снимать второй сапог.
Наиболее печалил короля тот факт, что он оказался на единственной башне, крытой железом. Эх, сумей он добраться до любой другой башни — и к его услугам была бы превосходная черепица! Однако за всю свою долгую жизнь король Дарман так и не научился летать. Если честно, даже и не пытался. А другого способа добраться до соседних башен не было. Разве что спуститься вниз и вежливо попросить господ заговорщиков — не будут ли они столь любезны разрешить своему горячо любимому монарху совершить небольшой моцион на соседнюю башню? Король Дарман и так знал ответ. Не будут. Не разрешат. И их достаточно много, чтобы даже такой опытный вояка, как он, со всеми с ними не справился.
Король Дарман вздохнул и употребил второй сапог по его новому назначению — попал! — и шпору. Опять попал.
Ну… вот и все. Бросаться штанами бессмысленно. Самому на них, что ли, спрыгнуть?
— Да, Твое Величество… смотрю я, ты умудрился основательно их всех достать, — заметил негромкий голос у него над ухом.
Король Дарман вздрогнул и обернулся. Рядом с верхушкой башни мерцал портал. Из него выглядывал Хриплый Молот.
— Бросить тебе веревку? — спросил Хриплый Молот.
— Не нужно. Еще подстрелят, — ответствовал король Дарман. — Отодвинься маленько. Я так допрыгну.
Грузная фигура короля напряглась, сжалась, изготовилась — а потом выметнулась пушечным ядром, взлетела, словно гора получившая пинка. Еще миг — и всевластный монарх Балурсы достиг спасительного портала, оставив несчастных заговорщиков с длинными-предлинными носами.
Арбалетные стрелы пролетели мимо, а золоченые шпажонки напрасно протирали небо. Портал исчез. Его Свергаемое Величество скрылся. Свергать стало некого.
Заговорщики захватили дворец, но королевские фрейлины давно разбежались — поэтому мятежники просто как следует перепились… а протрезвев, сообразили, что король как смог удрать, так сможет и вернуться, а союзников у него достаточно. Поэтому, протрезвев, господа заговорщики разбежались кто куда, стараясь превзойти друг друга в скорости удаления от Балурсы.

 

Рионн всегда славился впечатляющими закатами. Не подкачал он и теперь. Заходящее солнце равнодушно скользило по лицам мертвых магов.
— Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре… — считал король Найрит.
На фоне фиолетово-алого неба отчетливо выделялись золотисто-черные тучи.
— Где еще один поганец? — строго спросил король Найрит. — Проворонили?
Легкие стрелы солнца навылет прошивали парчовую тяжесть туч.
— Не извольте беспокоиться, Ваше Величество, — ответствовал старый капрал королевской гвардии. — Несут.
Неспешный ветерок осторожно тронул волосы короля, коснулся королевского плаща, поправил и без того безупречные усы старого капрала и потек дальше. Тело мага легло на сухой песок, и солнце скользнуло по нему так же равнодушно, как по остальным.
— Двадцать пять, — сказал король Найрит. — Все.
— Хвала Богам, Ваше Величество! — сказал старый капрал. — Богам и нашим доблестным арбалетчикам. Чисто сработано. Ни один гад рта раскрыть не успел.
— Ни одного наблюдателя, — довольно сказал король Найрит.
— Ни одного, Ваше Величество! — радостно кивнул капрал.
— Командиров ко мне! — приказал король. — Да, и распорядись чтоб зарыли эту пакость! Пусть сделают все как следует, чтоб ни один потом не встал!
— Слушаюсь, Ваше Величество! — капрал козырнул и убежал.
Отвернувшись от магов, король Найрит долго смотрел на заходящее солнце.
— Сегодня ночью, — сказал он, сжимая кулаки. — Сегодня ночью.
Наемников было много. Наемников было очень много, и они никого не боялись. Могучие кони быстро несли их вперед. Вперед и дальше. Они ехали сквозь покоренную страну совершенно спокойно, зная, что никто, ни один человек во всем Рионне, не посмеет заступить дорогу великому войску Великого Королевства Рон — никто. Они ехали ночью, и огромные звезды, свешиваясь с небес, мягко отсвечивали в тяжелых щитах, мелким бисером дробились в кольчугах, скалились со стальных шлемов, ухмылялись с кончиков шпор. Звезды. И больше ничего. Звезды, ночь и дорога под копытами коней. Дорога в Джанхар. В Джанхар, который только и дожидается их прибытия, чтобы сдаться и лечь им под ноги.
Где-то далеко у самой земли мелькнула короткая вспышка. Это король Найрит выхватил свой меч. Но наемники об этом не знали. Они не верили, что в Рионне остались еще мечи. Они не ведали, что маги отвечающие за покорность, этого королевства, уже гниют в земле, упокоенные по всем правилам. Они ничего не знали, никого не боялись — и их было много. Поэтому они очень удивились, когда вокруг них вспыхнули совсем другие звезды.
Когда замерцали звезды на наконечниках стрел воинов короля Найрита.
А потом они умерли, потому что эти звезды ужалили их в глаза. И они ничему уже больше не удивлялись, ибо мертвым все ведомо и их нечему удивить. Конечно, погибли не все. Некоторые успели выхватить мечи. Но со всех сторон на них надвинулась ночь, густая от мечей и факелов. Надвинулась — и утопила.
Король Найрит вытер меч о плащ убитого наемника и вложил его в ножны. Потом повернулся туда, где за нерожденным еще рассветом прятался нарождающийся Оннер. И хотя он понимал, что Верховный Король не может его услышать, он все же сказал — очень тихо и очень буднично:
— Рионн выполнит свой долг, Ваше Величество!
Рассветы в Рионне достойны закатов. Хотя бы уже потому, что иногда и рассветам бывает на что посмотреть, чему подивиться. Если в стране за одну ночь не осталось ни одного врага — ну не дивное ли дело? И разве одно это не лучше, не прекраснее любого рассвета или заката?
Рассветы в Рионне прекрасны.

 

Король Арвалирен был недоволен. Собственно, недоволен он был всегда, кроме тех коротких, но счастливых периодов, когда он был взбешен, гневен, яростен, грустен, печален, зол как тысяча чертей, зол на весь свет — или же просто уныло ползал по дворцу, обещая всем встречным немедленную и жестокую казнь. Конечно, эти периоды тоже трудно назвать приятными, но они все же вносили в жизнь придворных и слуг короля Арвалирена некую пусть недолгую, но яркую нотку, как-то скрашивающую серые будни повседневной придворной скуки.
Однако — увы…
Король второй час выговаривал своему портному за не совсем правильно пришитый алый бант. Созванные для общей назидательности придворные и лакеи плавились от скуки. Король уже в десятый раз повторял одно и то же. Не было никакой надежды, что он хотя бы разгневается. Впрочем… самые опытные из дворцовой челяди уже заметили некие все еще негромкие, но весьма характерные обертоны в голосе короля, и их глаза заблестели от предвкушения. Кажется, Его Величество все же соизволил начать сердиться. Налегая голосом на концовку каждой фразы, король в очередной раз потребовал от портного объяснений своей преступной — нет, прямо-таки антигосударственной деятельности. Нет, ну надо же до такого докатиться — бант! Это вам не какая-нибудь пуговица! Хотя пуговица… пуговица — тоже важнейшая в государстве вещь, и если некоторые изменники не желают этого понимать…
Портной отговаривался тем, что он привык шить королевские платья. А генеральский мундир сшил впервые. Да еще за такой короткий срок. И что он, конечно же, перешьет этот проклятый бант, и вообще все что хотите, хоть самого черта, но пусть его величество будет хоть немного снисходительнее. Портной тоже человек и может ошибаться. Он нижайше просит прощения и все такое прочее.
Однако Арвалирен пленных не брал.
Он стоял в генеральском мундире, утвердив ногу на взятом из дворцового музея полковом барабане, и, сдвинув на затылок корону, остервенело дергал себя за неправильно, но, к несчастью, крепко пришитый бант.
— Идет война, сударь! — вещал он. — Полководец не может быть одет как попало! Что подумают враги? Да по закону военного времени я могу вас отдать под суд! Как изменника! Как негодяя! Как… Сознайтесь — кто?! Кто подговорил вас испортить мой мундир? Вы, верно, надеялись посеять панику среди моих доблестных воинов? Вам придется назвать своих сообщников, сударь! — добавил он, грозя пальцем съежившемуся портному.
— Может, я лучше бант перешью? — робко попросил портной.
— Чтоб я доверил иголку изменнику?! — задохнулся король. — Чтоб я сам… — САМ!!! — вложил холодное оружие в руки неприятеля?!! Вздор!
— Но… Вам не требуется давать мне иголку, Ваше Величество. — испуганно прошептал сбитый с толку портной. — У меня свои есть. Много. Вот…
— Стража! — заорал Арвалирен, завидев иголки в руках портного.
Портной не стал дожидаться стражи, а по давно заведенному среди придворных обычаю сиганул в окошко. Уже через полчаса король отменит приказ о его поимке и немедленной казни через растерзание. А через час он спокойно перешьет проклятый мундир. Но раньше этого времени королю лучше на глаза не попадаться. Портной огляделся по сторонам и тихо двинулся в направлении королевских подвалов с вином. Там, неподалеку от входа в них, есть такой замечательный уютненький флигелек, где обитает восхитительная служаночка с пленительными бедрами.
— Черти бы его драли с этой войной! — пробурчал портной. — Тоже мне вояка!

 

Король Роади и королева Оанхиль проследовали в свою опочивальню… точнее, собирались проследовать. Тяжелая занавесь с треском отлетела в сторону, взметнулась драконьим черным крылом и тяжело опала. В полутьме коридора коротко сверкнул кинжал, и стремительная тень, пригибаясь к полу, ринулась вослед юным королю и королеве. Толстый ковер на полу глушил сметающую ярость шагов.
Ближе.
Ближе!
И тотчас еще один блеск прочертил тьму. Воздух тонко взвыл от метко брошенного ножа, и тень, так и не закончив своего смертоносного движения, тяжело рухнула на ковер. Рука с кинжалом выметнулась вперед, протянулась чудовищным когтем, конец которого, царапая воздух, указал на короля — указал, но не дотянулся, а рука уже каменела…
Роади и Оанхиль обернулись как раз тогда, когда тень дрогнула в последний раз и застыла. Застыла, превращаясь в человека. Из-под лопатки у него торчал метательный нож. Дорогие одежды вокруг ножа медленно темнели, словно пытаясь выпить сумрак коридора. Человек с кинжалом в руке и ножом под лопаткой был безнадежно, окончательно мертв.
— Роади! — шепотом воскликнула Оанхиль. — Опять убитый!
— Это не убитый, Ваше Величество. Это — убийца! — послышался негромкий голос из-за соседней занавеси.
Появившийся вслед за голосом человек в полумаске пинком перевернул труп.
— Ихмеро! — воскликнула королева Оанхиль. — Но… это же… мой человек!
— Очень сожалею, Ваше Величество! — проговорил человек в полумаске. — Но я обещал Его Милости Герцогу… любой, осмелившийся покуситься на ваши особы, умрет немедленно. Исключая, разумеется, свадебные торжества, когда убийство является делом немыслимым.
— Он… он бы никогда… — пролепетала королева.
— Полагаю, он собирался убить только Его Величество Короля, — человек в полумаске поклонился Роади. — Ее Величество остались бы в безопасности. — Поклон в сторону Оанхиль. — И в одиночестве… — добавил он. — Впрочем, возможно, что у господина Ихмеро были претенденты на руку и сердце Вашего Величества. — Еще один поклон в сторону Оанхиль.
— Я бы никогда… — голос королевы пресекся.
— Не простили его, — усмехнулся человек в полумаске. — Думаю, он и не надеялся на прощение. Придворный Советник Ихмеро был честным негодяем и честным заговорщиком. Он знал, что его ждет, и все же собирался пойти до конца. Сам. Не стал нанимать каких-то убийц, приказывать слугам, заставлять должников. Сам. Первая крупная фигура, снятая нами с игрового поля противника.
— Сколько же это еще будет продолжаться?! — воскликнула Оанхиль. — Два покушения за три дня! И… и получается, что я… не могу теперь доверять и своим людям… своей партии… — убитым голосом закончила Оанхиль.
— Боюсь, продолжаться это будет недолго, Ваши Величества, — вздохнул человек в полумаске. — Когда-нибудь я просто не успею. Не услежу. Очень неудачный расклад. Я еще тогда говорил Его Милости Герцогу. Очень неудачный расклад. Слишком много тайных врагов. Я, конечно, клялся Его Милости в случае чего закрыть вас собственной грудью, но я могу просто не успеть.
— Что же делать?! — порывисто спросила Оанхиль.
— Его Величеству нужна своя партия среди придворных, — ответил человек в полумаске. — Партия короля.
— Но… откуда же нам взять такую партию? — спросила Оанхиль.
— Время и деньги, — развел руками человек в полумаске. — У нас нет ни того, ни другого. А потом… верных людей на деньги не купишь. Уж скорей бы Его Милость возвращался.
— Мы справимся сами, — внезапно и твердо проговорил молчавший до того король. — Через два дня. Через два дня никто не посмеет смотреть на меня косо.
— Думаете, свадьба укрепит Ваши позиции? — человек в полумаске покачал головой. — Она лишь разожжет страсти. Презрение перерастет в ненависть, а от ненависти до мятежа…
— Мятежа не будет, — властно оборвал его король. — Сберегите наши жизни еще два дня, и мы вместе за кувшином хорошего вина посмеемся над сегодняшними страхами.
— Его Милость никогда не ошибался в людях, — тихо сказал человек в полумаске. — Я верю Вам, Ваше Величество! Но однако же — как?!
— Через два дня. На свадьбе, — пообещал Роади и улыбнулся.
— Буду ждать с нетерпением, — ответно улыбнулся человек в полумаске.

 

Нет лучников лучше, чем в Аргелле. В старые времена, сказывают, были безрассудные воины из иных земель да из других королевств, что пытались оспорить древнюю славу, но ни один из них не вышел победителем — из дружеского ли состязания, на королевском ли турнире, в смертном ли бою. Ни один. Даже поговорка такая вышла:" Это все равно что в Аргелл ездить из лука стрелять!" — когда хотят сказать о каком-то безнадежном деле, от которого вдобавок потом еще, того гляди, что и позору не оберешься.
Не было лучников лучше чем в Аргелле. Еще в те, старые годы не было. А уж теперь… теперь, когда повсеместно народ переходит на арбалеты… вот и начинают сочинять разные байки об эльфах, которые якобы и наделили всех жителей Аргелла этой чудесной способностью. Их, значит, оделили, а остальных обошли, скряги проклятые. Эльфы, они такие. Вечно норовят какую-нибудь пакость спроворить. Впрочем, среди самих жителей Аргелла эту легенду не жаловали. Обидно ведь быть лучшими за счет кого-то другого, а вовсе не своим трудом-талантом. Тем более, что где они, эльфы эти? Кто их видел? Ты? Или ты? Вот вы, господин, их случайно не замечали?! Серьезно, не замечали? Ну, так и я не видел. А лук — вот он. И стрелы. И никакой эльфийский король их мне не дарил. Сам делал. А что? Дело нехитрое. Могу и вас научить. И стрелять тоже. Я, конечно, не Имли-булочник, и даже не Эри-жестянщик, но стрелять могу. И родился я тоже сам собой от папы с мамой, а не от каких-то там чародейных эльфов. Вот насочиняют же! Людям дай волю языком молоть — они и рады!
Однако что есть то есть — эльфы там или не эльфы, но самый последний сельский подпасок из самой захудалой кривой деревушки в Аргелле стреляет из лука лучше, чем любой прославленный лучник из любого другого королевства. Аргелл гордится своими лучниками. А кто бы не гордился? Из гордости этой проистекают традиции. Откуда они только не проистекают…
Одна из этих традиций сейчас устилает дорогу перед королевской четой. Цветами устилает. Триста лучших лучников Аргелла стреляют в небо специально отобранными цветами. Лучшие садовники Аргелла приложили немало усилий, выращивая и отбирая эти цветы. Чудесными разноцветными струями взлетают они в небо, сплетаясь невиданными узорами, обнимаясь друг с другом и на миг создавая феерические картины, а потом ложатся под ноги плавно шествующей королевской чете. Оанхиль и Роади величаво ступают по роскошному ковру из живых цветов. Медленно так ступают. Неспешно. Это тоже традиция. Свадебная традиция. Неспешное шествие короля и королевы к Храму, где они соединят свои судьбы, что-то там такое знаменует — и отменить ее, проклятую, нельзя никоим образом, ибо она старше чем горы, долины и прочие ландшафты Аргелла. Ничего нельзя отменить — ни ковра из цветов, ни неспешного шествия, ни проклятых лучников.
Проклятых — потому что они и в самом деле лучшие.
И нужно медленно наступать на эти несчастные, ни в чем не повинные цветы, нужно шествовать плавной поступью, горделиво неся голову и остальные части тела. Плавно и важно выступать. Плавно и важно. Еще медленнее. Еще плавнее. Еще важнее и родовитее. Плавно и важно выступать… когда Роади хотелось бы подхватить Оанхиль на руки и бежать, бежать в сторону Храма так стремительно, как он только сможет.
Проклятая дорожка все не кончается. Свадебный гомон грохочет громче колоколов. А цветы все падают и падают. Сумасшедшим, завораживающим дождем падают. Коротко звенят тетивы луков — лучших луков в руках лучших из лучших лучников. И Роади холодно от мысли, что среди цветов в колчанах могут оказаться настоящие стрелы. Настоящие. Пронзающие навылет любой доспех. Любой шит. И если среди лучников найдется хотя бы несколько заговорщиков…
Проклятая дорожка все не кончается. И некуда бежать. Некуда. И только цветы падают. Всего несколько заговорщиков. Хотя бы один… и цветы окрасятся кровью. Тонкие свадебные одежды не похожи на стальной доспех — а если б они и были этим доспехом, что толку?
А у них с Оанхиль всего пять телохранителей. Пять. Всего пять «верных людей» Герцога Седого. Пять человек в полумасках и длинных до пят плащах. И все.
Роади пришлось выдержать настоящую битву со своим церемониймейстером, чтобы включить этих пятерых в свадебную процессию вместо положенных по обряду церемониальных гвардейцев. И вот они здесь, но… Если с десяток лучников Аргелла действительно захотят избавиться от короля и королевы — вряд ли эти пятеро станут серьезной защитой. Потому что лучники Аргелла — лучшие. А эти пятеро хорошо работают мечами, еще того ловчее управляются с метательными ножами, умело распознают яды и засады… но против того урагана стрел, который может обрушиться с минуты на минуту — что они могут?
Что?!
Роади не знал — и поэтому каждый шелчок тетивы пронзал его сердце смертоносной стрелой. И цветы окрашивались кровью. После стольких покушений было бы странно, если б никто из заговорщиков не воспользовался столь удобным моментом. Даже если не удастся застрелить короля или королеву, даже если будет убит или ранен кто-то посторонний — все одно хорошо. Смерть на Королевской Свадьбе — настолько дурное предзнаменование, что… в сложившихся обстоятельствах наиболее разумным выходом было бы немедленное бегство, но Роади знал, что им не дадут убежать. Слишком многое поставили на карту господа заговорщики, чтобы дать королю с королевой уйти. Их догонят и убьют.
Наверное, именно ожидание, предощущение того, что случится, обострили слух юного короля, и он услышал, как шорох свадебных цветов сменился пением боевых стрел. В глазах заплясали невнятные тени: благожелательные лица, блеск одежд, драгоценности, гербы, руки, опять лица… мутная мешанина звуков лезла в уши, и казалось, что это не цветы, а колокола с благопожеланиями рушатся под ноги — рушатся, разбиваясь вдребезги.
Роади чуть не упал от головокружения и страха. Ну да! Он ведь никогда не был ни воином ни героем. Но на не справившееся с ужасом тело гневно прикрикнул яростно воспламенившийся разум. Ухватив за шкирку непослушное тело, он коротко и страшно рванул его в бой.
На слабеющих ногах Роади, король Аргелла, шагнул навстречу смертоносному пению стрел — шагнул вперед, закрывая собой любимую женщину и королеву.
— Так нечестно! — ее голос прозвучал, словно драгоценный клинок выхваченный из ножен.
И, ухватив Роади за плечо, королева встала рядом с ним.
А стрелы летели медленно. Словно усталые тяжелые птицы. Словно они никуда-никуда не торопятся. Словно это не они хотели испить крови. Словно это не им нужно было, чтобы вот здесь, на этих цветах…
Стрелы летели медленно.
А еще медленней пели телохранители. Их песня была невероятно медленной и невероятно долгой. Такой медленной, что камни распались в прах прежде, чем они спели первый звук. Такой долгой, что седые несчетные века казались торопливыми мальчишками в сравнении с ней.
И стрелы не долетели до беззащитной плоти. Их путь сквозь песню был долог. Они слишком устали. Это снаружи прошли мгновения — а в песне… Они распались в воздухе, распались от старости — и под ноги королю и королеве рухнул измученный временем прах.
Песнь телохранителей смолкла.
Роади перевел дух. Седой Герцог знал, кого оставлять на страже! Какое невероятное искусство! Магия? Чудо?!
— Стреляли с крыши Храма, Ваши Величества! — негромко сообщил командир телохранителей.
— Какие странные цветы, милый! — указывая на ржавые обломки наконечников стрел и невинно хлопая ресницами, заметила королева Оанхиль. — Видно, их вырастил необыкновенный садовник!
— Несомненно, дорогая, — с достоинством отозвался король. — Я не премину с ним познакомиться при первом же удобном случае. При первом же! — добавил он, обернувшись к командиру телохранителей. — Соберите мне несколько… этих чудесных цветочков, чтоб я не запамятовал таинственного садовника. Он заслуживает отдельной награды.
Только теперь Роади заметил, какая оглушительная стоит тишина.
Да нет.
Не стоит.
Рушится.
Прямо на них рушится. Не звучат благопожелания. Смолкли тетивы луков. Даже цветы не падают. Все застыли и словно бы ждут чего-то.
«Словно бы не перед свадьбой, а перед битвой.»
Роскошный цветочный ковер перед королем и королевой оборвался — и дальше, до самого Храма тропа была голой, словно обнаженный клинок. И тишина была такая же нагая и погибельная.
Вся огромная свадебная процессия застыла неподвижно, словно окаменев. Люди боялись дышать. И в этой тишине, далеко, за рядами лучников, послышался глухой шум. Удары. Крики. В торжественность мертвенной тишины наискось вломился вульгарный ритм торопливой драки. А потом, расталкивая лучников, сбоку от королевской процессии появился отряд храмовой стражи. Стражники волокли четверых изрядно помятых, упирающихся людей. В руках у храмовой стражи были изломанные луки.
— Вот, Ваши Величества! — на бегу завопил их начальник. — Поймали! Это они! Они злоумышляли! На Ваши Величества! Они стреляли! Да еще в такой день! Грех какой! Прикажите немедля казнить!
Не дожидаясь указаний, он выхватил широкий храмовый меч.
— Не сметь! — заорал Роади.
«Казнь в день свадьбы — с одобрения короля!»
— Стоять! — завопил он.
«Вот они, заговорщики! Зачем далеко ходить? Интересно, кто те несчастные, кого они поймали? Умеют ли эти четверо вообще стрелять из луков?»
— Отпустить! — загремел он, надсаживая горло.
«Сейчас они убьют их с моего изволения, а потом скажут, что так и было. И найдется уйма свидетелей, и в самом деле слышавших, что это я приказал!»
— Я запрещаю! — голосил Роади.
Но храмовая стража уже заломила локти одному из захваченых. Он судорожно забился, пытаясь вырваться — но, видно, руки у тех, что его держали, были кованы из булата покрепче, нежели клинок широкого храмового меча… клинок, что уже шел вниз по широкой дуге, льдистым шипением вспарывая воздух…
Роади даже не понял, не успел за краткую долю мгновения понять, что его телохранители вновь запели. Потому что песнь эта была долгой — длиной в века несчетные — а спеть ее нужно было быстро, быстрее взмаха ресниц… спеть… успеть… опередить падение меча. Поэтому она и прозвучала не песнью — да ее бы в здравом уме никто за песнь и не принял! Томительное марево странным чужеродным звуком зыкнулось навстречу свистящей стали. Миг — и сталь осыпалась ржавым крошевом в руках растерявшегося начальника отряда храмовой стражи.
— Плохой у тебя меч, человек, — проговорил командир королевских телохранителей. — Всего тридцать веков продержался.
Роади еще раз с удивлением оглядел телохранителей. Они утирали пот.
— Так быстро ни разу не пел! — шепнул один другому.
— В такой день…. — обращаясь ко всем сразу и ни к кому в частности сказал Роади, — Отпустить! — приказал он воинам храмовой стражи. — Грех какой, — добавил он, глядя в глаза начальнику отряда храмовой стражи.
Тот опустил глаза.
— Виноват, Ваше Величество… забылся, — тяжело дыша, промямлил он. — Идите, поищите еще злоумышленников! — приказал он своим подчиненным. — Никого не убивать. Но пресекать и задерживать всех подозрительных имеющих, либо могущих иметь отношение к покушению на Их Величества!
— Стоять! — вновь приказал Роади.
И храмовая стража, дрогнув, подчинилась.
— На колени! — грозно велел король.
И храмовая стража во главе со своим начальником повиновалась. Не осмелилась ослушаться.
— Молитесь о ниспослании долгих лет Нашему царствованию! — приказал Его Величество Король.
— Слушаемся, Ваше Величество! — хором ответили начальник отряда храмовой стражи и все его подчиненные.
Может, и звучали в этом хоре недобрые голоса… но Роади предпочел их не расслышать. Хватало других дел. Это — успеется. С этими — потом. Впереди — Храм. А после — пир.
— Вот и отлично, — произнес король, после чего решительно и высоко поднял ногу, собираясь сделать шаг.
Заметившие это лучники отреагировали почти мгновенно. Под ноги Их Величествам вновь посыпались цветы. Процессия тронулась с места.
— На крыше сидят, — внезапно сообщил телохранитель.
— Много. Столько не споем, — добавил другой.
— Что будем делать? — спокойно спросил король.
Теперь и он уже мог различить лучников, засевших на крыше Храма. Два, три, пять, семь… еще двое… еще четверо… Боги, как много!
— Что будем делать? — повторил король, бессознательно ускоряя шаг в попытке оказаться впереди королевы.
— Мы — стрелять в стрелы. Вы — исполнять свой долг. Смотреть смерти в лицо, — ответил командир телохранителей.
Не успели они пройти и нескольких шагов, как томительное пение стрел вновь наполнило воздух. Откуда в руках телохранителей появились луки, Роади так и не понял. Есть, говорят на белом свете мечи-пояса… так ведь мечи, а не луки! Вот еще миг назад никаких луков не было, а теперь — есть. И то как, телохранители с ними управляются… нет уж! Если лучники Аргелла и в самом деле лучшие из лучших, то это они и есть! Вот эти пятеро — лучники. А все остальные… то ли не из Аргелла, то ли и не лучники вовсе!
Оанхиль и Роади шли к Храму. Примерно тридцать человек стреляли в них с храмовой крыши, стреляли упорно и самозабвенно. И все же ни одна стрела даже не приблизилась к ним. Стрелы пятерых телохранителей отклоняли звенящую смерть, и она, безвредная, валилась в траву.
«Седой Герцог приставил к нам пятерых магов!» — подумал Роади и успокоился. В конце концов, были дела и поважнее. Например, требовалось срочно позаботиться о величественности — и не только. Обернувшись, Роади обнаружил, что всего небольшая горстка придворных посмела последовать за ними. Остальные просачивались к Храму, старательно обходя линию стрельбы. Среди тех, кто не побоялся последовать за королевской четой, оказались как их вероятные сторонники, так и несомненные противники.
— Благодарю вас всех, господа! — промолвил он. — Я запомню этот подвиг!

 

Королевскую пиршественную залу готовили дважды. В первый раз — обычные слуги. Мыли, чистили, украшали… все, как всегда. Свадьба, конечно, не каждый день происходит — но заведенный порядок остается неизменным. Столы, кресла, подсвечники, скатерти, блюда с яствами, кувшины с винами, ножи с кубками и прочая утварь. Одним словом, как обычно делали. А уж потом Его величество Король отобрал из числа самых доверенных слуг некое и вовсе небольшое количество оных — самых-пресамых — и лично распорядился кое-что в зале переделать.
Но что же именно там поменялось, про то никому ведомо не было, потому как не то, что слуг — церемониймейстера, и того на погляд не пустили. Вообще никого не пустили. Его Величество зал велел закрыть, опечатать, и стражу выставил. Аж целых четырех гвардейцев! И в окно не подглядеть, потому как изнутри все занавешено. Плотно так занавешено. На совесть.
Сунулись слуг тех расспросить, что по приказу-то королевскому все делали — глядь, а их тоже заперли! Правда, не по-злому заперли, а для секретности. В нижней малой зале заперли. С теми же яствами заперли, что и на свадьбу, значит, а также с вином и веселыми девушками. Чтоб не скучали взаперти. Его Величество так распорядиться изволил. А снаружи, опять же, стражники. И снова четверо. С одним-то еще можно договориться, чтоб пустил на минутку внутрь — а с четверыми как? Кто ж на глазах товарищей королевскую волю нарушить осмелится? Дураков нет. А Его Величество сказал только, что, дескать, сюрприз всем будет. Усмехнулся этак загадочно, как он умеет, и ушел. Об одном только ведомо — что с чердаков какую-то мебель таскали. Но ведь и чердак опечатал Его неугомонное Величество! Закрыл. Опечатал. Гвардейцев поставил. А эти ребята никого не пускают: ни одного, ни второго, ни пол-второго. Вот не пускают, и все тут! Хоть умри от любопытства, а они все равно не пустят. Ни живого, ни мертвого. Никакого. Служба у них такая — понимать надо! А если чего узнать охота — так ищи другие пути. Во дворце, брат, столько дыр — сам дурак, если не найдешь!
Но на сей раз ищи не ищи, а Его Величество похитрей кого прочего оказался. Все дыры заткнул! Все щели законопатил!
Правда, третий помощник второго повара говорил, будто бы видел, как подъехали к дворцу ни много ни мало, а тридцать две закрытых кареты без гербов и прочих знаков. И какие-то неведомые люди в сопровождении телохранителей короля, этих-то бестий в полумасках… так вот, эти неведомые люди — много! — проникли во дворец.
Тут, конечно, было бы над чем при задуматься, когда б не то, что третий помощник второго повара — враль несусветный… да и никто ведь этих людей не видел. Не могли же они раствориться в воздухе! Это господа могут чего-то не знать, не замечать — но чтобы слуги не заметили?! И потом, аж тридцать две кареты — это уж слишком!
Верховный Жрец Аргелла, высокий, красивый старик, долго и тягомотно призывал благодать на головы новобрачных. Роади молчал, с неприязнью глядя на зануду-жреца и призывая на его голову все проклятия, какие только мог измыслить. Впрочем, Боги в равной степени безразлично отнеслись к молитвам как одного, так и другого. На голову Верховного Жреца не упала потолочная каменная балка, а на голову Роади не плюхнулась никакая особая благодать — во всяком разе, если и плюхнулась (простите, снизошла), то Роади ее не ощутил. Храм запомнился ему только тем, что за время венчания никаких покушений не произошло. А еще тем, что теперь он уже с полным правом при всех мог поцеловать свою жену — тоже немаловажно, если вдуматься. Что же до остальных обрядов, то они с Оанхиль их уже выполнили и продолжают выполнять, вовсе не нуждаясь в дурацких советах и благостных улыбочках жреца.
Впрочем, церемонии такого рода хороши тем, что они кончаются. Закончилась и эта.
Покидая Храм, вместе с теперь уже законной супругой, Роади боялся вновь услышать пение стрел — но крыша Храма была пуста. То ли закончились у неведомого садовника его ядовитые цветы, то ли работники подустали.
Так что обратный путь прошел без каких бы то ни было препятствий. Роади милостиво отпустил отряд храмовой стражи, смиренно молившейся за молодых, и удостоился короткого, но злобного взгляда его начальника — впрочем, взгляд прятался под такой порцией славословий и прочей гадости, что его почти и видно-то не было.
Королевская чета, сопровождаемая множеством знатнейших вельмож Аргелла, вступила в пиршественную залу, которую по приказу короля готовили так долго и так тщательно — и недаром ведь готовили! Было же на что посмотреть!
И все вельможи королевства стояли и смотрели.
Потому что было на что посмотреть.
Было.
Имелось у покойного короля Лимеа паскудное обыкновение. Отправив кого-нибудь в темницу или на казнь, он всякий раз приказывал сохранить его гербовое кресло. А гербовое кресло — это, знаете ли, штука для вельможества крайне необходимая. Их светлостям да сиятельствам без такого кресла ну никак нельзя. Вельможи ведь люди гордые, они на абы какой стул не сядут. Им подавай мебель с их личным гербом, девизом и прочими регалиями, дабы никакого осквернения высокородной задницы не произошло. И, разумеется, во дворце короля всегда был полный набор таких кресел. Полный — и для живых, и для мертвых, и для заточенных, и для пропавших безвестно. Пустующие места несчастных служили злобным напоминанием остальным: гляди, мол, и помни, какая судьба тебя может постигнуть, если ты хоть слово поперек вякнешь!
Страшным было правление короля Лимеа — и все же мало что навевало такой ужас, как зияние пустых кресел за пиршественным столом — пустых кресел, которых становилось все больше и больше с каждым пиром. Никто и помыслить не мог, что людям вновь придется увидеть пустые гербовые кресла. И где — на свадебном пиру молодого короля!
Вельможи молчали, тараща глаза. Прошлое — казалось, так надежно похороненное! — взломало гроб, разрыло могильную землю и высунуло наружу нагло ухмыляющийся череп.
Кое-кто, приметив, что кресла-то еще те, прежние, что от времен Лимеа остались, презрительно усмехался — дескать, никого-то еще щенок не казнил, так чужими казнями стращаешь! Напугал один такой! Но большинство смотрели на молодого короля с откровенным ужасом. Худшей пакости судьба устроить не могла бы, хоть она целую вечность старайся — променять сумасшедшего тирана на вполне разумную сволочь! Это сейчас он никого казнить не станет, свадьба как-никак — а вот уважит традиции, и тогда… что тогда начнется, лучше не думать. Тут, господа, неподалеку монастырь был. Хороший. Что, все еще стоит? А вы мой родовой герб не подержите? Да-да, и меч тоже! Вот спасибо! Век буду Богов молить. Да-да, именно молить. А чем еще в монастыре заниматься? Да бросьте вы, этого разве монастырь удержит! Это вам не высокородный Лимеа. Такой отовсюду добудет. Не побоится рук запачкать. Было бы что пачкать. У-у, недокормыш худородный! Такие-то пуще всякого другого лютуют. Ох, лихие времена настают. Говорил я вам! Зря все эти покушения! Покушались овцы на волка, да он их всех слопал!
А еще всех напугало ледяное равнодушие королевы. Ей Роади рассказал, конечно же, о своей задумке с креслами — иначе она вряд ли смогла бы спокойно созерцать то, от чего у нее темнело в глазах на любом пиру ее отца; видеть весь тот ужас, который ушел со смертью старого короля, созерцать его воскрешенным — да вдобавок по мановению царственной руки ее любимого супруга. Однако она созерцала — и в глазах напуганных вельмож выглядела таким же чудовищем.
А вокруг царственной четы стояло пять телохранителей в полумасках. Пять телохранителей, в воинской доблести которых всем присутствующим довелось убедиться совсем недавно, ну вот только что. Они стояли, молча скрестив руки на груди, и вовсе не выглядели угрожающе — но все знали, что стоит только королю шевельнуть пальцем… впрочем, король не торопился шевелить пальцами. Видно, хотел все-таки соблюсти традиции.
— Прошу всех садиться! — повелел Роади и сел.
Рядом с ним величественно опустилась в кресло Оанхиль.
— Откуда столько печали на лицах? — продолжил король. — Я надеюсь, вы не перепутали свадьбу с поминками?
«Мы-то не перепутали!» — молчали придворные — но кто из них осмелился бы произнести такое вслух? Сегодня, конечно, свадьба — но кто сказал, что завтра с утра пораньше так уж хорошо помирать?
На лицах вельмож появились вымученно-кривые улыбки.
— Если б мне кто сказал, что они достают их из карманов и приклеивают наподобие фальшивых бород, я бы поверил! — сам себе пробормотал Роади — однако Оанхиль услышала его и негромко фыркнула со смеха.
— Я думаю, вы все заметили, что стульев несколько больше, чем гостей, — непринужденно продолжил он вслух. — Жалко, что я король и не могу неприлично выражаться на собственной свадьбе — а то бы я объяснил, что это не потому, что я решил, будто у кого-то из вас несколько задниц!
С перепугу кто-то не сдержался и хихикнул нервным фальцетом. Король посмотрел на него с интересом. Несчастный потерял сознание и сполз под стол — а что ему еще оставалось?
— Нет, — как ни в чем ни бывало продолжил Роади. — Дело в другом. Просто король не может приступить к своему свадебному пиру в отсутствие своих маршалов. Традиция, понимаете ли… Да и неудобно как-то. Невежливо.
Король махнул рукой — и двое его телохранителей направились в дальний угол зала. Только сейчас высокородные вельможи заметили, что угол тот отделен от остального зала плотной занавесью. Быть может, они и раньше углядели бы… если б хоть кто-то из них смог обратить внимание хоть на что-нибудь, кроме угрожающе пустых гербовых кресел.
Телохранители сорвали занавесь.
Кто знает, что ожидали увидеть за этой занавесью до дрожи напуганные вельможи? Во всяком случае, отряд головорезов, готовых к немедленному растерзанию всех и вся, их бы не удивил. Да и огнедышащий дракон, пожалуй, тоже. Потому как если этот гаденыш и в самом деле решил пойти по стопам не к ночи будь помянутого достославного душегубца Лимеа, то от него всего можно ожидать. Ну просто вот всего! И разве король, которого только что пытались убить, не может отплатить той же монетой? Ах, он не знает виновных?! Бросьте, когда это королей интересовало, кто же на самом деле виновен?
А вот чего никто из них не ожидал, так это небольшой толпы молодых нарядно одетых и чем-то сильно взволнованных людей. И вроде бы даже… знакомых людей.
Знакомых?
Испуганные взгляды вельмож шарили по внезапно появившейся толпе, не в силах узнать стоящих — но и не в силах признаться, что эти люди вовсе им незнакомы. Да нет же, знакомы! Еще как знакомы! Вот этот… и… и этот… и те двое… и вон тот… и этот!.. и эти!.. и все остальные! Отлично знакомы! Просто…
… их нет среди живых. Совсем нет. Казнены высочайшими указами Его Величества Короля Лимеа.
Перед живыми стояли мертвые. Стояли, смотрели и очень чему-то волновались. Сыновья, внуки, младшие братья сидящих в зале вельмож. Цвет молодого дворянства Аргелла — те, которые завтра должны были стать…
… те, которые никогда не станут. Никем не станут. Потому что их уже нет. Исхудавшие, с запавшими щеками, они казались выше и стройней обычного.
— А выросли-то как! — не сдержавшись, свистящим шепотом выдохнул какой-то престарелый вельможа.
Но разве мертвые растут? И как посмел Его Величество устроить этот гнусный спектакль? Как смог устроить? А если это не спектакль… тогда — что? Зачем потревожены мертвые? Какая гнусная магия привела их в мир живых? И что будет дальше? Чем еще отомстит злопамятный молодой король зарвавшейся знати? Какую кару удумает?
Некоторые уже нашли ответ на этот вопрос и со страхом глазели на пустующие гербовые кресла. Вот сейчас Его Величество прикажет… и мертвые займут места среди живых. Чтоб запомнили — чтоб надолго! — чтоб навсегда запомнили, кто здесь король. Вот посидят живые среди мертвых, поглядят на казненных и… никогда больше! слышите, никогда!
— Я приглашаю к своему королевскому свадебному столу моих маршалов! — проговорил Роади. — Ну что же вы, господа — прошу!
Молодые люди нерешительно переглядывались, кажется, не вполне понимая, к кому именно обращены слова короля. Тогда, встав из-за стола он подошел к ним — неслыханное нарушение этикета! — и сам пригласил их за стол.
Его Величество приказал — и мертвые заняли места среди живых.
Заняли — и оказались… живыми.
Лимеа не жаловал публичных казней, предпочитая в одиночестве любоваться работой палача. А еще он никогда не выдавал трупы замученных и казненных. Даже высокородных.
«Кто бунтовщик и заговорщик — тот не дворянин!» — отвечал он высокородным отцам, нижайше испрашивающим позволения хотя бы голову сына похоронить.
И вот теперь оказалось, что зря мечтали похоронить эти головы. Они еще пригодятся живым — а вновь прибывшие живы, еще как живы! В этом не было ни малейшего сомнения. Они набросились на еду с какой-то прямо-таки не дворянской жадностью… а потом один порезал палец, а другой расчихался…
Зал напрягся. Напрягся единым, невыполнимым желанием. Невыполнимым, потому что — вот он. Сидит. Его Величество. И это его королевская свадьба, а не какая-то там встреча родственников.
— Я разрешаю, — произнес Его Величество.
Единый вздох прошелестел по залу… но никто не посмел.
— Я разрешаю нарушение этикета, — добавил король.
Зал затаил дыхание… и вновь никто не осмелился.
— Я требую! Я приказываю нарушить проклятый этикет!! — заорал Роади.
И весь зал вскочил на ноги. Отцы, деды, старшие братья бросились обнимать своих мертвецов — а те были живые, живые, живые!
Говорят, именно в этот момент Главный Церемониймейстер тихонько встал и аккуратно разорвал Кодекс Древних Традиций Аргелла на две неравные части.
— С этого дня начинаются какие-то совсем другие традиции, — сказал он.
Но его никто не услышал. Все были заняты другим.
— Но как же… как… каким образом?! — вопрошал стоявший близ королевского трона герцог, притрагиваясь то к плечам, то к лицу своего вновь обретенного сына, будто не в силах поверить что это он — живой и чудом возвратившийся к живым.
— Каким образом? — широко ухмыльнулся тот. — Да таким же, как все остальные — заботами нынешнего короля на его прежней должности. По гроб жизни не забуду, как он внушает этому ублюдку Лимеа, что тот меня не далее как вчера самолично казнил и даже на мелкие кусочки разрубил, вот только устал сильно, бедолага, потому и не помнит ничего — а я тут же лежу. Под той же самой скамейкой, на которой эта скотина коронованная сидит. На самом деле с тех пор как Лимеа секретарем обзавелся, никого почти и не казнили. Только если Роади совсем уж не успел. Вот тогда я и понял, что такое умелый секретарь и как он даже королю очки втереть может.
— Вот поэтому у меня никогда и не будет секретаря, — ехидно вставил Роади.
— А тебе и не надо, — бросил через плечо юноша. — Ты и сам грамотный.
Этикет в его ответе и не ночевал — но что за беда? Все равно упомянутый этикет валялся на полу, разорванный на две неравные половины, и старые дворцовые крысы уже точили зубы на его аппетитно засаленные страницы. Время старого этикета миновало, а новый… кто знает, когда он будет написан? Кто знает, каких правил потребует неудержимо меняющееся время?
Остальные разговоры были столь же судорожными, зачастую бессвязными, но все до одного имели одно и то же содержание — а какое еще содержание они могли иметь? Ведь с уст потрясенных отцов, дедов и братьев сам собой срывался один-единственный вопрос: каким чудом?
А спасенные называли чудо по имени.
Тишина воцарилась не сразу — а когда воцарилась, из нее торжественно и страшно вышли четверо стариков. Молча вышли. Молча выхватили они мечи. Молча опустились на колени перед королем. Молча протянули свое родовое оружие рукоятями вперед.
— Казни нас, государь. Мы повинны в измене, — тяжко произнес один.
— Все эти покушения? — спросил Роади.
— Казни, государь. Виновны, — ответили четверо.
— Как вам не стыдно? — возмутился Роади. — Я не для того спасал одних, чтобы казнить других!
— Но…
— Приятного аппетита, господа! — с нажимом произнес молодой король. — И зарубите себе на своих родословных древах: я не собираюсь вас казнить! Ни сейчас, ни потом не собираюсь! А если вам так уж хочется отдать ваши жизни… отдайте их в битве за Аргелл. Случай представится. И не раз. По местам, господа! И пусть хоть кто-нибудь посмеет сказать что ему сладко — и я собственноручно накормлю его перцем!
— Горько! — заорали опомнившиеся вельможи.
— С формальностями мы, кажется, покончили, — шепнул Роади Оанхиль. — Пора переходить к тому, для чего мы, собственно, сюда явились.

 

— Ты и в самом деле решил, что я потащусь убивать какого-то дурацкого колдуна? — удивленно спросил Курт. — Ну ты псих, приятель!
— А почему бы тебе и в самом деле не совершить героический поступок? — ехидно осведомился Мур. — Глупостей ты уже предостаточно наделал. На дюжину магов хватило бы. Пора совершить что-нибудь стоящее.
— Тоже мне, героя нашел, — проворчал Курт.
— На Бога ты тоже не очень похож, а ведь справлялся же! — отозвался посох.
Тропа вела через лес, снижаясь широкими плавными уступами, так что казалось, будто она сама шагает вместе с путниками.
— Интересно, кто здесь такую лестницу протоптал? — задумчиво проговорил Курт.
— Лучше тебе об этом не знать, а то ведь не заснешь ночью, — насмешливо ответил Мур.
— Что, такие страшные? — полюбопытствовал Курт.
— Как тебе сказать… они питались драконами, — поведал посох.
— Ничего себе! — только и сказал Курт.
— Их нет больше. Вымерли, — утешил посох.
— Вовремя успели, а то я что-то проголодался! — усмехнулся Курт.
— Я думаю, они предвидели твое появление и вымерли заблаговременно, — ухмыльнулся Мур.
— Какие предусмотрительные ребята, — покачал головой Курт. — Так почему же я должен совершить этот дурацкий подвиг? Почему нам вместо этого не отправиться прямиком в Джанхар?
— Если сумеешь добыть кольцо, тебе никакой Джанхар не понадобится, — заявил посох. — Разве что сам заглянуть захочешь.
— Как? — не понял Курт.
— А вот так. Приступов не будет, — пояснил Мур.
— Совсем? — недоверчиво поинтересовался Курт.
— Совсем, — ответил посох.
— Но ведь ты говорил, что для этого… ну, чтобы приступов не было… я должен тебя ПЕРЕДАТЬ, разве нет? — спросил Курт.
— Говорил. Но я и не мечтал о такой удаче, как Вэйэрн Лаанрон, — ответил посох. — Это кольцо… это… ну, одним словом это такая удача, что… сам увидишь, если повезет!
— Ты хочешь сказать, что я могу тебя… оставить себе? — пробормотал Курт.
— Ну да, — усмехнулся Мур. — И знаешь, я не буду иметь ничего против. Мне с тобой интересно.
— Интересно? — переспросил Курт.
— Да. Ты очень смешной, — нахально поведал Мур.
— Кто бы говорил! — воскликнул Курт.
— Ну… надо же кому-то… — вздохнул Мур.
— А как же твоя служба Джанхару? — не сдавался Курт.
— Война везде война, — вздохнул посох. — Ты и так уже неплохо повоевал на стороне Джанхара, повоюешь и еще. А в Джанхар… в Джанхар придем еще… вот колдуна умогилим, колечко получим — и придем.
— Когда я не хотел идти в проклятый Джанхар, ты меня толкал туда со всей силы. А вот теперь я согласен — так на ж тебе! Теперь ты не хочешь! — проворчал Курт.
Солнце садилось за лес. Тропа перестала спускаться. Вместо этого она принялась вилять из стороны в сторону, словно собака хвостом.
— А может, все же сразу в Джанхар? — с робкой надеждой в голосе осведомился Курт.
Мур промолчал.
— Ну, не хочется мне с колдуном этим связываться! Боюсь я его! — взорвался Курт. — Его вон даже Бог этот повседневный боится!
— Что касается Бога — слабоват он с колдунами бороться, — объявил Мур. — Еще с Лаанроном на пальце — куда ни шло, а так…
— Что ты хочешь этим сказать? — удивился Курт.
— Это его кольцо. То что у колдуна на пальце, — уверенно ответил Мур.
— С чего ты взял? — спросил Курт.
— Он слишком хорошо о нем осведомлен, — сказал Мур. — А также о том, что колдуну неизвестны свойства кольца. Проворонил как-нибудь свое волшебное колечко, а теперь не знает, что и делать. Узнают Страшие Боги — достанется ему на амброзию! Ох, достанется! Вот он и решил: лучше, чтоб у тебя это кольцо оказалось. Тогда он может сказать, что он тебе его подарил. Светлый Бог, подаривший Кольцо Силы будущему великому магу — это нормально. Тогда как тот же самый Бог, подаривший свое кольцо злобному колдуну… сам понимаешь, как это выглядит и чем пахнет.
— Ты сказал — великому… — пробормотал Курт.
— Да ладно тебе скромничать! — фыркнул Мур. — Это только говорят, что от скромности не помрешь, а на самом деле хуже этой заразы на белом свете вряд ли что сыщешь!
— Скажешь тоже, — хмыкнул Курт.
— Скажу, — усмехнулся Мур. — Так вот, что касаемо Бога — слабоват он с колдунами сражаться. А вот насчет тебя… знаешь, не будь у тебя возможности с ним справиться, я бы не настаивал. Но она у тебя есть. Именно у тебя. Больше здесь никого такого нет. Совсем никого. Так что же — в Джанхар пойдем, а колдун пусть и дальше людей похищает? Он их там пытает, между прочим! Может, прямо сейчас пытает, пока мы здесь препираемся! Или ты хочешь, чтоб детишки эти на него пошли — оборотни которые? Вот они, между прочим, не справятся. Хотя и поопытней тебя маги. И никто другой не справится. Из здешних — никто. Так что ж ты, вот так и пройдешь мимо? Чтоб они потом вместо тебя пошли? На верную смерть, между прочим!
— Извини, Мур, — вздохнул Курт.
— Извиню, — пообещал посох. — На развалинах колдовского замка. Над трупом врага.
— Ладно, — вздохнул Курт. — Но смотри, ты сам напросился. И не кричи потом, что я во всем виноват, если колдун растопит тобой камин.
Солнце закатилось за лес. В серебристых сумерках стояли трое. Их бороды Курт узнал сразу. Такие бороды просто невозможно забыть.
— Эльфы! — негромко воскликнул он.
— Ура! — совсем по-детски обрадовался Мур, словно бы Курт был его мамой, а эльфы — пирожными из кондитерской.
— Так тебе ж они не нравились, — ехидно напомнил Курт.
— Кто — они? Кому — мне? Да что ты такое говоришь?! Да чтобы я такое говорил?! — искренне возмутился Мур — настолько искренне, что Курт усомнился, правильно ли он помнит, как оно все происходило.
Эльфы шагнули навстречу. Гендиле Даур. Кйотх Юсунден. Кйон Бергенер. Та самая троица — прекрасные эльфийские девы в грозном обличье бородатых громил, вылезших то ли из самого драного портового притона, то ли вовсе из преисподней. Те самые трое.
— Шишка на лбу. Синяк под глазом. Сразу видать настоящего мага, — заметил Кйотх Юсунден.
— Даже, пожалуй, великого, — добавил Гендиле Даур. — Такие большие шишки только у великих магов растут.
— Это он со своим посохом подрался, — догадался Кйон Бергенер.
— Самое настоящее для мага занятие, — с очень серьезным видом покивал Гендиле Даур.
— А почему у посоха синяков нету? — полюбопытствовал Кйотх Юсунден.
— Глупый, — ответствовал Гендиле Даур. — Какие у посоха синяки? У него только шишки бывают.
— Ни одной не вижу, — уперся Кйотх Юсунден.
— Как — ни одной? А набалдашник? — возмутился Кйон Бергенер. — Видишь, как распух? Чем не шишка?
— Набалдашники у посохов пухнут от слишком умных мыслей, — наставительно заметил Гендиле Даур.
— Сами такие, — огрызнулся Мур. — А лучше — здравствуйте!
— В самом деле — лучше?! — обрадовались эльфы. — Ну… тогда — здравствуйте!
— Здравствуйте! — сказал Курт.
— Понравилось тебе быть Богом? — со смехом откликнулись эльфы.
— Особенно под конец, — скромно потупившись, ответил Курт.
— Нужно быть воистину великим магом, чтоб не испугаться такого количества девушек на своем ложе! — тоном знатока поведал Гендиле Даур.
— Снимайте ваши бороды! — воскликнул Курт. — Нечего прикидываться! Все равно я помню, кто вы такие!
— Снять-то можно, — развел руками Гендиле Даур.
— Да вот куда повесить? — присоединился Кйотх Юсунден.
— Как это — куда? — развеселился Кйон Бергенер. — А вот у господина мага такой замечательный подбородок! Ну прямо в самый раз для бороды! Так и просится!
И не успел Курт и рта открыть, как эльф дернул себя за бороду и мигом обернулся юной и прекрасной эльфийской девой. Со звонким смехом она метнула бороду в Курта, и — о ужас! — борода прилипла. Навсегда прилипла. Не оторвешь — прилипла! Вот так вот взяла и пристала к подбородку! Приклеилась, проклятая, к подбородку, словно всегда там сидела. Да какое там прилипла, какое там приклеилась — борода была его собственной. Его — и ничьей другой!
Если у вас есть борода, попробуйте оторвать ее. Тут же поймете, какое это удовольствие. Если нет своей, ухватите за бороду соседа. После поинтересуйтесь его ощущениями. Он вам все скажет. А может, и не только скажет.
Когда Курт оставил безнадежные попытки оторвать окаянную бороду и опустил руки, в него полетели еще две бороды. Уже три эльфки покатывались с хохоту, а физиономию Курта украшали уже три разноцветные бороды торчащие в разные стороны. Рыжая. Черная. Седая.
— Мур, что мне делать?! — в отчаянье взвыл Курт.
— Богом был, а ума не нажил, — вздохнул посох. — Ты что, не знаешь, что с бородой делают?
— Сбрить?! — радостно догадался Курт.
— Эти бороды не сбреешь, — усмехнулся Мур. — Не получится.
— Ты будешь единственным в мире магом о трех бородах! — со смехом поведали эльфки.
— Так ведь еще и своя вырастет! — простонал Курт.
— Ну, значит, о четырех! — веселью эльфок не было предела.
— Ну, что мы еще должны снять, чтобы доставить тебе удовольствие?! — поинтересовались они.
— Снять?! Нет уж! — ужаснулся Курт. — Разве что — задрать… — ухмыльнувшись, добавил он. — Впрочем, я не настаиваю. Пожалуй, истинное удовольствие мне бы доставила какая-нибудь великая эльфийская тайна.
— Тайна? — удивились эльфки.
— Ну да, тайна, — очень серьезно поведал Курт. — Например, тайна, повествующая о том, как избавляться от волос, внезапно возникающих в нижней части лица.
— Это слишком великая тайна для смертного, — столь же серьезным тоном поведала Гендиле Даур. — А кроме всего прочего, бороды тебе пригодятся. И не трудись от них избавляться. Помни! Эльфы зря подарков не делают!
— Боги превеликие! — в ужасе простонал Курт. — Что же это может быть за чудовищная ситуация, чтобы мне в ней пригодились аж три бороды?!
— Ты сам Бог, вот у себя и спрашивай, — безжалостно заметил Мур.
— Но ведь я не Бог уже, — со вздохом напомнил Курт.
— А тогда не спрашивай! — отозвался посох. — Все равно скоро узнаешь.
— Скоро? — приуныл Курт.
— Скоро, — отрезал Мур.
— Но… ты обещал мне сказать что с ними делать… с этакими бородищами! — упрямо проговорил Курт, дергая себя поочередно за все три бороды.
— Обещал, — степенно молвил посох.
— Ну так говори! — настаивал Курт.
— Изволь, — произнес посох, и Курт явственно уловил в его голосе ехидную улыбку. — Расчесывай их почаще, — посоветовал Мур, — А то людей напугаешь…
— А то они и так не испугаются! — вновь взвыл Курт. — Это ж надо такое! Целых три! Разноцветных!
— Если ты их как следует расчешешь, ты не будешь выглядеть страшным, ты будешь смешным! — радостно посулила Кйотх Юсунден.
— Ты не бойся, мы научим тебя их расчесывать, — добавила Кйон Бергенер. — Ты еще посмотришь, как смешно выйдет! Все просто попадают от хохота!
— Еще того лучше! — простонал Курт.
— Конечно, лучше! — отозвались эльфки. — И ведь они тебе не навсегда даются. На время. Недолго они с тобой пробудут — и поверь, ты еще не получал подарка ценнее. Хоть он и кажется тебе чем-то неприятным и даже пугающим, недалеко то время, когда ты ему порадуешься.
— Это правда, Курт, — добавил Мур. — Можешь мне поверить.
— Ну, пойдем, — сказали эльфки, дождавшись когда Курт хоть немного смирится со своим столь внезапным приобретением.
— Куда? — спросил он.
— Как это — куда? — удивились эльфки. — Туда, куда тебе нужно!
— Я и сам не знаю, куда мне нужно, — проворчал Курт.
— Радуйся! Мы — знаем! — поведала Гендиле Даур.
— Вот то-то я и замечаю, что всем известно, куда мне надо, — продолжал бухтеть Курт. — Всем, начиная с этой деревяшки, — он тряхнул посохом. — Магам, Богам, людям, эльфам, воинам, даже детям — всем! Кроме меня.
— Так это же здорово, что у тебя такие проводники! — порадовалась Кйон Бергенер.
— Понять бы еще, куда меня ведут, — буркнул Курт.
— А чего тут понимать? — удивилась Кйотх Юсунден. — Тебя ведут по пути твоей Силы. Это она выбирает проводников, а значит, и дорогу.
— Ладно, — вздохнул Курт. — Пусть выбирает. Хотя с тремя бородами она явно переборщила.
— Тут у нас костерок неподалеку, — сказали эльфки. — Пойдем. Угостим тебя чем вкусненьким. Отметим твое внезапное обородение.
Описывать эльфийский костер, ночь, звезды, серебристое мерцание лиц, звончатое переладье струн и прочие чудеса Страны Теней… нет, сию непосильную задачу мы оставим тем отчаянным эльфофилам, которые и без того этим занимаются, самонадеянно считая, будто она им по плечу. Скажем лишь, что все так и было: костер, ночь, звезды, серебристое мерцание лиц…
Эльфов было много. Представляясь, они назвали Курту груду восхитительно звучащих имен, и ему даже показалось, будто он запомнил какие-то из них. Но всякий раз стоило ему хоть к кому-то обратиться по имени, тот со смехом указывал на соседа, заявляя, что это того так зовут, а его самого… и новое звучное имя слетало со смеющихся эльфийских губ.
В конце концов Курт решил, что над ним потешаются, и оставил по пытки запомнить, кого как зовут.
Он так и не заметил, когда ночь превратилась в праздник, а праздник — в танец. Танец был стремительным и буйным. Курт старался не ударить в грязь лицом, но где ж ему было угнаться за эльфами! Устав слишком быстро, он без сил рухнул густую траву. Ему казалось, что звезды отрастили ножки и скачут, скачут… Смеялись звезды, смеялись темнеющие силуэты деревьев, смеялась лунная пыль и звонко хохотала выпадающая на траву роса.
— Никогда не научусь так радоваться! — выдохнул Курт.
— Так ты решил что это — радость?! — поднял заплаканное лицо статный юноша-эльф.
— Ох, простите… я не понял, что у вас горе! — испугался Курт.
— Так ты решил что у нас — горе?! — звонко расхохоталась прекрасная эльфийская дева.
— Ох уж эти ваши эльфийские премудрости… — вздохнул Курт.
— Так ты решил что это — мудрость?! — ехидно обрадовался эльфенок лет восьми с виду.
А потом были еще танцы, еще песни, еще вино… а потом было утро, и Курт вышел в дорогу, грозно потрясая всеми тремя бородами.
— Если бы у козлов где-нибудь был город, — глубокомысленно заметил по этому поводу Мур, — они, без сомнения, избрали бы тебя в городской магистрат.

 

— Пива! — прохрипел король Дарман, едва оказавшись в кабинете Эруэлла. — К черту этикет! Пива — или я сдохну ко всем собакам!
— И какую-нибудь сардельку… — жалобно добавил он, падая в заскрипевшее под его тяжестью кресло.
— Сию минуту, Ваше Величество! — понимающе улыбнулся Линард. — Будет исполнено.
Пока король Балурсы отпивался пивом, приходя в себя после всего, что с ним приключилось, вошедший разведчик доложил о прибытии гонца от короля Найрита.
— Зови его сюда! — распорядился Эруэлл, протягивая Дарману еще один кувшин.
Вошедший гонец церемонно поклонился — и тут же разинул рот от удивления. Наверное, впервые в своей жизни он видел короля при короне — а значит, с официальным визитом! — но босиком. Босой король жадно пил пиво, дрыгая голыми пятками. Корона съехала ему на ухо. В левой руке у него был зажат огрызок сардельки. Его Величество Эруэлл, напротив, был с непокрытой головой, зато при башмаках. Он сидел на столе, протягивая своему босоногому царственному собрату еще одну сардельку.
— Все короли — братья! — выдохнул Дарман, отрываясь от кувшина и уставясь на вошедшего гонца. — Иди сюда! Выпьем!
— Но… Ваше Величество! Я — не король! — испуганно возразил гонец.
— Не король?! Безобразие! — возмутился Дарман. — Иди сюда! Сейчас я тебя короную! — и он решительно стянул с головы корону.
— Не… не надо! Ваше Величество! — вконец испугался гонец. — Королем мне присяга не велит! И… ведь я и так могу выпить!
— Присяга — это правильно, — одобрил Дарман, откусывая от сардельки. — Значит, не хочешь королем быть?
— Никак нет, Ваше Величество! — отозвался гонец.
— Ну и ладно, — задумчиво повертев корону в руках, Дарман вернул ее себе на голову. — Вообще-то ты прав, — добавил он. — Паскудная у нас, у королей, работа.
— Я приношу извинения за моего царственного собрата! — проговорил Эруэлл, обращаясь к гонцу. — Ему довелось с честью выйти из тяжелых испытаний, и он… э-э-э… несколько эмоционально реагирует…
Король Дарман возмущенно замычал и поперхнулся пивом в попытке вскочить и что-то сказать. Но Линард мягко поймал его за плечи, аккуратно постучал по спине и что-то прошептал на ухо… после чего Дарман шлепнулся обратно в кресло — все еще возмущенный, но вполне молчаливый.
— Я прошу прощения за моего царственного собрата короля Дармана, — повторил Эруэлл. — У вас для меня послание от другого моего царственного собрата, короля Найрита?
— Так точно, — поклонился гонец. — Рионн закрыт для врага, — начал он. — Маги и наемники, находившиеся в королевстве, уничтожены. На всех границах страны стоят сильные заградительные отряды. Это — на словах, а еще вот…
Гонец поклонился Эруэллу и протянул ему послание.
— Благодарю вас! — ответно кивнул Эруэлл. — Садитесь, выпейте пива!
Гонец робко присел к царственному столу, и Дарман тут же воодрузил ему на голову свою корону, после чего радостно захихикал.
— Ну прямо дитя малое, — вздохнул Линард, снимая с головы съежившегося гонца корону и запирая ее в сейф Эруэлла. — Будешь себя хорошо вести — получишь обратно! — объявил он Дарману, который попытался было протестовать. — Пей, сынок, не обращай внимания на этих глупых королей! — добавил он, подавая гонцу кувшин с пивом и две сардельки.

 

Во тьме ночи мягко мерцал магический шар, и луне глядящей на него сверху, казалось, что он ей подмигивает — это когда четыре человечьи руки, совершая магические пассы, на миг закрывали его от нее.
Над шаром склонились двое.
— Ничего не понимаю, — удивленно проговорил Тенгере. — Ведь научился уже. Сколько раз работал! А теперь опять — как раньше. Да нет… хуже, чем раньше. Раньше я не видел, зато чувствовал и мог что-то делать. Пусть не своим умом, а всего лишь своими руками — но мог! А теперь?
— Можешь успокоиться. Я тоже не могу. Как и ты, — усмехнулся Зикер. — Такое ощущение, что кто-то ухватился за линии реальности и держит их в кулаке. Стоит хоть что-то поменять, натянуть чуть по другому хотя бы одну ниточку — и все. Этот загадочный некто ощущает перемену — и следует новый рывок, возвращающий все нити в первоначальное состояние. Раз — и готово! Все наши труды насмарку.
— Это… Архимаг? — тихо спросил Тенгере.
— Где ему! — отмахнулся Зикер. — Ясновидение он, конечно, получил, но до такого ему далеко. Вряд ли он вообще научится ощущать линии реальности подобным образом. Нет. Тут талант сродни твоему, но… более мощный, более грубый, что ли… и не слишком-то осознанный. Ты касаешься этих линий пальцами, словно скульптор — глины, а он касается их всем телом, всей своей магией, всей сутью вплоть до последнего прыщика на носу. Он как бы наматывает линии реальности на себя, как лебедка — трос, словно катушка — нитки.
— Но… это же кем же нужно быть, чтобы такое… — пробормотал Тенгере.
— Пожалуй, я знаю одного молодого придурка способного на такой подвиг, — вздохнул Зикер. — И… думаю, нам придется с ним встретиться… очень не хочется, а придется. Иначе он так запутает все на себя, что даже мы не распутаем. В конце концов реальности оплетут его так плотно, что просто удавят. Представляешь, что выйдет, если маг такой чудовищной силы и таких неординарных способностей погибнет в клубке реальностей?
— Нет, — честно ответил Тенгере.
— Я тоже, — признался Зикер. — И не собираюсь это выяснять. Страшно подумать, что произойдет, если линии реальностей перепутаются.
— А… такое возможно? — осторожно поинтересовался Тенгере.
— Еще и не такое возможно, — ответил Зикер. — В свое время враждовали два великих мага, Альнорет и Юсунтот. У Юсунтота была огромная армия, частью состоящая из более мелких магов. У Альнорета армии не было. Зато он был непревзойденным мастером смешивать, перепутывать и изменять реальности. И вот, когда армия Юсунтота приблизилась к стенам его замка, он покопался в реальностях и нашел еще одну армию Юсунтота — армию взбунтовавшуюся и убившую самого Юсунтота. Разумеется, она убила его не здесь, а в той, другой линии реальности. Так вот, Альнорет аккуратно извлек мятежную армию и бросил ее против той, что шла к его замку. Об этой битве много легенд было. Многие повстречали в бою самих себя, а некоторые самих себя убили. Жуткие легенды.
— А что случилось с магами? — спросил Тенгере.
— Ничего особенного, — ответил Зикер. — Когда армий не стало, маги решили сразиться лично, но тут прилетел ужасный дракон Ильгрум и обоих сожрал. Так часто случается.
— А вот не фиг было ссориться! — сказал Тенгере.
— Я тоже так думаю, — усмехнулся Зикер. — Ладно, давай-ка поищем нашего приятеля. Я почти уверен, что это он.
— Курт? — спросил Тенгере склоняясь над шаром.
— Ку-урт! — убежденно протянул Зикер. — Кто ж еще у нас-то был на всех линиях реальности? Кого мы трясли, как репей со штанов, а он все никак не стряхивался? Кому, как не ему такое устроить?

 

Назад: Часть 1
Дальше: Чаша тьмы