* * *
— Репа мля, не дрыхнуть!
Рев мог поднять и мертвого, но сержант знал, у него еще был "ефрейторский зазор" когда можно было покемарить. Но не в том случае, когда командир изображает из себя лося в период брачного гона. Хотя он и есть Лось, самый натуральный лось, только без рогов.
— Командир, — обижено осуждающе отозвался сержант, — обижаешь! Ни в одном глазу!
— Слышал я твое не в одном глазу! Так храпел, что термиты наверное оглохли!
Грохнувший в эфире смех и ехидные комментарии полились рекой. И не будь сейчас они упакованы, словно баночные шпроты в ячейках десантной капсулы, он бы с удовольствием раздал парочку тычков особо активным зубоскалам. Хотя прекрасно понимал, что муторное ожидание парни разбавляли любым поводом лишь бы не перегореть в пустой тревоге.
— А ну хватит ржать как кони, — серьезным тоном прервал веселье командир, — всем проверить генераторы и "нутро". Трехминутная готовность к высадке!
По сто первому разу пробежавшись глазами по индикаторам электронных мозгов, отметкам свежих энергетических контуров, Репа заворочался проверяя швы "белья". Ворочая глазами по экрану внутреннего монитора, что транслировал окружающий мир через тысячи чутких датчиков, следил за маркером прицела повторяющим фиксацию зрачка на том или ином участке выученных наизусть царапин стального пенала.
— Листок, Пузо, Хомяк, что у вас?
— Норма сержант, — почти синхронно отозвались бойцы.
— Пузо, что с кислородом?
— Да вроде не травит…
— Так травит или нет? — въедливо допытывался Репа, — может быть сразу на "койку" ляжешь?
— Точно, не травит, — поспешил заверить товарищ.
— Смотри, сам же будешь потом харкать легкими…
Система регенерации брони МП-200 была слабым местом. Толи конструкторы не допили, то ли детали гавеные, но тонкие химические процессы всегда протекали с капризами, и сотни силиконовых, резиновых вкладышей не справлялись с защитой. И получаемый из твердо-химических стержней воздух приобретал тот или иной привкус, надышавшись которым пехотинец потом мучился разрывающим легкие кашлем. Сколько не бились с этой проблемой, технари придумали только один вариант — полевой медико-ремонтный комплекс. За внешний вид прозванный "койкой инквизитора". И в данном случае лекарство было хуже болезни. Оказавшись в койке боец, буквально нанизывался на хромированные штыри технологических игл доступа ко всей электронно-механической начинке брони и важным точкам организма человека. Через которые проводилось тестирование и техническое обслуживание механизированной брони, а в случае необходимости и реанимация человека. Задумка была отличная, но исполнение…
Новые койки еще держали терпимые допуски, но после десятков сеансов, допустимые зазоры шли в разнос, и с резким шипением в человека впивалось десяток штырей, бивших по самым чувствительным местам кузнечным молотом. И все это время, пока ты неподвижно распят на ложе, едва не теряя сознание, над тобой порхают стальные клешни, с многофункциональными насадками самого неприглядного вида.
— Внимание парни! За бортом пошел контакт, — прорычал командир.
Даже сквозь толщу брони капсулы, чувствовалось как снаружи заработала артиллерия. Глухие удары сотрясали стены вибрацией, что передаваясь через металл, пробирала позвоночником неприятной дрожью. Началось.
Взбадривая себя резкими выдохами, Репа пытался размять затекшую шею. Нервно пробежав по зеленым индикаторам готовности ко всем неожиданностям замер в ожидании команды. Тягучие секунды тянулись словно патока, и нервы вытягивались в тонкие струны готовые сорвать тело вихрем движений. Но команды все не поступало и внутри начинало ворочать от тяжелой пытки. Ожидание. Нет ничего противнее, чем ждать, зная, что ЭТО наступит неизбежно. Ты знаешь, что нужно делать. Отработано до рефлексов и обговорено тысячи раз до мелочей. Но все закрутится потом. А пока надо ждать. Ждать, гребаной команды…
Капсулу тихо потряхивало от скорости вышедшей на маршевое ускорение "матки". Слегка позвякивало снаряжение. Тяжело переваливаясь на ухабах десантная матка, все катила и катила в глубину разгоравшейся битвы.
Глянув на индикатор, Репа матюгнулся. Всего три минуты как началось движение. Им еще рано. Их рубеж — пятнадцатая минута контакта. В начале горловины коридора будут высаживаться "Мансуры". Остаткам АРАБИКИ доверили не сложный участок, да и вряд ли с них потребуешь много. Этим детям пустыни и так досталось не мало. Потеряв больше половины сил при неудачной атаке на свою зону высадки, они еще умудрились отхватить при Ущелье Двух Сестер. Хотя дрались отчаянно, да получилось только бестолково все. Но хоть дали тягачей для баррикад, будет куда укрыться, всяко лучше чем в барханах торчать как мишени. Усмехнувшись мыслям о горе-вояках, Репа вздрогнул от долгожданного, но как всегда неожиданного отсчета командира.
— Пять, четыре, три, два, один! Отстрел!
Тугая сила лягнула в плечи. И датчики затемнили хлынувший на экран поток света. Сгруппировавшись перед ударом, Репа успел задержать дыхание, как его приложило о, что то твердой. Откатившись в сторону от пропаханной воронки, ему удалось все таки сделать глоток воздуха и матюгнуться от души. С его везеньем он приложился о блестящий горб.
— Как утопленнику, — зло прошипел он не имея возможности помассировать место удара, — всегда или валун тараню или по репе чем-то получаю. Эй бойцы, где доклады?!
Но когда он осмотрелся в поисках оборзевших, то у видел картину от которой сам умолк беззвучно хлопая глазами. Видимое пространство врывалось в сознание не реальными картинами. Вся пустыня дыбилась черных кляксами оплавленного песка. Казалась пейзажем чужой планеты, где бушевал разрушительный шторм и вдруг нажали стоп кадр, и все замерло, смешавшись в чудовищный для человеческих глаз коллаж.
Застывая причудливыми формами некогда красный песок, сплавлялся с множеством лоскутков от эластичной брони термитов, с крупными сгустками некогда больших валунов под действием температуры оплывающих мутными комками и больными для взгляда остовами чадивших черными клубами машин наемников.
— Репа мля! Опять уснул?!
— Уснешь тут, — вдруг ставшим сухим голосом ответил сержант на рык командира, и обернувшись, рявкнул:
— А ну бойцы подобрали челюсти и вперед…
Рыки командиров вырвали саранчу из оцепенения и место высадки закипело работой. Множество десантных капсул превратилось в места раздачи, откуда сноровистые муравьи вытаскивали бесчисленные контейнеры. С лязгом раскрывая крышки, пехотинцы доставали разобранные ракетные комплексы и различные части плазменных орудий. Подъезжавшие тягачи сбрасывали очередной контейнер и рыхля черное поле в порошок облегчено спешили обратно за новой порцией груза, А работа не прекращалась ни на миг. Тягачи, шедшие рядом с громадой десантной матки, опустошались со стремительностью оголодавших муравьев, что вытаскивая из туш все ящики, облепляли со всех сторон, и насытившись, отгоняло тружеников в сторону.
С заглушенным реактором тягач становился в строго определенном месте, где он плотно стыковался в бесконечную череду таких же тягачей, коим предстояло служить ненадежной, но все-таки какой то преградой от оглушенных неожиданным вторжением тварей. И как только потертые песками и временем машины застывали на вечной парковке, как на них набрасывалась вторая волна муравьев, спешно устанавливающих высокие треноги с тупоносыми орудиями, подваривало удобные перила, что бы в горячке боя легче было взбираться на вершину шестиметровых баррикад.
— Репа как график?
— Идем по срокам с двадцати секундным зазором, — тяжело прохрипел сержант, мысленно помянув недобрым словом засранца, что составляя график развертывания обороны не оставляя саранче и лишних пяти минут на перекуры, — Все! Готово!
Штырь лапы орудия капризничал и никак не входил в положенный паз, наконец порадовав приятным для слуха лязгом, а следом и щелчком фиксатора. На крышке контроля вспыхнул зеленый индикатор готовности орудия к бою. Разогнув ноющую спину, добротно облитую потом, Репа осмотрелся с высоты баррикады.
Пересекая черное пепелище сражения, слегка неровные ряды слоенных баррикад тянулись до горизонта. Словно выстроив дамбу люди отгородили свою территорию с кучами снаряжения, бесчисленными штабелями стальных пеналов от чернеющей неизвестностью пустыни. Стукнув по шлему, Репа запоздало понял бессмысленность стучания. Многочисленные системы обнаружения, опознавания, украшающие зелеными узорами обзор так нужными советами и рекомендациями, были мертвы. И придется вглядываться, напрягаться и самому прикидывать в уме какое, где и как брать упреждение, а об управлении ракет, которые могут преследовать жертву только отслеживая фокусировку зрачка на цели — можно забыть.
— Командир с полем подавления наши умники ни чего не придумали? Долго будем еще сидеть на этой мямлеговорилке?
— Нет, не сделали — глухо отозвался командир рассеянным голосом, пребывая в далеких далях изредка отвлекаясь на вопросы сержантов, — Пока не могут найти подавители, говорят слишком мелкие и много. Или то хочешь пойти по пустыне прочесывая каждый барханчик?
— Ну нет так нет, — передернув плечами от перспективы оказаться полуслепым среди полчищ тварей, Репа досадливо шмыгнул носом.
Понимая, что лучше не дергать Лося, что общается с высоким начальством, стал осматривать позиции роты. Обрадованные возможности безделья, пехотинцы расселись каждый возле своего орудия и занимались кто чем, но большинство проверяло удобство позиции. Копошилось вокруг треног, проверяя места сварки еще в пустотной смазке стальных лап с посеченными бурями и песком рифлеными крышами тягачей. Перетаскивало поближе "тыквы" запасных генераторов пестривших предостерегающими надписями и перекидывались с техниками нервными матюгами.
Везде сновали мелкие грузовые платформы, развозившие к дальним позициям богатое содержимое громадной "матки" словно улитка переросток, закрывающей полнеба необъятной тушей раковины, с удлиненными тенями бойцов третей роты, кишевших деятельностью по установке орудий на вершине "матки".
— И так бандерлоги! — пронесся в эфире рык Лося полный требовательности, агрессии и обещанием ни разу не веселого будущего, — Собрали ухи на макухе, и хвост пистолетом!
Словно заслышав охотничий рог пехотинцы не подвижно замерли, вслушиваясь в речь командира раздающего последние лирические вводные перед боем.
— Консервы промолотили хорошую просеку и дали нам время спокойно обустроиться. Сейчас им здорово достается от очухавшихся тварей, поэтому сейчас будут перекидывать китайцев с ихними хлопушками вперед, поближе к фронту. И нам предстоит прикрывать этот карнавал со свистом и плясками…
Без обычных обустройств на новом плацдарме, долгих совещаний и налаживания схем снабжения и линий коммуникаций. Бронированный кулак буквально врезался в месиво из песка и стали сотворенное тяжелыми установками "Огонь дракона". Мастодонты гигантомании и гордость ТХАНЬЮ, обеспечивали корпорации затишье и непоколебимость границ. После нескольких попыток ТЕХАСКО прорваться сквозь шахматный порядок густо понатыканных фортов, техасцы попали под небесный молот, раскатавший технику тонким сплавом на выжженных до черного кварца равнинах. Падающий с неба огонь буквально лился на головы захватчиков непрерывным потоком накрывавшим огромные площади не оставивших шансов для маневра…
И когда танки наемников влетели на вершину полого склона, перед ними открылся результат работы модифицированных кассетных боеприпасов. Начало склона предстало изуродованной многочисленными оспинами разрывов реакторов распада поверхностью еще чадившей быстро остывающими всплесками сплавленного песка. И так на протяжении нескольких километров вперед.
Такая артподготовка и позволила проткнуть границу высадки с редкими десятками ошалелых термитов, непонятно как уцелевших в гуще разверзшихся огнем небес, стальным клинком вошедшим в мягкое подреберье. И сминая катком спешно выставляемые заслоны, наемники продвигались вперед, оставляя за собой черное пепелище и развернутую пехотой оборону вдоль коридора, что своими баррикадами выполняли функцию подпорок в шахте, удерживающих стены от обвалов чудовищных масс породы.
— …Походу балета, что устроили там "бешенные" термиты еще в ауте, но скоро прочухают, что мясорубка перемалывающая их в труху, совсем не та мухобойка, что прихлопывает их на подходах. И как мне говорят, к нам приближаются обиженные, и еще не получавшие по мордам твари. Так, что получаем данные секторов обстрела и ответственности…, — голос капитана напряженно затих, и вернулся в эфир задорным весельем, — и смотрите мне не обосритесь. И самое важное… Ряха, слышишь меня?, что бы не вздумал обзавестись теперь домашней животиной! Трофеев не брать!
Грохнувший в ответ хохот скрыл недовольное ворчание пехотинца прославившегося на всю "саранчу" одним рейдом на добывающий завод, в котором умудрился яростно отбивать и захватить пленного, рассчитывая на премиальные. И когда вскрыли безвольно мотающийся скафандр, в нем оказалась девушка смуглянка с миндалевидным раскосом глаз и восторженно лопочущая на непонятном арабском наречии. Никакой ценной информацией она конечно не обладала, а если и знала, то понять ее никто не мог. А с тех пор, Ряха жил отдельной жизнью со своим Трофеем, и был целью беззлобных подколок, больше вызванных тихой завистью к простому человеческому счастью.
Успокоив своих бойцов, слишком уж увлекшихся подколками, Репа перехватил поудобнее импульсник. Непривычно утяжеленная винтовка норовила все утянуть прицел в лево, но слегка подрегулировав усилители левой руки, он добился ровного как влитого положения модифицированного ствола. Несколько раз вскинув импульсник, следил за тенью синхронных разворотов орудия, с легким гулом двигателей разворачивающих большую "подружку" над головой в нужную сторону.
Окинув любовным взглядом утолстившийся в два раза ствол, Репа едва не поцеловал верный импульсник — теперь-то его верная "старушка" будет дырявить шкуру тварям как дырокол. И хрен с тем, что теперь винтарь выглядит как удав проглотивший не хилую банку консервов, и пусть разгонные катушки придется менять в два раза чаще. Он с превеликим удовольствием будет таскать потяжелевшую винтовку, но при встрече с термитом хоть будет чем всадить по самое не балуйся. А всего-то нужно было только закрепить в обрезке трубки толщиной в мизинец простейший источник питания, и доработать калибр под нужную толщину. Но зато как теперь рвались мишени, получая щедрую очередь из микробомбовых реакций распада.
— Сержант, ты спишь с ней, что ли? — проворчал Листок, все никак не справляющийся с настройками экзосклета, — я свою и так и этак, а она как пьяная дрожит…
— Проверь усилители, они по умолчанию дают усилие на сорок пунктов, а винтарь тянет под шестьдесят.
Спустя минуту усердного сопения Лист удивленно прицыкнул:
— Ну ты мля и голова. Как допедрил то? В руководстве же ни слова…
— Потому, что и ем с ней, и в сортир хожу.
— Точное те погоняло дал Лось, — уважительно протянул Листок, довольно проверив заработавшие как нужно усилители рук, и теперь начал рыться в ракетном комплексе.
Криво ухмыльнувшись, Репа вспомнил свое первое знакомство с командиром, тогда еще простым сержантом приехавшим в "обезьянник" за свежим мясом. И как по молодости считал себя опупительно крутым кексом, что легко сминал земляков, посмевших перечить ему во время разудалого веселья. И как послал вояку в причинное место, просто из-за хренового, после перелета настроения. Ох и отдел тогда его Лось. И как бы, не пыжился в несколько подходов, вдохновляя себя криками: "ща снесу репу на хрен!" сколько не махал руками и ногами, высоченный сержант его воспитывал жестко, кроваво и молча. И только тогда в его репе встали все шарики на место. Появилось понимание необходимости еще чего-то кроме силы — мозги, что бы знать, где нужна сила, а где думать надо. С тех пор минул десяток лет, а он все мотается за Лосем по всем заставам словно за талисманом, что всегда указывал, подсказывал, направлял и просто знал, куда надо идти, что делать, если он хочет выжить в мясорубке в которой оказался по собственной молодецкой дурости.
И если ему хочется еще раз увидеть глаза матери, утереть слезы на незаслуженно появившихся морщинах, ощутить теплоту так узнаваемых рук, на склоненной к коленям голове шепчущей простые слова "прости мама, не путевого сына" ему надо выжить в последнем бое. Порвать замкнутый круг. Порвать тварей на хрен! Порвать корпорацию на хрен! И сейчас он готов рвать всех и вся.
— Идут…, — прошептал чей-то напряжены голос.
Оторвавшись от винтовки сжатой до онемения рук, Репа ощерился в горизонт. В далекой линии схождения едва розового неба с краснотой пустыни зарождались слабые завихрения бурой пыли. Насыщаясь темнотой бесчисленных шлейфов, пустыня вздымалась в небо кровавым предзнаменованием. И сквозь редкие столбы черного дыма еще чадивших останков машин искрили вспышки стальных бликов, отражавшихся от стремительного бега зеркальных тварей, желавших добраться до людей в жажде кровавой вакханалии.
— Парни, держите дистанцию, не добивайте, — давая последние указания внешне спокойным голосом, Репа едва справлялся с забурлившим в крови адреналином, готовым сорвать голос в утробный рык подымающейся из глубины ярости, — Главное не дать тварям подойти на расстояние прыжка…
Проникая сквозь толщу брони тягача, мелкая дрожь земли передавалась людям все ускорявшимся ритмом бегущих по сплавленной пустыне легионов тварей. Нарастая рваными рывками то усиливаясь, то затухая, вибрация словно проверяла на прочность хлипкие укрепления едва способные сдержать несущуюся во весь горизонт мощь, заметным дрожанием, тихим звяканьем не закрепленных деталей и не плотно закрытых люков, стягивающую все нутро в тугой узел.
Твердо стоя на ногах, выставив винтарь сержант терпеливо ждал рубежа эффективного огня. Всматриваясь сквозь рамку прицела в набегающую волну термитов, несущихся во весь опор, нежно поглаживал скобу, и едва не крошил зубы в порошок.
— Ну, что же, — сквозь зубы прорычал Репа выхватывая среди вырастающей волны свою первую жертву, — СНЕСЕМ ВСЕМ РЕПЫ НАХРЕН!!!
И остервенело вжав гашетку разрядил винтарь прямо в зеркальным лоб хищной твари, а следом туда же, унесся косматый шар зеленой плазмы. Не следя за результатом выстрела, выхватывал все новых и новых тварей, которым щедро, со всей широтой русской души, всаживал заряд за зарядом.
Со всего фронта навстречу волне взбешенной пустыни с протяжным воем устремились потоки нестерпимой зелени. Плазменные разряды врезались в термитов словно тараны. Подбрасывая кувыркающиеся силуэты в воздух, отбрасывали оглушенных тварей на головы второй волны наступавших. Словно натолкнувшись на неопределимую преграду термиты, валились под ноги сородичей и ошалело мотая башкой, стремительно взвивались для нового прыжка, или, теряя блеск, сдувались дырявыми куклами чадя рваными ошметками эластичной брони.
— Перезарядка! — заорал Репа глядя на приближающийся красный уровень жизни генератора, выплеснувшего всю энергию распада, и превращавшегося в едва теплившийся огонек.
Спрыгивая в люк тягача, помог Хомяку сдернуть раскаленную тыкву с задних штырей орудийной платформы. Наплевав на инструкции выкинули стремительным рывком исходивший маревом генератор в сторону тварей. Оставляя Хомяка вставлять новый генератор, Репа выглянул наружу.
Пузо с Листком резвились от всю катушку. Вернее во весь объем ракетных бобин. Каракатица ракетной установки буквально стонала от непрерывных стартов. Заменяя большую "подружку" "каракатицы" обрабатывали сектор обстрела ракетными залпами. Срываясь с места с ослепительным шлейфом огня, стальные жала вырывались на свободу и подталкиваемые дымными рукавами врезались в гущу волны. Сдвоенная вспышка вгрызалась в броню термита зарядом разжигавшем область огромных температур в которых химическая смесь второй части боеголовки спекалась в смесь проедавшей шкуры тварей рваной язвой, и только потеряв несколько градусов, вспыхивала всепожирающим огненным шаром.
— Что суки не нравится?!
Щерился Репа и только пискнул индикатор загудевшего готовностью генератора, выскочил на площадку, разразился серией резких рывков. Выстрел импульсника, повторная вспышка "подружки", поворот на тридцать градусов, захват новой цели. Выстрел — повторная вспышка — поворот. И вновь резкие движения тактов стремительного танца несущего разрушение и смерть. Первые минуты боя буквально нанизывали термитов на шквал разрядов плазмы тысячами рапир пронзающих корчащихся термитов зеленью лучей. А ослепительные вспышки ракет вносили в ряды смешавшихся волн хаос и разрушение.
Но первое замешательство прошло. Резко сменяя тактику, волна термитов нарушила монолитность и распалась на единичных тварей, что словно блохи стали прыгать по ломаной траектории. Прыжок в сторону хищное приседание и с горбов срывались спаренные сгустки энергии. Врезайся в бронированные бока тягачей красные сгустки с противным хлюпаньем расплескивали расплавленный метал словно тягучую патоку. Еще не успевал застыть плевок черными разводами стекающего метала как врезался новы заряд, высокими температурами въедавшийся в бок гудевшей и раскалявшейся брони тягачей. И пока большая масса металла еще имела температурный запас массы, позволявшей сохранять форму, но из всех щелей начал валить густой дым спекавшегося внутри пластика и легко плавных материалов.
— Врешь сука не уйдешь! — орал Репа, уже давно пылая азартом боя, — Всем хватит! Спешите сюда! Порешу нах всех!
Бурливший в крови адреналин упростил мир до простых действий. Основным мотивом которых было поймать верткую тварь в прицел и всадить заряд у зеркальный силуэт норовящий выпрыгнуть из зоны поражения твари.
— Сержант! — Ворвался сквозь вой орудий и стон металла крик Хомяка, — Надо менять позицию! Броня плывет!
Словно выныривая из глубины, Репа быстро огляделся. И сфотографировав окружающую обстановку вновь развернулся к бушующему морю энергий. Всаживая заряд в размытое движение твари, что едва просматривалось в сполохах и клубах чадящего песка, с трудом стал соображать.
Злобно матюгнулся. Верткая тварь словно почуяла близкий писец, и вывернулась в немыслимом кульбите, и угодив рядом заряд расплескал вокруг ослепительный свет и брызнувшие во все стороны капли раскаленного песка.
И вдруг мир для Репы остановился. Застыли над головой росчерки плазменных потоков летящих с заднего уровня тягачей, окаменели клубы дымных следов плетущих вязь ракетных узоров, — весь мир замер на мгновение. Остался только он и хищные обводы зеркальной головы, и ему показалось будто стальная гладь морды, смотрит именно ему в глаза, и жернова спаренных орудий на горбу наведены ему точно в лоб. В следующий миг, мироздание взорвалось ослепительной вспышкой. И его лягнуло.
Тяжелый гул, вибрация, какие-то далекие завывания и темнота сплетались в голове чудовищной какофонией. И мгновенно заверещав ультразвуком, механизма перебора пневмошприцев аптечки разразился шлепками инъекций. Обжигающая боль в шее растеклась по всему телу и взорвавшись в голове ледяным холодом привела Репу в чувство реальности вместе с адской болью в правой половине тела. Сложный коктейль препаратов "ежа" сработал как положено, и на смену боли возвращались воспоминание и способность соображать.
Правая рука почти не слушалась и казалось весила тонну. Внутренняя проекция внешнего мира не работала, показывала только едва теплившиеся движением ячейки монитора. И мертвые индикаторы всех систем предсказывали полный паралич брони.
— Все таки зацепил урод! — собственный голос прозвучал хрипло и с выдохом Репа почувствовал, привкус гари и терпкий запах, — да хрен тебе!
Левой рукой нащупывая на теле пояс, вскрыл заслонку, щелкая тумблерами он продавил защитную мембрану массивной кнопки. Резервная система управления броней пискнула активацией, и индикаторы замигали неуверенной работой. Проекция зарябила обрывками изображений, и после нескольких тычков по бронированным накладкам шлема, открылась окном в мир.
— Млятство, — охарактеризовал свое положение Репа.
Индикаторы высвечивались желто красными оттенками. Правый усилитель едва ворочался сервоприводами, постоянно срываясь на рывки. Нога произвольно подергивалась от замыкавшего энерговода. А вокруг была только копоть и блестящие кляксы.
Оглядываясь где он оказался увидел вывернутую под неестественным углом руку Пуза. Преодолевая непомерную тяжесть брони ставшей весить как положено трем центнерам стали, Репа дополз к товарищу, откинув щиток медицинского контроля, всмотрелся в полукрасные показатели жизнедеятельности.
— Ни чего корешок мы еще попьем пивка. Только не спеши коньки отбрасывать, — бормотал сержант, встряхивая головой пытаясь собрать до кучи мысли тонущие неясными обрывками в ватной голове.
Бросив косой взгляд на остов орудия, поймавшего основной заряд твари криво усмехнулся. Повезло ему прилично. Каким-то чудом ему удалось успеть отвалиться назад, а оставайся он на месте, то вместо орудия стояли бы только остатки его бронированных сапожищ. А так досталось только отраженными остатками разряда.
С сожалением отщелкнув "пуповину" шлейфа управления "подружкой" стал думать как выбираться из уже начавшего колыхаться как желе корпуса тягача. Дернувшись от тени закрывшей всполохи пролетавших над головой разрядов, дернул на себя винтарь. И встретил гостя ходившим ходуном раструбом излучателя.
Замирая над краем технологического люка где был сделан склад под генераторы, возвышался пехотинец, что-то усиленно махавший в сторону второго уровня. Показав, что немой, Репа через силу поднялся, объясняясь жестами, что напарник живой и нужна помощь. И вновь в голове предательски заколыхалось мироощущение и организм отключился перегруженный болью…
— Хватит валяться сержант, — требовательно прозвучал незнакомый голос в эфире, — ощущения, показатели брони какие?
Открыв глаза, Репа уставился в красное небо с неестественно редкими черными перьями облаков сажи и дыма, в котором мелькали тени, присмотревшись, узнал манипуляторы "койки". Скосившись на внутренние индикаторы показателей, на рефлексах ответил:
— Состояние норма. Голова 95, корпус 85, конечности 85/95/85/90!
— Тогда чего разлегся? — прогремел недовольный голос в эфире.
С легким дрожанием ложе поднялось вертикально и глухо щелкнув раскрылись удерживающие фиксаторы конечностей. Собравшись с духом, Репа дернулся. Тело взорвалось вспышками боли и судорог, но спустя мгновение все нормализовалось и он, оглянувшись, встретился с блеском затемненного стекла гермошлема.
— Спасибо "Ангел".
— Не за, что, — устало отозвался техник, не отрываясь от консоли, что возвышаясь рядом с "койкой" высилась широким пультом с гипертрофированными тумблерами и многочисленными шлейфами наскоро прикрученных кабелей. — Обращайся. Опять соберем и будешь как новенький прыгать.
— Ну нет уж, спасибо, — проворчал Репа. Разминая тело еще не отошедшее от жесткого, но эффективного лечения, проверяя работоспособность брони и новых блоков, отошел в сторону с тревогой оглядывая ряды "коек" с распятыми пехотинцами.
Раскинувшийся под открытым небом ремонтный бокс кишел от снующих платформ, подвозивший все новых и новых неподвижных великанов. Сноровисто паркуясь техники стыковали грузовые кары с "койками", где тело бойца подхватывались гостеприимно распахнутыми клешнями манипуляторов, и те, шипя давлением выполняли заложенные алгоритмы, с лязганьем и бесцеремонностью разворачивали закованного в броню пехотинца и насаживали на технологические штыри.
Вздрагивая каждый раз слыша незабываемый щелчок когда стыкуются штыри и технологические пазы брони, Репа передернулся, но вспомнив как он здесь оказался, развернулся к технику оператору.
— Слушай "Ангел" пробей по базе кореша.
— Отстань, — беззлобно отозвался оператор, уже тестируя показатели нового пациента. Вглядываясь в показания, вдруг с матюгами бросился к изголовью "койки". Взметнув волны песка резко упал выхватывая из контейнера деталь и с ожесточением выбросив, начал орать в эфир требуя дополнить новыми модулями пустые секции "койки". Кинувшись к подскочившей платформе, стащил с водителем стальную коробку, сноровисто доставая модули из ремонтных комплектов, на пару вставляли в секции "койки" новые запчасти для брони. Вернувшись к пульту техник оживил замелькавшие работой манипуляторы, и вновь усевшись на откидной подсрачник, стал просматривать показатели индикаторов, но завидев переминающегося сержанта, проворчал:
— Блин, ты еще здесь?
— Ну, ангел будь человеком, его вместе со мной привезли. Мы на первом ярусе числимся…
— Нету больше первого яруса, все кто выжил, латаются кто где, — глухо ответил техник, — учетный номер кореша какой?
— 45679234, — на автомате проговорил Репа, растерянно сглотнув, — 107 пехотная рота. Позывной Пузо. А заодно, Листок, Хомяк. И кто еще из роты остался, глянь а?
Ворча о предложении еще запросить ведомость за весь батальон, техник больше бурчал по привычке. Погрузившись "в себя" работал с внутренним экраном через массивную как раз под грубые пальцы скафандра клавиатуру управления на пульте, и спустя несколько томительных минут глухо ответил:
— Извини паря, дружбан твой у бесов на разборке…
Стоя под палящим солнцем среди снующих платформ и кипучей деятельности ремонтных манипуляторов, и слушая далекие оправдания "ангела" Репа ошарашено молчал. Его дружбан с которым они прошли множество боев, напивались в зюзю после каждого удачного рейда, веселились с девчонками как в последний раз, делились вдумчивыми планами на будущее, и мечтали о возвращении домой, теперь его нет.
Не веря в такое, Репа рванул в сторону высившихся черных тягачей. Взметая песок, остановился у первого оператора, задавая неживым голосом один вопрос, бормоча только цифры, и видя отрицательные жесты, с затаенной надеждой мчался к другому комплексу. Вдруг это ошибка, вдруг "ангел" ошибся с набором цифр. И когда шестой оператор с возмущениями оторвался от контроля над работой непрерывной ленты, и сверившись с реестром вдруг остановил работу полчища манипуляторов, Репа на негнущихся ногах подошел к указанному сектору.
На сегменте широкой гусеницы, что жадно впивалась потертыми захватами в неподвижные фигуры частично закованных в броню пехотинцев, лежала фигура со знакомым поясом. Кожаный ремень с какими-то заклепками, потертый временем и песками, всегда был причиной придирки офицеров, но Пузан его упорно одевал в каждый рейд считая талисманом. И сейчас только по ремню Репа узнал товарища среди десятков тел.
Подойдя к изголовью, дрожащими руками прикоснулся к затянутому в "бельё" плечу. Прилипая к голому телу второй кожей силиконовая поверхность уже окаменела остыв от холода мертвой плоти, и встретила касание не привычной твердостью и гулким стуком. Почерневшая на груди рана спеклась вместе с "бельем" в черную корку, растекаясь по телу пряталась в оплавленных броневых накладках еще не снятых щитков брюшины.
— Как же так Пузан…, — касаясь мутного светофильтра вытянутого шлема, с последним вздохом надежды, Репа поднял стекло, — как же ты не потерпел. Как же ты мог сдаться…
Воск неподвижного лица исказил привычно растерянное выражение с которым друг смотрел на мир в чуждую маску смерти. Скованные вечным спокойствием и неподвижностью веки. Теперь не будет улыбок и грубых шуток, теперь не будет похабных анекдотов, ничего теперь не будет.
И не оживут плотно сжатые губы. Так и не произнесшие матери слова, так и не успокоившие тревожное биение материнского сердца словами: "прости мама не путевого сына".
— Пора сынок, — виновато ожил эфир старческим голосом оператора, — нам нельзя останавливать конвеер…
— Да, да, батя… — выдавил Репа из скованного горечью горла.
Оглядывая конвейер, задержал взгляд на широко распахнутом темном зеве тягача, где среди почерневших силиконовых упаковок с ровными штабелями груза угадывались сотни тел. Сотни парней лежали упакованными и готовыми к захоронению в грибных плантациях, сотни глаз больше не смогут увидеть мир и заглянуть в ждущие глаза матерей. И сотни губ не смогут произнести такие важные слова.
— Да батя, пора…, — перекрывая эмоции громадной плотиной, яростно прорычал Репа возвращаясь в мир, — Пора сломать на хрен этот конвейер войны, чтоб он сдох от голода!
Перехватив по удобнее "винтарь", сорвался в беге, в сторону полыхающего в полнеба зарева продолжавшей греметь битвы. На ходу проверяя готовность брони к бою, клялся себе, что он выложится на все сто, и двести процентов, вывернется на изнанку, но сделает все от него зависящее, что бы как можно больше парней смогло посмотреть матерям в глаза.
