Дежурство мое почти заканчивалось, беспокойное, надо сказать. Слава богу, завтра ухожу в отпуск. Куда отправлюсь, еще не решил, но то, что дома оставаться не хочу, – это несомненно.

В ординаторскую урологического отделения вошла Людочка – как всегда в накрахмаленном халатике и таком же чепчике, вся какая-то свежая и чистая, лучащаяся каким-то светом, – я всегда удивлялся, нестарый, с собственной точки зрения, мужик, после суточного дежурства выгляжу помятым – отросшая щетина, синева под глазами, помятый костюм.

– Доктор, в приемный покой вызывают, скорая кого-то привезла!

Господи, да уже шесть утра, чего же пару часов-то погодить не могли! Ладно, спустился и с бодрым видом зашел в приемное.

На кушетке лежал «браток», бритый, откормленный, как бычок, и с золотой цепочкой толщиной с большой палец вокруг необъятной шеи. Лицо бледно-серое, видно, хреновато «братану».

– Доктор, помоги! В долгу не останусь!

Да, как же, при своих бы остаться. Начал осмотр. Язык суховат, обложен, живот при ощупывании болезнен в области правой почки. Похоже на почечную колику. Назначил анализы и пошел к себе в ординаторскую урологического отделения. Урология в нашем городишке маленькая, оснащена не бог весть как – спонсоров-то богатых нет, не Москва, чай.

Пока «братку» сделают анализы, надо записать истории болезни тяжелых больных, находящихся под наблюдением, – воз и маленькая тележка.

Сделал записи. Один из моих учителей по хирургии в бытность мою студентом в Ставропольском государственном медицинском институте говаривал: «История болезни пишется для проверяющих комиссий и прокурора, запомните это и держите документы в порядке». Глупые и неопытные мы еще были, посмеялись – думали, шутка. Жизнь показала – дядька был прав.

Резко зазвонил телефон. Дежурный лаборант заспанным голосом продиктовала анализы «братка». Да-а-а, вот уж не вовремя нелегкая его принесла. Если бы я тогда знал, как изменится моя судьба после нашего с «братком» знакомства! Обычная тактика при почечной колике – «капельницы», баралгин, понаблюдать. Не всех же с камнями резать, тем более отпуск на носу. Я уже всех своих больных передал другим ординаторам и заведующему – а вот и он, легок на помине.

– Ну-с, как дежурство?

– Да более-менее спокойно, на двоих оформил выписки, одного с МКБ (для тех, кто не знает, – мочекаменная болезнь) в одиннадцатую палату определил.

Сдав документы и использованные ампулы от наркотиков, получив от сотрудников кучу наилучших пожеланий и советов, как отпуск провести, я отправился в кассу за отпускными – ага, закатай губы, кассирша посмотрела на меня как на полоумного: «Нет денег, да и когда отпускные вовремя были?! После получишь, целее будут!» И захлопнула окошко. Вот ешкин кот, отпускные нужны-то мне до отпуска, а не после, я отложил кое-чего, но…

В некоторой прострации добрел до своего старенького «жигуленка-шестерки» и отправился в магазин – кушать-то надо. После развода с женой я холостяковал в доставшейся мне после раздела однокомнатной квартире, правда, ремонт в ней я сделал на уровне, так как комфорт и чистоту любил.

Открыв холодильник, достал бутылочку запотевшего сразу пива и блаженно развалился на диване. Хорошо-то как! Бессонница и усталость взяли свое, незаметно я провалился в объятия Морфея. И снился мне страшный сон – девушка в старинных одеждах, ратники в кольчугах и сверкающих шлемах, клыкастые чудовища. Пробуждение было неприятным – затекла левая рука и было ощущение какого-то шума. Я прислушался, стук в дверь повторился, как вставать не хотелось, но я вяло прошлепал до двери. На площадке стоял мой сосед сверху – Петрович, имени я не помнил, да и все во дворе звали его так.

– Слушай, Юра, выручай, собака у меня на даче заболела, нос горячий, не ест ничего, скулит.

– Так, пригласи ветеринара, я же не специалист по собакам.

– Да разговаривал я с ним, цену больно высокую загнул.

Вот ведь незадача, почему-то все в доме считали, что врач у них вроде домашний, то ночью к старушке с гипертонией позовут, то к мальцу с болями в животе. Я уж и так держал на всякий случай и медикаменты в доме, и кое-какой инструмент, списанный в отделении. Но до собак дело как-то не доходило.

– Выручи, Юра, давай съездим, тут недалеко, я на машине тебя быстро туда и обратно, а хочешь, там отдохнешь, свеженьких огурчиков поешь.

Планов у меня не было, я почесал затылок, стал собирать медикаменты и инструменты в сумку, заодно бросил туда спортивный костюм.

«Копейка» Петровича стояла у подъезда и, на удивление, завелась быстро.

По-стариковски кряхтя и бормоча что-то под нос, сосед медленно полз по узким, уже по-летнему душным улицам. Да и то, конец июня, лето вошло в свои права, дачники ринулись на свои участки, молодежь потянулась просто за город, на пруд.

Наконец приехали, дышалось на природе, конечно, хорошо, воздух чистый, свежий, не то что в городе.

Дачка у Петровича была из старых – небольшой кирпичный домишко в одну комнату и шесть соток. За воротами на привязи сидела, а вернее, лежала здоровенная овчарка. Я в породах не спец, но, по-моему, кавказская. Собак, надо сказать, я побаивался.

Петрович ободряюще похлопал меня по плечу, не бойся, мол, и взял за ошейник своего пса. Я осмотрел лапы, язык, потрогал нос – в самом деле, был сухой и горячий. Достал из дипломата фонендоскоп и прослушал легкие – картина стала ясна, я услышал крепитацию – признак воспаления.

– Петрович, у собаки твоей воспаление легких.

Хорошо, что у меня были с собой несколько флаконов ампициллина, один из которых я собаке и уколол.

– Ну, пойдем в домик посидим, поговорим, винца выпьем.

Петрович прошел по грядкам, срывая молоденькие огурчики, ядреную уже редиску, зеленый лучок. Сбегав к машине, достал из багажника сумку с черным хлебом и немудрящей закуской, кряхтя, сползал в погреб и вытащил на свет трехлитровую банку с вином. Выпили мы по стаканчику – хороша оказалась малиновая настойка, да с черным хлебушком, огурчиками с грядки и ядреной редиской, хорошо летом на даче, однако и труда она требует немерено, да и воруют изрядно.

Не любитель я в земле возиться, так, приехать с друзьями на шашлычок, пивка попить, с подругами пообщаться потихоньку. За обстоятельным разговором и уговорили мы почти всю банку. Я встрепенулся:

– Петрович, а как же в город ехать, ты пьяный, а автобусов уже и нет.

– А что тебе в городе, здесь воздух какой, постель тебе найду, да и укольчик собачке утром сделаешь.

Вот хитрован, вокруг пальца, можно сказать, обвел, а я и не заметил, в принципе я был не против, сейчас возвращаться в душную квартиру не больно и хотелось, хотя я по натуре горожанин.

Через распахнутую дверь втекала вечерняя прохлада, звезды были ярче, ветерок доносил запах трав, стрекотание цикад и лягушачьи концерты.

Я уже начал впадать в дрему, когда проснулся мой мобильник.

– Слушаю!

– Юрий Григорьевич, это Атанас (заведующий наш) беспокоит. Подъедь, посмотри своего больного, его днем Федор прооперировал, а дежурантом сегодня молодой, мне домой сейчас звонил, паниковал, а Федора найти не можем.

– Так, Виктор Семенович, я в отпуске уже числюсь, да и не в городе я.

Вот окунь скользкий, как бабки с больных брать, так он в отделении главный, а как делом заниматься, это пусть другие.

– То, что не в городе, это не вопрос, скажи адрес, за тобой подъедут.

Как мог, я объяснил, где дачный кооператив, и стал одеваться. Петрович обиженно сопел, но обиды не высказывал, да и на что?

Через полчаса за забором прорезались мощные лучи фар. Взревел гудок. За калиткой стоял здоровенный «Ниссан-Патрол» черного цвета, с наглухо тонированными стеклами. Дверь салона распахнулась, и я сел в машину.

Мама моя, вот это сарай! На таком только бревна возить – и проходимость будь здоров, и вместимость позволяет. За рулем и рядом с ним, на пассажирском сиденье, расположились два «братка», почти такие же бычки – бритые головы, челюсти, перемалывающие жвачку.

– Не боись, док, за беспокойство мы отбашляем, – сказал пассажир и протянул мне сто баксов.

Я немного поколебался, но резонно предположил, что за вызов в период отпуска мне никто, никакой бюджет, платить не будет – и взял. От обоих «братков» крепко тянуло спиртным, я забеспокоился.

– Что, переживаешь, док? – коротко хохотнул водитель. – Менты все куплены, а в этом танке ничего не страшно, – и он хлопнул здоровенным кулаком по рулю.

Я был несколько другого мнения, из-за плеча «братка» поглядывал на спидометр, который уже переваливал за полторы сотни.

Показался уже наш городок. Пост ГАИ и перед ним перекресток. Справа медленно приближались фары, «браток» еще чуть надавил на газ, пытаясь проскочить перекресток первым, и это ему удалось, однако я с ужасом увидел буквально перед капотом джипа корму тракторной тележки, медленно влекомой «Беларусем». Сделать что-либо «браток» уже не успел, удар был ужасным, раздался звон стекла, хруст сжимаемого железа, треск досок прицепа и жуткий крик обоих «братков».

Очнулся я лежащим на траве, с головной болью и ощущением, что меня перед этим долго били. Я медленно сел, подавляя рвотные позывы. Картина, окружающая меня, поплыла в сторону, и я снова упал без чувств.

Второй раз я очнулся, судя по всему, часа через четыре, солнце уже значительно ушло вправо и находилось почти в зените. Сильно хотелось пить, я попытался припомнить, как я здесь оказался. Неужели с друзьями поехал на природу, упился как ежик и меня сморило в кустах? А где же компания, почему меня никто не хватился?

В голове медленно начало проясняться: Петрович, дача, «братки», гонка на джипе и удар. Ага, вот я где, вероятно, меня выкинуло через окно. Сначала я поднялся на четвереньки, покачался и, с трудом приняв вертикальное положение, огляделся. Странно, а где же разбитый джип, трактор с прицепом и шоссе? Ведь перед аварией я ясно видел впереди, не больше чем в километре, пост ГАИ. Наверняка кто-то уже должен был сообщить о происшедшем.

Я подобрал свою сумку и начал выписывать концентрические круги, пытаясь определить, где шоссе и разбитый джип. В голове мелькнуло, а сейчас уже полдень, авария случилась вечером, не может же быть, чтобы и люди, и техника находились здесь так долго. Понимание этого несколько восстановило душевное равновесие. Я оглядел себя – видок еще тот: одежда выпачкана, а кое-где и порвана. Сделал окрест пару расходящихся кругов, и пришло понимание чего-то странного. Авария произошла на шоссе, а шума оживленной магистрали не слышно, хотя в это время движение должно быть интенсивным. В душе зашевелился червячок страха, неуверенности, стало пусто под ложечкой. Может, бандюганы завезли меня подальше в лес, да и бросили? Зачем им это? Может, я уже в раю? Тогда почему в выпачканной одежде, да еще и с сумкой? Как я представлял себе этот рай – люди, а вернее, уже не люди должны быть в белой одежде. Тоже что-то не то. Не мудрствуя лукаво пошел напрямик, имея в виду, что рано или поздно наткнусь на тропинку, дорогу или жилье, а там сориентируюсь. Вокруг стоял березовый лес, редкий, просвечиваемый солнцем насквозь, весело чирикали птицы. Начинало пригревать, запах трав просто одурманивал. Наконец лес почти закончился и на опушке я увидел узкую проселочную дорогу. Наконец-то! Пришлось топать часа два. Я несколько раз глядел на часы, но время тянулось как-то медленно. Один раз попробовал позвонить по сотовому, но на экранчике высвечивалось «поиск сети» и елочки антенны не было. Решив, что станция сети далеко, попыток созвониться больше не повторял. Вдали послышался перестук колес, и навстречу, из-за поворота, показалась лошадка, запряженная в телегу, на которой восседал мужичок зрелого возраста с окладистой бородой. Я остановился – все равно встретимся.

Телега поравнялась со мной, мужичок натянул вожжи, и телега остановилась. Глядел мужичок настороженно, в телеге под рукой лежал топор. Конечно, рядом с лесом стоит неизвестно кто в грязной и местами драной одежде, незнакомый, а в деревнях все обычно друг друга знают.

Я поздоровался как можно вежливей, мужик степенно ответил: «И ты будь здрав». Говор был какой-то странный. Я поинтересовался, далеко ли до города, и тут же услышал в ответ: «А до какого?» Это меня огорошило. Да ведь от моего родного города, где и произошла авария, километров сорок не было других городов. «А какой ближе?» – «Так, до Касимова верст двадцать, а до Лашмы и более будет». Я не мог сообразить, где это, ближе двухсот-трехсот километров таких точно не было, что за область-то?

Мужик, глядя на мою вытянутую физиономию, добавил: «Рязанские мы».

Вот это ешкин кот! Это же верная тысяча километров от моего города и дома. Попросившись подъехать хоть до ближайшей деревни, уселся на подводу. Тряское оказалось средство передвижения, на всех корнях деревьев, выбоинах тряслась и подпрыгивала так, что екали кишки. Глянул на часы и, заметив удивленный взгляд мужика, брошенный искоса, спросил:

– А день-то какой?

– Знамо дело, среда.

– А месяц?

– Травень.

– А год?

– Одна тысяча шестьсот тринадцатый от Рождества Христова, – и мужик перекрестился.

Если бы я не сидел на телеге, я бы точно упал. Дико вытаращившись на мужика, я ожидал усмешки от неудачной шутки, а глаза шарили в поисках подтверждения по одежде возницы. Учитывая, что в мое время нестоличные жители одевались с рынков, где было в основном китайское и турецкое барахло, на ямщике не было вещей с молниями и заклепками, не было часов, не было туфель, а сапоги – короткие, черные, с подошвой без каблука.

За плавным изгибом дороги, которая огибала лесной мысок, показалась деревня. Я жадно вглядывался, ища зримые признаки цивилизации – остовы брошенной сельскохозяйственной техники, линии электропередачи, телевизионные антенны. Ничего этого видно не было. Нехорошее предчувствие холодной змеей заползало в душу, под ложечкой сделалось пусто.

Похоже, мужик не шутил.

Тряхнув бородой в сторону деревни, мужик промолвил:

– Вот и весь, Пашутино прозывается – боярина Ашуркова.

Мне никак не верилось в то, что вижу и слышу. Я попробовал снова включить сотовый, «Сименс» исправно выдал: «Подтвердите включение» – а дальше поиск сети, и все, никакой сети и не было.

– Слышишь, мужик, а переночевать-то здесь можно где?

– Так, постоялых дворов нету здесь, токмо в городе, но, ежели заплатишь за постой, у меня остановись.

Хорошо сказать, заплатишь, а чем? Я начал рыться в карманах – российские монеты, бумажные деньги, даже сто долларов от «братков» были, но ничего более ценного, хотя бы на обмен не было. Господи, да как же здесь жить, и на что? И как я сюда попал, и как мне вернуться домой – у меня же там квартира, работа, машина, друзья и мама. Голова раскалывалась от множества мыслей, версий всего со мной происшедшего и поиска выхода. Выход пока не находился. Одно пока радовало: я на территории Руси. Но время – это же четыреста лет тому назад. Хорошо ремесленнику, столяру, кузнецу, сапожнику, а я, кроме как лечить, почти ничего не умею. Ну, разбираюсь немного в электронике на уровне продвинутого пользователя – но кому это здесь надо? А если заняться своим любимым делом – как быть с аппаратурой – чем обследовать, чем лечить, наверняка и аптек здесь нет, а многие ли врачи могут похвастать знанием трав?

Какие здесь могут быть УЗИ, рентген или предоперационное мытье рук по Спасо-Кукоцкому?

Вопросов много, ответов пока нет. Меж тем мы въехали в деревню, состоящую из одной кривоватой улицы и полутора десятков деревянных домов. По улице бегали куры, детвора в рубашонках, медленно шел мужичок с оглоблей на плечах. Похоже, моя личность вызывала большой интерес – из-за плетней высунулись женские головы в платках, мужик с оглоблей остановился, провожая взглядом, дети замерли, разинув рты и ковыряя в носу. Вот уж такого любопытства к своей персоне я не ожидал, да и не хотел.

Подъехали к воротам, крестьянин отпер их, завел лошадку с телегой во двор, распряг не спеша. Все это время я стоял во дворе и глазел вокруг. Из дверей выглянуло женское личико и тут же скрылось.

Мы зашли в избу, двери были низкие, и я успел приложиться, с непривычки, лбом о притолоку. Вошедши, мужик перекрестился на образа в красном углу, я повторил, потому что был крещеным и носил крестик, хотя в церкви бывал изредка, а отчасти потому, что решил со своим уставом в чужой монастырь не ходить и приглядываться к окружающим.

– Вот, хозяйка, принимай гостя! Звать-то тебя как, милай?

– Юрий, Юрий Григорьевич.

– А меня Федор, по батюшке Кузьма. Ты не из раскольников? А то смотрю лицо у тебя голое, а на образа все же крестишься…

– Да нет, православный я, – вытянул из-за ворота крестик.

– Одежа у тебя тоже ненашенская, – хмыкнул мужик.

Я не нашел что ответить, хотя Федор, похоже, ответа очень-то и не ждал. Ну, одежа такая у человека, так ведь один в сапогах ходит, а другой – в лаптях, по достатку.

– Хозяйка, на стол собирай, проголодались мы!

Из-за печки вышла дородная загорелая женщина в платке и линялом сарафане, неся чугунок, затем принесла хлеба, кувшин с квасом, огурцы, блюдце с творогом и сметаной. Перекрестившись, сели, и тут выяснилось, что у меня и ложки с собой нет.

– Да как же ты без ложки в дорогу-то? – подивился Федор.

– Потерял, – соврал я, не объяснять же ему про XXI век и все остальное. Мне такое бы сказали – не поверил, а уж ему-то.

В горшке оказалась гречневая каша, хозяин дал мне деревянную ложку, и мы лазили туда по очереди. Никогда не думал, что гречневая каша может быть такой вкусной, обычно в больничной столовой это было нечто сухое, не лезло в рот, да и бывшая жена готовила не лучше. Квасок оказался довольно прохладным, ядреным, щипавшим язык. «Из репы», – пояснила хозяйка. Насытившись, я отвалился на стену, чувствуя сытость в животе и нарастающую усталость.

– А вещи твои где? – спросил хозяин.

– Да в телеге сумка.

Я сходил во двор к телеге и принес свою сумку. Заодно решил переодеться в спортивный костюм, а свою одежду постирать. Но постирать мне не дали – хозяйка взяла мою одежду и бросила в корыто с водой, оба с удивлением смотрели на мой адидасовский бело-синий костюм, а хозяйка подошла и пощупала:

– Гладкий какой и скользкий, шелковый, что ли?

– Ага, – что мне еще можно было им ответить?!

Хозяин отвел меня на сеновал, кинул на душистое сено какую-то дерюжку, пожелал счастливо отдыхать и удалился. Я завалился на дерюжку, кое-как стянул с себя туфли и немедленно отрубился.