Глава тридцать четвертая
— Колин! — воскликнул Дануорти, хватая за руку мальчишку, нырнувшего рыбкой под штору. — Ты что творишь?
Колин вывернулся.
— Вам нельзя туда одному!
— Ты с ума сошел вот так проскакивать в сеть? Это тебе не карантинный кордон. А если бы она открылась? Ты бы погиб! — Он снова ухватил мальчишку за руку и шагнул к терминалу. — Бадри! Останови переброску!
Бадри там не было. Дануорти близоруко сощурился, ища взглядом терминал. Вокруг тянулись к небу деревья, на земле лежал снег, а в воздухе мерцала искрящаяся взвесь.
— Если вы пойдете один, кто о вас позаботится? — продолжал Колин. — Если у вас случится рецидив? — Он выглянул из-за плеча Дануорти и изумленно открыл рот. — Это мы уже там?
Отпустив руку мальчика, Дануорти нашарил под дублетом свои очки.
— Бадри! — крикнул он. — Открой сеть! — Очки покрылись инеем, и профессор, сорвав их с носа, принялся скрести стекла. — Бадри!
— Где мы? — спросил Колин.
Дануорти нацепил очки и обвел деревья взглядом. Они выглядели старыми, посеребренные инеем стволы обвивал плющ. Никаких следов Киврин не наблюдалось.
Глупо было думать, что она сидит тут и ждет. Бадри ведь уже открывал сеть, и Киврин не появилась, но Дануорти надеялся, что, осознав, куда она попала, Киврин придет на переброску и дождется. Однако здесь ее не оказалось, и непохоже, что она здесь когда-то была.
Снег лежал белым нетронутым ковром. Достаточно глубокий, чтобы скрыть следы, но недостаточно для того, чтобы спрятать разбитую повозку с поклажей. На Оксфордско-Батскую дорогу эта поляна тоже мало походила.
— Не знаю, где мы, — признался Дануорти.
— По крайней мере это не Оксфорд, — заключил Колин, топая по снегу. — Потому что дождя нет.
Дануорти поднял голову к черной паутине веток на фоне бледного ясного неба. Если сдвиг получился такой же, как у Киврин, то сейчас примерно середина утра.
Колин кинулся, взметая снег, к рыжеватому ивняку.
— Ты куда? — окликнул его Дануорти.
— Искать дорогу. Нас ведь на дорогу перебрасывали. — Он скрылся в зарослях.
— Колин! Сейчас же вернись! — крикнул Дануорти, шагая следом.
— Вот она! — отозвался Колин. — Дорога тут!
— Вернись немедленно!
Колин раздвинул ветки руками с той стороны.
— Идите сюда. Она ведет на холм, — продираясь сквозь лозу обратно на поляну, рассказал мальчик. — Можно взойти на него и осмотреться.
На коричневой рубахе темнели пятна растаявшего снега, а в глазах читалась настороженность.
— Вы хотите отправить меня обратно?
— Так надо, — ответил Дануорти, мрачнея. Бадри откроет сеть не раньше, чем через два часа, и сколько она продержится открытой, неизвестно. Терять целых два часа немыслимо, но и оставлять Колина в этом времени нельзя. — Я за тебя отвечаю.
— И я за вас, — упрямился Колин. — Перед бабушкой Мэри. Вдруг случится рецидив?
— Как ты не поймешь? Чума…
— Да все я понимаю. Правда. Мне вкололи стрептомицин и разное прочее. Я уговорил Уильяма, чтобы он попросил медсестру. Сейчас вы меня все равно не отошлете, переброска закрыта, а стоять здесь и ждать битый час — мы замерзнем. Зато если сразу же отправимся искать Киврин, можем к тому времени ее уже найти.
Дануорти начинала пробирать дрожь под викторианским плащом, а рогожная рубаха Колина, к тому же мокрая, защищала от холода еще хуже, чем оксфордская куртка.
— Ладно, поднимемся на холм. Только сперва нужно оставить здесь метку, чтобы не заблудиться. И не вздумай больше убегать. Постоянно держись на виду. У меня нет времени еще и тебя искать.
— Я не потеряюсь, — заверил Колин, копаясь в своем узле и вытаскивая плоскую коробочку. — Вот, это навигатор. Он уже настроен на поляну.
Придержав вербовые ветки, мальчик пропустил Дануорти, и они вышли на дорогу. Под этим громким названием скрывалась скромная коровья тропа, запорошенная нетронутым снегом, на котором чернели разве что беличьи следы — и еще собачьи, а может быть, волчьи. Колин послушно держался рядом с Дануорти до середины холма, но потом, уже не в силах сдерживаться, припустил бегом.
Дануорти брел за ним, превозмогая растущую боль под ребрами. На середине холма деревья кончились, и разгулялся пронизывающий ветер.
— Вижу деревню! — крикнул сверху Колин.
Дануорти добрался до макушки. Здесь ветер дул еще сильнее, пробирая насквозь и гоня по бледному небу длинные ленты облаков. Далеко на юге тонкая струйка дыма тянулась вертикально вверх, но там ветер резко рвал ее к востоку.
— Видите? — показал Колин.
Перед ними расстилалась заснеженная равнина, и обилие яркой белизны резало глаза. На этом белом фоне чернели голые деревья и дороги, словно метки на карте. Оксфордско-Батская дорога тянулась прямой темной полосой, рассекающей равнину надвое, а Оксфорд вырисовывался вдали карандашным наброском. Над темными стенами виднелись укрытые снегом крыши и квадратная башня Святого Михаила.
— Кажется, чума сюда еще не добралась, — поделился мыслями Колин.
Похоже, он прав. Все выглядит таким безмятежным, нетронутым… Старинный Оксфорд из романтических преданий. Невозможно представить, что здесь лютует чума, — заваленные трупами повозки на узких улицах, заколоченные брошенные колледжи, и повсюду мертвые и умирающие. Невозможно вообразить, что где-то тут, в одной из этих невидимых деревень, — Киврин.
— Видите, вон там? — Колин показал на юг. — За деревьями.
Дануорти прищурился, пытаясь различить спрятавшиеся между перелесками дома. Сквозь серые ветви проступал какой-то темный силуэт — то ли церковная башня, то ли угол господского дома.
— Туда ведет дорога, — продолжал Колин, тыкая пальцем в узкую серую ленту, начинающуюся где-то на склоне под их ногами.
Дануорти принялся изучать выданную Монтойей карту. Понять, какая это деревня, не зная, как далеко они оказались от запланированного места переброски, не представлялось возможным даже с помощью подробных примечаний. Если холм строго южнее, то деревня слишком далеко к востоку для Скендгейта, однако и на предполагаемом месте тоже никакой деревни не обнаруживалось, сплошное ровное белое поле.
— Ну что? — спросил Колин. — Идем туда?
Кроме этой деревни (если это действительно деревня) других поблизости не наблюдалось, а пути до нее было не больше километра. Если это и не Скендгейт, она хотя бы в подходящем направлении, и если там отыщется какой-нибудь из отмеченных Монтойей «отличительных признаков», то они с Колином хотя бы сориентируются.
— Не отходи от меня ни на шаг и ни с кем не заговаривай, — велел Дануорти.
Колин рассеянно кивнул.
— Дорога, кажется, там, — сказал он, сбегая по пологой стороне холма.
Дануорти двинулся следом, стараясь не думать, сколько здесь таких деревушек, как мало у них времени и куда подевались все силы после первого же подъема на холм.
— Как ты уломал Уильяма на инъекции стрептомицина? — Полюбопытствовал он, поравнявшись с Колином.
— Ему нужен был рабочий код доступа бабушки Мэри, чтобы подделать разрешения. А код лежал в аптечке, в пакете с покупками.
— И ты не давал ему код, пока он не согласился?
— Да. И еще пригрозил рассказать его маме про всех этих девушек. — Колин снова умчался вперед.
За дорогу они, как выяснилось, принимали изгородь. Идти напрямик через поле, которое она опоясывала, Дануорти отказался.
— Нужно держаться дорог.
— Но так ведь быстрее, — возразил Колин. — Заблудиться мы не заблудимся, у нас есть навигатор.
Дануорти не стал спорить попусту. Он зашагал по прежней тропке, ища развилку. Однако у леса, с которым сливались узкие пашни, тропа заворачивала назад на север.
— А если тут вообще нет дороги? — спросил Колин через полкилометра.
Дорога обнаружилась за следующим поворотом. Она была еще уже, чем та, что у переброски, и с самого снегопада по ней никто не ездил. Дануорти с Колином направились по ней, на каждом шагу проламывая корку наста. Дануорти тревожно оглядывался по сторонам, высматривая жилье, однако за густыми деревьями ничего не было видно.
Ковылять по снегу оказалось трудно, и Дануорти начал выбиваться из сил. Грудь будто железный обруч стянул.
— Что мы будем делать, когда доберемся? — спросил Колин, легко шагая по снежной колее.
— Ты спрячешься где-нибудь и будешь ждать меня. Это понятно?
— Да. А вы уверены, что это правильная дорога?
Дануорти не был уверен совсем. Дорога забирала на запад, в совершенно другую сторону от предполагаемой деревни, а впереди снова сворачивала на север. Дануорти обеспокоенно всматривался в переплетение ветвей, надеясь, что там мелькнет каменная стенка или соломенная крыша.
— До той было ближе, я помню, — растирая озябшие плечи, высказался Колин. — Мы уже несколько часов идем.
Несколько не несколько, но около часа точно, и за это время им не попалось даже хибарки коттера, не то что деревни. Здесь ведь где-то целое скопище деревень, но где?
Колин вытащил навигатор.
— Видите, — он продемонстрировал Дануорти дисплей, мы слишком забрали на юг. По-моему, надо вернуться на прежнюю тропу.
Дануорти посмотрел на дисплей, потом на карту. Они зашли почти на три километра от переброски и стояли строго на юг от нее. Теперь придется проделать весь этот путь обратно, без всякой надежды найти на нем Киврин, и Дануорти сильно сомневался, что сможет после двинуться куда-то еще. Он уже едва шел, тиски с каждым шагом сжимали ребра все сильнее, и кроме того, начинало печь в груди. Обернувшись, он посмотрел на поворот впереди, решая, как быть.
— У меня ноги мерзнут, — пожаловался Колин, притопывая. Из кустов вспорхнула и унеслась прочь испуганная пичуга. Дануорти, нахмурившись, посмотрел на небо. Его затягивало тучами.
— Надо было идти вдоль изгороди, — упрекнул Колин. — Так получилось бы гораздо…
— Тихо!
— Что такое? — прошептал Колин. — Кто-то идет?
— Тс-с-с. — Дануорти оттеснил мальчика к краю дороги и снова прислушался. Вроде бы откуда-то донесся конский топот, но теперь снова стояла тишина. Может быть, померещилось или просто птица крыльями захлопала.
Он сделал Колину знак спрятаться за деревом.
— Стой тут, — велел он и осторожно пошел вперед до поворота.
Там, привязанный к кусту боярышника, храпел вороной конь. Дануорти поспешно укрылся за ближайшей елью и замер, высматривая всадника. Но на дороге никого не было. Дануорти подождал, стараясь дышать потише и прислушиваясь, однако никто не шел. Только вороной переступал с ноги на ногу.
Конь был под седлом, в сбруе с серебряной чеканкой, но сильно отощавший — подпруга болталась на выпирающих ребрах. Болталась так сильно, что даже седло слегка съехало, когда конь попятился назад. Он задрал голову, натягивая поводья и, видимо, пытаясь освободиться. Подобравшись поближе, Дануорти увидел, что повод вовсе не привязан, а просто запутался в колючих ветках.
Он вышел на дорогу. Конь повернулся к нему и дико заржал.
— Тихо, тихо, все хорошо, — приговаривал Дануорти, осторожно обходя коня слева. Когда он положил руку вороному на шею, тот перестал ржать и принялся тыкаться носом в карманы, ища еду.
Дануорти оглянулся в поисках какого-нибудь клочка травы, пробивающейся из-под снега, но пятачок вокруг боярышника был совершенно лысый.
— Сколько же ты здесь мучаешься, бедолага? — посочувствовал Дануорти. Всадник, видимо, заболел чумой в дороге или умер, и перепуганный конь скакал без оглядки, пока длинные поводья не запутались в колючих кустах.
Дануорти зашел чуть подальше в лес, ища следы ног. Конь снова заржал, и профессор двинулся обратно, распутывать повод, прихватывая по дороге торчащие из-под снега стебельки.
— Лошадь! Апокалиптично! — воскликнул, подбегая, Колин. — Где вы ее нашли?
— Я тебе что велел? Не сходить с места.
— Знаю, но я услышал ржание и подумал, вдруг вы попали в беду.
— Тем более должен был оставаться на месте. — Он отдал Колину пучок собранной травы. — Вот, покорми его.
Дануорти принялся освобождать поводья. Конь, безуспешно пытаясь вырваться, успел основательно запутать их в колючих зарослях. Придерживая ветки одной рукой, Дануорти просунул другую в глубь куста и стал разматывать повод. Через несколько секунд обе руки покрылись царапинами.
— Чья это лошадь? — спросил Колин, протягивая коню пучок травы с расстояния в несколько шагов. Изголодавшийся конь клацнул зубами, и Колин поспешно отскочил, выронив корм. — Она точно домашняя?
Едва не оставшись без руки, когда конь дернул головой, подбирая траву с земли, Дануорти все же высвободил поводья. Обмотав одним из них свою окровавленную ладонь, он подобрал второй.
— Да.
— А чья она? — робко гладя морду коня, повторил Колин.
— Наша. — Дануорти подтянул подпругу, усадил протестующего мальчик на круп, а сам взобрался в седло.
Скакун, еще не осознав, что свободен, укоризненно покосился на Дануорти, когда тот сжал коленями его бока, потом послушно затрусил по заснеженной дороге.
Колин судорожно вцепился Дануорти в пояс, как раз там, где ребра сдавливало будто тисками, но уже через сотню метров ослабил хватку, выпрямился и начал забрасывать профессора вопросами: «А как его поворачивать?» и «А если надо прибавить скорость?»
На главную дорогу они вернулись в считанные минуты. Колин предложил доехать до изгороди и пуститься по полю напрямик, но Дануорти направил коня в другую сторону. Через полмили дорога разветвлялась. Он выбрал левую.
Эта оказалась более езженной, чем первая, хотя лес вокруг смыкался еще более густой стеной. Небо совсем затянуло тучами, ветер крепчал.
— Смотрите! — воскликнул Колин и, отцепившись одной рукой, показал на каменную крышу, темневшую на фоне серого неба за осиновой рощицей. Церковь, видимо, или поместье. Оно лежало чуть дальше к востоку, и как раз туда уходила от главной дороги тонкая тропинка, ведущая через шаткий деревянный мосток над ручьем и дальше, по узкому лугу.
Судя по тому, что конь не навострил уши и не ускорил шаг, он был не из этой деревни. «Тоже хорошо, — решил Дануорти. — Иначе нас повесят за конокрадство, не дав расспросить о Киврин». И тут он увидел овец.
Они лежали на боку, будто мотки грязно-серой свалявшейся шерсти, хотя некоторые жались к деревьям, пытаясь укрыться от снега и ветра.
Колин не заметил.
— Что мы будем делать, когда туда приедем? — поинтересовался он в спину Дануорти. — Спрячемся? Или с ходу спросим, не видел ли ее кто?
«Там некого будет спрашивать», — подумал Дануорти, но пустил коня рысью, и они въехали через осиновую рощицу в деревню.
Она совсем не походила на картинку из книжки Колина, где все постройки обрамляли открытое пространство посередине. Здесь дома словно прятались друг от друга за деревьями. Дануорти углядел соломенные крыши, а чуть дальше, за осинами, каменную церковь, но здесь, на полянке величиной не больше переброски, стоял только деревянный дом с низким сараем.
Для господского маловат — скорее, жилище мажордома или деревенского старосты. Сарай был открыт нараспашку, внутрь намело снегу. Ни дыма над крышей, ни шороха кругом.
— Может быть, они сбежали, — предположил Колин. — Многие бежали, узнав о приближении чумы. Так она и распространялась.
Может быть, и сбежали. Снег перед домом был плотно утоптан, очевидно, множеством ног и копыт.
— Подожди меня здесь с конем, — велел Дануорти и пошел к дому. Дверь, хоть и плотно притворенная, оказалась незапертой. Пригнувшись, он нырнул внутрь.
Внутри стоял ледяной холод и такая кромешная темнота, что после яркого дневного света Дануорти будто ослеп, только красные круги плыли перед глазами. Он распахнул дверь настежь, но светлее стало ненамного, и красные ореолы тоже остались.
По всей вероятности, жилище мажордома. Две комнаты, разделенные бревенчатой перегородкой, тростниковые циновки на полу. Стол голый, огонь в очаге погас много дней назад. В воздухе пахло остывшей золой. Мажордом с семейством сбежали, как, наверное, и остальные жители деревни, забрав с собой чуму. И Киврин.
Дануорти прислонился к дверному косяку, надсадная боль под ребрами вновь стала резкой, кинжальной. Со всеми тревогами за Киврин он упустил вот эту — что она просто уедет.
Он заглянул во вторую комнату. Колин просунул голову в дверь.
— Лошадь все время тянется к ведру с водой. Можно ей?
— Да, — ответил Дануорти, загораживая собой дальнюю комнату. — Но слишком много пить не давай. После долгого перерыва нельзя сразу.
— В ведре все равно мало. — Мальчик с любопытством обвел комнату взглядом. — Это дом крестьянина, да? Они и в самом деле были жутко бедные. Что-нибудь нашли?
— Нет. Иди присмотри за конем. Чтобы не убрел куда-нибудь.
Колин вышел, задев макушкой дверную притолоку.
На мешке с шерстью в углу лежал младенец. Судя по всему, он был еще жив, когда умерла его мать. Она скорчилась на земляном полу, протягивая руки к ребенку. Оба тела казались темными, почти черными, а свивальник малыша пропитался потемневшей кровью.
— Мистер Дануорти! — раздался снаружи тревожный голос Колина, и Дануорти вздрогнул от неожиданности, испугавшись, что мальчик снова зашел в дом, но тот стоял во дворе, рядом с конем, опустившим морду в ведро.
— Что такое?
— Там что-то лежит. — Он махнул в сторону других домов. — Кажется, труп. — Колин дернул коня за поводья, и ведро опрокинулось, разлив воду тонкой лужицей по снежной корке.
— Подожди, — сказал Дануорти, но Колин уже бежал к в рощицу вместе с конем.
— Да, это… — У Колина перехватило дыхание. Дануорти, держась за бок, поспешил к нему.
Там действительно оказался труп. Молодой парень лежал навзничь в замерзшей луже темной жидкости. Лицо его заиндевело. «Видимо, бубоны лопнули», — решил Дануорти и оглянулся на Колина, однако тот смотрел не на труп, а на поляну, открывшуюся за деревьями.
Она была попросторнее, чем у мажордомова жилища. Ее обрамляли с полдюжины домов, а на дальнем конце примостилась норманнская церковь. Посередине на притоптанном снегу лежали трупы.
Их даже не пытались похоронить, хотя рядом с церковью виднелся неглубокий ров, и рядом горка припорошенной снегом земли. Некоторых, видимо, тащили на погост — по снегу тянулись длинные следы, как от саней, и по крайней мере один человек дополз до порога своего дома. Он лежал там ногами наружу.
— Убойтесь Бога, — пробормотал Дануорти, — ибо наступил час суда его.
— Здесь как будто битва разыгралась, — ошеломленно произнес Колин.
— Так и есть.
Колин подошел поближе, приглядываясь к трупу молодого парня.
— Они все мертвы, да?
— Не трогай ничего, — предостерег Дануорти. — А лучше даже не подходи.
— Мне кололи гамма-глобулин, — напомнил Колин, но все же попятился, судорожно сглотнув.
— Дыши глубже, — кладя ему руку на плечо, велел Дануорти. — И смотри в другую сторону.
— В книге примерно так и рассказывалось, — пробормотал Колин, не сводя глаз с ближайшего дуба. — Я, если честно, боялся, что будет страшнее. Всякие жуткие запахи и прочее…
— Да.
Он снова сглотнул.
— Я уже нормально. — Мальчик обвел поляну взглядом. — Как думаете, где может быть Киврин?
«Только не здесь», — взмолился Дануорти.
— В церкви, например, — шагая вперед с конем в поводу, предположил он. — И нужно посмотреть, есть ли там саркофаг. Может, это совсем другая деревня. — Жеребец сделал два шага и, прижав уши, испуганно заржал, запрокидывая голову.
— Пойди поставь его в сарай, — попросил Дануорти. — Он чувствует запах крови и пугается. Привяжи его там.
Он отвел коня подальше от трупа и передал поводья Колину.
— Ты не бойся, — сказал мальчик, шагая с конем к сараю мажордома. — Я понимаю, что ты чувствуешь.
Дануорти поспешил через поляну к погосту. В неглубоком рву лежало четыре трупа, рядом виднелись две засыпанные могилы — видимо, первых погибших еще хоронили по всем правилам. Он завернул за угол церкви, к фасаду.
Перед дверьми каменели еще два трупа, сваленных друг на друга. Наверху старик, а под ним женщина. Дануорти видел полы ее грубого плаща и кисть руки, остальное — плечи и голову — закрывал старик.
Дануорти осторожно приподнял его окоченевшую руку, и за ней потянулось все тело, прихватывая примерзший плащ женщины. Киртл под плащом был перепачканный и залитый кровью, но ярко-голубой цвет все же распознавался. Дануорти откинул капюшон плаща. Шею женщины стягивала веревочная петля. Пряди длинных светлых волос перепутались с грубой пенькой.
«Ее повесили», — безо всякого удивления подумал Дануорти.
К нему подбежал Колин.
— Я догадался, что там за следы на земле. Это они волокли трупы. За амбаром паренек с веревкой на шее.
Дануорти посмотрел на веревку, на спутанные, потемневшие от грязи когда-то светлые волосы.
— Их волокли на погост, потому что нести было тяжело, — развил мысль Колин.
— Ты поставил коня в сарай?
— Да. Привязал к какому-то столбу. Он хотел со мной.
— Голодный, — объяснил Дануорти. — Иди обратно и покорми его сеном.
— Что-то случилось? — обеспокоился Колин. — Рецидив?
Дануорти решил, что вряд ли Колину с его места видно голубое платье.
— Нет. Там в сарае должно быть сено. Или овес. Иди покорми коня.
— Хорошо, — воинственно произнес Колин и побежал назад к сараю. На середине поляны он остановился. — Не обязательно ведь прямо в зубы совать? Можно я просто на землю кину?
— Можно, — отозвался Дануорти, глядя на змеящуюся к запястью женщины темную засохшую струйку. Локоть остался согнутым, будто женщина пыталась, падая, подставить руку.
Ухватить ее за локоть и повернуть — ничего сложного. Главное — ухватиться за локоть…
Он взял ее руку в свою. Она была холодной и каменной. Под грязью виднелась красная кожа вся в ссадинах и трещинах. Нет, это не может быть Киврин, а если да, то через что ей пришлось пройти за эти две недели, чтобы стать такой?
Все будет на диктофоне. Дануорти осторожно развернул руку, ища шрам от операции по вживлению, но все скрывала облепившая запястье корка грязи.
А если диктофон там и есть, то что? Послать Колина за ножом на мажордомову кухню и отсечь мертвую кисть, чтобы услышать голос Киврин, рассказывающий о пережитых здесь ужасах? Он не сможет этого сделать, как не может перевернуть труп и выяснить окончательно и бесповоротно, она ли это.
Дануорти бережно уложил руку обратно вдоль тела, взялся за локоть и перевернул.
Она умерла от бубонной формы. На боку синего киртла расплылось жуткое желтое пятно, там, где лопнул и вытек подмышечный бубон. Черный распухший язык не помещался во рту и торчал между зубами, словно кляп, задушивший ее, раздувший и обезобразивший ее бледное лицо.
Не Киврин. Шатаясь, Дануорти распрямился, а потом запоздало сообразил, что лицо женщины следовало бы чем-то прикрыть.
— Мистер Дануорти! — Колин несся к нему со всех ног, и Дануорти посмотрел на него потухшим отрешенным взглядом. — Что случилось? — спросил мальчик требовательно. — Вы ее нашли?
— Нет, — ответил профессор, загораживая труп от Колина. «Мы ее никогда не найдем».
Колин глядел мимо него на женщину. Ее лицо казалось сизым на белом снегу и на фоне грязного голубого платья.
— Это она, да? Вы ее нашли?
— Нет, — повторил Дануорти. «Но могла быть она. Могла быть. А я не в силах больше переворачивать трупы, понимая, что это может быть она». Колени вдруг ослабли, будто отказываясь его держать. — Помоги мне дойти до сарая.
Колин не двинулся с места.
— Если это она, так и скажите, — упрямо повторил он. — Я выдержу.
«Зато я не выдержу. Я не вынесу, если она мертва».
Он двинулся обратно к мажордомову жилищу, придерживаясь за холодную каменную стену церкви и думая, как быть, когда стена кончится.
Колин, подскочив к нему, взял его под руку.
— Что такое? Рецидив? — с тревогой спросил мальчик.
— Просто нужно немного отдохнуть, — проговорил он и добавил безотчетно: — На Киврин было голубое платье, когда она отправлялась в прошлое.
Когда она легла на пол и закрыла глаза, беззащитная и доверчивая, и исчезла навсегда в этом царстве кошмаров.
Колин распахнул дверь сарая и провел Дануорти внутрь, поддерживая его обеими руками. Конь вытащил морду из мешка с овсом.
— Я не нашел сена. Поэтому дал ей овса. Лошади ведь едят овес?
— Да, — ответил Дануорти, усаживаясь на мешки. — Только не давай ему весь, иначе он объестся и лопнет.
Колин принялся оттаскивать мешок с овсом подальше.
— Почему вы решили, что это Киврин?
— По голубому платью. У нее было такого же цвета.
Мешок оказался слишком тяжел для Колина. Он рванул обеими руками, но рогожа треснула, и зерно полилось густой струйкой на солому. Конь тут же потянулся туда губами.
— Нет, я не про то. Они ведь все умерли от чумы? А у Киврин прививка. Значит, от чумы она не могла погибнуть. От чего тогда?
«От этого, — подумал Дануорти. — Ни одному человеку не под силу пережить такое, смотреть, как дети и младенцы гибнут, будто скот; стаскивать трупы в канавы и забрасывать землей, волочить окоченевшие тела на веревке. Как могла она такое пережить?»
Колин оттащил мешок от коня. Привалив его к небольшому ларчику, он, слегка запыхавшись, вернулся к Дануорти и пристально посмотрел ему в глаза.
— У вас точно не рецидив?
— Нет, — ответил профессор, чувствуя начинающийся озноб.
— Может, вы просто устали, — согласился Колин. — Вы отдохните, а я сейчас.
Он вышел, прикрыв за собой дверь сарая. Конь, шумно фырча, подбирал просыпавшийся из мешка овес. Дануорти встал, придерживаясь за грубый опорный столб, и подошел к ларчику. Медные полосы потускнели, на кожаной крышке виднелась вмятина, однако в целом он выглядел почти как новый.
Присев рядом, Дануорти откинул крышку. Мажордом использовал его под инструменты. Внутри лежал моток кожаной веревки и ржавая головка мотыги. Голубая обивка, о которой разглагольствовал в пабе Гилкрист, порвалась под мотыжным острием.
Колин вернулся с ведром.
— Я принес воды. Из ручья, — поставив ведро, он поискал по карманам пузырек. — У меня всего десять таблеток аспирина, так что вы с рецидивами поаккуратнее. Аспирин я прихватил у мистера Финча.
Он вытряхнул две таблетки на ладонь.
— Еще я стащил синтомицин, но боялся, что его еще не изобрели. А аспирин у них наверняка уже должен быть. — Колин выдал таблетки Дануорти и подтянул поближе ведро. — Зачерпывать придется рукой. Местная посуда, наверное, вся в бациллах, поэтому я ее не стал брать.
Дануорти проглотил аспирин и запил водой из пригоршни.
— Колин… — начал он.
Мальчик подвинул ведро к коню.
— И еще, по-моему, это не та деревня. Я зашел в церковь, там только одна могила, и в ней похоронена какая-то дама. — Он вытащил из другого кармана карту и навигатор. — Мы слишком забрали на восток. Вот, мы, кажется, здесь, — он ткнул в какую-то из пометок Монтойи, — а значит, если отъехать на ту, первую дорогу, и оттуда срезать прямо на восток…
— Мы возвращаемся на переброску. — Дануорти медленно поднялся, стараясь не касаться ни стены, ни сундука.
— Почему? Бадри сказал, что день у нас точно есть, а мы всего одну деревню проверили. Их ведь тут навалом. Киврин может оказаться в любой.
Дануорти отвязал поводья.
— Я могу взять лошадь и поискать, — предложил Колин. — Я поскачу быстро-быстро, осмотрю все окрестные деревни, потом вернусь и сообщу, как только найду ее. Или можем разделить деревни пополам, а тот, кто найдет первым, подаст какой-нибудь сигнал. Зажжет костер, например, и тогда второй увидит дым и придет.
— Она умерла, Колин. Мы ее не найдем.
— Не говорите так! — по-детски звонко воскликнул Колин. — Она не умерла! У нее были прививки!
Дануорти показал на кожаный окованный медью ларчик.
— Вот, это из ее реквизита.
— И что? — не уступал Колин. — Таких сундуков, может, миллион. Что, если она убежала, когда началась чума? Нельзя вернуться и бросить ее здесь! А если бы это я потерялся и ждал, ждал, пока меня кто-нибудь заберет, и никто бы не шел? — Он начал хлюпать носом.
— Колин, — сказал Дануорти беспомощно, — бывает так, что человека все равно не спасти, как ни старайся.
— Как у бабушки Мэри. — Колин вытер слезы тыльной стороной ладони. — Но ведь не всегда.
«Всегда», — подумал Дануорти.
— Нет, не всегда.
— Иногда все-таки получается спасти, — не сдавался Колин.
— Да. Хорошо. — Дануорти замотал поводья вокруг столба. — Мы пойдем и поищем ее. Дай мне еще две таблетки, я немного посижу, пока они подействуют, и мы отправимся на поиски.
— Апокалиптично, — выдохнул Колин, утаскивая ведро из-под носа коня, который снова собрался похлебать. — Схожу за водой.
Он выбежал, а Дануорти опустился на мешки, привалившись спиной к стене.
— Пожалуйста. Пожалуйста, пусть мы ее найдем.
Дверь медленно отворилась. Колин стоял в проеме, окруженный сияющим ореолом.
— Вы слышали? Слушайте!
Звон был слабый, приглушенный стенами сарая. И паузы между ударами колокола выходили слишком длинные, но Дануорти расслышал. Поднявшись, он вышел наружу.
— Это оттуда. — Колин показал на юго-запад.
— Веди коня.
— Думаете, это Киврин? По карте не с той стороны.
— Это Киврин, — ответил Дануорти.
